[Жан-Мари Гюстав Леклезио. Протокол. — / Пер. Елены Клоковой. М.: «Текст», 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2013
«Протокол»
— первый роман Жана-Мари Леклезио, нобелевского
лауреата 2008 года. Он был написан им в возрасте 23 лет. Леклезио
сочинял его в кафе, соединяя обрывки разговоров, газет и увиденных сцен. Роман
получился соответственным — в нем много недоговоренностей и обрывочных
фрагментов. Книга была закончена сразу после Эвианских
соглашений, положивших конец войне между Алжиром и Францией. Но историческая
реальность в романе никак не отражена. Леклезио
интересует исключительно внутренний мир своего героя. При этом ранний Леклезио, явленный в этом
романе, совсем не похож на позднего. В первом романе писатель достаточно
радикален в своем видении мира и людей, в то время как в поздних книгах он
более сентиментален и даже не способен заострить критику по отношению к
западной цивилизации. Впрочем, в «Протоколе» критики как таковой нет. И претезний в общем-то тоже немного.
Это роман о молодом человеке, который пытается разобраться в своих отношениях с
миром. Итог его исканий достаточно безобиден, хотя «Протокол», пожалуй, по
своей структуре потянул бы на манифест. Это книга с ясной задачей — выразить
нестандартное, экзистенциалистское по сути ощущение
жизни, возникающее при осознании предельного одиночества.
Героя
книги зовут Адам Полло. Он сбежал то ли из армии, то
ли из психиатрической больницы и теперь живет в заброшенном доме на вершине
холма. Ничем определенным он не занимается. То он проводит время на пляже,
рассматривая людей, то ходит за собакой, то вступает в бессмысленные разговоры
с посетителями кафе, то пишет письма своей дорогой Мишель, где описывает свое
состояние. Кроме собственного состояния, Адама Полло
ничего не интересует. Он поглощен устройством своего восприятия мира. Ему все
интересно постольку, поскольку выражает его самого. Цель его душевных и философских
исканий — стать человеком, воплощающим коллективный опыт, поступать вообще,
мыслить вообще и желать вообще — вне связи с конкретными людьми. У него масса
времени, и с ним по большому счету не происходит ничего значительного. Вот он
идет в магазин покупать еду и сигареты. Вот он играет в бильярд сам с собой.
Вот он рассматривает белую крысу, чтобы затем ее убить. Вот он в зоопарке, где
дразнит животных и получает замечание от смотрителя. Все эти события можно было
бы уместить в рассказе, потому что романного потенциала в них мало. Однако Леклезио все-таки создает этот потенциал, вводя в текст
фактически эзотерическую концепцию человека и мира. Философское обобщение,
сделанное на языке одновременно христианских мистиков и постмодернистов,
является центральным в «Протоколе» и проливает свет на блеклую жизнь Адама Полло. Оказывается, что и у нее есть высшее назначение. В
романе, правда, его путь кончается тем, что его упекают в психиатрическую
лечебницу. Причина — публичные бредовые речи в общественном месте и, возможно,
более серьезные деяния, на которые Леклезио лишь
намекает, называя своего героя, в частности, маньяком. В лечебнице Адаму в общем-то нравится. Он даже планирует там пожить,
предвидя интимное общение с медсестрой. Студенты приходят на него посмотреть
как на иллюстрацию диагноза из учебников. Адам согласен с тем, что болен, и
считает себя шизофреником. Врачи говорят о параноидальном
расстройстве. Но это все детали, главная проблема, разумеется, в том, что Адама
Полло никто так и не понял.
Проблема
человеческого непонимания роднит «Протокол» с другими произведениями
экзистенциалистского плана. Например, с «Тошнотой» Сартра и «Посторонним» Камю.
Причем роднит одинаково. Сложно сказать, делал ли Леклезио
заимствования у писателей старшего поколения, но параллели установить можно
невооруженным глазом. Вообще, само стремление запротоколировать свою жизнь
очень напоминает схожие попытки Антуана Рокантена из «Тошноты» постичь суть вещей как они есть. Оба
фиксируют мельчайшие детали, пытаясь выразить уникальность каждого момента.
Кроме того, Рокантен тоже стал выразителем
коллективного опыта. В «Тошноте» читаем: «А я — я здесь, на этой безлюдной
улице, и каждый выстрел из окна в Нойкельне, каждая
кровавая икота уносимых раненых, каждое мелкое и точное движение женщин,
накладывающих косметику, отдается в каждом моем шаге, в каждом биении моего
сердца». Нечто подобное есть и в «Протоколе»: «Он предощущал
войны во множестве точек земного шара; у него в мозгу был странный участок,
заходящий на все остальные, что-то вроде джунглей, диковинный лес из колючей
проволоки и жестких, негнущихся лиан с натыканными на каждых двенадцати
сантиметрах острыми рогульками вместо листьев». Имеются параллели и с
Камю. С «Посторонним» Леклезио роднит безоговорочное
признание того, что понимание между человеком, познавшим подлинное одиночество,
и остальными невозможно. Мерсо, ожидая казни, хотел,
чтобы его встретили криками ненависти, Адам Полло —
чтобы его оставили в покое. Вдобавок, о Камю напоминает идиллический
пейзаж — город, лето, теплое море, пляж и блаженное бездействие. Хотя Леклезио, пожалуй, не достигает ясности и уравновешенности
Камю. В его герое сильно юношеское упоение бессмысленностью мира. Правда, нужно
иметь в виду, что свою жизнь он бессмысленной не считает и самоубийство
принципиально отметает. Таким образом, главный, по Камю, философский вопрос о
самоубийстве у Адама Полло просто не возникает.
Что
блестяще удалось Леклезио, так это изображение «шума
мира». В поздних произведениях он намеренно стал избегать этого шума и
отгораживался от него сентиментальностью и неглубокой критикой по адресу
западной цивилизации. В первом романе «шум мира» ему интересен. Что такое этот
шум? Это обрывки диалогов, которые никуда не ведут, газетные заголовки,
мелькающие лица, повисшие реплики, какие-то жесты и движения. Все, что не
завершено и при этом указывает на течение времени. Примечательно, что Леклезио смог избежать соблазна и не стал использовать
обычный в таких случаях поток сознания. Его герой всегда мыслит
по сути, и каждое его умозаключение информативно. Другое дело, что эта «суть»
преподается как опыт душевнобольного. Впрочем, с оговорками, потому что, вообще
говоря, Адам Полло изображен полностью нормальным.
Одна студентка, кстати, делает как раз такой вывод. До тех пор, пока он не
окажется в больнице и сам себя не признает больным, читателю и в голову не
придет считать его ненормальным. Его опыт достаточно специфичен, а поведение
эпатажно — но и только. Здесь, вероятно, следует иметь в виду общепринятое в
рамках гуманистической мысли представление о душевнобольных как о психически
здоровых и полноценных людях, которые просто мыслят иначе. В принципе,
«Протокол» как раз является иллюстрацией этой идеи. Адам Полло не делает ничего недозволенного (хотя Леклезио в одном месте намекает на обратное), он занят
безобидным изучением собственного восприятия. Его идеи кажутся
бредовыми, но они не бессмысленны. Более того, они не только не бессмысленны,
но и поразительно глубоки. Общаясь со студентами, пришедшими в клинику
взглянуть на него, Адам Полло демонстрирует знание
предшествующей культурной традиции и оказывается на голову выше своих никчемных
критиков, пришедших ставить ему диагноз. Так что тезис о том, что Адам Полло болен, можно смело отмести. Он болен в
экзистенциалистском смысле, так же как был болен («болен к смерти») Кьеркегор и
больны все, кто познал бездну человеческого одиночества в мире.
В
«Протоколе» Леклезио обозначил выход из такого
одиночества. Адам Полло приходит к эзотерической
концепции мира, согласно которой контакт с Богом возможен через знание. Однако
Бог его не интересует, вернее интересует, но не сам по
себе, а лишь как заполнитель пустоты. Адам рассказывает о своем друге Симе, подзразумевая под ним, вероятно, себя. Сим выбрал путь
религиозного познания и решил постичь Бога, пройдя весь путь творения.
Некоторое время он жил на «животной» стадии, затем начал поклоняться Сатане, желая
постичь опыт падших ангелов, ведь это, согласно его взглядам, тоже путь
творения. Затем в его планах было выйти на следующий уровень. Адам Полло рассказывает все это, уже находясь в психиатрической
клинике. Рассказывает студентам и врачу, которые ничего, в сущности, не
понимают, делая из его речей обычные в таких случаях выводы. Здесь таится
подлинная драма непонимания между людьми.
Вся
сложность в том, что до конца непонятно, действительно ли болен Адам Полло. Вроде бы очевидно, что нет, однако врачи и сам Адам
считают иначе. Таким образом, важно понять, с чьей точки зрения он болен. Сам Леклезио, скорее всего, тоже считает, что его герой здоров.
Как и всякий писатель, склонный к философским поискам, он видит истину в любом
подлинном переживании вне зависимости от того, как оно будет истолковано.
Внутренний мир Адама Полло выписан удивительно
подробно и непротиворечиво, что редкость для молодых писателей. Все внимание
сосредоточено на второстепенных деталях, которые в действительности оказываются
главными. Сидя в палате, Адам Полло присматривается к
движениям медсестры, к рельефу стен и тому, как они взаимодействуют со звуком
его голоса. Он четко помнит лицо каждого студента, приходящего взглянуть на
него. И главное, чувствуется нестандартность его мышления, в котором умещаются
метафизические выводы и повадки низменного тела. Это предвосхищение складок
мысли Жиля Делеза. Наверное,
врачи поставили Адаму ошибочный диагноз. Ведь его признали параноиком, в то
время как он определенно не страдает манией преследования. Он живет один в
заброшенном доме, встречается с девушкой, легко переносит общество людей и даже
стремится к нему. Ошибочный диагноз как раз показывает, что правота врачей
часто условна, а вот те, кого официальная медицина считает больными, оказываются
людьми в неком близком к абсолютному смысле. По факту,
эти «больные» чище видят мир и способны переживать эмоции с поразительной
силой.
Эзотерическая
концепция Адама Полло тоже выписана очень ярко и
оригинально, хотя в романе ей уделяется место только в конце. Она действительно
яркая, несмотря на очевидные слабости романа — неразвитый сюжет и постоянное
ощущение, что автору в общем-то нечего сказать. Адам Полло хочет стать человеком в полном смысле слова и
испытывать коллективный опыт. Закуривая сигарету, он хочет чувствовать вкус
всех выкуриваемых на планете сигарет. Он выходит за пределы своих чувств и
объявляет себя единственным полновластным хозяином мира и собственником всего
сущего. Он чувствует сходство с животными, но знает, что выше них. Он ищет
единения с миром и четко видит разницу между живым и мертвым. Он — человек,
последний человек на земле с присущим ему апокалипсическим видением мира. В
принципе эта концепция, называемая в романе антисуществованием,
могла лечь в основу будущих произведений Леклезио.
Правда, поздний Леклезио гораздо менее глубок, если
не сказать примитивен, и все мощности художественного
изображения растрачивает на дешевую, хотя и искреннюю сентиментальность. Однако
тут же, в концепции антисуществования, коренится
неприятие Леклезио западной цивилизации с ее
буржуазными ценностями и двойными стандартами. Чтобы постичь альтернативный
мир, Леклезио будет много путешествовать, но, к
сожалению, так и не сможет выразить уникальность других цивилизаций в своих
художественных произведениях, подменив сентиментальностью реальное постижение
жизни других народов. Так или иначе, его первый роман «Протокол» остается
чрезвычайно ярким и серьезным произведением, настолько глубоким, что трудно
поверить, будто его автору было всего 23 года.