Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2011
Владимир Берязев — поэт, эссеист, переводчик,
публицист. Родился в 1959 году в Прокопьевске. Окончил Литературный институт
им. А. М. Горького. Стихи публиковались в журналах: “Новый мир”, “Наш
современник”, “Москва”, “Северная Аврора”, “Урал”, “Сибирские огни” и др. Автор восьми поэтических книг. Главный редактор журнала “Сибирские огни”, секретарь Правления Союза
писателей России. Обладатель многих литературных премий и наград. Живет и
работает в Новосибирске.
Владимир Берязев
Понять, как беззащитна красота
* * *
Глухою ночью вьюга разгуляется,
меня разбудит ставен перестук.
Былая боль проснется и уляжется.
А сон нейдет. И слышно за версту,
как поезда на станции аукают,
как сотрясает землю товарняк…
А сон нейдет.
И горестной наукою
встает за мною прошлое. И мрак,
и поздний стыд — томительно весомы.
А за стеной
стальные провода
поют о том, как жарко и бессонно
горят в снегах большие города.
Мой век простой, ты на две трети убыл.
Я стал другим — и ладно, не беда.
Спасибо хоть за то, что надоумил
понять,
как беззащитна красота
родной земли,
как жаждет воплощенья
глухая степь, бессвязностью дыша…
Но — встану.
В снеговом коловращенье,
глотнув ночи, охолонёт душа.
Войду во вьюгу
на крыльцо сквозное,
зажгу фонарь,
подворье озарю.
Меня обдаст шершавою вознёю
и колкостью, присущей январю.
Снег разбежится радостным мерцаньем,
запляшет электрической пыльцой.
А слева тьма,
и справа,
и над нами —
гудит гудом и дышит с хрипотцой,
швыряет снег во двор из-за ограды,
сметает с крыши,
сверху шлет его…
Мне, кроме снега,
ничего не надо
от зимней тьмы…
Не надо ничего.
***
Евгению ШИХОВЦЕВУ
Я слышал, что брожение умов
предшествует брожению событий.
…Что слушаешь ты, колокол забытый
и безъязыкий,
и когда умолк
твой гулкий купол?.. Холодом и медью
наполнена душа колоколов.
Я помолчу. Я пред тобой помедлю…
Достаточно порублено голов,
достаточно разрушено святилищ,
достаточно хранилищ сожжено
беспамятно. Пора подумать… Ты лишь
лежишь напоминаньем об ином,
всех единящем гуле поднебесном.
Там за стеной — стеснение шумов.
И страшно здесь — в молчанье многовестном,
и явственней брожение умов…
Все может быть: на гребне реставраций,
в эпоху отрезвления голов,
борьбы полов и реабилитаций,
взойдет и звон былых колоколов.
Из пламенно-ревущего расплава
тебе глагол, язык ли — отольют.
Былая память и былая слава
под нёбом заклокочут, запоют…
…Но отчего ж мне чудится копытный
стоглавый топот, тошнота и гарь?
И тот — в огне разверзшихся событий
—
повешенный под куполом звонарь?
Памяти Анатолия Соколова
Села на ограду золотая птичка.
Горевать о прошлом — горькая
привычка,
забывать о прошлом — мелкая
уловка…
Золотая птичка, светлая головка.
Светлая головка, маленькое тело:
золотая птичка с неба прилетела
и поёт о рае нас, почивших, ради
золотая птичка, сидя на ограде.
Светлана Кекова
Два коршуна
в небе играют,
В любовном
порыве парят,
На бреющем
замирают,
Танцуют, как
говорят.
На тверди,
на куполе целом,
Где юного
солнца Синай,
Над бором,
под облаком белым,
Играй, моя
радость, играй!
Играй, моя радость, на свете —
Лишь ветер и
с ветром игра,
Играй же, покуда в поэте
Рифмуются
грозы добра.
Да будет
победа, да будет
Сияние в
горних полях!..
За музыку
нас не осудят
В заоблачных
ковылях.
4
мая 2010, Абрашино
***
Древоточец
Кузя,
целлюлоза в пузе,
челюсти буравчаты, сам себе сверло,
прогрызает
доску
в клетку и в
полоску,
хрусть-похрусть,
опилками
время
потекло.
Я за стол
сосновый,
он за стол
сосновый,
вместе
пообедаем, вместе пожуём.
Мирового
древа ткань-первооснову
мы в
застольной песне
вместе
воспоём.
Разлюли-малина,
широка
былина!
Да шумит
ветвями Божий парадиз…
Выньмет баба Нина
шарик
нафталина,
и навек
умолкнет Кузя-древогрыз.
13
июля 2010, Абрашино
***
…и у Мальчиша-Плохиша
Под рубахой
была душа.
Вот пошёл он
за черемшой.
Что-то стало
с его душой?
Не руби, Плохиш, черемши,
Лучше
грамотку напиши.
От Амура и
до Оби
Ты травы, Плохиш, не губи.
Глянь
— погосты, пустыни, рвы
От Оби до
болот Литвы.
Может, эта чеснок-трава —
Наша древняя
родова?
Может, эти полки-ряды —
Полны каплями кровь-руды?
Может, ты не
траву сечёшь,
Души живы под нож кладёшь?
. . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот и лёг ты
в огонь уже,
Не подумавши
о душе…
***
оказывается,
продолжительность жизни японцев
вовсе не
восемьдесят с хвостиком, а куда меньше
чего не
сделаешь ради близких, ради добра и пользы…
старики
уходят, а внуки думают о дальнейшем
житье-бытье:
умирающих уже не надо
относить на
склоны Фудзи
в добычу
хищному зверю и птице,
можно
использовать собственную ограду
в качестве
кладбища — печалиться, и молиться,
и продолжать
получать пенсию и за бабушку, и за деда
и когда
цветёт сакура, и когда желтеют ивы…
ах, Николай
Васильевич Гоголь,
это ваша
очередная победа!
вновь
— то ли души мертвы, то ли трупы живы
Украинский кордебалет
Однокашнику Коляде, написано по его просьбе
Потерян
паспорт… В паспорте стояло:
Украинец
Никола Коляда.
Он щирый, гарный хлопец, но куда
теперь идти?
К таджикам? Одеяло
одолжить? На
вокзале ночевать?
И где харчиться или працовать?
И ни
горилки, ни борща, ни сала.
Кругом менты да кляты москали…
Куды ж тебя — на самый край земли,
аж за Урал, забросило, холеру!
И вот идёт
Никола Коляда
к фонтану
мимо площади Труда,
загинуть тут за
родину и веру.
Но — глядь, афиша! “Тоже
Коляда-
театр, это местная байда,
Никола — босс у них. Какого херу —
поди, родня? Пойду к нему робить.
Авось
поможет денежку скопить,
чтобы уехать
мне в свою Бандеру”…
И вот во Львове через десять лет
Открылся
Коляда-кордебалет,
На всю
Европу грянули гастроли!
Рыдали и
Лидо, и Мулен Руж…
А что
— Е-бург? Театр? Какая чушь!
Уже не до
России, не до Коли…
Стюардесса Виктория
Пускай,
пускай моя шиза
В тебе
родится!
Зелено-жёлтые
глаза,
Как у
жар-птицы.
Тебя ли
Рерих рисовал?
А может,
Врубель…
В тебе ль
Есенин остывал
По самый
румпель?
Золотожилая моя
Пресногорьковка!
Растиражированная
Любви
листовка.
Почто ты
мучаешь канал
Своим дивайсом?
Замри иль
выпей люминал,
Не
издевайся!
Где теребили
бабы лён
И конопельку,
Шумит
московский Вавилон.
Куёт
копейку.
Течёт
московское бабло
До океана.
А от тебя теплым-тепло,
Сплошная прана.
Ты бьёшь
копытом и дрожишь,
Как
Сивка-Бурка.
А я смотрю
на твой кишмиш,
Как старый чурка.
Ты мне
затмила монитор…
Сведи
наколку!!!
Уехать, что
ли, в Сальвадор?
А хули
толку…
15
октября 2008,
Новосибирск
— Москва, рейс 178, S7
***
Картиной правит лишь свидетель…
Из ненаписанного стихотворения
Не снимай,
не снимай свою тень на мгновенное фото!
Нам не
запечатлеть даже след, только беглое что-то.
Ты не сторож
себе по причине отсутствия в кадре:
Ни дороги,
ни храма — одна только точка на
карте.
Кто свободен творить, чья на лбу твоём высшая проба,
Тот тебя
навсегда зафиксирует рамкою гроба.
Улыбается
Пушкин, навеки по-ангельски светел,
И молчит в
ожидании казни евангельский петел…
9
апреля 2010, Новосибирск
Ответ Бахыту
там прогорклый ветер дует, там вахтеры — смерть и труд
—
под гармонь немолодую гимны спасские
поют
Б.К.
Пьяный инок
долу клонит лоб разбитый о порог,
просит банку
“Оболони”, всё долдонит об иконе,
что из храма
уволок.
А поэт
ворует ветер, цедит миг, как юный Вертер,
время сбраживая смертью
в вечный
обморок стиха.
И по долгу
песнотворца у Кремля Кастелло Сфорце
рвёт без
видимых эмоций
красногрудые
меха.
***
Крепись, Михась, не прячься в норку!
Бо — снизу, через
переборку,
В час
помрачения стучат
И Носорук, и Неть
Иная,
И крови тяга
нитяная
Дразнит и
манит чертычат,
и падальщиц, и дырогрызов.
Гляди, с
изодранных карнизов
Тьмы рукокрылый ультразвук,
Свистящий,
шарящий, сосущий
По той душе — живой и сущей, —
Срывается на
запах мук…
А мы с
тобой, брат, из поэтов,
Вопросов
больше, чем ответов,
Но если
завтра помирать,
То на миру оно сподручней,
Звончее в рифму и нескучней
На эшафоте
горло драть.
31
октября 2010, Абрашино
***
Когда в
двадцатом веке книга
Ещё товаром
не была
И, как
последняя коврига
Из рук
Спасителя, плыла
По кругу страждущих,
тогда
ли
И я краюху
преломил
И увидал такие дали,
Такую веру
ощутил,
Что прожил
жизнь неосторожно,
По счастью,
а не с кондачка,
Где
невозможное возможно
И воля Божия легка…
Пока, пока!
. . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А вам — пастись! Уж пастырь добрый
Для жизни
жвачной закрома
Для вас
разверз, чтоб сок микробный
Утешил чрево
задарма.
24
июня 2010, Абрашино