Это был дом. Точнее — почти дом: серая коробка, сложенная из крупных цементных блоков, неоштукатуренная, с оконными и дверными проемами без рам; с крышей — четырехскатной, — крытой несвежим шифером, с незашитыми доской фронтонами, — и без крыльца. Я бродил вокруг него и думал: “Вот — дом. Это — дом. Дом в деревне”. Да, это был дом — до тех пор, пока я не взобрался по наклонной доске (крыльца не было — а до дверного проема было высоко, — метра полтора) и не проник (взошел — лучше) в него. Внутрь. Оглядевшись, я понял, что этот дом вроде бы как и не дом: внутри он был абсолютно пуст, даже более чем пуст, так как в нем не было ни пола, ни потолка, и с брошенной кем-то поперек другой доски, единственной над провалом внутри фундамента, задрав голову, я увидел фрагменты неба, четко очерченные контурами дыр в шифере, который парил, зависал, еле сдерживаемый дряхлыми стропилами. “Нет, не дом”, — сказал я себе и крикнул его владельцу, находившемуся снаружи: “Покупаю!”

Я устал от города и бредил жизнью, существованием, бытованием в деревне (видимо, кровь предков моих — крестьян, казаков и помещиков — очнулась во мне и возжелала естественной жизни — такой, о какой мечтал Пушкин). Итак, дом был найден. Дом, оказавшийся не домом, а формой его. Форма в моем воображении стала содержанием, которого в этом “недострое” пока не было.

Третье тысячелетие после Р. Х. — это время формы. И — формата. Что такое “формат” (иллюстрации: “не в формате”, “не тот формат”, “современный формат телевидения”, etc)? Это формализованное, адаптированное, примитивизированное, зауженное, исполосованное, изрезанное, искромсанное, произвольное содержание: причем такое содержание утрачивает семантику (общее познавательное значение, смысл, смыслы) и выражает, как правило, обусловленное жестким и жестоким, непреложным контекстом значение. Поэтому все сферы жизни атомизируются, даже культура, или “культура”, или т. н. культура, или культурка, — также становится структурой атомарной (“субкультуры”, “полукультуры”, “четвертькультуры” и т. п.). Самое гибельное явление сегодня — это форматизация познания, вернее — имитация познания, или пресловутая, насильственно вводимая в сознание, искусственно (вне бытия) существующая и доминирующая теория (и игровая практика) информационных форматов, гештальтов, полей, зон, точек и т. д. Интернет (а это уже очевидно) есть посмертная маска, снятая с лица омертвевшего мира. Позитивизм и безмозглая позитивность (позитив! позитива давай! Comedy Club хочу!) как форма и формат имитации познания крепко стоит на следующем заблуждении: мир познаваем и может быть переделан на любой лад, — заблуждение человечества, одна часть которого фетишизирует деньги, а другая — коммунистические идеи (где же, куда же делась главная часть его — люди, обожествляющие природу? — Ведь миф — это изнанка истины; гибель мифа ведет к усыханию воображения; и в этом отношении роман “Война и мир” — в форме, воспринимаемой тактильно, визуально, обонятельно, органолептически, внутренне аудиально, интуитивно и духовно, — в миллион раз информативнее, то бишь семантичнее, всего Интернета). Познание опошлено — и как процесс, и как целеполагание, так как обслуживает бытовую, но не бытийную, духовную сферу нашего существования. Мир — непознаваем! До конца — непознаваем. Мир — чудо. И человек — чудо. Чудо — не комфорта, а Природы, Космоса, Бога. Но… Этого уже не помнит и не знает никто — во всяком случае, если говорить об антропосах последнего, самого свежего, поколения.

Визуализация всего на свете привела — и закономерно — к визуализации того же самого. (В США судят конгрессмена, злоупотреблявшего виртуальным сексом.) Виртуальность — безнравственна потому, что ты, виртуалист, становишься в ней абсолютно безответственным; тебе позволено все: виртуально убивать, насиловать, лгать, клеветать, сплетничать (ЖЖ!), подличать, унижать все, всех и вся и т. п. Виртуальный грех — тоже грех. И совсем недавно на моих глазах произошла встреча представителей виртуального и реального пространств. Первый оскорбил — виртуально — другого (ну, это ведь как бы понарошку), за что и получил крепкую затрещину от униженного. Виртуалист недоумевает (в ЖЖ своем) — за что?! За слова, блин, что ли, какие-то?! За фразу?! — Да, мил человек, за поганые твои фразы, ибо за сказанное (даже в Интернете!) отвечают (в реальном мире). Форма двадцать первого века встретилась с содержанием времени вообще — и за подлость получила по морде… Попробуйте возразить. Жду.

Человечество, отвергая познание и знание, отказываясь от семантики и смысла, прилепившись к информации (к набору ключевых имен, брендов и слоганов), — развивается сегодня по модели нисходящей метафоры (восходящая: человек — это ангел; нисходящая — человек — это свинья), и это ясно, точно и убедительно зафиксировано ТВ, шоу-бизнесом, глянцем, гламуром, рекламой, пиаром и проч. (реклама банка: берите кредит — и плодитесь, как кролики; ну чем не гитлеровская идея полигамного воспроизводства населения за кусок сливочного масла!). Но! “Познавать” познанное, известное, скомпонованное и предложенное творцами Интернета и СМИ вообще — скучно. Нет, скушно. Так точнее. — И человечество увлеклось видами связи, которые из видов связи превратились в виды игры, в игровые виды виртуальной связи. От сотовых телефонов до ЖЖ. Играют все. Часами, сутками, годами, жизнями. Играют, утрачивая способность видеть прошлое и будущее (ретро- и проспективность) и обретая предложенную операторами связи игровую, никчемную, сущность настоящего: Здесь и Сейчас! Все связаны со всеми связями необязательными и безответственными. Влюбляются виртуально и телефонно, совокупляются так же и разрывают отношения посредством SMS. Человек утрачивает свою физическую сущность и зависает между виртуальностью и метафизичностью, не имея о последней никакого представления.

Мы смотрим на себя в зеркало, забывая о том, что и оно вглядывается в нас. Зеркало — это Природа, Культура, Бог. Люди перестали понимать, кто они и что они. Они недоумевают, что происходит?! Что со мной происходит?! — А происходит с ними — жизнь. Люди разучились читать и писать. Романы и стихи теперь — просматривают. Навыки письма (рукотворного) отмирают, а о текстотворчестве я вообще молчу (сужу по студентам, с поколениями которых работаю 30 лет: 90% нынешних гуманитаров [как там у естественников — боюсь даже подумать] не умеют читать, а от руки пишут так, что плакать хочется). Человек перестает быть homo sapiens, человеком мыслящим. Он теперь человек потребляющий (из официального документа Минобразования: школа воспитывает грамотного, социально ориентированного потребителя). Сегодняшний человек становится антропологически иным. Т.е. — пришельцем. Кинематографический футуризм внедряется в жизнь.

Я счастлив: я страдаю. Не потому, что у меня нет “Бентли”. А потому, что мне больно участвовать в процессе расчеловечивания. Гуманитарная сфера: образование, высшая школа, литература, искусство и др. — сегодня в России целенаправленно уничтожается (ликвидация Уральского университета, сокращение набора бюджетных студентов на гуманитарные факультеты [на филфак “дали” (!) всего 25 мест] и проч.). Через четверть века Россия станет эталоном потребительского (за счет нефтяных и иных природных ресурсов) государства. Стыдно. И жить в России будут люди с мониторами в очах: 3D. Человек мыслящий (страдающий, по Пушкину!), говорящий и читающий окончательно и бесповоротно превратится (и уже — превращается!) в человека глазеющего: я счастлив: мне что-то показывают.

Поэзия — это мое дело, которое делается не мной. Кем? Чем? Природой, Космосом, Богом, Культурой. И — мной. Отчасти. Культура — это мы, познавшие и сделавшие сами себя (после природы, земли и Его). Культура — это не форма, а содержание — смысловое, мыслящее и осмысляемое. Культура — не поющие купальники, глянец и гламур. Культура — это когда не сладко, а больно. Жить больно. “Человек” вообще звучит как “больно”. А потом уже сладко, горько и никак.

Культуре — больно. Есть такие дамочки-девушки-юноши-дяденьки, существующие одновременно в пошлости и в культуре: в пошлости они демонстрируют культуру, а в культуру внедряют пошлость. У таких душа (если она вообще есть) не болит, а отдыхает, нет — подыхает, дохнет, загибается. Полукультура-полупошлость — явление не вечное: оно возникло с приходом хама, формализовавшего все на свете и переведшего прекрасное — в социально обусловленную моду. Деньги! Полукультурнополупошлый хам успокаивает: все мы люди, и ничто нам не чуждо, но особенно не чужды — деньги. Хотя каждый из нас складывает свою жизненную мозаику: из денег, бизнеса, любви, etc (почти цитата-SMS одного знакомого в моем мобильном). Да, да, да! А где же душа, дух, Природа, Бог — и — наконец — человек?! Частная собственность, конечно, есть и будет, но нельзя же забывать, что мы сами по себе есть частная собственность Природы, Космоса и Бога.

Вот портрет современного полукультурнополупошлого человека. Мир, сформатированный им (мной, нами, всеми!), кишит полупоэтами, полупрезидентами, полуврачами, полупремьер-министрами, полулюдьми и — далее — по Пушкину. И полуподлость становится подлостью: на глазах миллионов зрителей совсем недавно убили бога (почти ницшеанский оксюморон): некто молодой Лебедев нокаутировал Роя Джонса-Младшего, предварив убийство признанием: Рой Джонс — мой кумир, мой учитель, мой бог. Зачем, почему же ты убил бога своего? Деньги? Амбиции? Спорт? (Последнее — абсурдно, т. к. Р. Джонс уже почти старик, ему за сорок, — для боксера это возраст показательных, демонстрационных, театрализованных боев.) И воскричал обывательствующий мир: Победа! И возопили остальные: Позор… Честь, достоинство — поруганы… Россия — непобедима. Ну да. Афганистан. Чечня. А в 1939-м — Финлядия… И т.д. Герои. Побиватели детей, женщин и стариков. Стариков на ринге… Что-то, господа, с нравственностью у нас как-то не так. С этикой природной, человеческой, божественной, земляной и космической. Что-то мы совсем расчеловечились.

Мы разучились видеть себя со стороны. Вот и вытворяем… И говорим: во благо, во имя добра, etc. И забываем, что только ангел знает, как грязны его крылья, что грязь его — это наша чистота. Кристальная.