Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2011
Сергей Беляев
— профессор Уральской государственной консерватории. Автор книг, учебников, статей, посвященных истории культуры Урала. Постоянный автор журнала “Урал”.
Сергей Беляев
Алексей Игнатьев.
“…Я еще полон сил”
Имя А.А. Игнатьева, как и имена его современников
— соратников по научному направлению — Д.В. Аллеманова, И.И. Вознесенского, В.М. Металлова, А.В. Преображенского, едва ли можно отнести к числу широко известных. Еще лет двадцать назад встречу со знатоком их творчества иначе как редкой удачей назвать было нельзя. Да и сейчас даже в профессиональной музыкантской среде не так уж много людей, в сфере интересов которых находятся труды этих исследователей.Между тем на рубеже веков позапрошлого и прошлого эти ученые составляли плеяду историков
— представителей редкой области научного знания, исследовавших отечественную церковно-певческую старину. И известны они были не только узкому кругу таких же специалистов. Православные певческие древности, извлеченные ими из небытия, вдохновляли на создание новых хоровых сочинений С.В. Рахманинова, А.Т. Гречанинова, А.Д. Кастальского, П.Г. Чеснокова.Шедшие вслед за корифеями
— Д.В. Разумовским и С.В. Смоленским — более молодые историки после 1917 года остались в России: не эмигрировали, не были высланы за границу, как-то приспособились к новой жизни. А.В. Преображенский (преподававший до революции в Придворной певческой капелле) за несколько лет до смерти даже читал небольшой группе студентов лекции по русской культовой музыке в Российском институте истории искусств в Ленинграде.В 20-е годы последнему поколению этих историков было уготовано завершить свой земной путь, завершить ненужными новой стране людьми. С уходом каждого из них пополнялся печальный список утрат, которые несла отечественная наука
— и историческая, и музыковедческая. Прекращалась — могло статься, и навсегда — многолетняя кропотливая работа по воссозданию ценнейшего пласта истории русской духовной культуры.Дальше
— безвозвратно утерянные рукописи и личные архивы, почти полное забвение имен и дел на многие годы.И
— возвращение. Редкие, но все же сохранившиеся опубликованные труды в конце ХХ века вновь заняли свои места на библиотечных полках. Началось восстановление биографий полузабытых авторов. Возобновился диалог с долго молчавшей культурой.
***
Алексей Алексеевич Игнатьев (1879
—1937) заявил о себе как исследователь в те годы, когда сама наука о русском церковном пении уже начала отсчет второго столетия своей истории.В отечественном музыкознании становление двух относительно самостоятельных областей, представлявших историческое направление, происходило не одинаково. Одна область, связанная с русской культовой музыкой, брала истоки в конце XVIII века и в своем развитии опережала другую
— историю светской, композиторской, музыки. В начале ХХ века церковно-певческую археологию, или, по нынешней терминологии, музыкальную медиевистику, можно было сравнить с довольно внушительным древом, ветви которого — палеография, источниковедение, текстология, библиография — образовывали солидную крону.Ряды исследователей православной певческой старины с годами ширились. Музыкальными археологами становились главным образом священнослужители, причем среди них были не только представители русских столиц. Вспомним, что и родоначальник отечественной музыкальной медиевистики митрополит Киевский Евгений (Болховитинов) создал свой первый труд, еще будучи учителем Воронежской духовной семинарии. Из провинции же вышло немало его последователей. И.И. Вознесенский служил в Риге и Костроме, А.В. Преображенский, прежде чем обосновался в Москве, работал в Таганроге, Д.В. Аллеманов
— на Южном Урале, С.В. Смоленский — в Казани. Неудивительно поэтому, что “география” изданий трудов историков церковного пения была представлена солидным списком периферийных городов.Большая часть работ А.А. Игнатьева тоже была опубликована не в Москве, а в Казани или Вятке. Среди написанного им
— объемная (десять глав, более пятисот страниц) монография по истории богослужебного пения русской православной церкви с конца XVI до начала XVIII века. При ее создании автор опирался на результаты изучения крюковых и нотолинейных певческих рукописей библиотеки Соловецкого монастыря. В других работах А. Игнатьев обращался к частным темам, которые относились как к прошлому (например, статья о церковно-правительственной комиссии по исправлению богослужебного пения во второй половине XVII века), так и к современности — событиям, непосредственным свидетелем которых он являлся (статьи о деятельности церковно-певческого общества, об устройстве курсов). Ученым проводились и краеведческие изыскания. В этой области он занимался выявлением редких материалов о вятских и казанских регентах и духовных композиторах.Все работы Алексея Игнатьева увидели свет отдельными изданиями или на страницах журналов в период с 1910 по 1916 год. В течение такого сравнительного короткого срока столь продуктивно и основательно потрудиться на церковно-музыкальной ниве мог, по всей видимости, только человек увлеченный, способный целиком погружаться в исследовательскую деятельность.
К сожалению, до недавнего времени ни убедиться в правоте данного замечания, ни опровергнуть его было невозможно. Информация об А. Игнатьеве содержалась, пожалуй, только в биобиблиографическом словаре
“Кто писал о музыке” Г.Б. Бернандта и И.М. Ямпольского. Но эта информация укладывалась менее чем в две строки: “Игнатьев Алексей Алексеевич. Исследователь русского церковного пения. Священник”. И всё. Ни дат рождения и смерти, ни биографической справки.В постсоветские годы личность и трагическая судьба А. Игнатьева, его научное наследие оказались в поле внимания представителей исторического музыкознания, историков русской православной церкви, краеведов. В воссоздании биографии ученого особую заинтересованность проявили исследователи из Перми, Кирова (бывшей Вятки), Екатеринбурга, Томска
— тех городов, где когда-то жил и работал Алексей Алексеевич. Благодаря проведенным изысканиям у составителей современных справочников и энциклопедий появилась возможность (и она уже реализуется) представить информацию, отражающую все сферы деятельности известного в прошлом ученого, педагога, регента, музыканта-просветителя.У Алексея Игнатьева, сына пермского дьякона, склонность к музыке, предопределившая впоследствии тематику его научных исследований, проявилась рано. С пятнадцати лет он уже управлял ученическим хором
— был регентом в Пермской духовной семинарии, куда поступил на год позже П.П. Бажова. Музыкальность А. Игнатьева — черта, видимо, наследственная. В его роду музыканты были: дед — известный в Перми регент, дядя — композитор.После окончания в 1900 году семинарии Алексей Алексеевич несколько лет учительствовал в Пермской губернии. Вначале вместе с пятью бывшими соучениками он отправился в Соликамский уезд. Там одни из них заняли учительские, другие
— регентские должности в селах и заводских поселках. Затем, уже будучи священником, А. Игнатьев перебрался в Ирбитский уезд, к новому месту службы, — в Спасскую церковь и школу в селе Скородумском.Поступление в 1906 году в Казанскую духовную академию ознаменовало серьезный поворот в судьбе сельского священника и учителя. Именно тогда, в годы учения в академии, произошло плодотворное соединение его музыкальных интересов с новой
— исследовательской — деятельностью. Заметим при этом, что, учась в духовной академии и параллельно в регентском классе Казанского музыкального училища, Алексей Алексеевич еще и работал в школе. Учителем он оставался всю жизнь: преподавал в гимназиях, в реальном училище, в институте благородных девиц, на Высших женских богословских курсах и на курсах церковно-певческих, а после революции — в Народной консерватории и музыкальном техникуме.Обращение студента духовной академии к редкой для богослова исследовательской области произошло благодаря встрече с человеком, память о котором А. Игнатьев сохранил навсегда. По признанию Алексея Алексеевича, эта встреча
“определила характер всей его последующей жизни и деятельности”.Человеком, сыгравшим столь значимую роль в судьбе будущего исследователя, был Степан Васильевич Смоленский
— уроженец Казани, там же некогда начавший свой путь педагога, регента, ученого. В конце XIX — начале ХХ века С.В. Смоленский, возглавлявший Московское синодальное училище, представлял собой фигуру, пожалуй, наиболее авторитетную как в среде ученых-медиевистов, так и в среде композиторов. Именно ему С.В. Рахманинов посвятил свой знаменитый хоровой цикл “Всенощное бдение”, впервые исполненный Синодальным хором под управлением Н.М. Данилина в 1915 году.Человек творческий и крайне увлеченный своим делом, С. Смоленский обладал еще одним важным качеством
— умением увлечь (или, как он сам говорил, “перемутить”) других, чтобы тем самым расширить круг почитателей и исследователей церковно-певческих древностей. В том, насколько велико влияние личности С. Смоленского, А. Игнатьев смог убедиться во время непродолжительной беседы с ученым, которая состоялась летом 1908 года в Синодальном училище. Алексей Алексеевич находился тогда в Москве и участвовал в работе Первого всероссийского регентского съезда.Пораженный знаниями особенностей крюкового письма, которыми обладал А. Игнатьев, С. Смоленский посоветовал ему заняться изучением певческих рукописей, некогда принадлежавших библиотеке Соловецкого монастыря и хранившихся в Казанской духовной академии. Степан Васильевич в свое время сам готовил описание этой библиотеки, но по разным причинам завершить начатое не смог.
Изучению более двухсот певческих рукописей Игнатьев посвятил два следующих года. По итогам этой работы в 1910 году ему была присуждена степень кандидата богословия, а затем, после защиты в 1916 году диссертации,
— степень магистра богословия. И тогда же в Казани была издана его монография.Следующий период жизни Игнатьева
— с 1910 по 1916 год — с полным основанием можно назвать вятским. И не только потому, что эти годы Алексей Алексеевич провел в основном в Вятской губернии и в самой Вятке, сотрудничая с местной ученой архивной комиссией и “Вятскими епархиальными ведомостями”. Не менее важным является и то, что многие его работы тех лет были связаны с прошлым и настоящим духовной культуры Вятского края. С особым интересом Игнатьев углубился в изучение местной певческой старины и биографий людей, причастных своей деятельностью к становлению в крае хоровых традиций.В этой области Вятке было чем гордиться. Свою известность как центра церковно-певческого искусства город приобрел еще во второй половине XVII века. Созданный в то время архиерейский хор более двух последующих столетий являл собой образец высокого певческого мастерства.
Вятская
“прививка” в свое время, в середине XIX века, способствовала расцвету исполнительского искусства архиерейского хора в Перми. Современники, описывая свои впечатления, не скупились на эпитеты: пение хора называли стройным, изящным, приятным, виртуозным. Богослужения с участием этого коллектива собирали столько молящихся, что всех их не вмещала обширная Крестовая церковь.Изменения в составе и организации работы хора начались после приезда в 1851 году в Пермь архиепископа Неофита (Соснина), по имени которого архиерейских певчих позже стали называть
“неофитовскими”. Новый глава Пермской епархии именно из Вятки, с места своей прежней службы, привез с собою молодого талантливого регента Николая Даровского, возглавившего архиерейский хор. И оттуда же, вероятнее всего, были доставлены в Пермь духовно-музыкальные произведения, вошедшие в репертуар неофитовских певчих. Возможно, среди этих произведений были сочинения вятских регентов и композиторов, материалы о которых впервые опубликовал Игнатьев. Благодаря его работам специалистам в области церковного пения и любителям стали известны имена А.Л. Луппова, А.Е. Космачевского, А.А. Осокина, А.А. Попова. К материалам Игнатьева, сохраняющим значение ценных источников, историки музыкальной культуры обращаются вплоть до наших дней.Но вернемся к рассказу о судьбе автора тех публикаций.
Незадолго до защиты диссертации Алексей Алексеевич переехал из Вятки в Екатеринбург. Его новым местом службы была назначена мужская гимназия, где он занял должность законоучителя. В стороне от церковно-музыкальной жизни он тоже не остался
— включился в работу комиссии, начавшей по примеру Вятки и других городов организацию местного церковно-певческого общества.Завершить эту работу, как и реализовать другие замыслы, Алексею Алексеевичу не удалось.
В 1918 году, гонимые революционными событиями, всеобщей неразберихой и страхом за собственное будущее и судьбы близких, тысячи бывших граждан Российской империи устремились на восток страны. Туда же уехал и Игнатьев. Немало артистов и музыкантов, в том числе екатеринбургских знакомых Алексея Алексеевича, приютил тогда Иркутск. Временным пристанищем для него самого стал Красноярск. Силами собравшихся из разных мест музыкантов в городе с восьмидесятитысячным населением удалось открыть Народную консерваторию. Но век этого вуза оказался недолгим. В 1922 году Игнатьев переехал в Томск, где еще с дореволюционных времен существовало музыкальное училище (в советские годы
— музыкальный техникум).В этом старинном университетском городе Алексей Алексеевич провел остаток своей жизни. Чрезвычайно занятый административной, педагогической и методической работой в техникуме и школах города, Игнатьев все же не терял надежду на возобновление исследовательской деятельности. Его волновала судьба отечественной музыкальной медиевистики, представителей которой в 20-е годы одного за другим теряла эта наука. С предложением включиться в работу и оживить почти затухшее исследовательское направление Игнатьев решил обратиться к Б.В. Асафьеву. Будущий академик возглавлял в то время Разряд музыки в Российском институте истории искусств.
Письмо Борису Асафьеву было отправлено в марте 1929 года.
“Мне пятьдесят лет, но я еще полон сил и энергии. Семьи у меня — только жена, дети уже служат. (…) Человек я абсолютно трезвый, в работе аккуратный до педантичности”, — сообщал о себе Игнатьев. Кратко описав свой жизненный путь и прошлые научные достижения, он приступил к изложению главного — мыслей о возможном участии в исследованиях. “…Желание еще поработать есть большое, — писал он. — Конечно, я бы, может быть, не смог вполне заменить покойных Н.Ф. Финдейзена и А.В. Преображенского, но поработать в их областях, продолжить их дело я бы попытался. Не написать Вам об этом я не мог — меня бы всегда беспокоила мысль, что я не сделал попыток предложить свои знания для работы…”
Получил ли А.А. Игнатьев ответ из Ленинграда
— неизвестно. Скорее всего, нет. Институт, в котором работал Б.В. Асафьев, в те годы занимался другими, далекими от музыкальной медиевистики, проблемами. Сам же известный ученый и музыкант вскоре почти полностью переключился на композиторское творчество.А мечтавший о работе в архивах и музеях А. Игнатьев продолжал
“поднимать” музыкальную культуру в далеком Томске. Об успехах, которых ему и его коллегам удалось достичь в развитии музыкального образования, просветительства и детской самодеятельности, он сообщал в небольшой заметке, опубликованной в 1935 году в журнале “Советская музыка”. Корреспонденция из Томска была подписана только инициалами “А.И.”, но не оставляет сомнения принадлежность ее перу А.А. Игнатьева.Возможно, эта небольшая заметка в центральном журнале стала последней публикацией Алексея Алексеевича.
В 1937 году по нелепейшему обвинению в причастности к деятельности организации, готовящей свержение советской власти, А.А. Игнатьев был арестован и расстрелян. Реабилитация последовала только через двадцать с лишним лет.
***
В наши дни познакомиться с книгами и статьями А.А. Игнатьева, конечно, можно. Однако было бы большим преувеличением сказать, что сделать это просто. Труды ученого, рассредоточенные по архивам и книгохранилищам страны, стали библиографической редкостью.
Надежда на то, что удастся обнаружить что-либо из его научного наследия у нас, в Екатеринбурге, казалась едва ли осуществимой
— слишком коротким был период пребывания ученого в городе. Поэтому находка недавнего времени стала событием, безусловно, радостным.В фондах библиотеки Свердловского областного музыкального училища имени П.И. Чайковского была обнаружена монография А. Игнатьева, изданная в Казани в 1916 году. Книга, пережившая столько десятилетий, сохранилась в очень неплохом состоянии и пока даже не требует реставрации.
Находка оказалась ценной вдвойне благодаря дарственной надписи А. Игнатьева. Этот экземпляр своей книги он преподнес библиотеке училища в знаменательный день, когда торжественно отмечалось рождение в Екатеринбурге
“нового очага музыкального образования”. Об этом свидетельствуют надпись, сделанная автором, и памятная для истории музыкального образования в городе дата — 16 октября 1916 года.