Сказки
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2013
ДЕТСКАЯ
Лена Климова
Какой огромный мир
Лена Климова — литературный редактор, корректор, журналист. Окончила Нижнетагильскую государственную социально-педагогическую академию, пишет прозу и стихи. В 2012 г. стала финалистом литературной поэтической премии “Красными буквами”. В “Урале” публикуется впервые. Живёт в Екатеринбурге.
Волшебный мел
Как-то ранним весенним утром хулиган Вовка нашёл волшебный мел. Конечно, Вовка не знал, что этот мел — волшебный. Он спрятал находку в карман, побежал за угол дома и, оглянувшись по сторонам, написал на стене: “Танька — дура!”
А у него получилось: “Таня, я тебя люблю!”
— Это что ещё за шуточки? — рассердился Вовка и снова накарябал: “Танька — дура, дура, дура!”
А у него получилось: “Таня, я тебя очень, очень, очень люблю!”
— Тьфу! — плюнул Вовка и закинул волшебный мел за забор.
Вовка пошёл прямо по улице, засунув руки в карманы и насвистывая.
И тут он увидел Таньку. Танька шла в школу. Она была красивая-красивая, с голубыми бантиками в волосах и в новых блестящих туфельках.
Вовка замер. Ему отчаянно захотелось сделать что-нибудь хорошее. Вот бы подойти к ней и брякнуть: “Таня, я тебя люблю!”
Но вместо этого он, сам не зная почему, словно по волшебству, подскочил к девочке, дёрнул её за косичку, высунул язык и крикнул:
— Танька — дура!
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
Под моим письменным столом поселились зверьки: хохорята, мышаки, гугуары, шумрики и кусанчики. Они живут тихо и весело. Стащили у меня со стены отрывной календарь (не знаю зачем), из мусорной корзинки — комки бумаги (свили себе гнёзда), со стола — цветные карандаши (и съели).
Я прихожу домой в дурном настроении. Погода гнусная: дождь и холод. На работе нелады с коллегами. Любимая девушка третий день не звонит. Денег нет. Есть нечего. Идти некуда. Готовить неохота. Ничего хорошего.
А под письменным столом хохорята, мышаки, гугуары, шумрики и кусанчики танцуют, веселятся и поют песенки:
Шум-бурум-бурум-бубум,
Шам-барам-барам-бабам,
Тун-турун-турун-тутун,
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
— Хохорята, ну что вы хохочете? — заглядываю я под стол. — Шумрики, зачем шумите?
— У нас сегодня Новый год, — отвечают хохорята и показывают мне отрывной календарь.
— А у нас Восьмое марта, — отвечают мышаки.
— Мы водим хороводы и дарим друг другу цветы, — отвечают гугуары.
— А чего не пошуметь? — отвечают шумрики. — Вдруг завтра наступит конец света. Каждый день — это праздник. Танцуй! Танцуй с нами!
Кусанчики ничего не говорят, только клацают зубами и дарят мне мой собственный синий карандаш. Наполовину съеденный.
Как хорошо, что у меня завелись эти чудные зверьки. Я бросаю все скучные дела, забираюсь под стол, доедаю карандаш, и мы поём:
Шум-бурум-бурум-бубум,
Шам-барам-барам-бабам,
Тун-турун-турун-тутун,
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
Летающий лев
Маленькому мальчику купили игрушечного льва. Лев был совсем как настоящий: жёлтый, лохматый, грива клочками, а в животе — много-много мелких шариков.
Льву жилось нелегко. Мальчик топил его в ванне, сбрасывал с балкона, обстриг ему усы. И тогда лев решил сбежать. Вернее, улететь. Потому что сбежать — как? Окна закрыты, на двери замок. Даже в парке на прогулке мальчик ни на секунду его не отпускает.
Сказано — сделано. Лев забрался на шкаф и смело спрыгнул вниз.
Лететь не получилось. Упал, ушибся. Хоть и плюшевый, а больно!
— Ничего! — говорил себе лев. — Если много падать, однажды будешь летать!
Спрыгнул опять. И снова, и снова, и снова… С каждым разом он опускался всё медленнее, а однажды ему удалось зависнуть в воздухе.
Осталось научиться взлетать.
И он взлетел. Вначале с пола на стул. Потом со стула на письменный стол. Потом со стола — аж на антресоли!
И решил: пора.
Забрался на балкон и прыгнул в открытое окно. Спустился в парк, в котором гулял с бывшим хозяином, влез на дерево и спрятался там.
“Теперь я сам буду выбирать себе хозяина”, — решил он.
Мимо проходила мама с маленькой девочкой. Мама увидела льва, и он ей понравился. Но она думала, что лев чужой, что его оставили здесь, забыли, а потом заберут.
А льву понравилась маленькая девочка. Он спрыгнул с дерева и приземлился девочке на плечо. Та засмеялась.
— Вот как! Он сам тебя выбрал! — сказала мама. — Тогда возьмём его с собой.
Так у льва появилась новая семья. Он часто подолгу лежал на табуретке, шуршал шариками в животе и смотрел на маленькую девочку.
“Это ничего, что она маленькая и не умеет разговаривать. Зато она понимает, что говорю ей я”.
Девочке исполнялся год. Она была забавной: иногда серьёзной, иногда весёлой. И она не умела ходить. Тогда лев решил: научу!
Он взлетел, покружился и сел на пол. Девочка удивилась и подползла к нему. Лев взлетел и сел на табуретку. Девочка встала, держась руками за ножки. Лев снова взлетел и завис в воздухе. Девочка пошла к нему, но запнулась и упала. И заплакала.
— Ничего! — говорил ей лев. — Если много падать, однажды будешь ходить!
Так оно и случилось. Лев висел в воздухе, размахивая лапами, и улыбался. И девочка пошла к нему — и не упала.
Вечером лев лежал на подушке рядом с ней, тихо шуршал шариками в животе и думал: “А когда она немножко подрастёт, я научу её летать”.
Кухонные сплетни
Тарелка сказала стакану:
— В наших отношениях возникла трещина.
(— Ах, стакан! Вы так многогранны! — призналась рюмка.
Сердце тарелки было разбито…)
Варенье слащаво улыбалось, бутерброд маслено ухмылялся. Бекон сыпал сальностями, а перец чили — остротами. Блин расплылся в улыбке. Яичница строила глазки. Сифон фонтанировал весельем. Шампанское было в игривом настроении.
— Ох и скользкий же вы тип! — возмутилось мыло.
— Тарелка — девушка в самом соку! — отметила соковыжималка.
— Не плюйте ей в душу! — уронило мусорное ведро.
— Никто и не настаивает, — сказала наливка.
— Какое пятно на нашей репутации! — негодовала скатерть.
Свёкла зарделась, спичка вспыхнула. Бульон смутился и стал в смущении бродить. Капуста совсем раскисла. Чеснок был подавлен. Что оставалось делать старому луку? Только огорчаться. Даже телевизор расстроился.
— Какая же вы размазня! — сказал сухарь.
— А вы такой чёрствый! — рассыпалась в любезностях соль.
— Ах, сколько таких тарелок плакало на моём плече… — вздохнула сушилка.
— Это ещё что! Сливки так влюбились в кофе, что буквально растворились в нём! — трещали семечки. — Да и ложка горя хлебнула!
Штопор полез в бутылку.
— Ну, открыли Америку! — сказал он.
Макароны с удовольствием откинулись, пельмени развесили уши.
— Да не парьтесь вы! — зашипела пароварка.
— Всё будет пучком! — поддержал её укроп.
Красный и чёрный перец мололи чепуху. Самогон гнал.
— Дура безголовая! — сказал противень селёдке.
— Фильтруй базар! — возмутилось ситечко.
— В душе я добр! — обиделся противень.
— Не ругайтесь! Мы тут все одной верёвкой связаны! — просили сосиски.
— Да, мы пуд соли вместе съели! — откликнулись огурцы.
— Зри в корень, — добавил сельдерей.
Мясорубка прокручивала в голове оскорбления. Чай крепился из последних сил. Картошка позеленела от возмущения. Но тут вилка подколола чайник, и тот не выдержал и вскипел. Да и терпение помидора лопнуло.
Банке с брагой снесло крышу. Масло шипело на всех, а один раз, не удержавшись, плюнуло. Холодильник дрожал от страха.
— Изрублю в капусту! — грозилась сечка.
Эскалоп отбивался из последних сил. Полотенце взмокло от усердия. Тесто и вовсе убежало — вместе с молоком, а вода смылась раньше всех.
— А ты куда навострился? — крикнул брусок ножу.
— У вас каменное сердце, — отрубил тот.
— Всем крышка, — сказала кастрюля. — Поварешка исчерпала все мои возможности.
Пирог спекся. Яйцо чувствовало себя разбитым. Лук горевал.
— Хватит нюнить, — отрезал нож. И мясо стушевалось.
А старая тёрка сетовала: ах, как измельчал народ!
Запасная пуговица
Запасная пуговица болталась в правом кармане пальто среди горстки монет и очень хотела стать монетой.
— Я такая же, как вы! — частенько говорила она своим соседкам.
Те звенели и смеялись:
— Тебе цена — копейка! И ты на нас ничуть не похожа!
— Монет с дырочками вообще не бывает, — подытожила десятка. Она считалась самой важной монетой, потому что была похожа на золотую.
— Бывает, — отвечала пуговица. — У хозяина есть коллекция африканских монет. Я видела.
— Вот и катись в свою Африку!
Пуговица молча страдала. Она была очень гордой. Но что поделать — уродилась пуговицей, а не монетой.
Однажды хозяин по ошибке выгреб её из кармана вместе с мелочью. У пуговицы дух занялся от волнения.
“Вот и настал мой звёздный час!” — подумала она с восторгом.
Но продавец недовольно сказал:
— Что это вы мне суёте? Думаете, слепой? Давайте ещё рубль, а эту железку оставьте себе.
Пуговица прыгнула обратно в карман, забилась в дальний угол между носовым платком и сигаретной пачкой и решила расплавиться от горя.
Но случилось то, чего никто не ожидал. Верхняя пуговица на пальто хозяина решила стать путешественницей. Вертелась и крутилась, пока не отвалилась.
Что стало с ней, нам не известно. Зато запасную пуговицу-монету достали из кармана и крепко-накрепко пришили на место беглянки.
— Наконец-то я пригодилась! И даже стала выше всех! — радовалась пуговица. И думала: “Интересно, а бывают ордена с дырочками?”
Зуб
Однажды зуб услышал, что у деревьев, как и у него, есть корни, и захотел стать деревом.
Но единственное, что у него получилось, — вырастить в себе дупло.
Чего нет у игрушек
Ночью Машины игрушки просыпаются и бегают по комнате. Резиновые мышки, плюшевые мишки, плюшевые зайцы в клетчатых штанишках. Им хорошо, им весело. Только одного им не хватает — своих игрушек.
Курица лапой
Самый аккуратный почерк — знаешь у кого? — у курицы.
Ничего смешного тут нет. Если бы тебя заставили есть ножом и вилкой суп, что бы получилось? Ничего, смех один.
При чём тут курица? Сейчас расскажу.
Куры по ночам тайно собираются в курятниках и сочиняют стихи. А почерк у них до того аккуратный — просто загляденье. Пишут куры подточенными куриными перьями, которые обмакивают в чернильницы из яичной скорлупы.
Все россказни о плохом почерке кур — просто глупые слухи. Их пустила утка, которой однажды захотелось узнать, у кого на скотном дворе самый аккуратный почерк.
Вызвались поучаствовать и куры. А им говорят:
— Пишите лапами, как и все! Перьями нельзя!
Что поделать? Обмакнули лапы в чернила и давай карябать: получаются такие каракули, что смотреть страшно. Свинки визжали от смеха, гуси гоготали, лошади ржали. Утка слух пустила, сивый мерин подхватил, а сорока всем на хвосте разнесла. Вот теперь мы и говорим: мол, пишет как курица лапой.
…Никто никогда не увидит, как аккуратно пишут куры. Они обижены на весь белый свет и тайно, тёмными ночами, когда петухи наловят побольше светляков, собираются, квохчут, шепчутся — сочиняют стихи. И записывают их на листах лопуха самым аккуратным почерком. Говорят, это прекрасные стихи. Но и их никто никогда не прочитает.
Рукописи не горят, верно; зато лапописи можно съесть.
Приставка без-
Приставка без— была очень влюбчивой. Оно и понятно: вокруг столько красивых прилагательных!
— Разрешите к вам присоединиться, — говорила порой им приставка.
— Ещё чего! — в голос возмущались прилагательные.
— Кем я с тобой буду? Бескультурным!
— А я — безнравственным!
— А я — бездеятельным!
— А я — безрадостным!
— А я — бесперспективным!
— Иди своей дорогой! Дураков нет. Присоединяйся к кому-нибудь другому!
А к кому? Никто не хотел дружить с влюбчивой приставкой: всех она делала хуже.
Но мимо проходило прилагательное ценный. Узнав, в чём дело, оно призадумалось. Рискованно присоединять к себе такую неблагонадёжную приставку… Но ценный было добрым прилагательным и в каждом старалось находить хорошее.
— Ладно, — сказало оно, — присоединяйся ко мне.
Приставка без— была без ума от счастья. А ценный ничуть не проиграло от этого союза: стало бесценным.
Люди, которые в прошлой жизни были…
Люди, которые в прошлой жизни были утками, здороваются так:
— Здрряясте-здрряясте!
Люди, которые в прошлой жизни были кошками, здороваются так:
— Здрррррррррррррррррравствуйте!
Люди, которые в прошлой жизни были змеями, здороваются так:
— Здрссссссссссссссьть!
А люди, которые в прошлой жизни были рыбами, вообще ни с кем не здороваются.
Пылесос и кошка
Пылесос стоял в углу, свернув свою длинную шею, и грустил.
— Что с тобой? — спросила его кошка.
— Всё в порядке.
— Не надо мне пыль в глаза пускать. Говори!
— Понимаешь, — вздохнув, признался пылесос, — я тебе ужасно завидую. Тебя кормят вкусно: и мясом, и рыбой, и колбасными обрезками. А я глотаю только грязь и пыль.
— Бедный! Ничего, я что-нибудь придумаю, — сказала кошка.
Она забралась на стол, который накрыли для гостей, и сбросила с него пару кружков колбасы, кусочек сыра, орехов и изюма.
— Ах, негодница! — возмутилась хозяйка. — Гости будут с минуты на минуту! Придётся делать уборку.
Наконец-то пылесос поел по-человечески, а не по-пылесосьи. И был очень счастлив.
Знайте: все до единой кошки с пылесосами в сговоре и иногда подбрасывают им на пол лакомые кусочки.
А чтобы хозяева об этом не догадались, хитрые кошки делают вид, будто до смерти боятся пылесосов.
Чёрный карандаш
Жёлтый карандаш рисовал солнечный свет, лимоны, мимозы и ромашки. Красный сажал на тетрадных полях помидоры и гвоздики. Синий рисовал небо, полное птиц, и реку, а Зелёный — сосны, берёзы, ели, клёны и пальмы.
Чёрный карандаш грустил. Он не умел радоваться и видел всё вокруг в чёрном цвете.
Тогда друзья решили помочь ему. Вместе с Жёлтым Чёрный нарисовал пчелу, с Оранжевым — тигра, а с Белым — зебру.
— А теперь попробуй нарисовать что-нибудь сам! — воскликнул Розовый, самый весёлый и жизнерадостный карандаш.
Чёрный попробовал.
Он нарисовал огромную-огромную картину — один.
Карандаши смотрели на неё, затаив дыхание. На чёрном ночном небе переливались и сияли жёлтые, красные, оранжевые, зелёные и синие звёзды.
Иван Филимоныч, Маша и Шарик
Иван Филимоныч любил тишину. Детей таскал за уши. Автомобилям грозил палкой. От звуков пианино морщился. На собак рычал. Иван Филимоныч был человеком правильным. Всегда ложился спать в одиннадцать. Каждый день менял бельё. Чистил по утрам зубы. Аккуратно прочитывал свежие газеты. Тем удивительнее то, что вчера утром в окно к Ивану Филимонычу постучался воздушный шарик. Поэтому Иван Филимоныч проснулся на полчаса раньше, чем обычно, и был не в духе.
— Что это за шуточки? — взревел он.
За окном покачивался голубой воздушный шарик.
Иван Филимоныч открыл окно, и тот подлетел к нему.
— Пошёл вон!
Шарик не пошёл. Он качался из стороны в сторону и не отставал от Ивана Филимоныча ни на шаг.
На работе день не задался. Коллеги хихикали. Иван Филимоныч дулся почище шарика, делал ошибки, рычал, как собака. И незаметно для других ткнул шарик канцелярской кнопкой.
Шарик пискнул, заметался и выпрыгнул в окно.
Другому шарику повезло больше. Он полетел за Машей из пятого “Б”. Она нарисовала на нём собачью мордочку, и шарик стал Шариком. Потом он нашёл своего потерянного брата, и тот превратился в голубой коврик.
Теперь живут они все вместе — девочка Маша, собака Шарик и голубой коврик, который лежит на пороге и порой вздымается и опадает, будто дышит.
Грустный клоун
В городе Мордланске было два цирка. В цирке для бедных выступали дрессированные собачки, медведи-велосипедисты, воздушные гимнасты, канатоходцы, укротители львов. На арену выбегали весёлые клоуны. Они неуклюже падали, путались в собственных ногах, заразительно хохотали. Их яркие красные губы всегда были растянуты в улыбке.
Билеты стоили недорого и были бедноте по карману. Люди приходили в цирк посмеяться, чтобы не забыть, как это.
В цирке для богатых выступал грустный клоун. Он выходил к людям, вставал в свете синего прожектора и говорил, говорил.
Билеты стоили очень дорого, но были богатым по карману. Люди приходили в цирк подумать, погрустить, поплакать.
Чтобы не забыть, как это.
Глупые вопросы
Лёня любил задавать вопросы.
— Отчего люди видят сны?
— Почему лягушка зелёная?
— Зачем жирафу такая длинная шея?
— Почему бывает радостно и грустно?
— Почему листья на деревьях осенью желтеют?
— Как спят рыбы под водой — с закрытыми глазами или нет?
— Почему, когда ешь, нельзя класть локти на стол, а когда пишешь, можно?
Взрослые считали эти вопросы глупыми.
Но почему?
Ведь всё это так интересно!
— Почему камбала плоская? — спрашивал Лёня у папы.
— Потому что она камбала, — говорил папа и разворачивал газету.
— Почему камбала плоская? — спрашивал Лёня у мамы.
— Потому что плоская, — говорила мама. — И не задавай мне глупых вопросов. Иди лучше учи уроки.
Уроки Лёня давно выучил. Но не будешь ведь спорить с мамой! Вздыхая, шёл в свою комнату и читал “Вино из одуванчиков”.
Ночью во сне Лёня встретил Рэя Бредбери.
— Рэй, почему камбала плоская? — спросил он у писателя.
— Потому что в детстве она задавала много вопросов. Но все взрослые рыбы-камбалы считали их глупыми. Маленькая камбала стала думать, что она тоже глупа, если спрашивает такую ерунду. Ей было стыдно. Теперь она плоская. Чтоб её никто не замечал. А может, для того, чтобы прятаться от хищников. Или чтобы плавать на затонувшие корабли, проникать во все щёлочки и смотреть на клады, которые больше никто не увидит.
Лёня каждую ночь разговаривал с писателем. Тот отвечал на все его вопросы и никогда не говорил, будто они глупы.
Когда Лёня вырос и его стали называть Леонид Анатольевич, он написал книгу для детей, в которой ответил на все глупые вопросы.
До сих пор по ночам он встречается с Рэем Бредбери и спрашивает его, почему дождь каплет сверху вниз, а не наоборот, или зачем слону хобот, а кошке — усы.
ДЕТСКАЯ
Лена Климова
Какой огромный мир
Лена Климова — литературный редактор, корректор, журналист. Окончила Нижнетагильскую государственную социально-педагогическую академию, пишет прозу и стихи. В 2012 г. стала финалистом литературной поэтической премии “Красными буквами”. В “Урале” публикуется впервые. Живёт в Екатеринбурге.
Волшебный мел
Как-то ранним весенним утром хулиган Вовка нашёл волшебный мел. Конечно, Вовка не знал, что этот мел — волшебный. Он спрятал находку в карман, побежал за угол дома и, оглянувшись по сторонам, написал на стене: “Танька — дура!”
А у него получилось: “Таня, я тебя люблю!”
— Это что ещё за шуточки? — рассердился Вовка и снова накарябал: “Танька — дура, дура, дура!”
А у него получилось: “Таня, я тебя очень, очень, очень люблю!”
— Тьфу! — плюнул Вовка и закинул волшебный мел за забор.
Вовка пошёл прямо по улице, засунув руки в карманы и насвистывая.
И тут он увидел Таньку. Танька шла в школу. Она была красивая-красивая, с голубыми бантиками в волосах и в новых блестящих туфельках.
Вовка замер. Ему отчаянно захотелось сделать что-нибудь хорошее. Вот бы подойти к ней и брякнуть: “Таня, я тебя люблю!”
Но вместо этого он, сам не зная почему, словно по волшебству, подскочил к девочке, дёрнул её за косичку, высунул язык и крикнул:
— Танька — дура!
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
Под моим письменным столом поселились зверьки: хохорята, мышаки, гугуары, шумрики и кусанчики. Они живут тихо и весело. Стащили у меня со стены отрывной календарь (не знаю зачем), из мусорной корзинки — комки бумаги (свили себе гнёзда), со стола — цветные карандаши (и съели).
Я прихожу домой в дурном настроении. Погода гнусная: дождь и холод. На работе нелады с коллегами. Любимая девушка третий день не звонит. Денег нет. Есть нечего. Идти некуда. Готовить неохота. Ничего хорошего.
А под письменным столом хохорята, мышаки, гугуары, шумрики и кусанчики танцуют, веселятся и поют песенки:
Шум-бурум-бурум-бубум,
Шам-барам-барам-бабам,
Тун-турун-турун-тутун,
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
— Хохорята, ну что вы хохочете? — заглядываю я под стол. — Шумрики, зачем шумите?
— У нас сегодня Новый год, — отвечают хохорята и показывают мне отрывной календарь.
— А у нас Восьмое марта, — отвечают мышаки.
— Мы водим хороводы и дарим друг другу цветы, — отвечают гугуары.
— А чего не пошуметь? — отвечают шумрики. — Вдруг завтра наступит конец света. Каждый день — это праздник. Танцуй! Танцуй с нами!
Кусанчики ничего не говорят, только клацают зубами и дарят мне мой собственный синий карандаш. Наполовину съеденный.
Как хорошо, что у меня завелись эти чудные зверьки. Я бросаю все скучные дела, забираюсь под стол, доедаю карандаш, и мы поём:
Шум-бурум-бурум-бубум,
Шам-барам-барам-бабам,
Тун-турун-турун-тутун,
Тыц-тырыц-тырыц-тытыц!
Летающий лев
Маленькому мальчику купили игрушечного льва. Лев был совсем как настоящий: жёлтый, лохматый, грива клочками, а в животе — много-много мелких шариков.
Льву жилось нелегко. Мальчик топил его в ванне, сбрасывал с балкона, обстриг ему усы. И тогда лев решил сбежать. Вернее, улететь. Потому что сбежать — как? Окна закрыты, на двери замок. Даже в парке на прогулке мальчик ни на секунду его не отпускает.
Сказано — сделано. Лев забрался на шкаф и смело спрыгнул вниз.
Лететь не получилось. Упал, ушибся. Хоть и плюшевый, а больно!
— Ничего! — говорил себе лев. — Если много падать, однажды будешь летать!
Спрыгнул опять. И снова, и снова, и снова… С каждым разом он опускался всё медленнее, а однажды ему удалось зависнуть в воздухе.
Осталось научиться взлетать.
И он взлетел. Вначале с пола на стул. Потом со стула на письменный стол. Потом со стола — аж на антресоли!
И решил: пора.
Забрался на балкон и прыгнул в открытое окно. Спустился в парк, в котором гулял с бывшим хозяином, влез на дерево и спрятался там.
“Теперь я сам буду выбирать себе хозяина”, — решил он.
Мимо проходила мама с маленькой девочкой. Мама увидела льва, и он ей понравился. Но она думала, что лев чужой, что его оставили здесь, забыли, а потом заберут.
А льву понравилась маленькая девочка. Он спрыгнул с дерева и приземлился девочке на плечо. Та засмеялась.
— Вот как! Он сам тебя выбрал! — сказала мама. — Тогда возьмём его с собой.
Так у льва появилась новая семья. Он часто подолгу лежал на табуретке, шуршал шариками в животе и смотрел на маленькую девочку.
“Это ничего, что она маленькая и не умеет разговаривать. Зато она понимает, что говорю ей я”.
Девочке исполнялся год. Она была забавной: иногда серьёзной, иногда весёлой. И она не умела ходить. Тогда лев решил: научу!
Он взлетел, покружился и сел на пол. Девочка удивилась и подползла к нему. Лев взлетел и сел на табуретку. Девочка встала, держась руками за ножки. Лев снова взлетел и завис в воздухе. Девочка пошла к нему, но запнулась и упала. И заплакала.
— Ничего! — говорил ей лев. — Если много падать, однажды будешь ходить!
Так оно и случилось. Лев висел в воздухе, размахивая лапами, и улыбался. И девочка пошла к нему — и не упала.
Вечером лев лежал на подушке рядом с ней, тихо шуршал шариками в животе и думал: “А когда она немножко подрастёт, я научу её летать”.
Кухонные сплетни
Тарелка сказала стакану:
— В наших отношениях возникла трещина.
(— Ах, стакан! Вы так многогранны! — призналась рюмка.
Сердце тарелки было разбито…)
Варенье слащаво улыбалось, бутерброд маслено ухмылялся. Бекон сыпал сальностями, а перец чили — остротами. Блин расплылся в улыбке. Яичница строила глазки. Сифон фонтанировал весельем. Шампанское было в игривом настроении.
— Ох и скользкий же вы тип! — возмутилось мыло.
— Тарелка — девушка в самом соку! — отметила соковыжималка.
— Не плюйте ей в душу! — уронило мусорное ведро.
— Никто и не настаивает, — сказала наливка.
— Какое пятно на нашей репутации! — негодовала скатерть.
Свёкла зарделась, спичка вспыхнула. Бульон смутился и стал в смущении бродить. Капуста совсем раскисла. Чеснок был подавлен. Что оставалось делать старому луку? Только огорчаться. Даже телевизор расстроился.
— Какая же вы размазня! — сказал сухарь.
— А вы такой чёрствый! — рассыпалась в любезностях соль.
— Ах, сколько таких тарелок плакало на моём плече… — вздохнула сушилка.
— Это ещё что! Сливки так влюбились в кофе, что буквально растворились в нём! — трещали семечки. — Да и ложка горя хлебнула!
Штопор полез в бутылку.
— Ну, открыли Америку! — сказал он.
Макароны с удовольствием откинулись, пельмени развесили уши.
— Да не парьтесь вы! — зашипела пароварка.
— Всё будет пучком! — поддержал её укроп.
Красный и чёрный перец мололи чепуху. Самогон гнал.
— Дура безголовая! — сказал противень селёдке.
— Фильтруй базар! — возмутилось ситечко.
— В душе я добр! — обиделся противень.
— Не ругайтесь! Мы тут все одной верёвкой связаны! — просили сосиски.
— Да, мы пуд соли вместе съели! — откликнулись огурцы.
— Зри в корень, — добавил сельдерей.
Мясорубка прокручивала в голове оскорбления. Чай крепился из последних сил. Картошка позеленела от возмущения. Но тут вилка подколола чайник, и тот не выдержал и вскипел. Да и терпение помидора лопнуло.
Банке с брагой снесло крышу. Масло шипело на всех, а один раз, не удержавшись, плюнуло. Холодильник дрожал от страха.
— Изрублю в капусту! — грозилась сечка.
Эскалоп отбивался из последних сил. Полотенце взмокло от усердия. Тесто и вовсе убежало — вместе с молоком, а вода смылась раньше всех.
— А ты куда навострился? — крикнул брусок ножу.
— У вас каменное сердце, — отрубил тот.
— Всем крышка, — сказала кастрюля. — Поварешка исчерпала все мои возможности.
Пирог спекся. Яйцо чувствовало себя разбитым. Лук горевал.
— Хватит нюнить, — отрезал нож. И мясо стушевалось.
А старая тёрка сетовала: ах, как измельчал народ!
Запасная пуговица
Запасная пуговица болталась в правом кармане пальто среди горстки монет и очень хотела стать монетой.
— Я такая же, как вы! — частенько говорила она своим соседкам.
Те звенели и смеялись:
— Тебе цена — копейка! И ты на нас ничуть не похожа!
— Монет с дырочками вообще не бывает, — подытожила десятка. Она считалась самой важной монетой, потому что была похожа на золотую.
— Бывает, — отвечала пуговица. — У хозяина есть коллекция африканских монет. Я видела.
— Вот и катись в свою Африку!
Пуговица молча страдала. Она была очень гордой. Но что поделать — уродилась пуговицей, а не монетой.
Однажды хозяин по ошибке выгреб её из кармана вместе с мелочью. У пуговицы дух занялся от волнения.
“Вот и настал мой звёздный час!” — подумала она с восторгом.
Но продавец недовольно сказал:
— Что это вы мне суёте? Думаете, слепой? Давайте ещё рубль, а эту железку оставьте себе.
Пуговица прыгнула обратно в карман, забилась в дальний угол между носовым платком и сигаретной пачкой и решила расплавиться от горя.
Но случилось то, чего никто не ожидал. Верхняя пуговица на пальто хозяина решила стать путешественницей. Вертелась и крутилась, пока не отвалилась.
Что стало с ней, нам не известно. Зато запасную пуговицу-монету достали из кармана и крепко-накрепко пришили на место беглянки.
— Наконец-то я пригодилась! И даже стала выше всех! — радовалась пуговица. И думала: “Интересно, а бывают ордена с дырочками?”
Зуб
Однажды зуб услышал, что у деревьев, как и у него, есть корни, и захотел стать деревом.
Но единственное, что у него получилось, — вырастить в себе дупло.
Чего нет у игрушек
Ночью Машины игрушки просыпаются и бегают по комнате. Резиновые мышки, плюшевые мишки, плюшевые зайцы в клетчатых штанишках. Им хорошо, им весело. Только одного им не хватает — своих игрушек.
Курица лапой
Самый аккуратный почерк — знаешь у кого? — у курицы.
Ничего смешного тут нет. Если бы тебя заставили есть ножом и вилкой суп, что бы получилось? Ничего, смех один.
При чём тут курица? Сейчас расскажу.
Куры по ночам тайно собираются в курятниках и сочиняют стихи. А почерк у них до того аккуратный — просто загляденье. Пишут куры подточенными куриными перьями, которые обмакивают в чернильницы из яичной скорлупы.
Все россказни о плохом почерке кур — просто глупые слухи. Их пустила утка, которой однажды захотелось узнать, у кого на скотном дворе самый аккуратный почерк.
Вызвались поучаствовать и куры. А им говорят:
— Пишите лапами, как и все! Перьями нельзя!
Что поделать? Обмакнули лапы в чернила и давай карябать: получаются такие каракули, что смотреть страшно. Свинки визжали от смеха, гуси гоготали, лошади ржали. Утка слух пустила, сивый мерин подхватил, а сорока всем на хвосте разнесла. Вот теперь мы и говорим: мол, пишет как курица лапой.
…Никто никогда не увидит, как аккуратно пишут куры. Они обижены на весь белый свет и тайно, тёмными ночами, когда петухи наловят побольше светляков, собираются, квохчут, шепчутся — сочиняют стихи. И записывают их на листах лопуха самым аккуратным почерком. Говорят, это прекрасные стихи. Но и их никто никогда не прочитает.
Рукописи не горят, верно; зато лапописи можно съесть.
Приставка без-
Приставка без— была очень влюбчивой. Оно и понятно: вокруг столько красивых прилагательных!
— Разрешите к вам присоединиться, — говорила порой им приставка.
— Ещё чего! — в голос возмущались прилагательные.
— Кем я с тобой буду? Бескультурным!
— А я — безнравственным!
— А я — бездеятельным!
— А я — безрадостным!
— А я — бесперспективным!
— Иди своей дорогой! Дураков нет. Присоединяйся к кому-нибудь другому!
А к кому? Никто не хотел дружить с влюбчивой приставкой: всех она делала хуже.
Но мимо проходило прилагательное ценный. Узнав, в чём дело, оно призадумалось. Рискованно присоединять к себе такую неблагонадёжную приставку… Но ценный было добрым прилагательным и в каждом старалось находить хорошее.
— Ладно, — сказало оно, — присоединяйся ко мне.
Приставка без— была без ума от счастья. А ценный ничуть не проиграло от этого союза: стало бесценным.
Люди, которые в прошлой жизни были…
Люди, которые в прошлой жизни были утками, здороваются так:
— Здрряясте-здрряясте!
Люди, которые в прошлой жизни были кошками, здороваются так:
— Здрррррррррррррррррравствуйте!
Люди, которые в прошлой жизни были змеями, здороваются так:
— Здрссссссссссссссьть!
А люди, которые в прошлой жизни были рыбами, вообще ни с кем не здороваются.
Пылесос и кошка
Пылесос стоял в углу, свернув свою длинную шею, и грустил.
— Что с тобой? — спросила его кошка.
— Всё в порядке.
— Не надо мне пыль в глаза пускать. Говори!
— Понимаешь, — вздохнув, признался пылесос, — я тебе ужасно завидую. Тебя кормят вкусно: и мясом, и рыбой, и колбасными обрезками. А я глотаю только грязь и пыль.
— Бедный! Ничего, я что-нибудь придумаю, — сказала кошка.
Она забралась на стол, который накрыли для гостей, и сбросила с него пару кружков колбасы, кусочек сыра, орехов и изюма.
— Ах, негодница! — возмутилась хозяйка. — Гости будут с минуты на минуту! Придётся делать уборку.
Наконец-то пылесос поел по-человечески, а не по-пылесосьи. И был очень счастлив.
Знайте: все до единой кошки с пылесосами в сговоре и иногда подбрасывают им на пол лакомые кусочки.
А чтобы хозяева об этом не догадались, хитрые кошки делают вид, будто до смерти боятся пылесосов.
Чёрный карандаш
Жёлтый карандаш рисовал солнечный свет, лимоны, мимозы и ромашки. Красный сажал на тетрадных полях помидоры и гвоздики. Синий рисовал небо, полное птиц, и реку, а Зелёный — сосны, берёзы, ели, клёны и пальмы.
Чёрный карандаш грустил. Он не умел радоваться и видел всё вокруг в чёрном цвете.
Тогда друзья решили помочь ему. Вместе с Жёлтым Чёрный нарисовал пчелу, с Оранжевым — тигра, а с Белым — зебру.
— А теперь попробуй нарисовать что-нибудь сам! — воскликнул Розовый, самый весёлый и жизнерадостный карандаш.
Чёрный попробовал.
Он нарисовал огромную-огромную картину — один.
Карандаши смотрели на неё, затаив дыхание. На чёрном ночном небе переливались и сияли жёлтые, красные, оранжевые, зелёные и синие звёзды.
Иван Филимоныч, Маша и Шарик
Иван Филимоныч любил тишину. Детей таскал за уши. Автомобилям грозил палкой. От звуков пианино морщился. На собак рычал. Иван Филимоныч был человеком правильным. Всегда ложился спать в одиннадцать. Каждый день менял бельё. Чистил по утрам зубы. Аккуратно прочитывал свежие газеты. Тем удивительнее то, что вчера утром в окно к Ивану Филимонычу постучался воздушный шарик. Поэтому Иван Филимоныч проснулся на полчаса раньше, чем обычно, и был не в духе.
— Что это за шуточки? — взревел он.
За окном покачивался голубой воздушный шарик.
Иван Филимоныч открыл окно, и тот подлетел к нему.
— Пошёл вон!
Шарик не пошёл. Он качался из стороны в сторону и не отставал от Ивана Филимоныча ни на шаг.
На работе день не задался. Коллеги хихикали. Иван Филимоныч дулся почище шарика, делал ошибки, рычал, как собака. И незаметно для других ткнул шарик канцелярской кнопкой.
Шарик пискнул, заметался и выпрыгнул в окно.
Другому шарику повезло больше. Он полетел за Машей из пятого “Б”. Она нарисовала на нём собачью мордочку, и шарик стал Шариком. Потом он нашёл своего потерянного брата, и тот превратился в голубой коврик.
Теперь живут они все вместе — девочка Маша, собака Шарик и голубой коврик, который лежит на пороге и порой вздымается и опадает, будто дышит.
Грустный клоун
В городе Мордланске было два цирка. В цирке для бедных выступали дрессированные собачки, медведи-велосипедисты, воздушные гимнасты, канатоходцы, укротители львов. На арену выбегали весёлые клоуны. Они неуклюже падали, путались в собственных ногах, заразительно хохотали. Их яркие красные губы всегда были растянуты в улыбке.
Билеты стоили недорого и были бедноте по карману. Люди приходили в цирк посмеяться, чтобы не забыть, как это.
В цирке для богатых выступал грустный клоун. Он выходил к людям, вставал в свете синего прожектора и говорил, говорил.
Билеты стоили очень дорого, но были богатым по карману. Люди приходили в цирк подумать, погрустить, поплакать.
Чтобы не забыть, как это.
Глупые вопросы
Лёня любил задавать вопросы.
— Отчего люди видят сны?
— Почему лягушка зелёная?
— Зачем жирафу такая длинная шея?
— Почему бывает радостно и грустно?
— Почему листья на деревьях осенью желтеют?
— Как спят рыбы под водой — с закрытыми глазами или нет?
— Почему, когда ешь, нельзя класть локти на стол, а когда пишешь, можно?
Взрослые считали эти вопросы глупыми.
Но почему?
Ведь всё это так интересно!
— Почему камбала плоская? — спрашивал Лёня у папы.
— Потому что она камбала, — говорил папа и разворачивал газету.
— Почему камбала плоская? — спрашивал Лёня у мамы.
— Потому что плоская, — говорила мама. — И не задавай мне глупых вопросов. Иди лучше учи уроки.
Уроки Лёня давно выучил. Но не будешь ведь спорить с мамой! Вздыхая, шёл в свою комнату и читал “Вино из одуванчиков”.
Ночью во сне Лёня встретил Рэя Бредбери.
— Рэй, почему камбала плоская? — спросил он у писателя.
— Потому что в детстве она задавала много вопросов. Но все взрослые рыбы-камбалы считали их глупыми. Маленькая камбала стала думать, что она тоже глупа, если спрашивает такую ерунду. Ей было стыдно. Теперь она плоская. Чтоб её никто не замечал. А может, для того, чтобы прятаться от хищников. Или чтобы плавать на затонувшие корабли, проникать во все щёлочки и смотреть на клады, которые больше никто не увидит.
Лёня каждую ночь разговаривал с писателем. Тот отвечал на все его вопросы и никогда не говорил, будто они глупы.
Когда Лёня вырос и его стали называть Леонид Анатольевич, он написал книгу для детей, в которой ответил на все глупые вопросы.
До сих пор по ночам он встречается с Рэем Бредбери и спрашивает его, почему дождь каплет сверху вниз, а не наоборот, или зачем слону хобот, а кошке — усы.