Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2013
В день рождения «нашего всего» пригласили нас
всех — писателей из регионов — посмотреть места таинственной силы в Перми, а
потом об этом рассказать, спеть или сплясать.
— Да
пусть вы даже хокку сочините! — щедро предположил наш
рулевой.
И все
отправились. Потому что верили Пушкину: мы рождены для наслаждений, для звуков
сладких и молитв.
В
этот день потомок варяга Кобылы был непредставимым образом во всех точках
России.
—
Куда же нас повезут? — спрашивала я мужа. — За город, если советовали брать
резиновые сапоги.
— За
город, и с пяти часов до десяти… Наверно, нас повезут
на тайное собрание по переименованию Перми в Юрятин. Во Всеволодо-Вильву — по пастернаковским местам… Во Франции
давно переименовали Ильер в Ильер-Комбре
— в честь романа Пруста…
—
Какой там Юрятин! На одном форуме требуют вернуть Перми историческое именование
— Молотов-Риббентроп… А еще Всеволодо-Вильва — это и
чеховские места! Мне говорили: Нинон, если ты выйдешь
не за этого молдавского гастарбайтера, а за меня, я
тебе подарю подлинное письмо Антона Палыча.
— Не шути так колониально! Был я не гастарбайтер,
а простой советский чел.
— А
вдруг повезут в Чердынь? О Мандельштаме-то мы уже написали.
Ни
секунды не сомневаясь, я вспорхнула, полетела (поглядите на меня: разве я не
могу порхать?):
—
Пора, пора продвигать мою идею памятника Осипу Эмильевичу.
Он будет сидеть, подперев щеку. В стиле «пермских богов». В полосатом
больничном халате…
— А
если по местам ссылки Шаламова?.. У нас ведь много сидело.
— Да,
Пермь такая гостеприимная.
Хокку:
О, укажите мне
Таинственные места Перми!
Буду их обходить.
Подъехал
наш автобус. Муж мне говорит:
—
Напиши картину: все мы в окнах микроавтобуса, а над ним — маленькие ангелочки.
Как колибри.
Одна
из участниц экскурсии подошла к нему:
— Как
вы устроились?
—
Хорошо устроился. Уже сорок лет здесь живу. Я ведь из туземцев.
—
Слава, молчи!
Муж в
ответ пригорюнился:
— А
вдруг нас в рабство повезут? — Недаром внуки в него: они говорят, что если
будут молчать, то у них в животе заболит.
— В
сексуальное рабство, надеюсь? — оживилась смуглая красавица. — Вот повезло!
— Кто
выживет, тот получит приз.
— А
если на органы нас везете сдавать, — вскинулся муж, — то
чур я весь больной!
Въехали
на камский мост.
—
Кама — от камлания. По берегам реки жили колдуны и шаманы (конечно, муж).
Саша
К. возразил:
—
Нет, Кама — это бог любви у древних индусов. Вспомните Камасутру.
Это река любви!
—
Кама с утра — не Камасутра, — возразил Слава Курицын.
—
Почему? А вдруг кто-то в прибрежных зарослях постигает сладостную
древнеиндийскую науку?
— С
утра по холодку трудно постигать…
Мой
Слава закончил этот экскурс бореальным братством, которое включает-таки в себя
индоевропейские языки.
Хокку:
— Далеко, далеко от
Камушки
Энта самая Камасутра, —
Вкурившись, сказал шаман.
Нам
пообещали показать девять загогулин Перми. За мостом
ехали, ехали и подъехали к железнодорожному узлу. Выделялся ярко-синий киоск,
почему-то веселя душу.
— В
этом киоске кое-что нужное продается, имейте в виду, — намекнули всем
региональным писателям.
—
Когда мы пройдем трудный путь от писателей до маргиналов, будем сюда
наведываться, — сказал муж.
—
Слава, молчи!
Но
уже через полчаса, озябнув под дождем, я сама попросила его побежать к синему
сиянию. Увы, там оказалось только пиво, и за «Беленькой» пришлось идти за угол.
Рекламная
пауза. Кстати рекомендуем. Очень бореальный напиток. Иллич-Свитыч
одобрил бы!
— Это
началось двадцать лет назад, — сказал Володя Абашев. —
Была конференция о пермской поэтосфере…
— Та
самая конференция, где чуть не подрались насчет судеб России? — вспомнила я.
— А
все конференции завершаются судьбой России. Драку заказывали? — И
понеслось!
…Подъехали
к памятнику «П» — из бревен, уходящих в небо. Муж не промолчал:
— К
этой П не хватает через черточку Ц, и тогда бы этот
памятник символизировал состояние Пера-маа — Дальней
Земли.
—
Слава, молчи!
На
одном бревне было написано: «Если ты не голубой, нарисуй вагон другой», — и
изображен целый состав. Дальше надпись: «Я БАБА», и еще ниже: «А Я
ГОЛУБОЙ». Невдалеке от этой пикировки явный гетеросексуал нацарапал: «Я имел
(слово заменено. — Н. Г. ) Наталию».
Другим почерком: «Я поддерживаю».
Нас
это очень вдохновило: постоянно идет самозарождение литературного процесса.
Если вдруг вся литература исчезнет (вместе с критикой), то она возродится, как
Феникс, из таких вот мест. Опять вместе с критикой.
Вы,
конечно, знаете, что самое прекрасное в мире?! Да разговоры о литературе! Так
вот, мы этого счастья хватили в жизни шестого июня 2013 года, пока наш автобус
прорывался от одного места тайной силы к другому!
— А
от некоторых строк Набокова у меня дыхание останавливается!
— А у
меня завтра в Москве презентация книги о Набокове — двадцать лет писал!
— А
почему Чехов после рассказа «Припадок» продолжал ходить в публичный дом?
— А
что ему оставалось делать!
—
Меня сейчас не интересуют бездны зла, меня волнует преображение людей. Как
узнала, что директор нашего кукольного сделал за свой счет операцию кукольнику,
который ходил с куклами по деревням…
— В
Перми ходил кукольник? В двадцать первом веке?!
— В
Перми вообще много чудес!
Впереди
еще ждал соловьиный вечер у маленькой речки в Мотовилихе,
но у нас на Липовой свои соловьи! Так что мы отправились домой, усталые и
довольные, как гласит классика.
Хокку:
Щелкает хор соловьев.
Коршун кружит.
Заслушался.
И
снится мне: написала большую картину — жар-птицу, совсем золотую. А в это же
время еще одна жар-птица прилетела и села с той стороны окна на антенну — и
поет, поет! Во сне я говорю мужу: «Впервые убеждаюсь, что искусство влияет на
жизнь». Проснулась, Слава спрашивает:
—
Слышала, как металлически прекрасно трубил ворон, пролетая? Наверное, еще не нашел
пару.
—
Скорее беги — заплати за коммуналку! Сегодня последний срок.
Слава
понял, что он нашел свою пару, и молча стал надевать
сапоги — ведь идет дождь. И вдруг подошвы запели и защелкали! Я зачарованно
слушала этот щебет, а муж вдруг перешел на научный волапюк:
—
Подошва представляет из себя замкнутую полость, воздух
входит и заходит под давлением моего тела через микроскопическое отверстие,
образуя чарующие звуки.
—
Нет! Эти звуки — потому что мы посетили места тайной силы!
(Слава в сапогах прохаживается по паркету
того зала, где проходят чтения рассказов о Перми, чуть ли не звеня шпорами. Сапоги поют. А если перестанут петь, то нужно сказать:
— Сила временно покинула
это место — она где-то на подзарядке.)