Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2012
Саша Либуркин — родился в 1958 году в Молдавии, с 1989 года живет в Петербурге. Публиковался в журналах “Зинзивер”, “Дети Ра”, “Футурум-арт”, “День и ночь”, “Крещатик”. Лауреат премий журналов “Дети Ра” и “Футурум-арт” в номинации “проза” за 2010 год и журнала “Зинзивер” за 2011 год. В “Урале” печатается впервые.
Саша Либуркин
Два рассказа
Магары
Мы с братом сидели в комнате на диване и в открытую на кухню дверь видели, как дед достает из холодильника большую белую кастрюлю, ставит ее на плиту и зажигает газ.
— Я одного не понимаю, — cказал дед, когда вернулся в комнату и сел на свой стул у окна, — почему у вас нет денег? Все евреи купаются в деньгах! Все! Только вы — два идиота! Магары1! Неужели нельзя найти хорошую работу? Вон Мусик Койфман, устроился наладчиком на фабрику — 220 получает!
— Ты же знаешь, дед, я работаю, — невозмутимо ответил мой брат Миша.
— Это что, работа?! Ведущий на танцах!
— Дед, сколько раз я могу повторять, это не танцы, это балы, а я не ведущий — я инструктор городского дворца культуры! — уже раздраженно ответил Миша. — Скоро я буду старшим инструктором — одна женщина у нас в декрет уходит, — тогда буду получать не семьдесят пять, а девяносто!
— Я не знаю, что из тебя выйдет, Миша, но это не работа!
— Дедушка, ты же знаешь, я хочу стать актером. Я играю в народном театре. Мне нужно время, чтобы репетировать! Мы сейчас ставим хорошую пьесу. Это пьеса о первой любви, о сложных взаимоотношениях школьников. Она называется “Я тебя найду”. У меня главная роль — Сергея… Говорят, у меня неплохо получается. Вот послушай!
Он вышел на середину комнаты и, артистично откинув голову, с выражением прочитал:
— Катюша! Катя! Как я рад! Как счастлив я и как богат…
— А ты знаешь, сколько актер в нашем театре получает? — перебил его дед. — Сто рублей!
— Знаю, дедушка, но это не важно. Актеру, так же как поэту или художнику, деньги не нужны! — уверенно заявил брат.
— Как не нужны? Совсем? — удивился дед.
— Совсем, дедушка!
— А если у тебя будет семья?
— Ты ничего не понимаешь, дед! — воскликнул Миша. — Семья для актера — дело второстепенное! Актер весь — в творческом поиске! Для актера главное — это потрясенное молчание зрителей после спектакля, а потом — аплодисменты, цветы… Константин Андреевич, наш режиссер, говорит, что у меня есть талант. Дед, я твердо решил — летом еду в Ленинград поступать в театральное училище. Там главное — пройти творческий конкурс! Басню я уже выучил. А стихотворение я буду читать Апухтина, “Сумасшедший”… или, может быть, Есенина? — задумался он. — “Собаке Качалова”?
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду…
— На судьбу! На судьбу лаять будешь! — снова прервал его дед. — Мишигинер2!
— Оставь Мишу в покое, дед! — вступился я за брата. — Разве ты не видишь? У Миши призвание!
— Вот, еще один актер нашелся! — с презрением сказал дед. — Посмотрите на него! Женился в девятнадцать лет… На русской женился! Дурак!
— Что ты меня все время упрекаешь, дед? — растерялся я. — Не понимаю… Чем плохо жениться на русской? Маша… она хорошая!
— А я тебе скажу, чем плохо. Может быть, твоя Маша и хорошая, но когда вы поссоритесь, она тебя все равно по национальности обзывать будет!
— Не будет, дедушка! — убежденно ответил я. — Маша любит меня! А любовь, дедушка, выше национальности!
— Много ты знаешь… Умник!
— А мне Маша нравится, — сказал брат. — Она такой вкусный борщ готовит! Ты бы к ним, дед, зашел, посмотрел, как они живут.
— Стар я стал по гостям ходить, ноги болят… Скажи, Саша, — сердито спросил дед, — зачем ты у Давида, моего брата, три рубля взял?
— Я хотел книжку купить, дедушка, — начал объяснять я, — “Современная немецкая поэзия”. Там хорошие переводы Топорова и других… А денег, как всегда, нет! Я случайно встретил дядю Давида и взял у него три рубля. Ханука же, дед! — улыбнулся я. — На Хануку положено деньги давать!
— Какой Топоров, идиот?! Какая Ханука?! Я тебе сейчас казан в голову кину! — в ярости закричал дед. — До тринадцати! До тринадцати лет на Хануку детям деньги дают! А у тебя жена и ребенок! Тебе не стыдно?! В следующий раз ко мне приди. Я тебе дам на этого Топорова три рубля! Там, наверное, уже закипело, — с досадой сказал он, вставая и выходя на кухню.
— Эх, Саня! — вздохнул Миша, когда мы остались одни. — В каком пошлом городе мы с тобой живем! Все вокруг думают только о деньгах! И дед тоже… А я, Саша, в Ленинград хочу… В Ленинград! Скорее бы лето. Там, в Ленинграде, будет замечательная жизнь! БДТ, белые ночи, девушки! А когда я поступлю, ты ко мне в гости приедешь. Хорошо?
— Обязательно, Миша!
— Кто тебе в Ленинграде тарелку супа нальет! — крикнул дед из кухни. — Актер он будет… Из погорелого театра!
Он вошел в комнату, достал из кармана потертый бумажник и вынул из него две десятки.
— Вот, — сказал он, положив их на стол, — все, что могу.
— Дед, мы отдадим… С получки отдадим!
— Не надо отдавать. Какая у вас получка? — отмахнулся дед. — Смех один! Идите, мальчики, ешьте. Остынет!
Без пошлости
— Новый год, Саша, я буду встречать с тобой! — сообщила мне Катя недели за две до конца декабря.
— А почему не с Димой? — удивился я.
— Его бывшая жена уходит встречать Новый год к друзьям, а детей ему оставляет, — объяснила Катя, — а мне что же — салатики им подавать? Ты не рад? — спросила она, улыбнувшись.
— Рад, конечно. Но… ты же знаешь, как я живу…
— А вот это ерунда, Саша! Я люблю тебя, и мне абсолютно все равно, как ты живешь! Я однажды встречала Новый год с художником, которого любила. У нас на двоих была бутылка водки и двадцать рублей денег, но это был, поверь мне, замечательный Новый год!
Тридцать первого декабря в девять часов вечера я встретил Катю у метро. Мы зашли в один магазин, а потом и в другой и где-то в половине двенадцатого пришли домой.
— Саша, я купила две елочные гирлянды, повесь их на карниз, — сказала Катя, — а я накрою на стол.
Я привязал гирлянды к карнизу и стал смотреть в окно. На углу Бухарестской и Димитрова весело и заманчиво сверкал желтыми огнями магазин “Лента”. “Раньше нас вели к светлому будущему веселые коммунисты, — печально подумал я. — А теперь… магазин “Лента”?”
— Что же ты там стоишь, Сашенька! — услышал я голос Кати. — Помоги мне! И включи, пожалуйста, радио, послушаем поздравление президента. Встретим Новый год по-человечески!
Я обернулся. На столе почти все уже было приготовлено. Катя накладывала в салатницу оливье.
— Вот именно, Катя! — воскликнул я. — Давай встретим Новый год по-человечески, понимаешь? По-человечески! Без пошлости! Без пошлого гимна и пошлого президента, боя курантов, пошлого салата оливье, так называемого “шампанского” полусладкого! Брось это всё! Зачем нам эта… мишура!
В глазах у Кати загорелись весёлые огоньки.
— Как это… без пошлости? Что ты предлагаешь, Саша? Говори же!
— Куннилингус, — ответил я с надеждой.
— Как ты это… хорошо придумал… Только долго, Сашенька! — бросилась она мне на шею.
— Долго, конечно. Начнем в этом году, а закончим — в Новом! А потом будем пить вино и целоваться!
— Тогда я в душ? Да? — сказала Катя, доверчиво заглядывая мне в глаза.
— Зачем? — Я нежно обнял ее. — После душа неинтересно!
1 Магар — кажется, по-молдавски — осёл (примеч. автора).
2 Мишигинер (идиш) — сумасшедший (примеч. автора).
Саша Либуркин — родился в 1958 году в Молдавии, с 1989 года живет в Петербурге. Публиковался в журналах “Зинзивер”, “Дети Ра”, “Футурум-арт”, “День и ночь”, “Крещатик”. Лауреат премий журналов “Дети Ра” и “Футурум-арт” в номинации “проза” за 2010 год и журнала “Зинзивер” за 2011 год. В “Урале” печатается впервые.
Саша Либуркин
Два рассказа
Магары
Мы с братом сидели в комнате на диване и в открытую на кухню дверь видели, как дед достает из холодильника большую белую кастрюлю, ставит ее на плиту и зажигает газ.
— Я одного не понимаю, — cказал дед, когда вернулся в комнату и сел на свой стул у окна, — почему у вас нет денег? Все евреи купаются в деньгах! Все! Только вы — два идиота! Магары1! Неужели нельзя найти хорошую работу? Вон Мусик Койфман, устроился наладчиком на фабрику — 220 получает!
— Ты же знаешь, дед, я работаю, — невозмутимо ответил мой брат Миша.
— Это что, работа?! Ведущий на танцах!
— Дед, сколько раз я могу повторять, это не танцы, это балы, а я не ведущий — я инструктор городского дворца культуры! — уже раздраженно ответил Миша. — Скоро я буду старшим инструктором — одна женщина у нас в декрет уходит, — тогда буду получать не семьдесят пять, а девяносто!
— Я не знаю, что из тебя выйдет, Миша, но это не работа!
— Дедушка, ты же знаешь, я хочу стать актером. Я играю в народном театре. Мне нужно время, чтобы репетировать! Мы сейчас ставим хорошую пьесу. Это пьеса о первой любви, о сложных взаимоотношениях школьников. Она называется “Я тебя найду”. У меня главная роль — Сергея… Говорят, у меня неплохо получается. Вот послушай!
Он вышел на середину комнаты и, артистично откинув голову, с выражением прочитал:
— Катюша! Катя! Как я рад! Как счастлив я и как богат…
— А ты знаешь, сколько актер в нашем театре получает? — перебил его дед. — Сто рублей!
— Знаю, дедушка, но это не важно. Актеру, так же как поэту или художнику, деньги не нужны! — уверенно заявил брат.
— Как не нужны? Совсем? — удивился дед.
— Совсем, дедушка!
— А если у тебя будет семья?
— Ты ничего не понимаешь, дед! — воскликнул Миша. — Семья для актера — дело второстепенное! Актер весь — в творческом поиске! Для актера главное — это потрясенное молчание зрителей после спектакля, а потом — аплодисменты, цветы… Константин Андреевич, наш режиссер, говорит, что у меня есть талант. Дед, я твердо решил — летом еду в Ленинград поступать в театральное училище. Там главное — пройти творческий конкурс! Басню я уже выучил. А стихотворение я буду читать Апухтина, “Сумасшедший”… или, может быть, Есенина? — задумался он. — “Собаке Качалова”?
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду…
— На судьбу! На судьбу лаять будешь! — снова прервал его дед. — Мишигинер2!
— Оставь Мишу в покое, дед! — вступился я за брата. — Разве ты не видишь? У Миши призвание!
— Вот, еще один актер нашелся! — с презрением сказал дед. — Посмотрите на него! Женился в девятнадцать лет… На русской женился! Дурак!
— Что ты меня все время упрекаешь, дед? — растерялся я. — Не понимаю… Чем плохо жениться на русской? Маша… она хорошая!
— А я тебе скажу, чем плохо. Может быть, твоя Маша и хорошая, но когда вы поссоритесь, она тебя все равно по национальности обзывать будет!
— Не будет, дедушка! — убежденно ответил я. — Маша любит меня! А любовь, дедушка, выше национальности!
— Много ты знаешь… Умник!
— А мне Маша нравится, — сказал брат. — Она такой вкусный борщ готовит! Ты бы к ним, дед, зашел, посмотрел, как они живут.
— Стар я стал по гостям ходить, ноги болят… Скажи, Саша, — сердито спросил дед, — зачем ты у Давида, моего брата, три рубля взял?
— Я хотел книжку купить, дедушка, — начал объяснять я, — “Современная немецкая поэзия”. Там хорошие переводы Топорова и других… А денег, как всегда, нет! Я случайно встретил дядю Давида и взял у него три рубля. Ханука же, дед! — улыбнулся я. — На Хануку положено деньги давать!
— Какой Топоров, идиот?! Какая Ханука?! Я тебе сейчас казан в голову кину! — в ярости закричал дед. — До тринадцати! До тринадцати лет на Хануку детям деньги дают! А у тебя жена и ребенок! Тебе не стыдно?! В следующий раз ко мне приди. Я тебе дам на этого Топорова три рубля! Там, наверное, уже закипело, — с досадой сказал он, вставая и выходя на кухню.
— Эх, Саня! — вздохнул Миша, когда мы остались одни. — В каком пошлом городе мы с тобой живем! Все вокруг думают только о деньгах! И дед тоже… А я, Саша, в Ленинград хочу… В Ленинград! Скорее бы лето. Там, в Ленинграде, будет замечательная жизнь! БДТ, белые ночи, девушки! А когда я поступлю, ты ко мне в гости приедешь. Хорошо?
— Обязательно, Миша!
— Кто тебе в Ленинграде тарелку супа нальет! — крикнул дед из кухни. — Актер он будет… Из погорелого театра!
Он вошел в комнату, достал из кармана потертый бумажник и вынул из него две десятки.
— Вот, — сказал он, положив их на стол, — все, что могу.
— Дед, мы отдадим… С получки отдадим!
— Не надо отдавать. Какая у вас получка? — отмахнулся дед. — Смех один! Идите, мальчики, ешьте. Остынет!
Без пошлости
— Новый год, Саша, я буду встречать с тобой! — сообщила мне Катя недели за две до конца декабря.
— А почему не с Димой? — удивился я.
— Его бывшая жена уходит встречать Новый год к друзьям, а детей ему оставляет, — объяснила Катя, — а мне что же — салатики им подавать? Ты не рад? — спросила она, улыбнувшись.
— Рад, конечно. Но… ты же знаешь, как я живу…
— А вот это ерунда, Саша! Я люблю тебя, и мне абсолютно все равно, как ты живешь! Я однажды встречала Новый год с художником, которого любила. У нас на двоих была бутылка водки и двадцать рублей денег, но это был, поверь мне, замечательный Новый год!
Тридцать первого декабря в девять часов вечера я встретил Катю у метро. Мы зашли в один магазин, а потом и в другой и где-то в половине двенадцатого пришли домой.
— Саша, я купила две елочные гирлянды, повесь их на карниз, — сказала Катя, — а я накрою на стол.
Я привязал гирлянды к карнизу и стал смотреть в окно. На углу Бухарестской и Димитрова весело и заманчиво сверкал желтыми огнями магазин “Лента”. “Раньше нас вели к светлому будущему веселые коммунисты, — печально подумал я. — А теперь… магазин “Лента”?”
— Что же ты там стоишь, Сашенька! — услышал я голос Кати. — Помоги мне! И включи, пожалуйста, радио, послушаем поздравление президента. Встретим Новый год по-человечески!
Я обернулся. На столе почти все уже было приготовлено. Катя накладывала в салатницу оливье.
— Вот именно, Катя! — воскликнул я. — Давай встретим Новый год по-человечески, понимаешь? По-человечески! Без пошлости! Без пошлого гимна и пошлого президента, боя курантов, пошлого салата оливье, так называемого “шампанского” полусладкого! Брось это всё! Зачем нам эта… мишура!
В глазах у Кати загорелись весёлые огоньки.
— Как это… без пошлости? Что ты предлагаешь, Саша? Говори же!
— Куннилингус, — ответил я с надеждой.
— Как ты это… хорошо придумал… Только долго, Сашенька! — бросилась она мне на шею.
— Долго, конечно. Начнем в этом году, а закончим — в Новом! А потом будем пить вино и целоваться!
— Тогда я в душ? Да? — сказала Катя, доверчиво заглядывая мне в глаза.
— Зачем? — Я нежно обнял ее. — После душа неинтересно!
1 Магар — кажется, по-молдавски — осёл (примеч. автора).
2 Мишигинер (идиш) — сумасшедший (примеч. автора).