Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2013
Сергей Криворотов (1951) — по профессии врач-кардиолог. Рассказы
публиковались в сборнике «Фантастика-86», в журналах «Энергия»,
«Техника—молодежи», «Четвертое измерение», «Чудеса и приключения», в московских
еженедельниках «Поиск», «Семь с плюсом»и др. Живет и работает в Астрахани.
Больше всего в жизни Денис жалел, что так и не
выучился играть на гитаре. Впрочем, и пианино, и балалайкой, и барабаном, как и
другими инструментами, он тоже не владел. Но жалел только о гитаре. Музыкальным
слухом природа его не обделила, в музыке он разбирался. Да и отец, которого он
не видел с пяти лет, неплохо управлялся с аккордеоном. И брат по отцу оказался
неплохим музыкантом-народником, то ли баянистом, то ли балалаечником. Дочери
одно время занимались в детской музыкальной школе, достаточно неплохо пели,
чтобы несколько раз побеждать в городских смотрах. Словом, с генетикой в этом
плане было в порядке. Но сам так и не удосужился приобщиться…
Сосед, матёрый музыкант, зарабатывавший себе на
жизнь не только в ресторанах, но и гастролями от филармонии и называвший себя
иногда в шутку «гитерастом», пошёл как-то навстречу слёзным просьбам Дениса
научить азам игры на гитаре. Но, как видно, начал с другого конца. Вместо того
чтобы показать ему два-три ходовых аккорда, исписал в виде руководства
несколько листов всяческими нотными премудростями. После двухдневного
самостоятельно корпения над сложностями заумного пособия он сбил до крови
подушечки пальцев, так и не постигнув первых шагов, зато надолго растерял запас
былого энтузиазма. Тем не менее звучащие струны безотказно бередили Денисову
душу, оказывали на него просто магическое воздействие, и это не проходило уже
никогда. И как бы ему ни нравились песни битлов, но лишь «Пока моя гитара тихо
плачет» Джорджа Харрисона осталась для него молитвой на все времена.
Совершенно случайно встретил Денис давнего
приятеля по институту. Ещё и года не прошло, как получили они на руки дипломы
вуза и лацканы пиджаков украсили ромбики «поплавков» — наглядные свидетельства
законченного высшего образования. Он-то и подбил Дениса поиграть в волейбол в
пожарной части, с которой их администрация заключила договор на аренду
спортзала два раза в неделю. Вместе с ними в те же часы занимались стрелки из
лука, один, как ему поведали, имел аж десятый результат по Союзу и недавно
переехал сюда из Узбекистана. Некоторое время Денис любовался издали действиями
трёх парней и одной девушки, этаких новых робингудов, использующих современные
луки со всякими амортизаторами колебаний и прочими прибамбасами, стреляющими
лёгкими металлическими стрелами с пластиковым оперением. Он открыл для себя,
что это вовсе не такой уж романтический и лёгкий вид спорта, как представлялось
до сих пор со стороны. Тренировки у ребят выглядели просто адскими, даже без
предварительной разминки. Да и не совсем безобидной оказалась стрельба из лука
для выбравших её. Так, у входившего в лучшую десятку страны правая дельтовидная
мышца спины в результате многолетних тренировок превышала, как тот сам с
гордостью сообщил и наглядно показал, левую на целых двенадцать сантиметров!
Нет уж, решил для себя Денис, никогда он не станет заниматься этим «красивым»
внешне видом спорта, да ещё, того и гляди, кто-нибудь случайно влепит тебе
оперённый штырь прямо в глаз…
Пока лучники занимали зал, они поиграли в углу в
настольный теннис на двух столах и, как только стрелки ушли, тотчас натянули
волейбольную сетку и занялись тем, ради чего сюда и явились.
Хотя у них не набиралось двух полных команд,
игра шла неплохо и вчетвером против пятерых. Его приятель здорово сыгрался с
симпатичной подвижной девушкой, от которой, казалось, невозможно оторвать глаз.
Раскрасневшаяся от игры, она здорово брала трудные подачи, в высоких прыжках
ставила блоки над самой сеткой, выводила напарника на ударную позицию и застывала
вся в напряжении, наклоняясь вперёд, поджидая каверзный удар противника. При
этом она успевала весело переглядываться с напарником, который ей, видимо,
нравился. Нет, решил Денис, здесь ему делать нечего, его друг не оставил
никаких шансов, и ему пришлось довольствоваться своими коронными подачами, в
остальном предоставив вести всю игру спевшейся парочке.
Уже под струями горячего душа он охотно
согласился на внезапное предложение приятеля:
— А пошли попьём пивка в одно приличное
местечко, и «музон» там нормальный. Да ты должен знать…
Кафе выглядело маленьким по любым меркам.
Конечно, не прозванная в народе «Лифчиком» за миниатюрность стекляшка «Морозко»
с пятью столиками около его дома. Собственно, никакого открытия не произошло. В
недавние студенческие годы он частенько заглядывал сюда с компанией
однокурсников — мать одного из них работала здесь официанткой. Г-образное
помещение с десятью-двенадцатью квадратными столиками на четырёх человек
каждый, с высокими, во всю стену окнами, выходящими на Морской сад — небольшой
сквер с памятником погибшим ещё в Гражданскую войну морякам. Внушительный,
почти настоящий маяк с допотопными пушками по бокам и барельефами, на которых
герои в бескозырках добивают штыками винтовок гидру мировой контрреволюции в
виде чешуйчатого змея с мощным, свёрнутым в кольца хвостом.
С одной стороны буквы Г совсем недавно появился
небольшой полукруглый подиум, на котором располагались по вечерам музыканты. В
противоположном конце, в углу между окном и аркой выхода в холл с гардеробом, не
первый год прочно держал однажды занятую позицию польский музыкальный автомат.
Волшебный ящик, набитый внутри рядами чёрных дисков, насторожённо и в то же
время завлекательно подмигивал разноцветными лампочками, словно припавший к
полу диковинный кряжистый зверь, вечно голодный и ждущий, когда же его наконец
накормят досыта пятаками очередные благодетели.
В полупустом кафе оказалось занято лишь
несколько мест. Так что ввалившаяся молодежь беспрепятственно сдвинула в углу
свободные столики с милостивого разрешения скучавшей официантки и с шумом и
гамом заказала у неё же батарею пивных бутылок — по две на каждого — и заодно
пару салатиков. Денис и его приятель невольно оказались старшими в их
волейбольной компании, остальным на вид можно было дать не больше двадцати лет.
Ненарочитая весёлость и оптимизм молодости определили общий настрой, в эти годы
разговор сам выбирает себе русло, словом, скучно им ни на минуту не было.
Свежее бутылочное пиво, пачка сигарет по кругу, милые малознакомые девчонки
рядом, которых несложно оказалось развеселить незамысловатыми шутками и
анекдотами на грани фола. Что ещё надо для приятного времяпровождения после
игры и расслабляющего душа?
Два часа пролетели незаметно, а там уже
появились вечерние музыканты. Собственно, всего трое их оказалось, клавишник,
барабанщик и гитарист. Незаметно проскользнув из бокового входа, как-то сразу
они возникли среди колонок, усилителей и тускло отливающей медью ударной
установки. Подключили аппаратуру, проверили микрофоны, деловито устроились на своих
местах. Вопросительно тренькнула струна гитары, рассыпалась в ответ мелкая
дробь барабана, подтверждающе солидно брякнула тарелка, и на неопределённое
время наступила тишина. Так что спокойно рассмотреть будущих хозяев вечера
возможность для всех представилась.
Двое из них выглядели вполне буднично одетыми
молодыми людьми. Массивный ударник в коричневом вязаном свитере с высоким, под
горло воротником и потёртых линялых джинсах, уже склонный, несмотря на юный
возраст, к полноте, пухлые губы на округлом весёлом лице, глаза смотрели поверх
щёк цвета «кровь с молоком» куда-то в сторону, будто видели нечто загадочное,
доступное лишь их обладателю. За клавишами разместился ничем не выделяющийся
внешне сухощавый парень в поношенном тёмно-сером костюме с однобортным
приталенным пиджаком. Его вполне можно было принять за конторского служащего,
но уж никак не за студента консерватории или музыкального училища. Зато третий
из взошедших на помост заслуживал отдельного внимания.
Даже сейчас, в последние недолгие минуты затишья
между потугами музыкального автомата и предстоящей атакой живого звука, среди
троицы резко выделялся хозяин гитары, явный лидер этой разношёрстной группы. Он
и держался с уверенным спокойствием, этакой солидностью, придававшей ему вес в
глазах посторонних ещё до того, как под его пальцами начнут рождаться звуки. Да
и гитару он взял за гриф не просто как подвластный его воле обыкновенный
неодушевлённый предмет, а едва ли не с трепетом, с какой-то торжественной, чуть
ли не религиозной почтительностью, хотя держал теперь её на коленях почти
небрежно, с хозяйской непринуждённостью. Сама же гитара, насколько мог судить
Денис, выглядела далеко не простой, таких ему не доводилось видеть ни у
ресторанных исполнителей, ни у институтских самодеятельных бардов с их зачастую
самодельными досками. Фирменный, в блеске девственного тёмно-вишнёвого пластика
корпус, множество непонятного назначения металлических тумблеров и
хромированных ручек. Тёмно-коричневый пиджак из крупного вельвета с
выбивающейся на широкие лацканы белой пеной жабо надетой под него рубашки,
новенькие фирменные джинсы «Левистраус» цвета глубокого индиго поверх
ковбойских полусапог с клёпками придавали ему вид
полухипповый-полуартистический. Но при этом никакой отталкивающей неряшливости,
лишь лёгкая, как бы продуманная небрежность с оттенком респектабельности. Этому
способствовала и аккуратная бородка клинышком, если не как у почтенного короля
из карточной колоды, то уж, по крайней мере, как у валета оттуда точно. Она
придавала ему сходство то ли с испанским грандом, то ли с мушкетёром короля
Людовика. Лицо с высоким чистым лбом в обрамлении уложенных тёмно-каштановых
прядей оставляло в целом приятное впечатление, ни капли надменности или
высокомерия. Этот вполне взрослый мужчина выглядел старше своих лет, он явно
знал себе цену, знал, чего хочет в жизни, а его живые, подвижные глаза смотрели
вокруг с острым неподдельным интересом, отражая внутреннюю энергию. И хотя он
ещё не показал, на что способен как исполнитель, от его внешности веяло какой-то
многообещающей одухотворённостью. Но может, то просто показалось Денису и он
навоображал себе не бог весть что? Ведь так хотелось услышать после
опостылевшего за два часа монотонного грохота музыкального автомата живую,
прямо здесь перед ними рождённую музыку. Особого внимания заслуживали подвижные
пальцы музыканта, нервно касавшиеся то грифа, то корпуса гитары. Длинные,
гибкие, они, казалось, жили своей, не зависимой от хозяина жизнью — словно сами
являлись настоящим музыкальным инструментом. Мизинец правой руки украшала
массивная серебряная печатка с замысловатыми вензелями и узорами. Вот они
торопливо, точно вовсе независимо от своего хозяина, пробежались по настройкам
усилителя, приятный тенор, почти баритон, озабоченно произнёс в микрофон
ритуальную фразу: «Раз, два три, четыре!», а пальцы эти с нетерпением уже
рванули струны над сияющей декой гитары, нога нажала на педаль ревербератора, и
протяжный, ноющий звук ворвался в тесный мирок кафе.
И ребята, и девчонки, только что с обыденным
видом потягивавшие пиво рядом за сдвинутыми столиками, куда-то вмиг отлетели, с
остальными сидящими вокруг посетителями это случилось мгновением раньше. Денис
ещё видел возбуждённый блеск девичьих глаз напротив, многозначительные улыбки
по малейшему поводу и без, манящую белизну зубов меж полуоткрытых губ, но это
как-то сразу перестало трогать, истаяло в пространстве. Музыка вошла в него не
только через уши, барабанные перепонки, но и через каждую открытую клетку
поверхности тела.
Один аккорд, второй — стакан с пивом застыл на
полдороге, не донесённый его дрогнувшей, ставшей как бы чужой рукой до уже
готовых принять стеклянный край моментально пересохших губ.
Никаких прелюдий, вызывающе квакнув несколько
раз, гитара набрала силу, и без каких-либо предупреждений, анонсов этот парень,
этот хиппи с внешностью мушкетёра, заиграл «Анна-Мария в сердце моём…» — один
из самых потрясных хитов польских «Червоных гитар» — так, что мурашки табунами
побежали у Дениса по коже спины.
Ошеломлённый, он как-то чисто механически
поставил недопитый стакан на край стола, а в голове его звучало: «ё-ё-ё…»
Черт-те что… Песня сводила с ума так, что время будто бы исчезло совершенно,
слиняло, как излишняя деталь приевшейся объективной реальности. Всё вокруг
как-то сразу потускнело для него, утратило резкость, стало зыбким и нечётким.
А потом безо всякого перерыва, без малейшего
перехода кудесник-бородач с гитарой на коленях сделал антоновскую раннюю «Для
меня нет тебя прекрасней…». И столько вложил в неё искренности, столько
попавших в резонанс с настроем Дениса звуков, что ощущение действительности
потерялось полностью, не успев вернуться после предыдущего потрясения.
Как такое стало возможно? Может, всему причиной
оказалось хорошее пиво или близость симпатичных девчонок, пришедших с ними, с
которыми они совсем недавно играли в волейбол?.. Придя на краткий миг в себя,
Денис посмотрел напротив, его товарищ по институту напропалую грузил что-то на
ухо улыбающейся, раскрасневшейся Людочке, у которой так здорово получались
недавно волейбольные блоки, совсем не до музыки им было. Неужели издаваемые
этой троицей волнующие звуки действовали таким образом лишь на него одного? Он
оглядел всю компанию за столом, будто снова вернулся на землю, будто в первый
раз увидел их за сегодняшний вечер. Да нет, все они оказались захвачены магией
услышанного, лица расслабились, непонятная постороннему мечтательность
появилась в глазах, несомненно, каждый испытывал нечто сходное. Воркующая
парочка наших волейболистов оказалась исключением, да, насколько Денис мог
прежде судить, у его смазливого однокашника никогда и не было никакого
музыкального слуха. И едва он понял всё это, сидящие рядом и напротив, не
говоря о соседних столиках, снова как бы полностью перестали для него
существовать. Музыка захватила его властно и необоримо, целиком без остатка, и
держала так, пока не отзвучала последняя нота.
Музыканты на помосте тут же начали исполнять
никогда не слышанную им прежде инструментальную композицию, явно рассчитанную
на возможности имевшейся у них под рукой аппаратуры. Под мерцание разноцветных
лампочек скудной подсветки аккорды наплывали один на другой, гитара
захлёбывалась, выплёскивая прямо на Дениса не то всхлипы, не то стоны, не то
крики под ненавязчивые, как бы доносящиеся издалека рассыпчатые дроби
барабанщика. И опять, в который раз вместе с прочими посетителями, сидящими за
столиками, замкнутое пространство, завешенное сигаретной дымкой, как бы
растворилось, стало зыбким и нереальным. Денис словно наяву ощутил себя далеко
отсюда, в морозной зимней ночи, посреди укрытой белым нетронутым снегом
безлюдной степи. Холодная серебряная луна с высоты освещала, нисколько не грея,
этот дикий застывший пейзаж. Воздух отчётливо трещал под ударами ветра, и
откуда-то издалека наплывали неясные, постепенно различаемые звуки: приглушённый
гул, посвист, гудение, нечеловеческие вздохи и стоны. В той стороне, откуда они
исходили, явственно выступила навстречу череда выстроившихся в линию вдоль
пустынной дороги телеграфных столбов, покрытых наледью, чернеющих, словно
устремлённые в зенит тонкие грифы гитар.
Ветер рвал обледенелые струны проводов, и их
стоны летели над пустотой заснеженного поля. Стоило лишь раз уловить их,
уяснить их происхождение, и они потрясали ещё больше, заставляя ещё и ещё раз
прислушаться к себе. Неведомая, совершенно дикая музыка проводов, никем не
сочинённая и не записанная, не втиснутая в тесную клетку мелодии. Лишь ветер —
абсолютный творец и единственный многоголосый исполнитель. Вся музыка его —
сплошная импровизация, если повнимательнее прислушаться, то в этих стонах или
плаче можно было различить и протяжное контральто, и затихающий бас. Это
потрясало, подавляло, как и видимая наяву белая неохватная даль в иллюзорном
свете, небо с замёрзшей луной над головой и потерянные хаотичные снежинки
звёздочек. Ничему больше не оставалось места в этом мире. Хотелось слушать ещё
и ещё, и не требовалось при том никакого внешнего изъявления своих чувств,
рождённых впечатляющими звуками, — ни оваций, ни восторгов. Гул печали наполнял
эту импровизацию, устремлённую ввысь, как песнь волка. Она мощно охватывала
безмолвие ночи вокруг и заключала его в себя, как глыба льда заключает в себе
заблудившийся луч света. Казалось, по случайному совпадению Денис оказался на
её пути, и она, обтекая его со всех сторон, беспрепятственно летела дальше,
словно стон, исторгнутый самой зимней степью.
От подобной музыки не могло стать весело, она не
придавала сил, не звала вперёд, как запах свежевыпеченного хлеба на морозном
воздухе. Вряд ли такое могло припомниться потом при радостном всплеске огней на
новогодней ёлке. От неё оставалась грусть одиночества, ощущение чего-то
несбыточного, но это была явно не человеческая музыка — скорее всего, лишь
песнь стылых проводов, лишённых человеческой души…
Давно отзвучал последний аккорд, прощально
звякнула медная тарелка, сами исполнители успели вернуться из вестибюля, куда
выходили то ли проветриться, то ли покурить, и разместились за своим столиком в
уголке. А он продолжал сидеть словно истукан, не в силах избавиться от
наваждения услышанного.
— Ден, хочешь, я приведу Андрея к нам? Мы с ним
уже познакомились раньше! — похвастался его приятель, бывший навеселе то ли от
выпитого пива, то ли от игривого разговора с симпатичной волейболисткой, а
скорее, ото всего, вместе взятого. Денис только пожал плечами. Наверное, он
просто выпендривался перед своей новой подружкой. И хотя приступил только что к
третьей бутылке пива, вид у него был далеко не трезвый.
Через минуту главный из трио музыкантов
действительно оказался за их столиком. Его и в самом деле звали Андреем, и он
подтвердил, что сам лично сочинил потрясшую Дениса инструментальную пьесу. Он
тут же оговорился безо всякого бахвальства, что подобного никогда бы не
случилось, не будь он хорошо знаком с творчеством «Лэд Зеппелин», «Дип пёпл»,
«Эмерсон, Лэйк и Палмер», «Чикаго», «Кровь, пот и слёзы»… Денис поразился
такому разнообразию пристрастий, о трёх последних из перечисленных групп у него
не имелось ни малейшего понятия. Андрей внешне безразлично отнёсся к
изъявлениям восторга девушек в свой адрес и ответил на два-три заданных
вопроса, сообщив, что, если бы не «Битлз», перевернувшие его жизнь, он, скорее
всего, никогда бы не взял в руки гитару. Приняв из вежливости предложенное
символическое угощение, бородач маленькими глотками пил пиво из придвинутого
стакана, но от предложения заказать чего-либо покрепче категорически отказался.
Держался он с достоинством, как и подобает человеку, знающему своё дело и свою
цену, но при том совершенно без высокомерия. И хотя эта его манера располагала
к себе, но в то же время держала на расстоянии, не давала повода к застольному
панибратству, заставляла относиться к нему с неизбежным уважением.
К этому времени кафе наполнилось до отказа, обе
официантки не сидели без дела, разнося по столикам новые и новые заказы. Видно
было, что музыканты значительно прибавили выручку кафе. Из вестибюля то и дело
заглядывали новые посетители в одежде, тщетно выискивающие свободные места, а
то и просто хотевшие прикупить в буфете горячительное на вынос. Не было видно
здесь никакого особого порядка, наоборот, скорее воцарился явный беспорядок,
всё более усиливающийся до полного хаоса, пока снова не зазвучала музыка…
Изрядно в подпитии, неприятного вида субъект
попытался всучить музыкантам свёрнутую сиреневую купюру. Рука, небрежно
совавшая её, казалась совершенно синей от наколок тюремного содержания, которые
открывал поддёрнутый почти до локтя рукав серого шерстяного свитера не первой
свежести. Высокий воротник подпирал многодневную щетину на смуглой рябой
физиономии, глаза навыкате неотрывно, с непонятной угрозой пялились на
сидевшего впереди гитариста, старавшегося увернуться от обрушиваемых на него
волн перегара.
— …Ну, давай, земель, слабай «Мясоедовскую», в
натуре, чо ты, в натуре, держи лысого! — не сразу могло дойти, что под
последним гегемон жизни или косящий под него разумеет изображение на бумажном
дензнаке. — Или ты чо, лабух, не уважаешь нас, работяг?
— Извините, мы не играем кабацкие вещи, у нас
свой репертуар. Вы не туда попали, — решительно возразил бородач, хотя такую
сумму он не заработал бы официально и за несколько вечеров, к тому же заказчик
пытался накинуть сверху. Его товарищи молчали, не вмешиваясь пока, смиренно
ожидая решения своего лидера. То ли действительно у музыканта имелись
определённые принципы, то ли не понравился клиент, но заманчивое предложение не
прошло. Кстати появившиеся то ли по вызову администратора, то ли заглянувшие на
огонёк в злачное место два патрульных милиционера в серых шинелях вывели
дебошира из зала.
— Ладно, ладно, попомнишь ты у меня это! Зуб даю,
встренемся! — сумрачно пообещал напоследок выдворяемый, не пытаясь, впрочем,
сопротивляться непреклонным представителям власти.
Андрей дёрнул плечом, будто стряхивая с себя
воспоминания о неприятном доставале, передвинул широкий ремень гитары, тронул
струну и одновременно нажал ногой педаль. Подключилась ионика, и как бы
издалека тихо рассыпалась мелкая дробь барабана.
Хотя знакомая мелодия оказалась сильно изменена,
Денис узнал всё же в постепенно нараставшем ритме «Болеро» Мориса Равеля. Ещё в
школьные годы мать дворового товарища, работавшая билетёршей в театре,
частенько пропускала их на гастрольные спектакли приезжающих театров. Поэтому у
него имелась возможность получить представления не только о драме и комедии, но
и о балете с оперой и опереттой. Как ни странно, но в обработке здешних
исполнителей вечная мелодия не воспринималась испорченной. Наоборот, благодаря
смелому современному переложению произвольно выбранный короткий фрагмент
одноактного балета звучал совершенно по-новому и производил сильное впечатление
и нараставшим пульсированием ударных, и импровизациями электрогитары. В
какой-то момент он поймал себя на сожалении, что не хватает самого танца, но и
места здесь для того явно недоставало, не рассчитывали это помещение на танцы.
Однако вскоре сама музыка настолько заворожила Дениса, что воображение
услужливо представило ему гибкую смуглянку с алой розой в длинных смоляных
волосах, в цветастом испанском платье. И двое парней в ослепительно белых батистовых
рубахах с просторными рукавами, заправленных в обтягивающие чёрные брюки с
широкими поясами, появились рядом с ней. Всё убыстряясь под тревожно
нарастающее соло барабана, они кружили вокруг друг друга, напряжённо сжимая
пальцами рукояти длинных ножей-навах. Незримая магия ритма болеро неразрывно
связала их воедино.
Уже смолкла последняя дробь барабана, зазвучала
новая песня, а он всё ещё не оправился от впечатления необычной аранжировки
Равеля и снова сидел, не воспринимая окружающее. И вдруг его точно ударило
током, Денис не поверил своим ушам — зазвучали безошибочно узнаваемые аккорды
его любимой и непревзойдённой «Гитара тихо плачет» Джорджа Харрисона. Он
впервые слышал её в живом исполнении, и надо сказать, Андрей неплохо справлялся
с английским текстом, если и случались огрехи произношения, то виртуозная игра
полностью скрывала их от слушателей, ему удалось не испортить по сравнению с
оригиналом и эту песню. Приятель Дениса уже танцевал с волейболисткой, тесно
прижимая её к себе, в узком пространстве меж столиков. Вскоре к ним
присоединились ещё две пары. Заметив вопросительный взгляд сидящей напротив
девушки, имени которой он так и не запомнил, Денис громко пояснил ей,
перекричав поющего, что это его любимая вещь, но танцевать под неё считает кощунством.
Они посидели ещё с час, пока их спутницы не
заторопились уходить. Музыканты без перерыва исполняли свой оригинальный,
совсем не «кабацкий» репертуар, и, пока они играли, никакие разговоры за столом
уже не были возможны. Но жалеть о том Денису не приходилось. Если бы не
настойчивость девушек, он остался бы до конца и слушал всё подряд, пока не
умолкнут последние звуки. Поскольку именно приятель завлёк его сюда и открыл
невиданное в городе диво, бросать его показалось неудобно хотя бы из чувства элементарной
благодарности, да и по отношению к их случайным спутницам такое выглядело бы
слишком невежливо. Попрощавшись с музыкантами и любезными официантками, под
впечатлениями вечера заметно притихшая компания покинула кафе. Разбившись на
части, они разошлись в разные стороны. Денису с приятелем выпало проводить
сразу трёх волейболисток, благо все они жили неподалёку в общежитии и оказались
соседками, а после такого концерта ему хотелось поскорее достичь дома и
полностью предаться недавним живым впечатлениям.
И всё же, расставшись с приятелем, он сам не
понял, как ноги понесли его совсем не в том направлении, неожиданно для себя
самого он вновь очутился подле давешнего кафе. Но свет внутри уже притушили, за
большими витринными стёклами никакой музыки, лишь доносились невнятные,
приглушённые голоса, сегодняшний праздник закончился. Неожиданно входная дверь
с громким стуком распахнулась, три давешних музыканта, оживлённо
переговариваясь, прошли мимо, увлечённые своей мало понятной постороннему
беседой, на него же никто не обратил ровным счётом никакого внимания.
Шествовавший первым в распахнутой коричневой дублёнке Андрей бережно нёс в
правой руке зачехлённую гитару, мушкетёрская бородка задиристо торчала из-под
надвинутой на глаза пушистой лисьей шапки. По их теперешнему виду вряд ли кто
мог догадаться, какую музыку они способны сотворить. Денис постоял, пока шумная
троица не скрылась за ближайшим углом, и с сожалением отправился восвояси.
После они заходили в то кафе не раз, и хотя
испытанное им при первом знакомстве с творчеством здешних музыкантов никогда
уже не повторилось с той же силой и яркостью, но всё же впечатление всякий раз
оказывалось неслабым. А ему было с чем сравнивать: довелось побывать на
концертах «Илешей», «Унгарии», «Червоных гитар», правда уже без Северина
Краевского, — лучших групп социалистической Европы. С каждым разом попасть за
столик в кафе во время вечерних выступлений Андрея со товарищи становилось всё
проблематичнее. Какое-то время им содействовала всё та же официантка, мать
бывшего одногруппника, но, во-первых, она работала не каждый день, а во-вторых,
успех музыкантов превзошёл все ожидания. Уже через неделю, придя за час до
появления исполнителей, они увидели хвост очереди перед закрытой дверью.
Спокойно послушать музыку, попивая пивко, больше не удалось.
Дней десять спустя Денис возвращался из кино со
знакомой девушкой. Время оказалось не позднее, с неба густо сыпались хлопья
мокрого снега, потерянно кружились под порывами холодного ветра, пока не
превращались под ногами в тёмное месиво. В общем, премерзкая стояла погодка.
Спутница крепко держала его под руку, как бы полностью уступая ему всю
инициативу. Но как раз сегодня вести подружку оказалось некуда, ничего впереди,
кроме долгого бесцельного стояния в подъезде её дома. И тут, как само собой
разумеющееся, вспомнилось кафе с музыкантами. Собственно, о нём Денис не
забывал ни на час в последние дни. Вероятно, его знакомой понравилось бы
необычное исполнение, но ему захотелось узнать наверняка, как подействует
потрясающая музыка на нового человека, благо денег в кармане хватало на лёгкое
угощение. Да он и сам не прочь был снова оказаться в той атмосфере, к тому же
перспектива бесцельно бродить в промозглый вечер по тёмным, неласковым улицам
совсем не привлекала.
Но и на этот раз их поджидало разочарование.
Запотевшие окна кафе вибрировали от мощного напора музыки изнутри. Возле входа
собралась внушительная толпа жаждущих проникнуть вглубь посетителей. В основном
прилично одетые молодые ребята, наверняка студенты, замёрзшие на ветру девчушки,
нарочито оживлённые ребята. Встречались лица и постарше, но затрапезного вида
любителей выпить сегодня не обнаруживалось. За массивным стеклом наглухо
закрытой двери белел бумажный прямоугольник с чёткой недвусмысленной надписью:
МЕСТ НЕТ. Несмотря на непогоду и довольно поздний час, публика не расходилась,
наоборот, добавлялись новые и новые страждущие попасть внутрь. Сквозь
прозрачную дверь различалась темная масса людей в куртках и пальто, толпящихся
в неосвещённом вестибюле, ни одного лица невозможно было различить при всём
старании. Он не знал, работает ли сегодня знакомая официантка, но в любом
случае обойти пришедших ранее не представлялось возможным. Нескольких минут
сиротливого стояния на пронизывающем ветру оказалось достаточно, чтобы убедить
их в невозможности попасть сегодня в уютный мирок за стеклами.
— Облом, полный облом! — с сожалением заключил
Денис, как бы прося извинения у сегодняшней спутницы.
— Значит, не судьба! — философски успокоила она,
увлекая его прочь от непреодолимого столпотворения.
В двух шагах от Морского сада он поймал частника
и отвёз девушку домой.
Популярность маленького кафе, точнее трёх
талантливых музыкантов-любителей, росла с каждым днём. Их музыка как свежая
струя ворвалась в монотонную, дремотную жизнь провинциального городка. Успевшие
побывать там счастливчики делились неизбываемыми впечатлениями с прочими
смертными. Сначала то были, как правило, студенты местных вузов, но постепенно
появлялась и более солидная публика. Администрация наняла вышибалу, крепыша с
недобрым взглядом в чёрном костюме, постоянно дежурившего теперь у дверей. На
столиках появилось красочно распечатанное меню в яркой глянцевой обложке,
официантки уже ни минуты не просиживали без дела, постоянно сновали меж
столиков, выполняя новые и новые сложные заказы. Над небольшим залом
беспрестанно носились подносы с шашлыками, антрекотами, шницелями, цыплятами
табака, жульенами по-суворовски, всевозможными салатами и напитками. Чтобы ещё
раз послушать полюбившихся исполнителей, Денису с приятелем пришлось
пожертвовать очередной тренировкой в спортзале пожарников и зайти на три часа
раньше исполнителей, опять-таки с помощью всё той же знакомой официантки.
А потом он подцепил грипп и с неделю провалялся
дома. Два вечера ртутный термометр показывал 41 градус по Цельсию.
Обеспокоенная мать меняла холодные компрессы на лбу, поила его чаем с малиновым
вареньем, он еле уговорил её не вызывать «скорую помощь», послушно глотая
подсовываемые таблетки. На третьи сутки жар спал, но ещё несколько дней Денис не
выходил из дома, разбитый и слабый, оставаясь на больничном листе. При первых
же волнах жара у него появились бредовые картины. Он снова видел обледенелые
чёрные столбы в ночной заснеженной степи, а в ушах навязчиво звучала услышанная
в кафе инструментальная импровизация. Связанные струнами проводов в единую
цепь, они то виделись наяву, вытесняя реальность маленькой комнаты, то снились
напролёт целую ночь. Чёрная шеренга бездушных великанов, бредущая в призрачном
лунном свете вдоль безлюдного шоссе в завихрениях метели. Когда температура
спала, видения исчезли, но пришло желание отправиться туда снова и до
бесконечности слушать чудесную игру тех ребят, нестерпимое настолько, что Денис
твёрдо решил выполнить это, как только сможет.
Выйдя к знакомому скверу, он издали увидел ярко
освещённые, наполовину закрашенные белой масляной краской окна кафе. Стёкла
дребезжали, отзываясь на буханье бас-барабана, но, приблизившись почти
вплотную, Денис убедился, что это всего лишь грохот музыкального автомата.
Старая, добрая «Не задирай носа, выходи на танец» всё тех же «Червоных гитар».
Ничего особенного, ребята могли просто сделать небольшой перерыв, но, что
гораздо более показалось странным, — никакой очереди перед приоткрытой дверью,
даже внушительного вышибалы не видно на его постоянном посту.
Не веря своему чудесному везению, Денис прошёл
внутрь. Обстановка в кафе удручающе переменилась по сравнению с их последними
визитами. Ещё сохранились белые, не первой свежести, скатерти на столах, но зал
оказался заполнен меньше чем на треть. Под вопли музыкального автомата четверо
лохматых парней в значительном подпитии выламывались в пустом проходе, к тому
же, никто из них даже не удосужился снять тяжёлые зимние куртки, да и гардероб
к тому же странным образом не функционировал. Две официантки скучали в уголке,
одна из них, всё та же тётя Тая, оживилась при виде товарища сына:
— Давно тебя не было, Дениска, хочешь пивка?
Всё больше удивляясь, он присел за пустой
соседний столик. Вместе с ним и официантками в зале находилось всего человек
десять. На сцене стояла зачехлённая аппаратура.
— А где музыканты?
— Сейчас подойдут, они теперь только два часа
играют.
Денис решил подождать. И в самом деле, скоро
появились знакомые: полный ударник с флегматичным клавишником. Не дожидаясь
третьего исполнителя, расчехлили инструменты, начали исполнять уже не раз
слышанную здесь инструментальную пьесу. Но без гитары, несмотря на мощную
поддержку ударной установки, ионика звучала как-то сиротливо, да и меж собой у
них не наблюдалось особой слаженности. Попытка обойтись без чудесного
многоголосья струн явно не удалась, впечатление полностью смазывалось — всё
было не так.
— А почему они вдвоём?
Тётя Тая неопределённо махнула рукой:
— Вот доиграют до понедельника и вовсе уйдут.
Денис хотел уточнить, но в это время по щедро
оплаченному заказу клиентов музыканты оставили никем не оценённые изыски на
полдороге и неожиданно дружно грянули «Есть у нас в районе Молдаванки…». На
этот раз они смогли показать неплохую сыгранность, да и довольно слаженно орали
на два голоса, словно хотели разрядиться после неудачного номера, весёлая
компания в проходе задёргалась и принялась выламываться с удвоенной энергией.
Бьющие по ушам вопли, звон ударных тарелок с грохотом барабана заглушили бы
любой вопрос, прокричи он его хоть изо всех сил. Ничего не оставалось, как
заплатить за пиво, поблагодарить кивком и распрощаться с любезными труженицами
зала. Денис торопливо вышел наружу и поспешил прочь, но ещё долго, пока не
свернул за ближайший угол, доносившаяся из-за открытой двери какофония
преследовала его по пятам.
Они стояли в полумраке площадки между этажами,
точнее, Денис стоял, а девушка сидела на широкой крашеной доске подоконника.
Луна заглядывала в окно подъезда, чудесным образом подсвечивая сзади её светлые
волосы, спадавшие на поднятый воротник красного плаща. Оттого её лицо как бы
плавало перед ним в золотистом ореоле, ангельская аура, да и только. Неяркая
лампочка под матовым плафоном этажом выше позволяла различить выражение её
лица, блеск глаз, одновременно выставляя напоказ всё убожество неухоженного
открытого подъезда жэковского пятиэтажного дома. Они были знакомы уже почти два
месяца, и, несмотря на частые встречи, обоим хотелось пока продолжать их
дальше.
В этот вечер, как и во все остальные, они
говорили о многом, словно хотели выговориться обо всём сразу. По крайней мере,
им не было скучно, да и открывать снова и снова какую-то общность между собой
представлялось обоим приятной и удивительной, нисколько не надоедающей игрой.
При этом они курили, вернее, она затягивалась с явным удовольствием, выпуская
струйки дыма через изящный чувственный носик, а Денис только делал вид за
компанию, тщательно скрывая отвращение к неприятному действу, набирал полный
рот мерзкого дыма. Курить по-настоящему он так и не научился, точнее, не
захотел, всерьёз полагая, что, если уж сильно хочется, — проще подышать
прямо из выхлопной трубы любого автомобиля. Да и воздух нашего города уже давно
и успешно засорялся местными производствами и растущими потоками машин. Может
быть, именно клубы дыма, повисшие над ними в падавшем сверху тусклом свете,
напомнили ему прокуренную обстановку непритязательного кафе и ту музыку,
чудесным образом рождаемую пальцами непрофессионального гитариста. Он попытался
поделиться вслух не отпускающими воспоминаниями. Никак, ну никак не мог он
позабыть то удивительное впечатление, это могло показаться странным, ведь с той
поры минуло почти уже полтора года.
— Так это же Андрей, ты рассказываешь про
Андрея, — оживилась девушка, прерывая сумбурные излияния Дениса.
Он припомнил: гитариста в кафе действительно
звали Андреем.
— Откуда ты его знаешь? — удивился Денис.
— Да моя подружка, Ирка, вышла за него замуж, и
у них родилась дочка Света. Я и на свадьбе у них была. Только это было ещё до
того, как он начал подрабатывать в той кафешке. Они оба учились в
консерватории…
— А куда он так внезапно исчез? Ты знаешь, где
они сейчас?
Девушка внимательно посмотрела ему в глаза:
— Разве ты не слышал, что с ним случилось тогда?
Денис отрицательно мотнул головой.
— Ирина всегда выступала против его подработок
до полуночи, но студенческая семья, маленькая дочка, родители почти не
помогали.… Сам понимаешь, как им нужны были деньги…. Ей пришлось взять
академический отпуск на год, Андрей с утра уходил на занятия, а каждый вечер до
самого закрытия играл в кафе…. Ирка просто извелась, ожидая его, два раза она
побывала там, видела, какой он имеет успех у публики, особенно у посетительниц.
Чему уж тут было радоваться! Правда, деньги у них появились, хватало платить и
за снимаемую комнату, оба они приехали учиться из другого города, и малышка
теперь ни в чём не нуждалась. Ирина терпела, хотя раза два у них происходили
серьёзные скандалы. Раньше он что-то пробовал сочинять, теперь же у него ни на
что не хватало времени, в деканате узнали о его подработках, ведь кафе
находилось неподалёку от консерватории и с началом его выступлений превратилось
в любимое место молодёжи. Из-за этого его даже хотели отчислить, но всё как-то
утихомирилось, и он продолжал играть по вечерам для публики…
Она замолчала. И Денис нетерпеливо поторопил,
когда молчание стало тягостно затягиваться:
— Но что всё-таки произошло?
— Однажды, в феврале, он не вернулся ночью. Ира
вся извелась от ревности, прежде всего она подумала, что его увела одна из
бесконечных обожательниц, хотя прежде подобного не случалось. Ей не могло даже
прийти в голову, что случилось на самом деле. Андрей практически не пил, и его
подработки в кафе ничего не изменили в этом плане. Он очень любил свою жену и
дочку и из кожи лез, чтобы они ни в чём не нуждались, даже отказался на время
от своего сочинительства, только мешавшего заработкам. У творческих людей
обычно всё наоборот… Представляешь, чего это ему стоило?
Денис кивнул, соглашаясь, он знал о процессах
созидания не понаслышке.
— В общем, Андрея отыскали в реанимации, в
нейрохирургии. Его подобрали недалеко от подъезда, где они снимали жильё, без
сознания, почти замороженного. Когда он пришёл в себя, то больше не узнавал ни
Ирину, ни дочку. А ведь души в них не чаял. Он стал совсем другим, просто полным
дурачком, которому абсолютно ничто не интересно. На нём не было следов таких уж
больших побоев, только неопасные отморожения, которые быстро подлечили. Все
кости оказались целы, но он слишком долго пробыл без сознания. Потом уже кто-то
из знакомых медиков неофициально высказал Ире предположение, что ему на голове
упорно и со знанием дела давили жестяное ведро, хотя практически это было
невозможно достоверно установить.
Денис опять кивнул, ему доводилось слышать, что
есть и такой способ сведения счётов, после которого человеку обеспечено
растительное существование, а в то же время уголовная ответственность для
виновников гораздо меньше.
— Что было дальше? — спросил он неожиданно для
самого себя хриплым голосом.
— Никого так и не нашли. У Андрея пропала
меховая шапка, гитара и все деньги. В тот вечер музыканты получили месячную
зарплату, но, по словам товарищей, он выпил не больше половины бутылки коньяка
и, когда они расставались, выглядел совершенно трезвым. Следователи убеждённо
разъяснили: ограбление по пьяной лавочке и ничего больше. А дело так и осталось
нераскрытым. Ирина не поверила в эту сказку. Хотя Андрей никогда не говорил ей,
чтобы кто-то угрожал ему или был с ним в ссоре, она считала, что ему за что-то
отомстили, слишком тщательно и жестоко обрабатывали для простого ограбления. К
тому же всё говорило за то, что его уже в бессознательном состоянии бросили у
дома. Могло случиться и так, что его перехватили наши доблестные милиционеры,
переусердствовали, так сказать, а потом, испугавшись ответственности, доставили
до места.
— И что с ним сталось потом?
— В конце концов его забрали домой родители, в
Краснодарский край. Он начал ходить, но с головой так и не наладилось.
Закончить консерваторию он не смог, какая там учёба! Ему дали полную инвалидность.
Он даже с гитарой совершенно разучился обращаться. Ира рассказывала, как он
брал в руки оставшуюся у них акустическую гитару и подолгу смотрел на неё
совершенно пустыми глазами, будто малейшего понятия не имел, что это за
диковина такая. Казалось, у этого человека отобрали всё, что было для него
важным в жизни.
— А Ирина?
— Она уехала по распределению куда-то на Урал,
дочку оставила у своей матери. Вот и всё, что я знаю.
Они помолчали. Денис предложил новую сигарету,
твёрдо зная, что сам никогда не станет курить по-настоящему. Но девушка на этот
раз отказалась. Говорить что-либо после столь мрачного рассказа как-то не
хотелось. Да и не укладывалось в голове только что сообщённое, требовалось
какое-то время, чтобы переварить услышанное. Она продолжала сидеть на
подоконнике, а он ничего не мог произнести, словно между ними незримо возникла
тень пострадавшего Андрея. Они оставались в подъезде какое-то время ещё и затем
по молчаливому согласию разошлись.
Неизвестно почему, но их встречи в дальнейшем
происходили всё реже и реже, и в конце концов они без обид и сожаления
расстались. Будто в тот вечер непонятным образом, без малейшего участия и
желания обоих разрушилось нечто, так и не достроенное между ними. Вскоре
девушка получила диплом, они отметили это событие вместе, Денис даже удостоился
приглашения на её выпускной вечер. Но затем она покинула город и уехала
работать по распределению, больше они не виделись…
Когда я смотрю изредка, против желания, только
смотрю, а не слушаю всю эту не затрагивающую не только сердце, но и слух
псевдомузыку, эту попсу, которой нас пичкают ежедневно с телеэкранов,
становится тошно и пасмурно на душе. Даже матерщинный «Ленинград»
воспринимается по контрасту намного естественнее и ближе, чем эта белиберда.
Появляется ощущение, будто тебя засунули в засасывающее грязное болото, и никак
не выкарабкаться из него, всё вокруг начинает казаться мрачным и безысходным,
снова и снова всплывают извечные родимые вопросы: кто виноват? что делать?
Просто теряешься и не знаешь, как жить дальше.
Но иногда как избавление, как вспышка молнии,
бескомпромиссно высвечивающая всё и вся, внезапно вспоминаются совершенно иные,
рвущие время и сознание звуки электрогитары, столбы в заснеженной ночной степи,
трогающая душу песнь проводов.… И почему-то у меня, никогда не любившего
«классику» и познавшего музыку с «Битлов» и «Роллингов», как бы в ответ,
рождается и нарастает внутри не слышимый для окружающих ритм болеро, и сразу
становится легче от сознания, что есть другая, настоящая музыка, которую повезло
однажды услышать.