[Сарра-Мария Граник. Девочка, бабушка, Пикассо. — Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2012
Книжная полка
Детство без паруса
Сарра-Мария Граник. Девочка, бабушка, Пикассо.
— Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2011.
“Детская повесть для взрослых”
— так, если верить авторам аннотации, определила жанр своей новой повести молодая писательница из Тюмени. Жанр определяет материал и пафос. Детская — значит, о детстве. Для взрослых — значит, будут ностальгия о невозвратном прошлом и/или прямое или косвенное обличение методов воспитания.Жила-была в большом советском городе пятилетняя девочка. Родителей рядом почему-то не было, воспитывала ее бабушка: кормила-поила, водила гулять, разговаривала с ней и покупала ей игрушки. Кроме бабушки и девочки в обжитом старом доме жила еще бабушкина то ли подруга, то ли родственница. Она целыми днями где-то пропадала, собирала всякие занятные вещицы и знала, как сделать елочный снег из ваты. Детей в девочкином окружении не было. Лизавета
— соседка сверху — угощала девочку пирогами и малиной со своего огорода. Фея — слепая соседка снизу — играла на гармошке. Сосед Александр выручал, если в доме что-то ломалось, врач Шатарин лечил, когда в этом возникала необходимость. Мирная жизнь текла своим чередом. Действие повести длится год, за это время девочка болела, гуляла, смотрела из окна во двор, наблюдала взрослых и слушала их разговоры.Девочка видит, что их дом некрасив и плохо пахнет, в нем тонкие стены, трещины на потолках, текущие трубы и загаженные лестницы. Бабушка ходит, загребая скрюченными пальцами, как веслами, ест с салфеткой на шее, но кости от обеда, завернутые в газету, и грязные банки выкидывает в окно. Детский врач обычно пьян, сосед Александр тоже, у Феи из слепых глаз текут гнойные слезы, в гостях у бабушкиных сослуживцев несвежий мясной пирог; Лизаветина малина растет на компосте, приготовленном из старой одежды и помоев, а бабушкина родственница, имя которой становится известно только на последней странице повести из казенного извещения о ее смерти, психически больна. Как зовут девочку, мы не узнаем никогда, потому что никто в повести ее по имени не называет.
Мир вокруг девочки кажется особенно уродливым, потому что она говорит про него услышанными словами взрослых. У бабушки грыжа, которая вот-вот лопнет от собачьей жизни, нервенное тощение, готовность пойти на принцип, когда лучше не мешать, потому что это может плохо кончиться, вечный страх, что родные ее опозорят, а соседи изведут окончательно, и практичность, ибо Она (всегда с заглавной буквы) все хранит и на всем экономит. Она
— интеллигентский человек, поэтому читает газету, сверяется со Словарем иностранных слов, следит, чтобы внучка не увозилась жиром во время еды, считает своих соседей деревней, часто делает хамское лицо и свою родственницу называет не иначе как Эта Убогая. Грубое определение становится домашним именем женщины в растоптанных сапогах, которая, не раздеваясь, спит на своей антисанитарной кровати и наполняет комнату бабушки миазмами. Она приносит из жутких столовок банки с недоеденными собачьими котлетами, везде, где можно, позорит бабушку и подворовывает бабушкину еду.Наблюдательная, памятливая девочка выросла и превратилась в писательницу, которая решилась рассказать о некрасивом мире своего детства уродливыми словами, услышанными тогда же. Но сначала она прочитала много книг, в которых встречались разного рода описания “счастливой невозвратимой поры”. Тут и “Белеет парус одинокий” Валентина Катаева, где маленький Павлик, потерявшись в соседнем со своим домом дворе, с ужасом ждет, что его сейчас заберут цыгане и будут ломать ему руки и ноги, превращая в акробата. Почему? Потому что он видит курящую женщину, а курят только цыганки, ворующие маленьких детей, это доподлинно известно каждому пятилетнему одесскому мальчику. Тут и “Школа для дураков” Саши Соколова, где психически нездоровый мальчик по-своему переиначивает взрослые слова и поступки, открывая тем самым потаенный смысл незнакомых выражений. Когда “подающие надежды” превращаются в “подающих одежды”, их функции в мире проясняются. Тут и “Происхождение” Эдуарда Багрицкого, герой которого умел видеть и воображать красоту вовсе не там, где его учили родные “ржавые евреи”. То, что для них счастье и любовь, для него
— “съеденные вшами косы, ключицы, выпирающие косо, прыщи, измазанный селедкой рот да шеи лошадиный поворот”. Юный поэт уходит из дома: романтику нечего делать среди павлинов на обивке и скисающих сливок затхлого быта. Тут и повесть Павла Санаева “Похороните меня за плинтусом”, где яростная бабушка в своей борьбе с дочерью, вышедшей замуж за “карлика”, обрушивает на внука непомерную свою любовь, выраженную в стремлении посильнее его укутать и уберечь от злодейки-матери.Прозаических и поэтических рассказов о начальной поре жизни литераторы оставили множество. Детство давно изображают как нелегкое время, когда человек впервые сталкивается с миром, еще не умея его объяснять. Взрослые слова порождают в голове ребенка самые фантастические образы. То это снопы малины вдоль всего забора, вырастающие из старой шубы. То ужасный Дом, который приходит в кошмарах, хлопая ставнями, скалясь решетками, там все ходят под себя, привязанные к стульям. То доброволец, который нарисован на плакате в кладовке, но когда-нибудь он проткнет дверь насквозь, и из стены будет торчать этот страшный разоблачающий палец.
Сара-Мария Граник балансирует между раздражением, жалостью и тоской по невозвратному прошлому. Мы читаем про запутавшихся в сбитой системе ценностей взрослых, подозрительных и лицемерных, недоброжелательных, жалких, одержимых идеей нищенского скопидомства. Они ругаются, ворчат, злятся, а если и смеются, то только над несчастьями друг друга. Они не умеют выражать сочувствие и не могут научить этому девочку. Однако взрослое осознание кошмара собственного воспитания соединяется в повести с взрослым же пониманием драмы жизни бабушки: больной одинокой женщины, у которой кроме девочки есть только старые фотографии, гордость своей интеллигентскостью и когда-то красивой спиной. Но у девочки-то тоже нет другого
— счастливого — детства. И других воспоминаний нет и не будет. Но были в ее жизни и радость смены времен года, и бусы из рябины, и мечта о белой лошади, трико и шаре со знаменитой картины Пикассо… Коммунальный ужас прошлого благополучно сосуществует в ее взрослом сознании с романтическим образом навсегда утраченного времени, когда мир был волшебным, бабушка всемогущей, а смерть существовала где-то далеко.Как утверждают современные психологи, детство
— это сплав любви, насилия, страха и унижения. Что не мешает всем нам время от времени мысленно возвращаться в начало жизни. Иные писатели готовы помочь читателю сравнить чужое детство со своим. И Сарра-Мария Граник заявляет о себе именно как о таком писателе.
Мария ЛИТОВСКАЯ