Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2013
Роман Рубанов
Гофман и другие
Роман Рубанов
— родился в деревне Стрекалово Хомутовского района Курской области. Окончил Рыльское педагогическое училище и факультет теологии и религиоведения Курского государственного университета. Работает руководителем литературно-драматургической части в Театре юного зрителя “Ровесник” (Курск). Пишет пьесы, рассказы, стихи. Печатался в журналах “Лампа и дымоход”, “День и ночь”, “Нева” и др.
Гофман
I. Ночные этюды
Из темноты, где полночь рыжая урчит,
небритый Гофман, словно гвоздь кривой, торчит
и тени собственной пугается в ночи,
смычком взволнованно по дереву стучит,
“Тьфу-тьфу”, — плюёт он через левое плечо,
и догорает оплывающей свечой,
и что-то пилит, и из собственной души
плетёт верёвочку, чтоб страхи задушить
II. Песочный человек
Плетёт верёвочку, холодную как снег…
Но пробирается песочный человек
в кошмары ночи, в бессознательный проём
спинного мозга, наполняя водоём
холодных глаз комками ржавого песка,
и кровь горячая колотится в висках,
и бледный Гофман пилит лобзиком сустав,
и прорастает скрипка, плача, сквозь рукав.
III. Кавалер Глюк
И прорастает скрипка, вечная, как мрак,
как крона дерева, как всхлипы ветра, как
ночной кошмар, в котором с комьями песка
в один зелёный ком смешается тоска,
и всё в душе сожжёт огнём своим дотла.
Луна вращается по небу, как юла,
а там, в ночных провалах-впадинах луны,
кричат горластые некормленые сны
IV. Угловое окно
и клювы острые вонзают в небосвод.
Небритый Гофман прорастает и растёт,
пытаясь мысленно проникнуть в ворожбу…
Не обмануть, увы, безглазую судьбу.
До подбородка добегает липкий страх,
и понимает Гофман: тело — это прах,
всё прах, одну лишь только музыку души
не в состоянье сумрак ночи заглушить.
V. Щелкунчик и Мышиный король
Всё прах. Все эти наши мысли и слова —
всё обрывается. Пока душа жива,
пока болезнь не отравила спиртом мозг,
он строит хрупкий, но реальный мост,
он смотрит ввысь — там по веленью Рождества:
уродец кукольный под маской волшебства
любви достоин, обретая кровь и плоть…
А душу Гофмана тем временем Господь
за нити тонкие возносит в небеса,
туда, где Сам распределяет чудеса.
Ходит ночь, беременная снами
(Цикл ночных стихотворений)
I
Так, как я, не умеет никто
Говорить о тебе.
Ночь, как конь, ходит в сером пальто
Буквой “Б”,
Ходит, цоканьем серых копыт
Будит сны.
Мордой в окна: кто, дескать, не спит?
Мы!
Это мы, это я о тебе,
Это сон,
Он спускается вниз по трубе
На газон,
Зарастает травой, сорняком,
Пылью и
Говорит ни о чём, ни о ком —
О любви.
Ночь в пальто чешет бок о фонарь,
А фонарь
Провожает глазами январь.
И, как встарь,
Говорит: всё проходит как сон.
Нет, не сон.
Разве сон — эта в небе косом
Рыба сом?
Рыба камбала, рыба луна,
Рыба-сплю…
Ночь в пальто лошадином темна.
Я терплю,
Я не сплю, я могу, как не тот,
Не тогда,
Говорить о тебе. И растёт
Борода
Из-под неба, рассветом грозя
Облакам.
Губошлёпую ночь бьёт лоза
По бокам,
И она убегает в луну
Буквой “Б”.
Для тебя… лишь тебя я одну…
О тебе…
II
Сон
Входит сон,
говорит: “Сон”.
В небе сон.
В небе рыба-сом.
В небе свет.
В небе дна нет.
Светит свет,
там, где сна нет.
Входит сон,
говорит:
“Спишь?”
Вносит сон
на подносе fish.
Ты одна
замерла на
миг, замерла
под крылом сна.
Сон расстилает
на окне сны.
Сон наставляет:
“Только ей
снись!”
Ей,
говорит, снись,
ей, ты,
лей, говорит,
слова о ней,
ты.
Сон обнажает
твою ночь,
сон,
сон обряжает
луну в ноль,
сон
шепчет тебе
то, что только я
знал.
Сон всё слышал,
когда я спал.
Сон в твоей руке.
В руке нить бус.
Милая моя,
а я тебе снюсь?
III
Ты уснула. Уснула. Уснула ты.
Ночь качнула. Качнула. Качнула тюль.
А у стула. У стула… У темноты
нету имени. Имени нет. Июль
скоро будет. А будет? Да, будет он
весь из будней. Из будней. Из будней сшит.
Тихо будит. Да, будит… И будет сон
крепче чая и слаще той, той, что спит.
Ты уснула. А значит. А значит, день
будет начат. Он начат. Он начат мной.
Только скачет. Всё скачет. Всё скачет тень
по стене. И сливается со стеной.
Ты уснула. Уснула. Твоя душа —
отпусти её, пусть полетит одна
мимо гула, разгула, едва дыша,
пролетит сквозь холод окна. На
перепутье, лоскутный забыв платок,
она встретит меня и попросит, чтоб
крепко обнял её я. А что потом?
А потом, как в пословице, — хоть потоп.
Ты уснула. Уснула. Уснула ты.
Ты качнула. Качнула. Качнула свет.
Ты проснулась. Взглянула из темноты
на меня… А меня… а меня… Нет?
***
Н.Ч.
Нет человека, который был бы как Остров…
Джон Донн
А я как остров. Я окружён тобой.
И даже если колокол звонит по мне
мне всё равно. В меня вбивает камни прибой,
надо мной глаза твои в вышине.
звёзды, звёзды, созвездия и т.п.
И даже если волною снесёт утёс,
оторвёт от меня часть, я всё равно о тебе
буду думать. В пене твоих волос
буду слышать, как ручейки звенят,
как планета рушится, как небеса трещат
по швам. Не оставляй меня,
море, по которому ходит моя душа.
flauto dolce
Зажми седьмую дырочку в душе
И дунь. А может, музыка польётся?
И где-то на девятом этаже
Такой же человечек отзовётся,
Зажав седьмую дырочку в душе.
И лифт скользнёт. И лестницы пролёт
Мелькнёт, и на засаленных перилах
Столкнутся руки. А домашний кот
Мяукнет, дескать, выгнали, нет силы
И в лифт скользнуть… И песню запоёт…
А эти двое, странные весьма,
На нас с тобой похожие когда-то,
Взойдут на переносицу окна
И выпорхнут в метель, во тьму… куда-то…
И незаметно включится весна.
А кот домашний, видевший мышей
Лишь на картинках, сядет на перила,
Достанет музыку, которой нет вообще,
И, чтоб она везде заговорила,
Зажмёт седьмую дырочку в душе.