[Герман Садулаев. Прыжок волка. — М.: «Альпина нон-фикшн», 2012.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2013
Передо мной стоит невыполнимая задача — отрецензировать книгу о политической истории Чечни, ни словом не помянув при этом Евгения Родионова, Стенли Шоу, Дубровку и лагерь «Дон». Ведь Герману Садулаеву древняя история куда милее новейшей… Однако давайте по порядку.
«Я напишу!..»
Лет восемь назад Садулаев клялся: «Может, даже я напишу: настоящие сюжетные романы и повести. В них будут герой и героиня, завязка, интрига, неожиданное развитие сюжета, второстепенные персонажи, развязка, вся композиция. Я напишу…» («Я — чеченец!») Клятвы Герман Умаралиевич, естественно, не сдержал. Жизнь, по большому счету, удалась: путь славный, имя громкое чеченского заступника… Но вот с настоящими книгами у нашего героя всякий раз случалась прискорбная заминка. О «Таблетке» или «Шалинском рейде» говорили ровно столько, сколько романы находились в премиальных шорт-листах. На «AD», «Партизанские рассказы» и «Учение дона Ахмеда» публика и критика реагировали крайне вяло. Да и как прикажете реагировать на прозу такого вот качества: «Косые лучи зари пробрались сквозь плотную атмосферу» («Оставайтесь на батареях»)?
В свое время причину поголовной лояльности к откровенно неуклюжему автору без обиняков изъяснил недавно скончавшийся Виктор Топоров: «Сегодня Чечня замирена (в большей мере, чем иные кавказские республики), но до ее возвращения в культурное пространство России еще далеко. Тем более следует приветствовать… Садулаева». Согласитесь, не слишком это лестно: знать, что в беллетристы тебя вывела пятая графа. Потому Г.С. все чаще являл себя миру в окололитературных ипостасях: то публицист («Марш, марш правой!»), то фольклорист («Илли»). А нынче примерил гиматий Геродота:
«Я сосредоточусь на истории политических и правовых институтов чеченского общества, постараюсь выявить предпосылки их возникновения, особенности и закономерности политико-правового процесса в Чечне».
А и в самом деле любопытно, к лицу ли Геродоту газыри? Сейчас узнаем.
Начнем с конца
Всякая исследовательская работа начинается с изучения источников. Потому прежде всего заглянем на последние страницы «Прыжка», где опубликован список использованной литературы. Реестр на удивление невелик: всего-то дюжина книг. Особого внимания заслуживают следующие: «Сказки, предания и сказания чеченцев и ингушей», «Чеченская народная поэзия в записях XIX–XX вв.» и «Нохчийн фольклор». Впрочем, для крохоборов вроде меня автор сделал специальную оговорку:
«Я позволил себе не отягощать книгу библиографическими ссылками. Тем не менее, я приведу небольшой список литературы — малую часть из той, которая была использована или просто прочитана».
И что же автор читал или использовал? Роман Арбитман, движимый презумпцией недоверия, занялся подсчетом цитат в тексте. Выяснилось, что чаще и охотнее всего Г.С. цитирует Большую Советскую Энциклопедию — и страницами, страницами… Нужны ли комментарии?
Преданья старины глубокой
Садулаев ведет отсчет чеченской истории от Хазарского каганата, — спасибо, хоть не от Адама и Евы. О геополитике пращуров Герман Умаралиевич рассуждает долго, обстоятельно и со вкусом — Средневековью посвящены едва ли не четыре пятых книги. Варяги с острыми мечами, хазары с грозными очами, евреи с хитрыми речами — все побывали тут…
Олеша в дневниках писал, что первобытные люди для нас куда реальнее средневековых. У неандертальцев и впрямь все просто и понятно: вот кость — оглодать, вот огонь — согреться, вот пещерный медведь — бежать, пока не поздно. Иное дело намертво перепутанные связи вятичей и кривичей с хазарами и варягами на фоне изощренных византийских интриг-многоходовок… Но нет тех крепостей, которые большевики не могли бы взять, — коммунист Садулаев развязывает самые тугие исторические узлы и разгадывает все загадки:
«Все свои самые сумасбродные предположения я подкрепляю данными истории, теории и логикой».
Что правда, то правда: по части теории и логики Садулаев дал фору даже таким корифеям, как Фоменко и Носовский. К примеру, устроил Кию, Щеку и Хориву посмертное обрезание, окунул сестру их Лыбедь в микву и объявил Киев «еврейско-варяжским городом, пристанищем ростовщиков, работорговцев и спекулянтов». Герочка, лебн, ну що ж вы себе думаете? Я вам умоляю, не делайте читателю беременную голову…
Вейз мир, он таки делает: «Ольга-Хельга, следуя за родственным ей скандинавским миром, приняла христианство». Давайте разберемся: княгиня Ольга крестилась в 955 году. Родственный ей скандинавский мир самую малость припозднился: датский конунг Харальд Гормссон крестил подданных в 960-м, его шведский коллега Олав Эрикссон проделал то же самое 1000-м, а дольше всех язычниками пробыли норвежцы, крещенные Олавом Харальдссоном: лишь в 1024-м тинг в Мостере признал христианство единственной дозволенной религией…
Еще одно сенсационное открытие: «Ингвар (князь Игорь Старый — А.К.) собрал с древлян одну дань, но ему показалось мало… Есть мнение, что первую дань он собирал для Хазарии, так как был вассалом кагана, вторую — для себя лично». Позвольте, с какого перепуга оккупанты доверили побежденным сбор податей? Во всяком случае, монголы на подобный шаг решились лишь после Тверского восстания 1327 года. И как вам дивная формулировка «есть мнение»? Если любопытно, наведите справки: мнение высказано на родноверческом сайте «Боян». Слов нет, авторитетный источник. Герман Умаралиевич, а не сослаться ли заодно и на «Велесову книгу»?..
Типа история в натуре
Язык и стиль трактата заслуживают особого разговора. Поначалу автор пытается соблюдать пристойное наукообразие: «Мне бы хотелось методом ретроспективной экстраполяции посчитать, сколько в раннем Средневековье насчитывала популяция предков чеченцев». Однако академического стиля не выдерживает и невзначай переходит на новорусский сленг. И в этом лексическом пространстве ему гораздо комфортнее:
«Хазарский каганат «колбасило» от одной мировой религии к другой».
«Отношения у варяг (грамматическая ошибка автора. — А.К.) и хазар были, так сказать, конкурентные — кто будет «крышевать» славян».
«Хазария стала лакомым кусочком, «барыгой», «коммерсантом без крыши»».
Некогда Лев Гумилев, нежно любимый Садулаевым, забавы ради написал по фене «Историю отпадения Нидерландов от Испании»:
«В 1565 году по всей Голландии пошла параша, что папа — антихрист. Голландцы начали шипеть на папу и раскурочивать монастыри, римская курия, обиженная за пахана, подначила испанское правительство. Испанцы стали качать права — нахально тащили голландцев на исповедь: совали за святых чурки с глазами. Отказчиков сажали в кандей на трехсотку, отрицаловку пускали налево. По всей стране пошли шмоны и стук. Спешно стряпали липу. Гадильники ломились от случайной хевры… Граф Эгмонд на пару с графом Горном попали в неприятное, их по запарке замели, пришили дело и дали вышку».
Думаю, с источником вдохновения все ясно. Вот только у Гумилева это было пародией…
Бомбы, штыки, знамена…
Лучшим прологом ко всему дальнейшему будет цитата:
«Нам не нужны войска, бомбы, штыки, знамена… И не нужно нам никаких адатов, древних обычаев, традиций пить свежую кровь и что там еще про нас рассказали ваши «эксперты». А нужна нормальная жизнь в нормальном обществе, в нормальном современном государстве».
Миф о кровожадных и вольнолюбивых горцах, по версии Г.С., выдумала русская интеллигенция позапрошлого века: ей в духоте царизма нужен был пример благородной борьбы за свободу. Не упомню, правда, чтобы кто-то из тогдашних романтиков обожал шейха Мансура, — они все больше Зандом и Лувелем бредили… Но в карете прошлого далеко не уедешь, потолкуем о новейших временах.
По мере их приближения Садулаев претерпевает странную метаморфозу: становится все менее словоохотлив и берет продолжительные, прямо-таки мхатовские паузы. Скажем, есть в «Прыжке волка» глава про легендарного абрека Зелимхана, но ни слова нет про современных абреков Лечи Исламова и Мовлади Атлангериева. Есть история имама Шамиля, но ни слова нет про имама Нажмутдина Гоцинского, при котором (1921–1925) Чечня превратилась в криминальный анклав. Есть детальный анализ книги Лаудаева «Чеченское племя», но ни слова нет про книгу Яндарбиева «Баллада о Джихаде»… Видимо, с аланами и хазарами автору как-то уютнее.
О 90-х годах прошлого века не сказано ничего, кроме общих фраз:
«Русских (а также евреев, армян и прочих жителей многонационального Грозного) грабили, убивали, угрозами заставляли уезжать».
«Да, поезда грабили. Больше мне к этому добавить нечего».
Да отчего же, право? Ведь для исчерпывающей исторической картины здесь не нужны ретроспективные экстраполяции, вся информация общедоступна. Для того чтобы нарушить бисквитно-кремовую гармонию, даже алгебры не требуется, хватит обычной статистики. Так вот: по данным Министерства по делам национальностей РФ, в Чечне с 1991 по 1999 год убито более 21 000 русских (не считая погибших в ходе военных действий), захвачено более 100 000 квартир и домов, принадлежащих представителям нечеченских этносов, более 46 000 человек обращено в рабство. Госсовет Чечни добавил: с 1991 по 2005-й в Чечне погибло около 160 000 человек, в том числе чеченцев — не более 40 000. Что до разграбленных поездов, так это тоже не бином Ньютона: в 1993 году на Грозненском отделении Северо-Кавказской железной дороги нападению подверглись 559 поездов с полным или частичным разграблением около 4 000 вагонов и контейнеров; за восемь месяцев 1994 года было разграблено 1156 вагонов и 527 контейнеров.
Впрочем, все эти досадные мелочи имеют лишь косвенное отношение к становлению чеченской государственности. Уместнее будет сказать два слова о ее фундаменте. Грешно мне, дилетанту, дополнять маститого историка. Да что поделаешь, если у нашего Геродота здесь очередная лакуна?
«Центр оказывал Чечне самую разнообразную помощь. В 1920 г. ей было выделено 19 вагонов семенной пшеницы, около 2 млн аршин мануфактуры, 30 тыс. катушек ниток… Сразу после операции Чечне было выделено из бюджета центра 1,5 млн руб. Размер всей помощи ей равнялся почти 6 млн руб.» (Е. Жуликова. «К вопросу о разоружении Чечни в 1920–1925 годах»).
«Консолидированный бюджет Чечни составляет 61,4 млрд руб., а ее собственные доходы лишь 6,4 млрд руб. В среднем субъект Федерации рассчитывает до 2025 года получать дотации из Центра в размере около 45,2 млрд руб. в год. То есть в семь раз больше, чем годовые доходы республики» («Независимая газета» от 20 апреля 2011 г.).
Эпилог
Самое интересное в «Прыжке волка» — эволюция взглядов автора. Вот, скажем, Садулаев образца 2005 года:
«Русские — наша последняя надежда. Они не позволят нам оставаться женщинами. Они заставят нас быть чеченцами и мужчинами, потому что каждый чеченец — боевик, каждый чеченец — враг. И остается только: победить или умереть» («Я — чеченец!»).
Еще одна нарушенная клятва… впрочем, не важно. А вот Садулаев нынешний:
«Самая большая ошибка — это пренебречь русскими. Посчитать русских слабыми. Обидеть русских. Никогда не обижайте русских. Русские никогда не бывают так слабы, как вам кажется. Не дай Бог изгнать русских или отобрать что-то у русских. Русские всегда возвращаются. Русские вернутся и вернут своё. Но когда русские возвращаются, они не умеют рассчитать силу и применить её пропорционально. Они уничтожают всё на своём пути» («Прыжок волка»).
Все бы хорошо, да политическую историю Чечни гуманитарии-пацифисты лишь пишут. А делают ее те, кто комментирует «Прыжок волка» в инете: «Ваше счастье, что нас не три миллиона, следа бы от вас не оставили. А садулаев полукровка, он не чеченец слава Аллаху! Не заплачем, не забудем, отомстим!» (prilepin.livejournal.com/56306.html; стиль и грамматика подлинника сохранены).