[Евгений Ройзман. Невыдуманные рассказы. Екатеринбург: Издательский дом “Автограф”, 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2012
КНИЖНАЯ ПОЛКА
Воин на мирном поле
Евгений Ройзман. Невыдуманные рассказы. Екатеринбург: Издательский дом “Автограф”, 2011.
Начало у этой книги незатейливое. Биографическое. “Родина предков по линии матери
— село Мироново на Реже…” Тем самым подтверждается заданная названием установка на непридуманность.А чем может увлечь текст, избегающий помощи творческого воображения? Рассказом о примечательных событиях, свидетелем или участником которых довелось быть автору, и “знаковых” персонах, с какими он вступал в контакты. Тем более что сам автор –личность, что называется, медийная и по частоте упоминаний в СМИ вполне сопоставимая с окрестными губернаторами. Однако про политику в книге бывшего (и, не исключаю, будущего) депутата Государственной Думы
— ни слова. А уж, казалось бы, закулисье власти таит столько всего — и с какой частотой пишутся, и с какой охотой листаются тома воспоминаний вчерашнего государственного люда. “За кадром” в книге остается и война с отечественной наркомафией, а ведь известным сначала на Урале, а затем в стране создателя “Невыдуманных рассказов” сделал Фонд “Город без наркотиков”. Впрочем, о победах и поражениях в этой ведущейся второе десятилетие схватке его инициатор и вдохновитель уже поведал в одноименной с фондом книге, вышедшей восемь лет назад.Да, в новом издании Евгений Ройзман предстает не политиком и не борцом с наркодилерами, а лириком
— творцом бесхитростных на первый взгляд, точнее — на слух (потому как интонация у строчек самая что ни на есть устная), историй, приходящихся на разные годы его собственной биографии. А интерес эти случаи обнаруживают и для нас, потому что интересны ему самому. И притягательность тут производна не от авторского самомнения или самолюбования, а от не иссякающего с возрастом интереса к процессу, именуемому жизнью.Страницы книги убеждают их читателя, как, само собой, и их создателя, что можно жить не по привычке и сонной инерции, а ежедневно бодрствуя, всечасно поддерживая готовность к новизне бытия. И оттого провинциальное повседневье не выглядит ритуальной рутиной
— таящее в себе ту или иную сюжетность, оно оборачивается то содержательной беседой, то выразительной “картинкой”, то анекдотической ситуацией, то крайне серьезным испытанием.Начинающиеся почти всегда от первого лица, эти короткие рассказы густо населены “другими”. Характер автора удивительно “многовалентен”
— он расположен к общению с людьми разного места и возраста, разного профессионального и социального опыта. Для него и впрямь “людей неинтересных в мире нет”. Потому так везет ему на памятные встречи. Причем из знаменитостей в книге фигурируют лишь Евтушенко, Миша Брусиловский и Михаил Веллер. Остальные же — ничем не примечательные жители российской глубинки. И несколькими страничками, а то и всего лишь абзацами автор дезавуирует эту “ничемнепримечательность”, проявляя штучность человека, если он живет на свой лад и ум.Таков, например, бывший детдомовец Витя Махотин, получивший впервые паспорт в тридцать лет и ставший самобытнейшей фигурой в художнической среде Свердловска (“Всю жизнь он ждал, что выйдет его альбом. Когда мы его уже собрали, Витя сам занимался правкой и цветокоррекцией. В четверг вечером он закончил. В пятницу умер. На следующий день после того, как Витю похоронили, рухнул его дом”). Или
— пенсионер Яковлев, судьба которого, как выяснилось, пока для автора он был недолгим попутчиком, в своей скромности таила глубины гражданственности (“Приехал на тренировку. Парни говорят: “Ты чего такой довольный?” “Да так, — говорю, — человека хорошего встретил. Радуюсь”). Или — музейный работник из Ярославля Джон Мостославский, придумавший древнерусский (!) свадебный обряд хомутания, обещающий браку крепость и долговечность (“А что, людям нравится. Молодец Джон”). Или — не названный, но узнаваемый в городе книжник (с повадками, как и полагается, скупого рыцаря), который, узнав, что его в дни отпускного отсутствия начисто обворовали, поразил своей реакцией: “Ну, слава Богу! Наконец-то я могу начать жить заново”. Или — руководивший студенческими работами в колхозе некий Тимофеич, чья амбивалентная репутация (“редкий дятел, но мужик хороший”) внятно конкретизируется всего десятком-другим строчек.А есть страницы в книге почти шукшинские. Вроде истории про мастера-ювелира, непремнно по весне и осени оставлявшего свои прибыльные труды ради картошки в деревне (“Поступок”). Или той, что поведана в “Рассказе”,
— приведу одну только завязку (попробуйте представить дальнейшее): “Забирала дочку из садика. Воспитательница сказала, что завтра утренник и дочке надо обязательно быть в нарядном платье. Она запереживала, потому что жили бедно и платья нарядного не было. Но муж должен был сегодня на заводе получить премию…”.Но главный герой книги
— конечно же, сам рассказчик. Себя он вроде бы не выпячивает и основным лицом предстает не более чем в трети собранных в книге текстов. Однако и страницы, где автор ограничивается ролью слушателя или свидетеля, тоже характеризуют его — самой мозаикой персонажей и ситуаций, запечатлевшихся в его памяти. Ведь когда мы говорим о других, мы тем самым говорим и о себе, собственную меру вещей миру являем.Ройзмана притягивают натуры, востребованные “здесь и сейчас”,
— люди деятельной доброты, так или иначе ею оправдывающие свое пребывание на свете. Ну и, само собой, в сюжетах о себе, любимом, он сам предстает прежде всего человеком поступка, реализующим себя в действии, не всегда предсказуемом по результату и потому зачастую рискованном. О том, что адреналина у автора в избытке, можно особенно судить по эпизодам, посвященным сплаву по Ревуну на резиновой лодчонке или участию в автогонках “Урал-трофи”. Его азартное “я” не то чтобы постоянно просит бури, но постоянно взыскует драйва, чаще всего обретаемого именно в скорости. Показательны повторяющиеся “дорожные” зачины многих историй: “Едем с Доросинским ночью из Верх-Нейвинска. Устали уже. Скорость двести…”; “Поехали с известным ученым Вздорновым в Ферапонтово…”; “Еду вчера в деревню за дочкой…”; “Чуть не убили! Еду в Невьянск по Серовскому, не быстро: сто двадцать — сто тридцать километров в час…”При этом пристрастие к “автомобильной” динамике предстает буквализацией внутренней жажды деятельной, насыщенной жизни. И потому понятна боль автора, в своих передвижениях по Уралу и России неизменно встречающего разор поселков, деревень, лесов и рек и безалаберно живущих средь этого разора мужиков. Оттого и возникает горестное вопрошание, равно обращенное к себе и нам: “Есть ли у нас будущее на нашей земле? А если есть, то какое?” Тем самым, полагаю, Ройзман-литератор обясняет политика Ройзмана.
Помнится, несколько лет назад в пору очередной агиткампании в Екатеринбурге про одного кандидата в Городскую Думу книжечка была издана. Какой он-де славный и пушистый. Герой того издания
— а он мне знаком, — может, и впрямь давал больше оснований не для хулы, а для хвалы, однако елейные характеристики множились там с такой назойливостью, что эта приторность вызывала (и, уверен, не только у меня) сомнение в их истинности.Так вот, среди прочего, “Невыдуманные рассказы” Евгения Ройзмана
— это тоже агитационная книга. Книга не только прозаика, но и книга политика. Мы перестали видеть в политике — человека. Сами наши политики от этого нас отучили. Меж тем если в представителях власти это человеческое плохо различимо, а то и вообще отсутствует, то ведь и политика будет, как мы убеждаемся ныне, соответствующая. Бесчеловечная.Рецензируемая книга свидетельствует, что политическая активность ее автора диктуется не гипертрофированной его амбициозностью и не корыстными поползновениями, а ясным пониманием того, что у находящегося во властных структурах больше возможностей, чтобы помочь землякам и современникам сделать жизнь содержательней и достойней. Только для того, чтобы этими шансами воспользоваться, самому надо быть прежде всего
— человеком.В завершение добавлю, что книга впечатляюще издана
— респект издательству и оформителю В.И. Реутову. Так что, если совместить содержательное и внешнее, можно согласиться с тем, что получилось и впрямь “литературно-художественное издание”, как “Невыдуманные рассказы” себя именуют на своей последней странице.
Леонид БЫКОВ