Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2012
Дмитрий Плахов
— печатался в журналах “Арион”, “Сибирские огни”, “Современная поэзия” и др. Член Союза писателей Москвы. Автор сборников стихотворений “Черношвейка” (2007 г.) и “Tibi et igni” (2012 г.). В “Урале” публикуется впервые.
Дмитрий Плахов
Секрет разрыв-травы
bifurcation
не дерево которое растет
не птица что над деревом летает
но человек чей инструмент остер
в моем мозгу незримо обитает
не серафим из города саров
не святополк коварный и неробкий
а кто ж тогда обрел и стол и кров
в отдельно взятой черепной коробке
я помню все хоть это был не я
ходил мальчишкой на плотах в заречном
дробилась философская струя
о философский камень и о вечном
шептала мне вернее нет не мне
тому мальчонке я его не помню
он был кретин и при пустой луне
шептал слова одной кретинке полной
тетрадь моей исписана рукой
как я провел каникулы в толедо
в то лето я был в точности другой
но кто прочтет но кто поверит в это
сейчас и здесь а не тогда и там
азм есмь пин-код своей кредитной карты
так кто за мною ходит по пятам
и кажет кукиш из-под школьной парты
так кто узнав секрет разрыв-травы
умалишенный с бритвою в деснице
в мансарду этой круглой головы
пролез сквозь обнаженные глазницы
та птица что над берегом реки
то дерево что непокорно корню
меня другим названьем нареки
я не был им я ничего не помню
теплород
по дождливому граду пройдешь налегке
толерантный насквозь но с отверткой в руке
до табачной палатки
уместив в сантиметр погонной строки
тепловозов перервы ночные гудки
и газельи глаза азиатки
суетливо мелькают огни впереди
но паскудное чувство засело в груди
что тебя обокрали
что не выпить уже нам с тобою вдвоем
где пространству придали не смысл но объем
трубы хладные теплоцентрали
здесь обрящешь себя и найдешь поутру
весь скукожен и гол на холодном ветру
и подобен вороне
где метет по асфальту чужая метла
где застыл человек не дожив до тепла
на пустынном перроне
unlimited
девять дней одного года я пил один
об этом знают надлежащие надзорные органы
но молчат ибо имя мне никодим
побеждающий глас народа чьи связки порваны
я на них не в обиде поскольку давно собрал
боевой параплан большой разрушительной силы
в восходящем потоке вылетает он сквозь окна портал
сильный гордый спесивый
это вам не обвисший фаллос тёмного гёте
вороненый шотган иссохшего че гевары
на турелях его не спаренные пулеметы
репродукторов смысла комплиментарные пары
он летит а внизу дворцы современных дожей
оплывают мембраной и продуцируют зубную боль
он и сам мембрана которая смыслы множит
и умеет делить на ноль
тупиковой ветви ныне всякому видны контуры
эй товарищ прочь от эстетики большеротых мортир
разворачивай излучатель в сторону гордой кордовы
и ищи боковой фронтир
видишь право по борту искрит треща электростатик
воспари душа от двухмерного алтаря
финку сунь в сапог ведь уже в стратосферной страте
параплан мой парит и сверкает над всем царя
Cancer carsus
— 2
где вервие поддерживает тын
где ехал хмурый через реку грека
тебе цена в базарный день алтын
мой одинокий голос человека
прогнивший остов сумрачный причал
гуляет ветер меж дырявых крыш но
мой голос здесь во славе не звучал
руин среди его совсем не слышно
но слышен шепот будто из воды
я рак речной и здесь перезимую
зыбуч песок и не хранит следы
не то душа хранит любовь земную
сегодня ночь безлунна как на грех
лишь над волной звезда семиконечна
примкнуть штыки грядет рекою грек
не вдоль реки а поперек конечно
vitrum
когда вожделел виноградную гроздь
часами слюнявил витрину
тогда разбегались галактики врозь
в потоке надменных нейтрино
бесстыдно когда возжелал апельсин
оранжевый шар целлюлитный
в тот миг пробивались сквозь векторы сил
пульсаров сердечные ритмы
связующим вкусом развратной хурмы
мечтал наслаждаться орально
от черной дыры от сумы и тюрьмы
зарекся и это нормально
январский циклон в переулках тепло
и слякотно экая небыль
но камень которым запустишь в стекло
что камень подброшенный в небо
там выгнулась косо простерлась вовне
эклиптики плоскость кривая
а ты все стоишь по колено в говне
дыханьем стекло согревая
воркутинская
дормидонт дормидонтов доселе
не слыхал над собой божий глас
ни плеяды над ним не висели
ни персей ни цефей ни пегас
он по штольням гонял вагонетку
невесомой словесной руды
он и небо видал только в клетку
за все годы свои и труды
если с маршевой ротой на западный фронт
вся награда твоя дормидонт
ферапонт дормидонтов товарищ
был красив как яйцо фаберже
здесь читатель ждет рифмы влагалищ
и похоже дождался уже
он небось растутдыть богоматерь
вожделеет запретных утех
но прости мой любезный читатель
я сегодня пою не про тех
я пою о возвышенной дружбе мужской
пополам со вселенской тоской
табачком разведенная дружба
как полынью горчит молоко
конвоира опасная служба
ферапонту давалась легко
он в порыве одном со страною
различает где классовый враг
но теперь обходи стороною
за хозблоком холодный барак
там застреленный в сердце лежит дормидонт
и рыдает над ним ферапонт
как поют в старой каторжной песне
по коротким ночам не до сна
хоть умри дормидонт хоть воскресни
непременно наступит весна
мы живем в ожидании чуда
в белом венчике из тубероз
ферапонт дормидонту иуда
дормидонт ферапонту христос
пусть рассудит потом православный народ
может так может наоборот
бытие
я видел так внизу была вода
а между ней и верхнею водою
земная твердь кремнистая гряда
вставала созерцаемая мною
топорщилась и морщилась земля
мела метель в любой предел ея
как водится была метель бела
но чудилась кремнистая полоска
где эта боль которая была
ни эха от нее ни отголоска
я выпил сто потом еще полста
земля была безвидна и пуста
метель мела как должно ей мести
был путь кремнист и временами млечен
но таймер я еще не запустил
в безвременье я был увековечен
какой лемносский бог меня сковал
я не был здесь я не существовал
мой дух мятежный над собраньем вод
над бездною кромешною носился
мела метель и гулкий небосвод
на совесть и на зависть уродился
открылась бездна звезд и впрямь полна
ни счета им и бездне нету дна
delusion
проживая последнюю жизнь не по лжи
все мы сеем у бездны разверстой во ржи
ощущая себя моисеем
неразумно разумное сеем
неподвластны учету твои типажи
о колхозник застынь у последней межи
и персея рифмуй с одиссеем
о колхозник крещенный вороньим крылом
что ж ты чешешь упорно сквозь рожь напролом
трудовым опьяненный порывом
над откосом оврагом обрывом
я ведь тоже слепил полифема колом
я горгонам соски и пупки проколол
где-то между итакой и крымом
лишь у самого края как некий штатив
сегментарной ногой пустоту ощутив
ты поймешь клокоча и зверея
здесь ни эллина нет ни еврея
здесь тезаурус беден и пуст нарратив
и единственный годный к убийству мотив
что бурлит по ночам батарея
ex pluribus unum
не помню должно быть еще эпиктет
но ближе сенека наверно
всегда соблюдал деловой этикет
в конце нашей эры примерно
вернее в начале но это пустяк
не будем гадать на костях
позор англосаксу жующему порк
не им а примерным аидом
лечу бизнес-классом из йорка в нью-йорк
и буду работать там гидом
вот бойня мычат золотые тельцы
вот башни стоят близнецы
мой брат ты обрел выраженье лица
и устную речь без акцента
ты занял сто баксов у бога отца
под три годовые процента
с такими деньгами ты купишь нам всем
билет вавилон-вифлеем
я многие годы боролся со злом
под именем савл из тарса
меня называли в отряде козлом
а я им в ответ улыбался
с какими людьми я спасенье снискал
красильщик рыбак и фискал
не помню аврелий сказал или тит
оставь для благого благое
ракета касам в галилею летит
на радость еврея и гоя
но может комета галлея
на что я надежду лелею