Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2013
Вадим Дулепов (1964) — поэт, журналист. Автор двух поэтических книг. Член
Союза писателей России. Живет в Екатеринбурге.
***
Надежде
после зимней скудной
пайки
возликуй, усталый
взгляд!
над исетью
свердловчайки
в лёгких платьицах
летят!
смотрят дерзко, вольно,
птичьи
ситец, шёлк, атлас,
шифон!
девы — стереоскопичны
сразу с четырёх сторон!
пусть на позабытых
кухнях
свердловчайники кипят.
мир, товарищи, не
рухнет,
если девушки летят!
***
какая-то сегодня древнегреция.
сама собой, без
повода-предлога
произошла в душе цветокоррекция:
деревья зеленей и неба
много!
захлёбываясь счастьем многоцветия,
бежит мальчёшка лёгонький в сандалиях,
который через многие столетия
напишет илиаду и так далее…
***
ямбом? что ж, можно и
ямбом —
в стихотворении, где,
обворожён сладким ядом,
прячет лицо в резеде
юноша-шмель, весь
прекрасный
от головы и до ног,
сердцем и мыслями страстный,
в губы целует цветок —
в рыльце целует и в
завязь
маленький тщательный
шмель…
циник не сможет скрыть
зависть:
карлик и фотомодель…
— это ж трёхдольник какой-то! —
скажет за ним резонер…
точно, не ямб, но
спокойно —
страсти не важен размер.
сколько там верха и
низа,
важно ли тем, кто
влюблён?
славлю, друзья, диониса!
славься и ты, аполлон!
***
июльские аллеи веселее
январских, и мгновения быстрей.
забыть мороз, не думать
о борее
средь буйной плоти
зелени аллей.
смотреть на мир, как
видят его боги
языческие, радоваться с ним:
вот панк в косухе пляшет
козлоногий
среди глазастых, младогрудых нимф.
менады, аргонавты, кифареды —
сыграй в игру, продолжи
ряд, сынок!
летят пегасы стаей, как
мопеды,
и оставляют за собой
дымок…
движение божественной
природы,
где всё есть смысл, но
сводится меж тем
к прогнозу ослепительной
погоды
решительному: лета хватит всем!
…в тени укрывшись, артемиды алчет
несчастный актеон… но деве лень
сказать контральто: кыш
отсюда, мальчик! —
ведь мальчик с виду — ну
такой олень…
***
Памяти Сергея Руденко
под сенью харитоновского
парка,
где лиственницам, верно,
лет по триста,
беседовали два
идеалиста,
был вечер, — это вводная
ремарка.
. . . . . . . . .
потом он говорил про
комаров,
что, дескать, кровь пьют
только комарихи,
а мужики сидят себе в
траве.
у них там всё есть:
сахар, влага, дрожжи…
имаго! — знай влюбляйся в комарих.
…а если бы ещё мы знали,
где, —
он говорил, — вселенной
центр, и если
умели бы там как-то
поместить
зеркальный шар, по форме
совершенный,
то сфера отразила бы
весь мир —
всё сущее, и свет, и
тьму, и время:
прошедшее, сейчас и —
то, что ждёт…
но центра, как и сферы
совершенной,
в природе быть не может
по законам
физическим — как нету, чтоб ты
понял,
исчерпывающих,
совершенных слов…
так говорил он, думая
своё.
. . . . . . . . .
финальная ремарка: средь
небес
грядущему
умельцу-инженеру
удастся всё ж сию
воздвигнуть сферу.
увы, на месте не стоит
прогресс.
мильён судеб — по сумме
технологий —
живи тогда вовеки днесь
и впредь.
вопрос лишь: кто захочет
рассмотреть
наш образ в зеркале?
какие люди?
боги?
***
поедем на метро до
станции аид.
там девять вечных лун и мраморна прохлада.
колеблем сквознячком, в
толпе теней стоит
орфей, он тоже тень, покой —
его награда.
он песни позабыл и лиру
потерял…
контент: ходил в поход… в колхиду… на край света…
спасал жену (не спас)…
потом был секс-скандал
с вакханками… ещё — по
мненью интернета —
девятая струна… в дуэте
— апполон…
обрывки, черепки…
осталось только имя
на ярмарке чудес… орфей роняет стон,
не слышимый
в толпе меж стонами другими.
…поедем на метро до
станции аид
в хромированных снах на
стёклах отражаться!
стеная словно тень,
вагон во тьму летит,
сияет на груди огонь: не
прислоняться.
***
Майе Никулиной
слева — дождь, и справа
— дождь,
оба меж собой умножь…
отражаясь в мостовой,
я иду к себе домой.
светофоры и машины,
окна, фонари, витрины
отражаются со мной,
тоже — книзу головой.
на манер
летучей мыши
дремлет ночь. а ниже крыш и
колоколен — где-то там —
изумрудный звёздный
хлам.
он — как мой
свердловский город,
как уральский тесный
говор,
тороплив, невнятен, вдов,
не на выдох, а — на
вдох.
чуток сон, а не
разбудишь,
близок фарт, а не добудешь —
он — ничей, внутри себя,
не расслышишь, не любя.
***
в окошках тёмных огоньки
то там мигнут, то здесь.
а это курят мужики
над речкою небес.
о чём-то думают… и так,
молчат без всяких слов.
как будто ждут какой-то
знак,
какой-то верхний клёв.
прозрачны лёгкие дымки,
неразличима снасть.
за вас, ребята! за
деньки,
что есть ещё у нас!
***
взирая на себя извне,
из отраженных в лужах
окон,
пятиэтажки в темноте
стоят в молчанье
волооком.
опять ни центра, ни промзон —
глядит вослед грозе
деревня.
и электричеством озон
потрескивает в деревьях.
и лёгок шаг, и голос
свеж,
промытый белой звёздной солью.
и нет несбыточных
надежд,
и смерти тоже нет —
поскольку
любви и верности закон
есть сумма медленного
света
сквозь шорох тополиных
крон
и тишины — в начале лета
в одном окраинном дворе,
среди молочной белой
ночи,
на электрической траве,
отдельно от созвездий
прочих.
***
Евгению Касимову
смотри садовую
скульптуру:
мужчина, бронзою облит,
возделывает натуру
в садах посёлка изоплит.
смотри иную: тяпкой
машет
наследница сарматских
баб
в садах на севере эльмаша
под утреннее пенье жаб
и малых птиц, что на наречьи
всяк на своём зовут восход,
из-за едва приметной
речки
переправляющийся вброд.
о, русский классицизм
садовый,
твои плоды — твои труды!
ликует мир грядущий,
новый.
растут в отечестве сады.