[Арслан Хасавов. Смысл: повесть. — М.: “Дебют”, “Поколение”, 2010.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2011
Когда сгустился романтический туман
Арслан Хасавов. Смысл: повесть.
— М.: “Дебют”, “Поколение”, 2010.Дочитывая последние страницы этой книги (на которых почти целиком приводится колоритный документ
— обвинительная речь генерального прокурора Туркменистана Курбанбиби Атаджановой в процессе 2002 года против высокопоставленных “врагов народа”), неизбежно задумываешься о трех тенденциях в сегодняшней “литературе двадцатилетних”. Первая: всплеск интереса к молодой словесности Северного Кавказа. Читательского? Судить пока трудно. Во всяком случае, интереса издателей (или, сужая круг, можно сказать так: интереса тех институций, которые заняты “двадцатилетними”). Начало этому положил, кажется, Фонд СЭИП (он же “Фонд Филатова”), запустивший несколько лет назад разнообразные совещания кавказских молодых писателей. Подробностей не знаю, запомнилось только, что одним из них занимался Кирилл Анкудинов, интересный критик из Адыгеи, и, судя по метровым веткам обсуждений в ЖЖ, стоило это ему немало нервов… Книга Арслана Хасавова была издана в “линейке” сборников финалистов и лауреатов очередного “Дебюта”, и истолковать это можно так, что эксперты премии сделали ставку на эту вещь (вероятно, члены жюри отнеслись к ней более сдержанно, поскольку дальше лонг-листа “Смысл” не прошел). Наконец, уже в этом году в “АСТ” вышла наиболее яркая во всей этой скромной пока плеяде, мастерски сделанная книга прозы — “Салам тебе, Далгат” Алисы Ганиевой. Тот урожай отзывов критики, премий и шорт-листов, который этот сборник уже успел собрать за несколько месяцев, подтверждает, что северокавказская молодая проза сегодня очень востребована, как минимум литсообществом. Кстати, интересный факт. Изначально повесть “Салам тебе, Далгат” появилась под псевдонимом Гулла Хирачев (в таком виде она вышла в “Октябре” и была премирована на “Дебюте”). Алиса Ганиева объясняет это тем, что проза получилась очень мужской, настолько, что имя женщины-автора было бы воспринято в дагестанской среде как моветон. Итак, молодая северокавказская проза — очень мужская?Тенденция вторая касается радикальных политических идей в словесности “двадцатилетних”. Мне уже случалось писать об этом несколько лет назад: “Хочется верить, что в обращении к актуальным общественным вопросам все и всегда идет от сердца
— без спекуляций”1. Интересно наблюдать, как в творчестве некоторых признанных уже лидеров пишущей молодежи литература перетекает в реальную политику, и наоборот, словно в сосудах алхимиков: повесть “Ура!” Сергея Шаргунова (“Новый мир”, 2002, № 6) порождает им же возглавленную одноименную организацию, а эпизоды политической карьеры переходят в другое агрегатное состояние, перегоняясь в рассказы (“Приключения черни” — “Знамя”, 2009, № 2, и “Как я уволил друга” — “Новый мир”, 2011, № 2).Сегодняшняя примета времени в молодой “революционной” литературе
— это построение текста как некой инвентаризации политических движений и сил. Персонаж ходит с одной явки на другую, выслушивает одного идеолога за другим, и в какой-то момент текст уподобляется энциклопедии, а композиция будто подчиняется структуре телефонной книги: А, Б, В… Герой повести Арслана Хасавова, юный чеченец (кумык, если быть точным) Артур Кара, отправляется с марша несогласных к Гейдару Джемалю в Исламский комитет, оттуда в НБП (лично Лимонова, впрочем, не застает), оттуда в “Ура!” к Сергею Шаргунову, чтобы если не сделать выбор, то синтезировать их идеологию в собственном радикальном движении “Смысл”. Удивительно, но Далгат в повести Алисы Ганиевой делает примерно то же самое, только не в Москве, а в дагестанском селении.И о тенденции третьей скажу чуть позже.
Читателю может показаться, что я слишком увлекся теорией, что, в общем-то, правда. Книга Арслана Хасавова к этому, увы, располагает. “Увы”, потому что ей, на мой субъективный взгляд, далеко до вершин литературы. А средняя проза может порой больше сказать об общей картине, чем шедевр.
Не понравилось? Не понравилось. Почему? Пойдем проторенным, кондовым путем школьного учебника литературы: от стилистики
— к замыслу. Написано неаккуратно, видно, что иногда автор слишком торопился, не возвращался к черновику. Где-то встречаются откровенные ляпы. Где-то — просто режет слух неточное слово. А где-то просто идет сплошняком стертый, безликий текст… Открываю сейчас наугад. Описание дискотеки в ночном клубе. “Красивые белые зубы ровными рядами мелькают то там, то сям”. Чудовищно. “Трусы стринги, мелькая, то и дело напоминают о своем существовании”. Не криминально, но как-то коробит. “Еще эти девчонки складывают приглашения, телефоны, брильянты и их заменители в небольшую кучку… Есть среди них, конечно, и авантюристы в китайских или турецких копиях Dolce&Gabbana… Ну что скрывать! Я пишу это только потому, что сам я не там! Я завидую их беспечности, их возможностям, их девочкам”2 . Стоп-стоп-стоп. Текст начинает валиться, нарушена внутренняя логика. Понятно, что герой рассуждает о гламурной молодежи в целом и завидует в данном случае парням, отсюда — “их девочкам”. Но только что речь шла об “этих девчонках”, то есть формально завидует он им! Простая невнимательность, автор пролетел этот поворот на всех парах. Арслан Хасавов одаренный человек. Обидно, что ему не хватило аккуратности.Есть при этом неожиданные удачи. Сильные фрагменты, точные образы, интересные обороты. Этот разнобой заставляет заподозрить даже, что некая стилистическая стертость
— ход сознательный, ведь повесть написана в форме исповеди двадцатилетнего мечтателя Артура Кары, как его текст, в конечном счете. Но, возможно, я просто выдаю желаемое за действительное.В чем-то повесть “Смысл” очень типична, как уже говорилось, а в чем-то
— полностью выламывается из матрицы молодой литературы. Автор явно отталкивался в своей революционной истории от “Овода” Этель Войнич (обратим внимание и на имя лирического героя), — трудно предположить, читаем ли “Овод” сегодня кем-нибудь вообще; эта преемственность не только в каких-то внешних признаках, но и в самой эстетической системе, которую избрал молодой писатель. В эстетике этакой романтической протестной прозы XIX века. Сегодня это выглядит так неожиданно, что просто повергает в недоумение. Когда я начал читать, то на первых же страницах — после витиеватых честолюбивых грез, описания семейного ужина, где говорятся прочувствованные монологи, и обращения к родителям чуть ли не на “вы”, — имена героев (Артур, его мать Дженнет) заставили остановиться и попытаться понять: это вообще какая страна, какая эпоха?.. От каждого абзаца веяло каким-то безвременьем настолько, что становилось жутковато… Если сравнивать книгу о революции “Смысл” и книгу о революции “Как закалялась сталь”, то вторая, как ни странно, в чем-то покажется более современной.“Горбун отверженный с проклятьем на челе” (простите, не горбун, хромой), Артур то и дело рыдает при луне, делится переживаниями с белым потолком комнаты, называет себя великим, проклинает жалких людишек вокруг, видит в ночи письмена
— таким образом ему диктуется Книга, и припоминает детскую встречу со Всевышним, композиционно решенную в духе “Видения отроку Варфоломею”.Но вот интересно, чем дальше, тем чаще это сомнамбулическое чтиво прерывается, возникает текст другого качества, отрезвляющий, как глоток горячего чаю. Это описания подпольных сходок, на которые является Артур. Здесь автор преображается. Исчезает вся романтическая мишура, перед нами точные наблюдения, меткие характеристики, достоверные и живые сцены. Вот марш несогласных. Уморительный диалог двух парней, гордых тем, что у них взяла интервью русская служба Би-Би-Си. Вот штаб
—квартира Исламского комитета России. Люди, которые приходят к Гейдару Джемалю. Как они общаются. Неловкие паузы. Кто открывает дверь, кто приносит молитвенные коврики… На собрании “нацболов” в услужливо предоставленном для них подвальчике райкома КПРФ — портрет Ленина, и точно такой же Ленин (но уже в виде памятника) по традиции стоит неподалеку перед зданием префектуры округа, и герой задумывается, а чем же они различаются… Интересная точка зрения на Шаргунова и его движение “Ура!”: нарциссичный несколько лидер и его обожатели, слабо представляющие, что они вообще должны делать, как и чем “раскочегарить” себя и других (“посмотрел в глаза ребят и увидел… довольных жизнью людей, спокойных в своем довольстве котов, развалившихся каждый на своем месте. В этих глазах не было злости, тяги к переменам, к революции, воли…”). Когда я это читал, вспомнил пассаж из “Театрального романа”: дословно не приведу, но Булгаков пишет о том, что лично Станиславский как гениальный актер есть, а “системы Станиславского” нет. Отдаленно схожую мысль о Шаргунове лично и о его движении высказывает, кажется, и Арслан Хасавов.Но заканчивается день, наступает ночь, и мы снова погружаемся в волнительный да таинственный мрак: “Я сжал простыню в порыве душевной близости с нею и прошептал: “Все мы стремимся в вечность, но для большинства из нас она недоступна”. Пустив спасительную слезу, я заснул”.
Физическое и нравственное уродство героя
— один из центральных мотивов книги (моральным уродом Артура считают, конечно, окружающие, не он сам и не автор). Что касается физического, то к нему я поначалу отнесся с недоверием: казалось, что искалеченная нога не играет никакой существенной роли, образно выражаясь, ружье не стреляет. Но я ошибался. Эта деталь позволила Арслану Хасавову добавить несколько точных штрихов к образу. Например, такая история: перейдя когда-то в новую школу, Артур влюбился в соседку по парте. Начал было страдать (кто ответит взаимностью калеке?), но был озадачен всеобщими шутками “Хромой и клюшка нашли друг друга!” Почему “клюшка”? Оказалось, у девочки врожденный дефект руки, в чем Артур сам вскоре убедился, увидев возлюбленную на уроке физкультуры в футболке с короткими рукавами. И?.. И, пострадав, передал через подруг, что не любит ее больше, нашел другую. Ему нужна только самая лучшая, безупречная девушка-красавица, а раз взаимности от такой точно никогда не дождешься, то лучше оставаться одному… Главное, как постоянно преображается Артур в собственных глазах, как видит в зеркале совершенно разное, в зависимости от внутреннего настроя. То он оказывается (и это, конечно, реальность) страшным прыщавым парнем с изуродованной ногой, то он красавец, весь в черном, безупречной походкой героя шагающий через оцепление на Триумфальную площадь, и все омоновцы провожают пламенного революционера суровым, но восхищенным взглядом…С моральным уродством автор все же переусердствовал. Артура презирают дома (ни с какими политическими взглядами, в начале повести еще не проявившимися, это не связано). Отец до такой степени страдает от того, что его единственный сын
— чудовище, что, после обличительных речей, лишается от этого страдания жизни. (Вообще-то разбивается в аварии, но в контексте это выглядит чуть ли не как харакири, и убитая горем мать кричит Артуру: “Это ты во всем виноват! Это ты, грязный оболтус! Ты украл у него жизнь! Гад! Сволочь! Ты мне не сын!”) Что же сделал Артур? Да ничего. Просто бездельничал, валялся с книжками, не оправдывая надежд. Разумеется, родительского восторга это не вызывает. Но из повести мы узнаем, что вообще-то Артур — студент МГУ (курса третьего, если ему 20 лет). Ходит на занятия, учится. Конечно, в наше время многие студенты подрабатывают (но даже из них мало кто кормит родителей). Помнится, недавно один разгоряченный советник президента даже предложил обязать всех студентов работать, лишив стипендии, но понимания в обществе это как-то не нашло. Все-таки дело студента — учиться. Описывая гнев семьи по поводу того, что Артур не работает, автор сгущает краски и впадает в недостоверность.Революционная линия достоверностью не блещет тоже. Решив посвятить себя геройству на благо народов, Артур Кара сколачивает собственное движение, привлекает к нему Шаргунова, Джемаля и остальных и, как ни странно, отправляется с повстанцами свергать власть… в Туркмению.
Которую произвольно выбрал на карте. “Россия отпала. Обведя взглядом все страны Евразии, Африки, Америки, Австралию и даже Антарктиду, я задумался”. Почему отпала Россия — не объясняется никак. Это тем более странно, ведь все политические движения, которые так хорошо здесь описаны, существуют затем, чтобы сменить власть отнюдь не в Африке и не в Австралии. Автор чего-то испугался, избрав “жертвой” весьма условную Туркмению? Возможно, но это и не главное. Достоверность здесь вообще не так существенна, будем считать, что все это абстракция. Интересно другое. Мотивы героя таковы: желание прославиться, “подняться” — желание стать известным писателем — желание делать революцию. Сам того не желая и, видимо, не осознавая, автор вдруг обнажает некое родство этих двух социальных институтов — молодой литературы и радикальной политики. Года три назад Дмитрий Быков писал, что молодая литература, как ни странно, оказалась едва ли не единственным скоростным социальным лифтом в России. Как ни странно, таковым же можно счесть и радикальную политику, если представить “верхними этажами” популярность, шум в блогах, “интервью Би-Би-Си” и так далее. Не потому ли молодая литература сегодня так политизируется, а политика дрейфует к литературе (вспомним хоть “2008” Сергея Доренко, хоть “Околоноля” неизвестного автора)? И не случайно, наверное, именно Сергей Шаргунов — скорее как медийный персонаж, чем реальный 30-летний человек — оказывается одним из главных персонажей “Смысла”. Сергей Шаргунов, которого можно считать самым заметным пассажиром обоих лифтов. Для которого “Новый мир” и “Дебют” послужили трамплином на трибуну в центре оцепленной ОМОНом площади, а изгнание из федеральной тройки “Справедливой России” — на страницы окололитературного глянца…Я обещал в конце статьи рассказать о некой “третьей тенденции”. Однажды мы разговорились с Алисой Ганиевой, и она рассказала, что ее книгу “Салам тебе, Далгат” весьма настороженно принимают в Дагестане. По ее словам, кавказской молодежи сегодня совсем не до литературы, а старшее поколение не приемлет эстетику, не связанную с “красотами гор”, и уж тем более
— неоднозначные политические мотивы. Мы можем вспомнить и недавний скандал с Германом Садулаевым, прозу и публицистику которого “не поняли” на малой родине. Сначала о нем очень жестко высказался Рамзан Кадыров, а затем подчиненные Кадырова развернули такую кампанию, что многие усмотрели в ней прямые угрозы. Редколлегия “Знамени” публиковала открытые письма с требованием защитить своего автора, вмешивался, кажется, и русский ПЕН-центр...“В центре Москвы избили молодого чеченского писателя Арслана Хасавова, который, несмотря на юный возраст, уже замечен российским читателем и признан литературным сообществом как талантливый прозаик,
— сообщили СМИ в марте сего года. — Сделали это отнюдь не скинхеды. Избили жестоко. Пострадавшего доставили с тяжелыми травмами в отделение челюстно-лицевой хирургии горбольницы № 36…” Далее издание сообщает, что писатель судился с некоторыми видными публицистами Чечни, резко негативно отозвавшимися о его прозе. “Отец Арслана, Дагир Хасавов, рассказал представителям СМИ, что имя нападавшего и заказчик нападения ему известны: “Приезжали выходцы из Чечни, которых, по-видимому, не устроило мирное решение вопроса в суде Гудермеса”… Сам Арслан Хасавов уже заявил представителям СМИ, что планирует после выписки из больницы получить грант и уехать за границу. “Я хочу уехать из России не потому, что боюсь повторных нападений, а потому, что бесконечно разочарован, — сказал начинающий писатель корреспонденту. — Я хочу уехать туда, где смогу спокойно жить и заниматься творчеством”3 .Видимо, проблема читателя молодой северокавсказской литературы все же существует.
Игорь САВЕЛЬЕВ