Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2012
Александр Леонтьев
(1970) — автор книг стихов “Времена года” (1993), “Цикада” (1996), “Сад бабочек” (1998), “Зрение” (1999), “Окраина” (2006), “Заговор” (2006) и книги эссе “Секреты Полишинеля” (2007). Живёт в Петербурге.
Александр Леонтьев
Deus ex machina
Deus ex machina
1
Обрываются с жизнью связи
В этот миг, вполне ледяной.
Физраствор, кровосгустки в тазе
Или просто сугроб ночной.
И, глазами впиваясь в небо,
В самый звёздный его каркас,
На возможный эффект плацебо
Уповают в последний раз.
2
Спецэффекты, взрывы, объёмный звук
—В натуральную слышимость, всё вокруг
Сотрясается, ухает. Но испуг
Доставляет радость… Такой вот трюк.
А в итоге требуется лишь одно —
Умереть на последнем ряду в кино:
И экрану яркому всё равно,
Да и в зале полутемно, темно.
3
Тяжело ночами спать.
Просто не уснуть.
Провожаешь мир опять
В свой последний путь.
Ни решиться, ни решить.
Просто не успеть.
Жизнь бы только пережить.
Смерть перетерпеть.
4
Муха с разлёту
— шлёп о стекло:Слепо, нелепо.
Как же такое случиться могло? —
Вот оно, небо.
Все перебежки — жутко тяжки:
Глухо, непруха.
Что за мохнатые, что за шажки,
Бедная муха.
5
Авто, возмутитель снежинок,
Прохватит лучом темноту,
Рентгеновский делая снимок
Заваливающемуся кусту,
Вот так бы, под шиканье шины,
Когда мы окажемся врозь,
Душа моя, бог из машины,
Меня проняла бы насквозь.
***
Ни от кого. Так было, говорят.
Но
Не то чтоб ряд. К чему весь этот ряд.
Белёсая твоя живая долька.
Не ты, не ты, не ты, не ты, не ты.
Никто не продлеваем — да и нечем.
Слова, увы, невесело пусты
(Не вечен — не любим?). Оставим Речь им.
Ведь может быть, что я переживу…
Напоминанье — страшная забава.
Умрём совсем. Оставим на плаву
Одну траву, полову. Вот и слава.
Ни отпрысков, ни схожести чужой.
“Вот Мать Моя и братья…” Слишком тонко,
И рвётся там, где с подлинной душой —
Ни образа-подобья, ни котёнка.
***
—
Вам пишется? — Нет, мне не пишется.(Да и с чего бы мне пыжиться.)
Дурная читается книжица,
Всё тает под правой рукой.
— Да нет ли другой?
Не взять ли иное издание?
— Такое… не знаешь заранее,
Что всё-таки кончится…
А хочется.
На русском. Но дело — в Италии.
Венеции. И так далее.
***
На ветвях осталось мало
—Под ногами, как бы вне…
Покрывало, одеяло,
Что лоскутное вполне.
Не листва его соткала,
А земля — на стороне.
Перепутано начало
С окончаньем, как во сне:
Голы, словно по весне,
Кроны, где отполыхало, —
И теперь в моём окне
Видно всё, чего не стало…
Только бы не остывало
Теплящееся во мне.
Стрельна
Тугоплавкий солнца поплавок
Над заливом медленно плывёт,
Облаков с волнами поволок
Паволоку, свой воздушный флот.
Душным летом Стрельна хороша!
Стрелка, выпущенная с шоссе,
Не петляя, как моя душа,
Собирает парусники все.
Ни одну кувшинку не разбив
Вылетает прямо на залив,
Раздаёт волнам по кораблю.
Нужно развязать их, распустить,
Опереньем пёстрым помавать…
Не бояться надо б, а любить,
Чтобы в суете не пустовать.
Разве зря за столиком в глаза
Мы друг другу смотрим иногда…
Тент, береговая полоса,
Жидкий воздух, прочная вода.
***
“Опять про грустное написал?”
—Лопочет, болтаясь вокруг стола.
“Небось и стишок, как всегда, не мал?”
Ага, говорю, такие дела.
“Пойдём пройдёмся… Там ржавый клён…
А шарф твой, а он всё равно рыжей…”
Пока ещё золотом остеклён
Ряд верхних гаснущих этажей.
***
Выйдя из виртуальности, отравившись вполне
—Литературными сварами, к распахнутому окну
Взял да и пересел. В апрельском окне
Дождь шелестел — асфальт как бы пошёл ко дну, —
Вместо листвы шумел; машины, казалось мне,
Приподнимали подолы, шурша, чувствуя глубину.
В том, как запахла пыль, был отворот-поворот
Влажной фланели — или: так поливают цветы.
Бабушкина герань на подоконнике — вот.
Не скажу — от уборки; что-то от чистоты
Было во всём, от женских милых, мыльных забот.
Время как бы слоилось, листая свои пласты.
Хорошо, что так. Ибо плохо — всегда.
Вытеснено на несколько домашних, тихих минут.
Если б не на минуты счёт был, а на года, —
Но у окна с дождём. И бабушка тут.
Пыль, побитая временем, державинская вода.
Тряпочкой проведут и цветы польют.
Густав Климт
Из Фаюма
— на солнце не видно —Зазеркальная эта доска? —
Так она засверкала бесстыдно
Из-под сыплющегося песка,
Погребальной смутив позолотой,
На мгновение разум затмив
Новизною своей желторотой,
Как мотив, намекнувший на миф.
Но потом из неверного пазла
Собираешь картинку — и вот
Театральная люстра погасла,
И соблазн баснословный живёт.
Только ей, равнодушной, что Климта
Распалять наготой, что хлыща.
Кисть ли, хлыстик… Но страждущим, им-то
Невтерпёж, и они, трепеща,
Достают Иудифь из оклада —
С головой, отсечённой колье.
Никого, ничего ей не надо
В распахнувшемся жарко белье.
Это прелесть порока, наверно,
Либо смерти, увы, торжество.
Нет гримас на лице Олоферна,
Просто грим несмываем его.
Вертеп
Прикрой! У истины Твоей
Любые неопрятны губы.
Климактерической-то ей
По старой памяти мы любы.
Она-то думает, она
Всё плодоносна, всё желанна…
Да и вертепчику хана
Хоть действо длится неустанно.
Там снег заносит все следы —
Волхвов, волов, голов на блюде,
Тот общий студень, где еды
На всех, увы, не хватит, люди.
Вертепчик кажет мишуру —
Из фольги, серебра и злата,
Из кожи лезет. И помру,
Наследьем — та же всё расплата.
А этот вой со всех сторон,
Как бы из-за трактирных стоек…
Любой — историк похорон,
Молодцеватый, бодрый стоик.
И Ясли, ясли, детский сад,
До самой высшей то есть школы, —
Огромный пенсионный ад,
Тот хоспис, где мы босы, голы.
На недоеденный Эдем
Ещё глядим беззубым оком
И, прививая бодрость всем,
Зовём увиденное роком.
Какое там! Над головой,
Впивающейся сном в подушку,
Стоит бесшумный этот вой
Бедняг, вцепившихся друг в дружку.
***
Не лавр
— наверное, лопух.И не растёт, и сор повсюду.
Меня не будет — прах и пух.
Страшнее то, что “я” не буду.
Перестрадает, отболит.
Но жаль пока, что не бывало
Грёз радости и слёз обид…
Что пережито даже Жало.
Пока, пока… Не принося
Ни стойкости, ни веры, мука
— Назло себе же — в этом вся.
Ни Слова не было. Ни звука.