[Андрей Рубанов. Психодел. — М., “АСТ”, “Астрель”, 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2011
ЧЕРНАЯ МЕТКА
МЫЛОВАР
Андрей Рубанов. Психодел.
— М., “АСТ”, “Астрель”, 2011.Рубановский “Психодел”, как из яйца, вылупился из прошлогоднего “Йода”: “Везде и во все времена власть и деньги принадлежали самым коварным, жестоким и беспринципным людям. Прочие — “широкие слои населения” — вынуждены смириться”.
Посыл не сказать чтобы новый, но многообещающий, прямо-таки фроммовский. Да замысел, к несчастью, всегда богаче воплощения. Роман, занесенный на скрижали “Нацбеста”, больше всего похож на сценарий чего-то ну очень многосерийного и в той же степени мыльного. Впрочем, судите сами.
Положительный герой Борис — прекрасный принц, гибрид Шварценеггера с Шумахером: шесть пудов тренированного мяса, легко жмет 130, и на спидометре вечно 240. Любимая присказка: “Я, бля, крут”. Положительная героиня Мила, она же Лю, — прекрасная принцесса, выпускница Финансовой академии, главбух в солидной фирме; достоинства — культура и естественность. Любимая присказка: “Я умная и красивая”. Положительный герой второго плана Олег, он же Мудвин, — в принцы не вышел, но тоже ничего себе: бессребреник с черным поясом по каратэ, детишек за гроши тренирует. Присказки все больше дзэнские. Отрицательный герой Кирилл, он же упырь, он же людоед, — вылитый Мефистофель: хлебом не корми, дай только подвести под свои пакости философскую базу в духе социал-дарвинизма. Присказки все больше тюремные. Сюжет: злостный злодей злобно замышляет злодейски отнять у принца московскую квартиру ценой в три миллиона долларов, а заодно и принцессу. Тюнингованные тачки, престижные кабаки, стильные побрякушки, скромные и дорогие платьица ар-деко, само собой, присутствуют…
““Психодел” — авторский неологизм, образован от слов “психо” + “делать”; человек, занимающийся психологическим подавлением другого человека в целях достижения личной выгоды; инициатор психоза; психологический “людоед””, — разъясняет интернет-аннотация. Ждете изощренной манипулятивной игры? Не дождетесь! — первый президент РФ любил сопровождать эти слова характерным жестом. Кирилл планирует добиться своего, всего-то накачав жертву психотропными. Не велика интрига, любой вокзальной клофелинщице под силу…
И это далеко не единственное разочарование. По ходу истории глянец с героев облазит лоскутами, как скарлатинозная кожа, ибо за мыльной пеной кроются не вполне гламурные детали. Шварцмахер Борис на поверку — заурядный рантье. Да еще и пациент психотерапевта, несмотря на 130 + 240. Да еще и перед налоговой в долгу по самое некуда. La femme fatale Мила — конторская амеба с кругозором дырокола: Ветлицкая, “Иванушки International” и “Sex In The Sity”. Да еще и на передок слаба: запросто выспалась с упырем, “решила дать и дала”, и дала не без удовольствия. Мефистофель Кирилл — невысокого полета разгонщик; венец карьеры — вымутить у лоха полтораста штук рублей. Непобедимый каратэка Мудвин дал себя зарезать без всяких там киба-дати и дзюнцуки, и дзэнская интуиция не помогла. Впрочем, поголовная несостоятельность — не помеха вечному состязанию в крутизне:
“
— Я бью людей с тринадцати годов. А сейчас мне тридцать три. Итого, выходит, я бью людей двадцать лет подряд. Руками бью, ногами бью. Это моя профессия.— Я, допустим, своего первого клиента порезал во втором классе, а сейчас мне — сорок два. Круглым счетом тридцать пять лет, дружище… Так что у тебя нет шансов. У тебя профессия, а у меня — судьба. Так сказать, карма”.
Ни дать ни взять — пятиклашки в школьном сортире выясняют, у кого пиписка длиньше. Автор, несмотря на всю смехотворность персонажей, упрямо им поддакивает: “он большой и сильный” (про Бориса), “она не такая, как все” (про Милу), “он сильный и хитрый” (про Кирилла). В результате амбивалентные герои напрочь лишаются достоверности.
С правдоподобием, надо сказать, у Рубанова ощутимые проблемы. Вот, например, пассаж про Милу: “Еще от мамы перепал небольшой талантец, любовь к цифрам, способность наделять каждую своими отдельными качествами. Восьмерка, например, была жирная, неприятная, сальная цифра, а двойка — быстрая и крепкая. Пятнадцать было дерзкое число, а девяносто — напыщенное”.
Ей-богу, с такими задатками не в Финансовую академию надо, а прямиком в Литинститут… Все остальное ровно того же свойства. Секс как способ приобщиться к духовным ценностям врага и морально повзрослеть
— сомнителен. Мелкий разгонщик со связями в центральном аппарате МВД — неубедителен. Как и счетовод с ильфопетровскими гиперболами на устах: “Можно было засунуть меж ягодиц оба тома “Налогового кодекса” с постатейными комментариями и не увидеть переплетов”. Впору притормозить, ибо реестр неувязок рискует затянуться. Скажу лишь, что в романе есть герой, невидимый глазу и не названный по имени: призрак Станиславского. После каждой главы он скрежещет зубами и утробно завывает: “Не верю-у-уу!!” Уймись уже, сериал — не мхатовская постановка, тут свои законы, свои критерии истины…Кроме Константина Сергеевича, есть в “Психоделе” еще один анонимный герой, чье имя легко угадать,
— Андрей Викторович Рубанов. Его миссия — по любому поводу произносить пространные проповеди с ощутимым мыльным привкусом. Вроде этой:“Красота увянет. Золото украдут. Мясо сожрут. Деньги обесценятся. Силы кончатся. Мышцы ссохнутся. Машины сломаются. Все сгинет, лопнет, сгорит и рухнет, а двое будут любить друг друга. Взаимопроникать, растворяться, срастаться. И умрут в один день, но только для других, всех прочих, а друг для друга останутся жить вечно”.
Секретутки, знамо дело, рыдают в голос. А мне за Рубанова обидно: ведь явно не без способностей мужик. Взять хоть постельные сцены: сделаны весьма недурно, без сиропа (в том числе и клубничного), и поданы-то умно, в двух ракурсах
— глазами Милы и Кирилла… Но в остальном поплит отчего-то начинает и выигрывает.Право, да что это я?
— все о своем да о своем. А вам наверняка любопытно знать, чем дело кончилось и сердце успокоилось. Так вот: принц оказался полностью деморализован неурядицами. Принцессе волей-неволей пришлось вступить в единоборство с людоедом. Ждете напряженного психологического поединка? Не дождетесь (следует характерный ельцинский жест). Мила не мудрствуя лукаво во время секса отоварила супостата бронзовой пепельницей по тыкве. Как ни странно, примитивного рукоприкладства хватило, чтобы злые чары развеялись в прах. Бухгалтер, милый мой бухгалтер, — вот он какой, такой крутой! А дальше неизбежный happy end: свадьба — разумеется, утонченная, в стиле ар-деко и под Ветлицкую (слов нет, культурный микс высокой пробы). Принц хоть и не стал королем, но по-прежнему крут, и принцесса умна и красива…Все это весьма предсказуемо, потому меня куда больше занимает другая свадьба: авторская попытка повенчать трэш и реализм, как розу белую с черной жабой. Стоило ли последовательно и жестко опускать героев ниже плинтуса ради дежурного поцелуя в диафрагму? Что это, консюмеризм, желание угодить всем категориям читателей сразу? Неужто еще на старте не был ясен исход единства и борьбы противоположностей?
Однако все перечисленное для А.Р., по-видимому, второстепенно. Ведь поклялся же он в свое время: “от моих книг чуваки и чувихи будут балдеть, как восьмиклассница от первой сигареты”. Можно сказать, жизнь удалась: секретутки балдеют и рыдают, а “Palmolive” и “Du
ru” нервно курят. А мне за Рубанова хронически обидно. Впрочем, это уже моя личная драма.Александр КУЗЬМЕНКОВ