Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2013
Дмитрий Миронов
Маленький шоколадный мотоцикл
Рассказ
Дмитрий Миронов
(1968) — родился в Ленинграде. Окончил Лесотехническую академию им. С.М. Кирова. Работал в разное время в охотничьем хозяйстве и в лестничестве. Печатается впервые.
Последнее, что я услышал в том, менее реальном мире,
— перезвон хрустальных рюмок, множество голосов, чав-чав и как папа сказал:—
Когда я вырасту, соберу десять тысяч вот таких бутылок, построю плот и уплыву на нем…А мама перебила:
—
Король уродов, мне плохо.Скрип отодвигаемых стульев, кто-то заорал:
—
“Скорую”!—
Начинается…Так я появился на свет. Это был очень жаркий май. Родители долго спорили, выбирая имя, мама решительно
— Валентин, папа — Бендер, в честь одного счастливого робота.А когда я орал и мать, зажимая уши, убегала из комнаты, отец брал меня на руки и спрашивал:
—
Кто мой сын? Ты мой сын?И подносил к окну. Я мгновенно захлебывался своим криком
— планета с высоты седьмого этажа казалась такой игрушечной и нелепой…Однажды пришла женщина в белом халате, стала задавать вопросы:
—
Следит за игрушкой?Мама кивала головой.
—
Да, да.—
Гулит?—
Немножко гулит.—
А должен певуче гулить, вот так.Женщина вылупила глаза и загулила:
—
Угль-гль-гль, угль-гль-гль!Брови ее прыгали на затылок, губы изображали клюв. Я “врубил сирену”, а тетка крикнула на прощанье:
—
С завтрашнего дня начинайте прикорм!Больше она не появлялась.
С яслями не сложилось, директриса попросила за место тридцать тысяч и посудомоечную машину в группу.
Бабушка пожала плечами:
—
Зачем платить такие деньги, ведь есть я.На следующий год бабушка сказала:
—
Надоело. Я еще молодая, пойду работать.Как раз подошла очередь в детский садик. Здесь девушка-директор прошептала, глядя куда-то в угол стола:
—
Ну, двадцать…Дело быстро обтяпали, и так я в свои неполные четыре года начал жизнь в коллективе в самом обычном детсаду, затерянном в трущобах у метро “Елизаровская”, в одной группе с будущими легендарными бандитами Сережей Моториным и Сашей Васильевым.
На шестой день рождения взрослые нажрались, стали драться, маме разбили нос. Половина гостей ушла. Остальные успокоились и долго еще танцевали под “Депеш мод”. С теми гостями, что ушли, пропал и отец. Исчез, как будто его и не было. Вернулся вечером тридцать первого августа, когда я собирал портфель в школу, в первый класс. Мама сказала:
—
Проходи.А я спросил:
—
Ты что так долго?Таким я его и запомнил на всю жизнь
— нелепым, в желтых штанах, черном свитере и черных ботинках. С вечной бутылкой пива в руках, и пальцы воняли сигаретами, когда мы, держась за руки, переходили улицу. Это была единственная наша осень, и он все смотрел на меня, смотрел каждую минуту…
…Тихо в комнате, мы валяемся на моей кровати, смотрим в потолок, бабушка на кухне готовит ужин, слышно, как трещат котлеты на сковородке. Мама еще не пришла.
—
Давай в “съедобное — несъедобное”.—
Давай, я первый.Папа стучит мячиком об пол, придумывая загадку.
—
Э, “Сникерс”!Я ловлю подачу, один
— ноль.—
Э, очень вкусный… бабушкин халат!Я смеюсь и снова ловлю мяч, один
— один.—
Э, маленький шоколадный… мотоцикл!—
Так нечестно.—
Почему? Бывают шоколадные мотоциклы и Деды Морозы.Мячик катится под кровать.
—
Надоело…—
Расскажи про осла Овальную Рожу, ты же обещал.—
Сейчас. В общем, шел осел Овальная Рожа по проспекту Энергетиков. Шел, шел, а навстречу ему гопники из “Компьютерного клуба”… Нет, не так. Подходит осел Овальная Рожа к пятьдесят восьмому отделению милиции, а там на ступеньках толстый милиционер курит. Осел говорит ему: “Вы последний оплот мирового зла, через час от вас мокрого места здесь не останется, потом я пойду дальше на Москву, можете сейчас же передать мои требования правительству: “ТНТ” запретить, у старух мобильники отобрать, узбеков на пароход. Пока все”. Милиционер сигаретой подавился, а осел Овальная Рожа достает гранату и фить ее в окно! Ба-бах! А тут Валька из-за угла с автоматом: тр-р-ры! На помощь Овальной Роже. И я на танке. Милиционеры кричат: сдаемся-я-я! Но им на помощь прибежал генерал Жохин со своим войском. Та-та-тах!Ба-бах. Дверь хлопнула
— мама пришла с родительского собрания. И сразу на кухню, жаловаться бабушке:—
Как ты думаешь, что изображено на этом рисунке?Слышу, как шуршат мои листочки, измазанные акварелью. Пауза, вероятно бабушка надевает очки, разглядывает. Трещат котлеты.
—
Возможно, это какой-то негр с гитарой. У метро…—
Нет! Картина называется “Папа пьет “Петровское”!Мама, гневно топая по коридору, удаляется в большую комнату, скрипнул шкаф, мама переодевается. Папа пошел к ней, мне стыдно, я остался сидеть на кровати.
—
Ты нашел работу?Тяжелый вздох, шелест программки.
—
На Ладожской песни поют, здесь вообще кашалоты свою кашу варят.Я немедленно представляю
— папан идет по коридору, стучит в дверь, заходит, а там все уже ждут его, сидят на стульчиках в ряд и хором запевают любимую папину песню:—
Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем, я курю, а ты конфетки ешь!Отец в следующий кабинет
— кухня, две огромные рыбины смотрят в кастрюлю на плите, пахнет овсянкой и сливочным маслом…—
Моль! Моль!—
Вон она!—
Где?! Лови ее!Мы с бабушкой наперегонки летим на помощь. Все бегают по комнате и хлопают в ладоши. Наконец мама тащит мотылька в кулаке на лестницу. Бабушка приказывает идти мыть руки
— ужин готов.Папа режет хлеб, его всегда заставляют резать хлеб…
—
Какие планы на завтра?—
Газету надо. Позвонил по объявлению, договорился, и порядок, чего зря по городу мотаться, деньги переводить.—
Хорошо, я оставлю тебе на газету, только найди работу, пожалуйста, на собрании сказали, что нужны новые плавки из шкуры дельфина, у ребенка плохие показатели в бассейне… — Мама нахмурилась, пощупала свой лоб ладонью: — Я устала, идите по своим комнатам, я буду “Дом-2” смотреть.
На следующий день они меня встретили со школы
— папа и его приятель дядя Жорж. У дяди выпуклый со всех сторон пакет, у отца под мышкой толстая газета.—
Купишь чего-нибудь?Я поглядываю на ларек напротив школы. Отец кивает, берет меня за руку, мы переходим дорогу. Тетка в павильоне улыбается, увидев нас, здоровается, дядя Жорж называет ее Мариной.
—
Ну, так и быть, дайте нам, пожалуйста, — отец шарит по карманам, я вижу, что он пьян, дядя Жорж сует ему “сотню”, — вонючего “Спрайту” баночку и вонючий “Сникерс”.—
Пожалуйста…Дома они расположились за круглым столиком в большой комнате. Я рядом на диване, смотрю “Маленькую ведьму”. Мама на работе, бабушка уехала за пенсией.
На столе
— вчерашние котлетки, дольки помидора, сыр, зеленый лук, салфетки, все на блюдечках. Две вилки, столько же рюмок и бутылка. Это выглядит так душевно, наверное, я тоже буду алкоголиком. Папа хлопнул в ладоши:—
Начнем, пожалуй.…Через пять минут папа пододвинул к себе телефон, развернул газету и упал на пол, дядя Жорж схватил телефонную трубку:
—
Алло? Здравствуйте, по объявлению беспокоят, на должность переместителя. Это кто вообще? А, подсобный рабочий! Что ж вы так сразу не сказали (в сторону), узбеки, наверное, кончились. Нет, не хочу, просто тут из-за вас человеку плохо. До свидания… Алло (в сторону), мы ищем таланты, здравствуйте, по объявлению. Я вот захотел стать, как у вас там… загрузчик-выгрузчик! Образование? Зачем? А, большой конкурс. Думаю, мое образование вас не обрадует, что ж, пойду в мойщики картофеля в ресторан “На палубе”, до свидания.Папа отдышался, залез обратно в кресло, потом рухнул от смеха дядя Жорж. Так они пили, по очереди падали, ползали с пола на диван, стучали затылками об стену…
—
Водитель водолаза…—
Сотрудник ресторана без вредных привычек…—
Продавец-студент…—
Грузчица…Потом отец успокоился и куда-то позвонил, дядя Жорж разлил по рюмкам остатки водяры и убрал пустую бутылку в пакет. Папа показал почему-то только мне картинку
— девушка в короткой юбке у березы, рядом очень мужественный и решительный молодой человек с фонариком и дубинкой, внизу жирные буквы: “Требуются охранники”.—
Завтра еду туда, меня ждут, и все будет хорошо.
Прошел месяц. Вчера отец пришел с работы радостный. Еще не сняв ботинок, он объявил:
—
У меня сегодня первая зарплата, будем кутить.—
Чо? — бабушка прикинулась глухой, приставила к уху ладонь. Папа наклонился и произнес ей прямо в ладошку.—
Мы с Валиком завтра пойдем в американскую столовую!Сегодня с утра все только и галдят: “Макдональдс”, “Макдональдс”…
—
Раньше детей водили в цирк и музеи.—
Мы же были в цирке той осенью.—
Были…Я хорошо помню прошлогодний цирк, мне было наплевать на клоуна и говорящих верблюдов, я все два отделения не сводил глаз с негритенка в первом ряду, маленького мальчика в полосатом свитере, он тоже пришел с папой и мамой.
У отца хорошее настроение, мы остались вдвоем на лестничной площадке.
—
Как лифт работает?—
Сейчас объясню. Все очень просто! Там наверху сидит гастарбайтер, я нажимаю кнопку, у него загорается лампочка, он говорит: “Мененсссеген”, — и крутит ручку такой большой катушки, и кабина опускается.—
А что такое — “семемеген”?—
Что-то типа — как вы меня все достали, будь проклята эта жизнь.—
Ты шутишь.В маршрутку с нами села толстая женщина, она сразу же вытащила телефон. Папа негромко произнес:
—
Я уже села, скоро буду.Женщина в трубку:
—
Ну, я уже села, скоро буду…Пассажиры захихикали, толстуха зыркнула на нас, я отвернулся к окну.
Вышли на Сенной площади, толпа сразу закрыла от меня небо, я никогда не видел столько людей на улице. Странные вывески на домах
— “ТурДом”, “Кожа на Неве”, “Бизнес-центр красоты”…Я дергаю отца за руку.
—
Что такое — “Банк ВТБ”?Он, не задумываясь, палит в ответ:
—
О, это такой банк! Всеобщей Телевизионной Бастурмации!Остановились у витрины мебельного магазина.
—
Вот здесь моя работа.За стеклом стоял диван, роскошный и великолепный, как у королей, рядом торшер и позолоченный журнальный столик. Девушка с короткими белыми волосами и очень красивыми глазами поправляла ценники, что-то записывая в блокнот. Она очень смотрелась рядом с этим гарнитуром, можно было подумать, что она хозяйка этого маленького дворца. Люди шли мимо, не обращая внимания, девушка увидела нас, папа ей поклонился, она покраснела очень сильно, как будто арбуз раскололся.
В “Макдональдсе” заняли столик у окна. Мне взяли “вонючий” детский набор, “вонючей” картошки, большую “Колу”. Папа ничего не ел. Та девушка с белыми волосами постучала монеткой в стекло витрины. Отец вскочил:
—
Жди меня здесь, я сейчас приду.И убежал. Они рывком поцеловались и отошли куда-то в сторону. На улице громыхала музыка, у ларька “Аудио
— DVD” плясал бомжара, веселый, морда разбита, народ кидал ему в кепку монеты. Бабуля в чрезвычайно засаленном белом переднике торговала пирогами с тележки, иногда украдкой посасывала лекарство из маленького коричневого бутылька, подмигивала прохожим. Отец с блондинкой весело болтали, пока к ним не подошли двое парней. Отец толкнул одного в грудь, тот спиной бухнулся о витрину, но стекло выдержало. Второй ответил папе по лбу, лицо у отца стало незнакомым и некрасивым.Люди в столовой забубнили:
—
О, смотрите, смотрите. Супер…Я вышел в тамбур, сел на скамейку рядом с полосатым клоуном. И вдруг ощутил себя взрослым, мне стало отчетливо понятно, что это все неправильно и даже не разрешено. Так не хотелось становиться взрослым, что я заплакал. Потом помню себя на улице, у облупленной до кирпичей стены дома. Страшные черные люди спали на асфальте, подвальная вонь из подворотен и ржач из распахнутых ворот “Трактира имени комиссара Урицкого”…
Он догнал меня, подхватил, прижал к себе, так и шел со мной до метро, все повторял:
—
Я тебя больше не брошу, слышишь, никогда, никогда, никогда…
Он попросил никому не рассказывать, за это мы построим ветроход. Сейчас как раз дуют “вихри враждебные”. Он называл октябрьские ветры
— “вихри враждебные”, апрельские ветры назывались — “менингитные”.—
Я нашел в помойке коляску, спрятал в кустах.—
А парус?—
Из большой картонной коробки. Спи давай.—
Расскажи про осла Овальную Рожу.—
М-м, не придумал еще.—
Когда придумаешь, скажешь?—
Конечно.Ждем маму и бабушку, уже десятый час, а их все нет. Слышно, как ветер нервничает в вентиляционных трубах, скрипят занавески на карнизах
— окна еще не заклеены. Папа грустный, они с мамой в последнее время часто ругаются, все бубнит про наш ветроход:—
Ну вот, корабли могут ходить под парусом, а почему какая-нибудь тележка не в состоянии? Здесь что-то не так, ну увидим, увидим…В ту субботу были очень враждебные вихри. Но даже сила такого ветра не смогла тронуть с места коляску с отцом на борту. Он уступил место мне. Парус с буквами “Samsung
— лучшие холодильники” выгнулся дугой, и я покатил по асфальту. Отец бежал рядом и орал:—
Этот челн, Джим, я построил сам!!!Он вдруг споткнулся, чуть не упал. Я увидел маму и помахал ей рукой, мама шла из магазина
— в руках большой пакет “Лента”, глаза круглые от ужаса. Ветер в конце дома шибанул в спину, парус сорвало с мачты, и я благополучно по инерции выкатился на улицу.Визг тормозов слева, визг мамы справа. Свадебная машина брякнулась правой фарой в столб. Маленькая невеста вылетела через лобовое стекло на воздух, приземлилась попой на травку и осталась так сидеть. Фату она держала в руках, на лицо со лба полилась кровь. Невеста прошептала:
—
Слава Богу…Топот ног, крики, мгновенно “скорая” откуда-то, носилки…
Отца я потом больше никогда не видел. Он как-то раз приезжал, но я в припадке упрямства не вышел из комнаты. Они с мамой разговаривали в коридоре о деньгах…
На мой одиннадцатый день рождения шел сильный дождь. В большой комнате гремела музыка, я смотрел из темной кухни на улицу, видел черный силуэт в садике у качелей, я был уверен
— эта тень смотрит мне в глаза. Вспомнил, как очень давно он привел меня в детский садик и забыл помахать мне рукой. Ушел. Воспитательница пыталась оторвать меня от подоконника, я орал на весь детский мир. И он все-таки прибежал через пять минут, спотыкаясь о сугробы. Увидел меня в окне и тоже заревел, так мы смотрели друг на друга и плакали…Теперь у меня есть дядя Сережа, он живет с нами. Все нормально. Зимой я ем арбузы и персики, мама счастлива, это даже я вижу.
Но счастлив ли я? Отвечу, когда вырасту.