Салман Рушди. Ярость. / Пер. А. Челноковой. — СПб.: «Амфора», 2011
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2013
Роман «Ярость» известный британский писатель индийского происхождения СалманРушди опубликовал в 2001 году. Русский перевод последовал спустя десять лет. Когда речь заходит о Рушди, трудно обойти стороной главное событие его биографии — публикацию романа «Сатанинские стихи». Такого влияния на политическую и культурную обстановку в мире, наверное, не оказывал ни один роман во второй половине двадцатого века. Сегодня события, развернувшиеся вокруг романа, известны каждому — фетва аятоллы Хомейни, разрыв дипломатических отношений между Британией и Ираном, убийства издателей романа. В свете таких событий иногда упускается из виду, что скандальным является лишь одно произведение писателя. Большинство из написанного Рушди не имеет ни малейшего отношения к вольному изображению религиозных фигур. Его книги посвящены любви, пониманию Индии, изображению конфликтов или точек соприкосновения западной и восточной культур. Среди этих не скандальных книг находится и «Ярость». Она принадлежит к числу рефлексивных произведений на тему кризиса личности. В ней ставится острый для многих современных европейцев вопрос — в состоянии ли американский образ жизни излечить уроженца Старого Света от душевных недугов? Одновременно тема локального кризиса, обозначенная в этом вопросе, прирастает более масштабной проблематикой. Ни много ни мало — попыткой понять Америку.
Малик Соланка, уроженец Бомбея, сделал неплохую карьеру в Кембридже, пройдя путь от студента до профессора. Его специальность — история идей и философии. Он не только добивается профессионального признания в своей области, но и умудряется сколотить немаленькое состояние на своем увлечении — изготовлении кукол и написании сценариев для телепрограмм с их участием. Его главную и самую успешную куклу зовут Глупышка. Она общается с выдающимися философами прошлого, задает им каверзные вопросы, пытается с ними спорить и таким образом духовно обогащается сама и обогащает зрителя. Кукольное шоу с ее участием невероятно популярно. Настолько, что телевизионщики выкупают у Соланки права на него и далее сочиняют сценарии сами, на этот раз без блеска ума, характерного для текстов Соланки, и с чисто коммерческой целью. Продавая права, Соланка не ожидал, к чему это приведет, и новые серии про Глупышку вызывают у него неподдельную ярость. Вообще, ярость — яд, отравляющий его жизнь. Казалось бы, у него есть все. Любящая жена, маленький сын, деньги и признание. И, несмотря на это, однажды он обнаруживает себя стоящим над кроватью жены с занесенным над ее телом ножом. Это становится последней каплей. Невротическая реальность, сложившая вокруг героя, становится невыносимой, и Соланка, подобно индийским отшельникам-саньясинам, принимает решение бросить все. Он отправляется в Америку, чтобы начать там новую жизнь, где не будет места ярости.
Однако жизнь в Америке складывается не совсем так, как ему хотелось бы. Он по-прежнему подвержен приступам ярости и слышит биение крыльев фурий, летающих над Нью-Йорком. В городе он знакомится с молодой девушкой Милой Милошевич, с которой заводит роман, несмотря на более чем тридцатилетнюю разницу в возрасте. Мила образованна, знает и ценит поэзию и обладает лидерскими качествами, являясь заводилой группы молодых хакеров. Соланке и Миле хорошо вместе, но роман их вскоре обрывается. Новая спутница Соланки — женщина индийского происхождения Нила Махендра, некогда любовница Джека Райнхарта, давнего друга Соланки. Она работает продюсером документальных фильмов и оказывается втянутой в политический конфликт вымышленной тихоокеанской страны Лилипут-Блефуску, куда отправляется на съемки очередного фильма. С ней Соланка добивается главного — избавляется от ярости. Одновременно он переживает творческий взлет и принимается за создание нового кукольного шоу, на этот раз про Кукольных Королей. Он выдумывает эпическую историю про планету Галилео-1, где разворачивается политическая и духовная борьба между людьми и созданными ими Кукольными Королями — киборгами, способными мыслить. Подобно шоу про Глупышку, эта история тоже добивается неслыханного успеха, и в ее раскрутке Соланке помогает, несмотря на обрыв любовных отношений, Мила Милошевич и патронируемая ею группка молодых отвязных хакеров. Тем временем события в Лилипут-Блефуску, куда отправляется Нила Махендра, начинают разворачиваться подобно этому шоу, и ключевые фигуры конфликта надевают маски персонажей Кукольных Королей. Когда в страну вслед за Нилой попадает Малик Соланка, для него это оказывается персональным адом.
Как это ни парадоксально, но роману Рушди не хватает именно того, о чем он написан, — ярости. Малик Соланка — это типичный интеллигент, сочетающий в себе все стереотипные черты слишком образованного человека. И черты эти в общем-то не обязательно положительные. К ним относятся избыточная, перемахивающая за риски любых шкал рефлексия, нерешительность, неумение общаться с людьми попроще, неопределенность в жизненных планах и приоритетах, интеллектуализм по поводу и без повода и так далее. Что может случиться с таким персонажем? Да ничего! С Маликом Соланкой ничего и не происходит. Кроме типичных для романа и невозможных в реальной жизни чудес. Впрочем, чудеса у Рушди двух типов. К первому типу относятся вещи в целом возможные. Например, сказочное богатство Соланки, которого он добился, продав бренд куклы Глупышки телевизионщикам. В романах богатство таким персонажам, как Соланка, необходимо. Это позволяет им не работать и все время обдумывать свою жизнь. Ко второму типу чудес относятся вещи, скорее мало реальные. Типичный пример тому — отношения немолодого одинокого Соланки и двадцатилетней девушки Милы. Отношения, выписанные между ними, представляют собой типичный полет оторванной от земли фантазии. Фантазии прожженного интеллектуала, взявшегося после дня, проведенного за чтением Гегеля, сочинять рассказ о романтических чувствах. Чего стоит хотя бы следующий пассаж, где прямая речь принадлежит двадцатилетней (!) девушке.
Со временем Соланка понял, что стал для Милы одним из ее проектов. У нее было необычное хобби: она коллекционировала сломанных жизнью людей и на досуге занималась их починкой. Когда он спросил ее об этом, она, словно оправдываясь, сказала: «Это то, что у меня получается. Реставрировать души. Кто-то ремонтирует дома, а я — человеческие души».
Но сам писатель относится к подобным пассажам со всей серьезностью. Для него такие отношения являются классическим и абсолютно реалистическим средством раскрытия персонажа (Соланки), а заодно дают жизненный материал для более широкой темы, в частности, для понимания Америки. Но каковы эти отношения? Они сотканы из все тех же интеллектуальных фантазий, нанизанных на острые вектора напряженной рефлексии, стремящейся без конца прояснять, уточнять, расширять и усложнять чувства. Как следствие, отношения Соланки и Милы Рушди описывает вполне подробно, вплоть до тонких деталей, свойственных хорошим психологическим романам. Но вот показать их так, чтобы их стало видно, он, увы, не способен. Как не способен изобразить тот блеск первых выступлений Глупышки, о котором он пишет исключительно в третьем лице и в прошедшем времени. Многое из сказанного Рушди выглядит удивительно тонким и подчас даже уникальным, но это не показано на уровне сюжета и прямой речи. Отсюда ощущение того, что история не рассказывается, а пересказывается. Да и в целом роман производит впечатление критической статьи на другой роман, например, о жизни самого писателя, ведь многие его детали выглядят вполне автобиографическими.
То ли это очередной американизм, то ли уступка постмодернистской реальности, но Рушди довольно бесстрастно заигрывает с низкими жанрами, свободно перемешивая, например, «Солярис» Тарковского со знаками массовой культуры. Когда ему требуется выписать ощущение иллюзии, в частности, иллюзии отцовской любви, он обращается к финальной сцене «Соляриса». Когда же речь заходит о молодых хакерах Милы, он не может обойтись без хоббитов и «Звездных войн». Впрочем, говорить о смешении жанров, может, и не стоит. Речь скорее идет о желании описывать реальность как она есть. В «Ярости» вообще проводится кропотливая работа по отвоевыванию реальности у иллюзии и фальши. Малик Соланка пребывает в затянувшейся кризисной ситуации, итогом которой должно стать либо окончательное поражение, либо окончательная победа. То есть соответственно либо безумие ярости, либо жизнь без ярости. Эта битва за освобождение происходит на многих фронтах. Не только на фронте личной жизни и общественного признания, но и на фронтах оценки прошлого и настоящего — как частной жизни Соланки, так и Америки в целом. Многие люди, взрослея или проводя переоценку ценностей после серьезного испытания, говорят, что в прошлом не были собой. Что все случившееся раньше происходило не с ними, а с другими людьми. Соланка тоже из таких людей, только он заострил это переживание, попытавшись фактически реабилитировать того прошлого человека, каким был раньше. Он попытался это сделать и осознал иллюзорность своей детской любви к отцу. Это ключевое переосмысление определило всю его дальнейшую жизнь. Не здесь ли коренится его последующая неосознаваемая страсть к вымышленным мирам кукол? Но Америка, которая должна была исцелить его от ярости, лишь закрепила ощущение фальши.
То, что «Ярость» пропитана сатирой на современную американскую действительность, чуть ли не вынесено в аннотацию. На самом деле сатиры в романе практически нет. Пожалуй, мало кому придет в голову иронически относиться к кровавым событиям в стране Лилипут-Блефуску, пусть и вымышленной. Место сатиры у Рушди занимают довольно болезненные размышления, которые образуют каталог критических высказываний по адресу американского образа жизни. Эти высказывания в целом неоригинальны и повторяют размышления некоторых философов двадцатого века, преимущественно традиционалистского толка, видевших в Америке венец уродливой, неправильной эволюции человечества. Соланка видит в Америке образец бездушной, механизированной жизни, совершенно пассивной и бесцельной («Американец как личность вовсю перевоссоздает себя в механических терминах, но постоянно выходит из-под контроля»). Одновременно он видит в Америке воплощение мира потребления, который убивает медленно, как наркотик («За фасадом золотого века, времени изобилия, разрастается и набирает силу духовное обнищание западного человека вообще и разрушение личности американцев в частности»). Как следствие, в Америке имеют значение только успех и деньги, и ничего, кроме них («Добиться успеха в Америке — вот что сделалось единственным показателем человеческой состоятельности»). Соланка также повторяет некоторые бодрийяровские идеи: «Держава-Супермаркет», «даже антиамериканское движение оказывается по сути своей проамериканским». И, наконец, звучит самое сильное обвинение, которое до Рушди позволяли себе люди разве что класса Карла Густава Юнга. Это обвинение в расщеплении личности, то есть фактически шизофрении. На ее фоне открывается чудовищная картина психического здоровья американцев: постоянные мечты об успехе и самореализации, невозможность их осуществить и как следствие жизнь в постоянном неврозе и стрессах и бесконечный рост потребления антидепрессантов. Такой увидел Америку Соланка — и, надо полагать, сам Рушди. Америку, которая должна была вылечить его героя, а на деле оказалась фальшивым царством, где все основано на платных услугах и подмене понятий.
На примере СоланкиРушди изобразил одиссею, а вернее, фрагменты одиссеи современного европейского интроверта, имеющего деньги и, следовательно, время на то, чтобы вступать в долгие диалоги со своим страданием. Полноценной одиссеей «Ярости» мешает быть, по меньшей мере, два обстоятельства. Во-первых, небольшой масштаб личности самого Соланки, заявленная ярость которого в наблюдениях за современным миром больше напоминает зализывание ран. Во-вторых, уход в третье лицо и прошедшее время там, где должно было бы разворачиваться основное действие. Читатель никогда не увидит воочию Глупышку и сокрушительность ее иронического ума. Мы лишь знаем, что ее ум обладал таким качеством. Также читатель никогда не увидит перипетий мира Кукольных Королей. Рушди привел их историю лишь в набросках, причем построил ее, по собственному признанию, на перемешивании мифологических мотивов, от чего, впрочем, не выиграли ни сама история, ни мифологические мотивы. Столь успешная и прибыльная история Кукольных Королей явно не блещет оригинальностью и представляет собой второсортный фэнтезийный сериал с рассчитанными не иначе как на калькуляторе драматическими поворотами. В остальном же «Ярость» выглядит как тщательный и очень подробный пересказ душевных страданий немолодого человека. Они не настолько изощренны, как это было в «Приглашении на казнь» Набокова или «Степном волке» Гессе, и не настолько прямолинейны и натуралистичны, как обычная физическая боль. Они обладают известной тонкостью и сложностью, не позволяющей легко их формализовать, но наверняка верно как минимум одно — они очень точно выражают судьбу современных образованных европейцев. Жаль только, что в их изображении Рушди поскупился на ярость. Бессмысленно даже искать ее — ее просто нет. В романе нет ни жестких отрывистых эмоций, ни криков и перебранок, ни импульсивных поступков, от которых леденела бы кровь. Ярость поглощается тяжелой, распрямляющей энергией пересказа. Что, однако, странно — все-таки считается, что Рушди сам пережил то, о чем писал.
Сергей СИРОТИН