Роман (окончание)
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2011
Андрей Кузечкин
Не стану взрослой
Роман (окончание)
5. Понедельник
Он спал всего часа три и был разбужен телефонным звонком.
Схватил КПК. Увидев, кто звонит, окончательно проснулся и выбежал из комнаты.
—
Максим, привет, ну что? Есть новости?—
Новостей нет… но есть идейки.—
Я тебя разбудила, да?—
Нет, я сам только что проснулся…—
Вот и хорошо. Я к тебе сейчас.—
Нет, лучше я к тебе. Полчаса на разгон, о▒кей?—
Ладно, но не больше.—
Ишь какая деловая! Ну, до встречи.Годы, проведенные в игровом салоне, многому научили Максима
— например, довольствоваться для сна малым и просыпаться мгновенно — не только открыть глаза и встать, но и включить сознание. В пять часов утра засыпаешь лицом на клавиатуре, будто в салате, а в восемь будит дневной админ, пришедший на смену ночному.Сейчас умыться, побриться, пару чашек кофе
— и все, как новенький.Проделав это, он вернулся в комнату, чтобы одеться. Элла все еще была в глубокой отключке, ее сон не был потревожен. Какое-то время Максим рассматривал кровоподтек на ее шее. Это определенно был синяк. След от удара.
Кто ж ей так заехал и почему она не хочет об этом говорить? Совсем как жена, которая никогда не признается в том, что ее бьет муж-алкоголик,
— обычное явление, но Элла вроде бы не замужем, а в должности молодого человека у нее вроде бы Максим… Значит, дело в родителях. Потому она и попросилась ночевать к Максиму. Отец ее, что ли, треснул? А может, пытался и чего другого сделать? Бедная Элька.Максим знал по собственному опыту: если проблемы с родителями, то выход один
— бежать. Элька к этому еще не готова. Она просто глупенькая девочка в розовом шарфике. Ее бы увезти отсюда… Но увы, Максим не мог взять Эллу туда, куда собирался уйти сам. И вообще, если разобраться, он ничем не мог ей помочь.Константина уже не было дома. Вадим в своей комнате, как обычно, во что-то отчаянно рубился за компом, Максиму было даже не особо интересно, во что.
—
Уже встал?—
Не ложился, — мрачно поправил Вадим.—
А Костик где?—
На собеседование ухромал, — буркнул Мельников. — Менеджером по продажам в салон связи.—
Опять я все пропустил, — Максим рассеянно почесал живот. — Вадим, я ухожу. Тебе боевое задание. Там девочка спит, когда проснется — приготовь ей завтрак и поразвлекай.—
Чего? Ты охренел, что ли? — возопил Вадим.—
Если все сделаешь как надо, вечером устроим матч-реванш.—
Да я ее выгоню на хер отсюда!—
Вадим, спокойно, — очень вежливым тоном произнес Максим. — Ну что тебе сделала бедная Элька?—
Ну, а че… — обиженно произнес Мельников. Свою мысль он развивать не стал. Было видно, что перспектива остаться один на один с малознакомой девушкой его очень пугает.—
А то. Она встанет, ты ей скажешь: “Привет”. Она тебе скажет: “Привет”.—
Она не будет со мной здороваться. Я дерьмо.—
Ну, тем лучше для тебя, если не будет. Скажешь: “Завтрак на столе”. Она покушает, а ты ей скажешь: “Не угодно ль вам, мадам, посмотреть какой-нибудь фильм?” Или предложи ей поиграть во что-нибудь. Она очень любит готичные компьютерные игрушки.—
С тебя пиво, — мрачно потребовал Вадим.—
Вечером будет. И вот еще что, Вадик, большая просьба: переоденься. У тебя есть чистая футболка? Обязательно надень. И ради всего святого: побрейся уже наконец!—
У, — буркнул Мельников, видимо, в знак согласия.—
Вот и замечательно.Максим торопился. Нужно было уйти, пока Элла не проснулась, чтобы не было лишних вопросов.
—
Да, кстати. Только сейчас заметил: почему на кухне стекла нет?—
Ну, короче… какая-то быдлота ночью кирпич кинула.—
Во как! — удивился Максим. — И часто у вас тут по ночам стекла бьют?—
Да откуда я знаю! — раздраженно рявкнул Вадим. — Мало ли, малолетки хернёй маются.—
Все-все, ухожу.“Быдлота ночью кирпич кинула… быдлота ночью кирпич…”
— бормотал Максим, спускаясь вниз по ступенькам. Черт, надо было спросить: успел ли Вадим разглядеть эту быдлоту, и сколько лет было этой быдлоте, и сколько их там было. Да ладно, без разницы. Может, и впрямь это были какие-нибудь малолетки. Кирпич — не коктейль Молотова.Выйдя на улицу, Максим огляделся. Конечно же, никаких подозрительных людей в серых куртках. Их просто не существует. А кирпич в окно кинули дети. Все, с этого дня лечим паранойю.
Еще один прекрасный летний день, такой знойный и ленивый… Максим привычно позавтракал на ходу, добавив к двум чашкам кофе баночку колы и шоколадный батончик.
А интересные ж каникулы получаются… Сперва это расследование, теперь вот с Элькой непонятно что. Элька все расскажет
— надо только подождать. Или угостить ее коктейлем. Вроде бы алкоголь делает ее маленько поразговорчивей. А с другой стороны — зачем? Ну, расскажет она про своего изверга папу… И что дальше? Не убивать же его.Максиму не хотелось никого бить или убивать. Хотелось перевести через улицу старушку, дать денег уличному музыканту, взять сразу несколько листовок у девочки-промоутера, купить кусочек колбасы для бродячей собаки… Только улица опять была пустой. Если где-то есть жизнь, то она в центре.
Максим однажды читал рассказ о смертельно больном человеке, который носил при себе ампулу с цианидом. В любой момент могли начаться невыносимые боли во всем теле, которые через несколько дней завершатся агонией. А пока они не начались, этот человек просто бродил по летним улицам и получал удовольствие от самых простых вещей. Сорвал листик, растер в руке, вдохнул запах зеленой свежести, идущий от пальцев… Задержался возле витрины, где на экране телевизора играл известный в своих кругах блюзмен… Сидя вечером на пляже, полюбовался на то, как солнце опускается в море… А если кто-то упрекал его в безделье, он отвечал: я занят важным делом. Я живу.
А может, это и не рассказ был, а фильм,
— Максим уже не помнил. Прошлое смешалось в его голове в какую-то мерзкую кашу — точно так же, как куски яблок, желтые, зеленые, красные, проходя через мясорубку, превращаются в однородно-тошнотворное пюре.Мельтешня “старкрафтовских” юнитов на экране. Пьяный отец, который в двадцатиградусный мороз вылез в одних трусах на балкон и стал изображать, будто сейчас прыгнет. Чьи-то гнусные рожи, исторгающие из ртов похабный смех и запах курева. Сочувственный взгляд дамочки, называвшей себя Камилла, с которой Максим лишился невинности
— предварительно уплатив две тысячи рублей. “Максим Валерьевич, как вы объясните вашу непосещаемость в течение целого семестра?” “Максим, а почему ты не пьешь вино? Оно сладкое”. “Эй ты, чмо, нюхай!” “Спасибо за альбом. Откуда ты знаешь, что я обожаю Возрождение?” “Хватит спать, Макс, из-за тебя продуваем!” “Где Рустам? Гы-гы, он теперь живет этажом ниже!” “Максим, как вы себя чувствуете после победы? Какие планы на будущее?”Все это было? Кажется, да.
И все-таки Максим победил. И дело не в чемпионатах. А в том, что сейчас он идет по незнакомому городу, ему есть где ночевать, есть на что питаться, есть куда ехать дальше. Можно и никуда не ехать. Короче, все есть, кроме ампулы с цианидом. А боли могут начаться в любую секунду
— жуткие боли в том малоизученном органе, что называется “душа”. Якобы он находится где-то рядом с сердцем, а на самом деле равномерно распределен по всему телу. Погано на душе — погано везде и сразу.Карина была дома одна.
—
Это маме, — Максим протянул ей коробку конфет. — А это тебе, — он вынул из-за спины огромный букет цветов.—
Ну, зачем это… — удивилась она.—
Да что-то вот навеяло… — Наверное, надо было сказать что-то еще, но Максим не знал, что говорить. — Неважно.—
Хм… — она, держа в одной руке коробку, а в другой букет, смотрела на то и на другое так, будто не могла понять, что это и что с этим со всем делать. — Что это за цветы?—
Понятия не имею, — хмыкнул Максим.—
Что мы сегодня делаем?—
Шагаем.—
Куда?—
К “Православным геям”.—
Это еще зачем? — удивилась Карина.—
Так надо. Вот увидишь. Ты знаешь, где у них штаб-квартира, или чего у них там?—
Да знаю, конечно. Я там была. Два раза брала интервью у отца Иннокентия.—
Ну, значит, и в третий раз возьмешь. Бог, как известно, это любит. Он вообще адекватный, этот поп-гомосек?—
Он нормальный, — сурово поправила Карина. — У него жена и двое детей.—
Ничего себе, а чего он к православным геям подался?—
Венчал однополую пару, его за это отлучили, а церковь, где все это было, снесли.—
Вот как… какой же он тогда “отец”, если его отлучили?—
Лучше сам с ним поговори, он тебе много интересного расскажет.—
Ну, тогда пошли.—
Подожди, цветы в воду поставлю.— Как тебе книжка? Осилила хоть сколько-нибудь? — уже на улице поинтересовался Максим.
—
“Питер Пэн”? Я все прочитала за час где-то.—
Хм, быстро ты. Понравилась, что ли, сказочка?—
Это не сказочка. Это иллюстрация к болезни.—
Хе! Поняла теперь!—
Да. Я, кстати, раньше встречала такое выражение — синдром Питера Пэна. Сегодня специально поискала в Яндексе… Вот, я распечатала… — она достала из сумочки листок. — “Синдром Питера Пэна — патологическое нежелание взрослеть. Не болезнь, но в некоторых случаях заканчивается самоубийством…”Максим отобрал у Карины листок, пробежался глазами.
—
Да ерунда это все, Карик. Ага, основные симптомы, бла-бла-бла… “Стремление не замечать проблемы в надежде, что они разрешатся сами по себе… нет настоящих друзей…” — ну, допустим. “Двойственные отношения с матерью — раздражение с чувством вины, порожденным желанием освободиться от ее влияния…” — ну, не совсем. “Эмоции заторможены, реакция неадекватна, нарушение половой роли” — вообще туфта полная. И якобы это распространяется только на мужчин, причем какого-то определенного типа. Те, кто это сочиняет, почему-то не видят, что этому синдрому могут быть подвержены все люди без исключения.—
Почему?—
Да потому, что все были детьми. А в современном мире детство продлевается. Тебе сколько — девятнадцать? Лет сто назад ты бы уже три года как была замужем и детей воспитывала. И выглядела бы не так хорошо: после родов обычно дурнеют. А предохраняться в то время было не очень принято.—
И что? У меня тоже будет семья. И муж, и дети.—
Но признайся: ты с этим не особенно торопишься, а? Тебе же вот это нравится: ходить в юбочке, в туфельках и в чулочках, всех очаровывать, и вообще — делать что хочешь, идти куда хочешь, ни за кого отвечать не надо… Здорово, а?—
Не знаю, почему ты об этом говоришь в таком тоне. По-моему, это нормальное желание — всегда быть красивой.—
Красивой и молодой, да? Хочется законсервировать свою молодость? Ты хочешь быть вечно молодой и беззаботной?—
А кто же не хочет?—
Все хотят, сейчас на этой почве массовое помешательство. Просто эпидемия. Культ юности. Примеров не буду приводить, потому что не хочу говорить банальные вещи.—
Да. Сейчас много всяких уродов развелось, которые пытаются продлить себе детство. — Карина вновь заговорила с американским произношением: — Кидалтс, чайлдфри…—
И еще хикки.—
Who is it?—
Японское слово — хиккикомори. Так называют людей, которые боятся выйти из дома, потому что боятся других людей. Боятся социума, и вообще любого общения, кроме виртуального. Такие люди погрязают в Интернете и в компьютерных игрушках. Вот мой сосед по квартире, Вадим, — типичный хикки. Видела его?—
Этот, что ли — жирный? Видела мельком. Он ужасен.—
Его можно понять. И их всех. Кто-то не хочет стареть и красоту терять. Кто-то не хочет покидать уютный виртуальный мирок. Кому-то просто не нужны взрослые проблемы — семья, дети, карьера и прочий геморрой. Для них для всех остается два пути. Либо молодиться до бесконечности, либо — как Аленка: в окно, вниз головой. Есть и третий путь: сдаться на милость победителя и покорно взрослеть. И знаешь, в чем беда? Иногда бывает так, что момент упущен и взрослеть уже поздно. Что тогда?Карина не ответила. Она с головой ушла в мысли. Кажется, ей стало грустно.
—
Видишь, — хмуро сказал Максим. — Теперь и ты задумалась над этим вопросом.—
Да, — подтвердила она. — Мне тоже часто кажется, что смысла нет вообще нигде и ни в чем. А мне даже поговорить об этом не с кем. Только с мамой, но она все время говорит одно и то же.—
Дай угадаю: “Замуж тебе пора, дочура”?Максим так удачно сымитировал голос, что они оба рассмеялись.
—
Не совсем. Она говорит: мужика б тебе приличного, Карик.
***
“Штаб-квартира” оказалась крошечным домиком на окраине. Справа
— двухэтажная кирпичная постройка с огромной вывеской “Баня”, рядом с ней — поваленная набок фанерная будка с полустертой надписью “Пиво, раки”. С другой стороны — водонапорная башня, следом за которой начинались огороженные трухлявыми заборами садовые участки.На самом домике не было никаких вывесок
— чтобы не привлекать лишнего внимания. Хотя внимания к штаб-квартире и так было предостаточно: одна стена домика была полностью исписана плохо замазанной непотребщиной.За дверью, справа от входа, сидел скромного вида молодой человек с козлиной бородкой и листал брошюрку “Огород во славу Божию”.
—
Отец Иннокентий у себя? — спросила девушка.—
Да, — ответил тот и улыбнулся: — Ой, Карина! Вы опять к нам! Глазам не верю! По работе или как?—
По работе, — сухо ответила она.—
Ну, с Богом. Отец Иннокентий у себя в кабинете, он вас примет, если не занят. Боже мой, Карина! Как ты похорошела!—
Спасибо, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.Короткий узкий коридор. Голые стены
— никаких религиозно-агитационных плакатов и подобного.—
Ненавижу, когда они комплименты делают… — прошептала девушка на ходу.—
Почему? Вроде бы он это от чистого сердца…—
Да какое тут “от чистого сердца”… Для них женщины — это какие-то мутанты.“О. Иннокентий”,
— гласила табличка, привинченная к белой двери, в которую упирался коридор. Постучав и получив в ответ: “Войдите!”, Максим отворил дверь.Хозяин кабинета удивил его: был он сравнительно молодым
— лет примерно тридцати, хотя и почти лысым. Борода короткая, взгляд хитроватый, ироничный. Разговаривал отец Иннокентий совсем не православно — не окал, не делал нарочито смиренных интонаций.—
Здравствуй, Карина. — Он перестал стучать по клавишам компьютера. — Милости просим. С чем пожаловала?—
Здравствуйте. Это мой коллега, журналист из Москвы. Хочет задать вам несколько вопросов. Ничего, если мы у вас займем немного времени?—
Сделайте милость! — улыбнулся он, посмотрев в глаза Максиму проницательным взглядом.—
Максим Метелкин, — представился тот, усаживаясь на свободный стул. Глянул на экран компьютера — отец Иннокентий что-то писал в “Ворде”.Еще один стул нашелся и для Карины.
—
Для какого издания пишете? — поинтересовался хозяин кабинета.—
“Планета скандалов”. — Это был единственный столичный журнал, который Максим вспомнил навскидку.—
Молодой человек, если вы насчет той истории с венчанием, то она давно уже неактуальна, — отец Иннокентий усмехнулся. — Можете найти в Интернете, там все очень подробно расписано.—
Нет, у меня несколько вопросов общего характера, — Максим положил на стол КПК, поставленный в режим диктофона — рядом с единственной вещью в кабинете, напоминавшей о православии. Это был decision maker — маленькая рулетка со стрелкой, только вместо “Подумай еще раз” или “Действуй” на секторах было написано старославянским шрифтом: “Покайся”, “Ищи и обрящешь”, “Смирись”, “Иди с Богомъ” и все в этом духе.—
Ну, давайте попробуем.—
Вас отлучили от церкви, так?Отец Иннокентий негромко рассмеялся:
—
Знаете, я предпочитаю думать, что это я отлучил церковь от себя. Вы вспомните разделение церкви на восточную и западную. Каждая сторона предала другую анафеме. И что изменилось? Православная и католическая церковь существуют до сих пор. А я до сих пор венчаю.—
Но официально вы все равно не являетесь священником?—
Священник — это не сан, не должность. Священник — это вера. Ты веришь — значит, ты прав. — Отец Иннокентий начал входить в азарт беседы — стал говорить быстрее, жестикулировать. — Это показано во многих хороших произведениях… “Житие протопопа Аввакума”, например…—
Знаем, в школе проходили.—
Могу привести гораздо более интересный для вас пример: американский фильм “От заката до рассвета”. Люди сражаются с вампирами. Среди людей — бывший священник. Но если человек до сих пор верит — он не может быть бывшим священником. И пожалуйста: он превращает обычную воду в святую. Глубокая мысль, спрятанная под маской обычного боевика для подростков.—
Да, это интересно. А как вы вообще к этому пришли: венчать однополые пары? Надо думать, это доходное занятие?Кстати, мысленно добавил Максим, не ваш ли это джип там за окном стоит?
Отец хитро прищурился:
—
Соловья баснями не кормят, молодой человек. Но вознаграждение — это не основная мотивация.—
Что же тогда?—
Правда. Правда, молодой человек. Почему нельзя венчать однополые пары?—
Это грех. Вообще, гомосексуализм с точки зрения церкви — грех.—
Да, это знают даже миряне. Вы сами веруете?—
Смотря во что.—
Стало быть, атеист. Вот, даже атеисты знают, что гомосексуализм — грех. Вопрос: откуда они это знают?—
Хм… — Максим потер подбородок. — Кстати, в десяти заповедях вроде бы про это ничего нет.—
Есть такая заповедь. Седьмая: не прелюбы сотвори. То есть не прелюбодействуй. А прелюбодеяние — это что? Это, выражаясь современным языком, любые действия сексуального характера, совершенные вне церковного брака.—
Да, забавно получается: для того чтобы перестать грешить, геям достаточно венчаться, но им запрещено, поэтому они вынуждены грешить дальше?—
Совершенно верно. И так грех, и сяк грех. Куда ж им деваться, бедным?Карина тем временем скучала. Она наверняка уже не раз слышала это.
—
Ясно… А чем вы еще занимаетесь, кроме венчания?—
Если просто: руковожу местным филиалом. Провожу тематические выставки, вечера, просмотры фильмов. Выступаю с лекциями…—
Привлекаете новую паству?—
Никоим образом. Наше общество — это не секта, в отличие от некоторых, а что-то вроде кружка по интересам. Количество членов последние полтора года оставалось неизменным: около сорока человек плюс-минус… — он неопределенно пошевелил пальцами.Разговор наконец-то принял нужное Максиму направление.
—
Вы сказали: “в отличие от некоторых”. Как тут вообще обстоят дела с сектами? Много их? Вас не рассматривают в качестве конкурентов?—
В нашем городе сект практически не осталось, — серьезно ответил отец Иннокентий. — Раньше были и “Свидетели Иеговы”, и “Белые ангелы”, и баптисты, и кришнаиты… Сейчас их всех выдавили из города. Именно так: ненавязчиво выдавили.—
Кто?—
Одна крупная торгово-промышленная компания.—
“Третья планета”, что ли?—
Мне бы не хотелось называть конкретные названия. Будет лучше, если и вы в вашей статье их не будете упоминать.—
Договорились. И как же действует эта компания?—
Да очень просто: постепенно перекупила все места, где собирались сектанты. Иеговисты вон хотели построить большой христианский центр — сейчас на этом месте гипермаркет. Вообще, стоит только какой-нибудь секте снять для своих богослужений какой-нибудь сарай, как через неделю в этом сарае будет склад стройматериалов, и принадлежать он будет опять же компании. Компания давит все, что хотя бы отдаленно похоже на секту. Почему так — понятно. Фактически они сами — та еще секта.—
Потрясающе…—
Конечно же, секты, сектанты остались — но им пришлось забыть обо всех публичных выступлениях и других мероприятиях. Дела у них быстро захирели, так что теперь о них ничего не слышно. Их как бы нет. Если кто-то где-то собирается — то только на частных квартирах. Их практически загнали в подполье. — Отец Иннокентий сделал очень выразительный жест: будто давит кому-то на голову, пригибая к земле.—
Ага… А вас почему не загонят?—
Мы для них не представляем угрозы. Я же говорю: мы никоим образом не секта, это раз. Два: слишком уж мы… — он усмехнулся. — …Узкопрофильные.—
Это тоже понятно. Кстати, слышали что-нибудь про самоубийства? Два человека покончили с собой практически одновременно. Оба — в день своего рождения, в двадцать один год.—
Слышал, конечно, — спокойно и даже слегка цинично ответил отец Иннокентий. — Ко мне уже трижды обращались с подобным вопросом. Первый раз — следователь, второй — ваши здешние коллеги из “Ночного экспресса”… Так всегда: если какое-то странное самоубийство — значит, секта, а раз нет сект, то надо хотя бы “Православных геев” для приличия потрясти за шиворот. Я сам навел кое-какие справки о погибших. Алена Кудасова… Знаете, чем она занималась?—
Да! — наконец-то оживилась Карина. — Работала!—
Где?—
В кафе.—
В каком?—
Круглосуточном. “Мир вкуса”.—
Кому принадлежит эта сеть кафе?—
“Третьей планете”…—
Компании, — строго поправил отец Иннокентий. — Как и почти половина этого города. А второй самоубийца, Алексей Облупкин, прошлым летом подрабатывал “санитаром города”. Как и многие другие студенты. Так вот, третьими, кто обратился ко мне, были представители компании. Они тоже очень взволнованы.—
Ясно… Ясно-ясно… — промолвил Максим раздумчиво. — И у них тоже нет никаких предположений?—
Никаких.—
Угу. Мы пойдем, с вашего позволения.—
Вас больше ничего не интересует?—
Пока нет, — Максим встал.—
Ну с Богом.…Максим шагал, затолкав руки в карманы.
—
Выпрямись. Не сутулься, — строго сказала Карина.—
Своим братом будешь командовать… Кстати, твой брат Саня давно работает “санитаром”?—
Нет. С пятницы.—
И на второй день работы он притащил домой “Питера Пэна”, так?—
Какая тут связь: “Питер Пэн”, “Третья планета”, самоубийства, двадцать один год?—
Вот я и пытаюсь это понять. По всему выходит, что никакой…—
Может, лучше поговорить с Саней, когда он вернется домой?—
Ну, придет Саня домой, и что ты сделаешь?—
Спрошу у него.—
Ага, и что ты спросишь? “Сашенька, не внушает ли тебе кто-нибудь на твоей работе идеи самоубийства?” А если он ни в чем не признается? Привяжешь его к стулу и будешь пытать паяльной лампой?—
Ну, а ты что предлагаешь?—
Да просто: познакомь меня с ним, и я в непринужденной беседе сам все вытяну. Попытаюсь. Он придет, а мы будем сидеть у него в комнате и копаться в Интернете. А ты скажешь: “Саня, это Максим, мой парень”.—
Не буду я говорить, что ты мой парень!—
А как ты иначе объяснишь мое присутствие? Что я с тобой учусь в одной группе? Думаю, Саня знает в лицо всех твоих одногруппников.—
Ну, да…—
Всему-то тебя учить надо! Как дите малое!Карина поколебалась.
—
Ладно, я скажу, что ты мой друг. Пусть думает что хочет.—
Хорошо. Во сколько он вернется домой, если вернется?—
В шесть.—
Еще куча времени… Пошли к тебе?Карина задумалась на секунду, потом пожала плечами:
—
Ну, пойдем…
***
Дома Карину ждал сюрприз:
—
Слышишь? — воскликнула она. — Он уже дома! В гонки свои играет.Из комнаты Сани доносился рев мотора и визг тормозов.
—
Знаешь, что это значит?—
Что его пораньше отпустили с работы?—
Нет. Он играет в машинки, когда у него плохое настроение.—
Учтем, — сказал Максим, расшнуровывая кроссовки.—
Привет, Саш. Давно вернулся? — спросила Карина, заглянув в комнату.—
Только что.Вместо того чтобы начать задавать вопросы, Карина мягко попросила:
—
Можно мы тут немножко посидим? — Она была какой-то подозрительно доброй. — Ой, познакомься: это Максим, мой друг.—
Саня, — в комнату вошел незнакомый парень в бейсболке, протянул руку.Друг? Интересно, что она имеет в виду? Саня пожал руку Максиму, всмотрелся в его лицо
— оно показалось подозрительно знакомым. Ни фига себе!—
Максим? Максим Метелкин? Безумный Макс?“Друг” Карины пробормотал что-то вроде: “О, святые охламоны…”
Саня уже вытаскивал из ящика стола стопку журналов. Отыскал последний номер “Игронавтики”, перелистнул несколько страниц. Ближе к началу, в разделе “Новости”, был большой материал о чемпионате в Японии. Ткнул пальцем в фотографию, где улыбающийся паренек в сиреневой бейсболке стоял на пьедестале и держал в руках кубок и огромный лист картона
— символический чек. Сумма на чеке отражалась на огромном телеэкране позади паренька. Справа и слева от телеэкрана висели знамена с эмблемой: компьютер, за которым сидит забавная черно-белая панда в шапочке с пропеллером.—
Это ты! — заорал хозяин комнаты, по-прежнему не веря своему счастью.—
Ну, я… — нехотя согласился Максим.Саня обернулся к сестре:
—
Ты что, склеила Безумного Макса? Ну, ты даешь!Карина ничего не понимала. Она чуть не вырвала журнал из рук брата. Да, действительно: на пьедестале с чеком в руках стоял Максим.
—
Что это? — спросила она. Не дожидаясь ответа, пробежала глазами текст. — Чемпионат по какой-то компьютерной игре?—
Да. Это “Панда геймз”. Самый крутой в мире чемпионат по компьютерным игрушкам, круче даже, чем WCG.—
Ерунда какая-то.Саня захохотал:
—
А знаешь, сколько Макс бабла поднял на этой ерунде?—
За это еще что-то платят? — Карина приблизила страницу к глазам, прочла сумму на чеке и закусила губу. — М-да… И часто ты так… участвуешь?—
Я этим зарабатываю на жизнь, — нехотя объяснил Максим. — Профессиональный геймер.—
Это лучшая в мире профессия! — сказал Саня.—
Может быть… — невесело согласился геймер. — Только перспективы карьерного роста весьма туманны.Карина снова и снова перечитывала текст.
—
Никогда бы не подумала, что этим можно зарабатывать… И тебе хватает?—
Да как… на беззаботную жизнь — да. Квартир и машин я себе не покупаю, а на все остальное хватает. Я очень неприхотлив. Нормально, в общем, существую.—
Эх, я б эти деньги за неделю пропил! — мечтательно произнес Саня.—
А я не пью. Знаешь какая экономия!Брат Карины отобрал у сестры журнал, протянул гостю:
—
Распишись, пожалуйста!Максим взял со стола карандаш, вывел поверх фотографии: MaD_MaX. Отчего ж не расписаться, если просят. Забавный парнишка, на сестру похож только цветом волос, а так
— мосластый, лохматый, веснушчатый, слегка картавит.—
Корявенькие у тебя буковки, — укоризненно заметила Карина.—
А что ты от меня хотела? Я не писал от руки, с тех пор как меня из университета отчислили.—
И давно это было?—
Карин, да чего ты фигню всякую спрашиваешь? — шикнул Саня. — Ты хоть понимаешь, кто это? Это же живая легенда!—
Да какая я легенда? — устало произнес Максим. — Задолбали вы меня уже. Вот родился бы я в Японии или в Корее, был бы легендой. Особенно в Корее — это же рай для геймеров. Там у тебя есть все шансы стать национальным любимцем. И в рекламе тебя снимают, и на обложки журналов тискают, и в новостях засвечивают каждый день. А у нас — пара публикаций в игровых журналах и двухминутный сюжет на НТВ. В итоге если тебя кто и знает, так только задроты вроде Мельникова.—
Ты какого Мельникова имеешь в виду? Вадима? — Саня захохотал. — Знаю я его. Такое чмо!—
Вот и не будь таким, как он. Поудаляй все игры с винта и заведи себе девчонку.—
Так ведь это… — Саня с довольным видом ухмыльнулся. — Уже завел.Сегодня, кажется, день невероятных новостей, подумала Карина. Спросила, постаравшись сохранить нейтральную интонацию:
—
Ты вчера у нее ночевал?—
Давно ль ты стала интересоваться моей личной жизнью? — Саня явно подразумевал: “Своей-то нету!” И голос стал нахальный, самодовольный, какой и подобает самцу, дорвавшемуся наконец до своей первой добычи. “Как бы наша мама не стала бабушкой, — подумала Карина. — Хотя Саня достаточно умный, чтобы предохраняться. Если только он это делает не по пьяни”.—
Как зовут девочку? — спросила она.—
Аня.—
Познакомишь? — с улыбкой спросил Максим.—
Да хоть завтра! Ты знаешь, это была бы честь!—
Санек, короче: прекращай все это. Я обычный человек.—
Ладно, как скажешь, Макс.—
Ну, вы тут поворкуйте, а я сейчас приду, — строго произнесла Карина и вышла из комнаты.—
Чего это с ней? — усмехнулся Максим.—
Карик очень не любит, когда другим людям хорошо.—
Потому что ей самой плохо?—
Да ну ее на фиг, — фыркнул Саня. — Только и умеет, что всех дерьмом поливать. В ней столько дерьма, что скоро из ушей польется. По кой хрен ты с ней связался?—
Так вышло. Вообще-то она ничего…—
Ты как вообще в нашем городе?..—
Проездом. Еще недельку здесь побуду…—
О, это круто. Ничего, если я тебя с пацанами познакомлю?..—
Не надо меня ни с кем знакомить. Вообще, сильно не трепись, что меня видел.—
А, понимаю. Ну ладно. А с Аней можно?—
Мы уже это обсудили. С Аней — можно.Максим решил ничего пока не выспрашивать. Все, что Саня посчитает нужным рассказать, он расскажет без понуканий (а остальное можно будет выяснить при первой встрече с этой Аней). Но Саня предпочитал не рассказывать, а задавать вопросы:
—
А что у тебя с Кариком все-таки?—
Да ничего особенного… общаемся.—
На самом деле, зря ты с ней спутался. Абсолютно никчемная баба. Это я тебе говорю как человек, который ее восемнадцать лет знает.—
Может, не надо так про родную сестру? — осторожно спросил Максим.—
Да я ее в гробу видел! — честно признался Саня. — Все время чем-то недовольна, на кого-то шипит, ругается. Кто ее чем обидел? И меня все время дергает, а я ее вообще не трогаю. По-моему, она просто больная. От нее все парни шарахаются.—
Я что-то не заметил, — сказал Максим, вспомнив ту злосчастную вечеринку. — По-моему, она пользуется спросом. Сам видел.—
Ага, и что ты видел? Что парни к ней лезут знакомиться? Это только те, кто не знает, какая она на самом деле. Она себя так ведет, что быстро все разбегаются.—
Ну, Карина имеет на это право. Она красивая.—
И что, что она красивая? — Саня хмыкнул. — Мало ли красивых баб.—
Я так понимаю, это у нее вроде испытания…—
Испытания? — Саня засмеялся. — Глупость это. Макс, вот если ты с девчонкой познакомился, а она тебя сразу начнет стебать и гадости говорить, ты что сделаешь?—
Ну… наверное, пойду другую искать. Я ведь не особо заморачиваюсь по этому поводу.—
Вот! И любой нормальный парень так же сделает. А Карик все надеется, что когда-нибудь встретит своего мужика. Такого мужика, чтобы терпел все ее выходки. Ну и пусть надеется.Саня невольно затронул тему, о которой Максим много слышал и читал в Интернете. Да и в реальной жизни частенько с этим сталкивался.
—
Есть такая точка зрения, что скоро вообще все будет наоборот: что девчонки будут сами бегать за парнями, добиваться их внимания и дарить им подарки…—
Да и давно пора. Щас у парней совсем другие интересы. Интернет, компьютерные игрушки, пиво… Ты любишь пиво? Ах да, ты не пьешь…—
А секс?—
А что секс? Ничего уж прямо такого особенного в нем нет. Нет, я, когда девственником был, — был озабоченный…Максим еле удержался от вопроса: “Это вчера, что ли?”
—
А сейчас?—
А сейчас… — Сане почему-то вдруг стало грустно, его лицо сменило выражение за каких-то полторы секунды. — Ну, что… Сейчас я знаю: секс — это хорошо, конечно…—
Ну, согласись же: совсем не то, чего ожидал?Саня кивнул, как-то мрачно:
—
Да. На смысл жизни это не тянет.“У парня случилось крушение системы ценностей”,
— понял Максим.Они оба затихли и молчали до тех пор, пока кто-то не постучал в дверь.
—
Ну чего? — спросил Саня.—
Открой дверь, — попросила Карина.—
А сама никак?Максим уже встал, чтобы открыть дверь.
Карина вошла с подносом, на котором стояли три чашки кофе.
—
А мы заказывали кофе? — поинтересовался Саня. И тут же пожалел об этом: Карина запросто могла бы ошпарить его этим самым кофе за такие слова.—
Не хочешь — не пей, — спокойно сказала Карина.“Ого,
— подумал ее брат. — Чего это с ней?”Кофе выпили молча. Потом Саня спросил:
—
Ну что, Макс, завтра идешь с нами гулять? Она заканчивает в пять, ей еще надо отдохнуть, поужинать… Давай в семь?—
Стоп, а ты больше не работаешь? — удивилась Карина.—
Я сегодня уволился.—
Как так?—
Вот так, — Саня опять принял понурый вид.—
Не расскажешь?—
Нет.Максим похлопал его по плечу:
—
Твое право, Санек. Ладно, завтра гуляем. — Он посмотрел на Карину:— Ты как?—
Я? — она было удивилась, но спохватилась. — Я — положительно.—
Саш, ты не против, если с нами будет Карик? — спросил Максим.Он демонстративно пожал плечами:
—
Да мне-то что…Перед тем, как выйти из комнаты брата в последний раз, Карина сказала:
—
Саня, я у тебя вчера книжку взяла почитать. Ничего?—
Ничего. Я все равно ее уже прочитал. Завтра после работы надо в библиотеку забежать, если успею…—
А чего это тебя вдруг на сказки потянуло?—
Это любимая книжка Ани. Постоянно только про нее и говорит… — коротко пояснил Саня и вдруг спохватился: — А тебя?!Карины уже не было.
***
На улице Максим хлопнул в ладоши:
—
Ну, вот и все. Осталось только пообщаться с этой замечательной Аней.—
И что, ты все из нее вытянешь?—
Я не буду ничего вытягивать. Она все расскажет сама.—
Опять ждать…—
А ты куда-то торопишься? Мертвых уже не вернешь.Она промолчала.
—
В любом случае с “Третьей планетой” нам лучше дела не иметь. Да и вряд ли они к этому имеют какое-то отношение. Саня стал читать Питера Пэна с подачи Ани. Вот с ней и будем разговаривать. Возможно, она — некий вирус в теле компании “Третья планета”. Сектант-диверсант. Наносит точечные удары. Промывает юным сотрудникам мозги и толкает на самоубийство. Представляешь?! Может такое быть или нет?—
Может, наверное…—
Вот. Главное сейчас — не спугнуть ее. Выясним все при личном общении, ненавязчиво. Все.Максим вставил руки в карманы и побрел, лениво шаркая подошвами об асфальт. Ему захотелось шагать туда, куда ноги несут, жевать мороженое, пить энергетики, слушать плеер и не думать ни о чем. Вроде все как обычно. Но что-то явно было не так.
Спустя секунду он понял, что именно. Карина шла рядом с ним.
Она вместе с ним вышла из дома. Хотя Максим ее об этом не просил.
—
Ты куда? — спросил он.—
А ты куда?—
Я — куда глаза глядят.—
Ну, значит, я с тобой. — Она пояснила: — Не хочу быть там, с ним.—
Что у вас за глупая война с братом?—
Он избалованный маменькин сынок.—
А тебя это очень волнует?—
Ну… — судя по интонации, она хотела произнести какую-то резкую отповедь. Но осеклась в самом начале и совсем другим тоном закончила: — Он мой брат все-таки. Ведь не всегда же ему мама будет помогать… Надо и самому учиться жить.—
Вроде бы он движется в правильном направлении, а?—
Да. Сегодня просто какой-то день открытий. — Она помолчала и произнесла: — Так вот чем ты на самом деле занимаешься…—
Да вот. Не хотел тебе об этом говорить.—
А почему?—
Ты же считаешь, что играть в компьютерные игрушки — это глупо.—
Да, считаю. Но если есть такие дураки, которые за это платят, — то почему бы и нет?—
Хорошая логика, — одобрил Максим. — Только… есть одна проблема. Я уже говорил: перспективы карьерного роста весьма туманны. Ну, поиграю я еще годик — и все.—
Ну и хорошо. Займешься чем-нибудь другим.—
Чем? Я больше ничего не умею.—
Ерунда какая. Научишься.—
Да чему я научусь. Я много раз пытался работать в самых разных местах. Нигде не мог продержаться больше месяца.—
Не там, значит, работал. Найдешь нормальную работу.—
Для этого нужно образование…—
Будет и образование. Какие твои годы. Откуда там тебя отчислили? У тебя деньги есть — возьми и восстановись, хотя бы на платном отделении.—
Да уж, какие мои годы… — вздохнул Максим. — Как у тебя все просто.—
Ну, а что? Я уж думаю, это проще, чем международные чемпионаты выигрывать.—
Я вообще не знаю, чем бы я мог заниматься…—
Да чем угодно! Хоть той же журналистикой. Из тебя бы получился отличный журналист.“Был я уже журналистом,
— хотел сказать Максим. — Да кем я только не был. А толку?”Он не стал ничего говорить.
—
Максим, а как ты вообще стал зарабатывать деньги вот так?—
Как я стал прогеймером?И чего она хочет? Чтобы он взял ножик, вспорол себе живот и выставил на всеобщее обозрение собственные кишки? Не стоит. Он и так сказал больше, чем следовало бы.
—
Как-то само собой получилось.—
Я тебе завидую… Вот у меня почему-то ничего не получается так… само собой.Это была какая-то другая Карина. Не та, к которой Максим уже успел привыкнуть.
—
А это вообще трудно — работать так, как ты? — спросила она.—
Это не работа.—
Ты делаешь на этом деньги — значит, работа.—
В нашей стране сделать на этом какие-то деньги просто невозможно. Вот в Корее — это да, серьезный бизнес. У них даже есть игровые факультеты в вузах, можешь себе представить? А у нас… — Максим махнул рукой.—
Платят мало?—
Ладно, если вообще платят. Обычно в качестве призов не бабки, а какие-нибудь дивайсы. И ладно еще, если что-нибудь нормальное. Айпод, например, или КПК. Видела бы ты, сколько у меня дома валяется всяких беспроводных мышей, клавиатур, футболок, дисков и особенно разных идиотских сувениров, которые мне на фиг не вперлись. Нет, если этим серьезно заниматься, то обязательно нужно выходить на мировой уровень, иначе просто не стоит усилий.—
Усилий?—
Приходится ежедневно тренироваться, бывает, что и по несколько часов в день. Подряд. А бывает, что и с утра до вечера, без перерыва на обед.—
Ой, я бы так не смогла. Ну, я могу полчаса максимум поиграть, в шарики.—
В какие такие шарики? В “Лайнс”, что ли?—
Нет, там цепочка шариков разноцветных, надо шариком по ним стрелять.—
А, “Зума”.—
Наверное, глаза устают?—
Фигня. Тут есть один простой секрет: надо чаще моргать. К этому привыкаешь.—
И ослепнуть не боишься?—
Кто сказал, что от этого слепнут? — усмехнулся Максим.—
Ну, это же все знают: если долго смотреть в компьютер или в телевизор — можно ослепнуть.—
Туфта. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. Еще говорят, что, кто много читает при искусственном свете, у того зрение ухудшается. Я лет до четырнадцати книжки читал чуть не каждую ночь. Под одеялом, с фонариком.—
Ну, да. Мой брат тоже так читал. И зрение себе здорово посадил.—
Значит, наследственность плохая, только и всего. Э, стоп. Так он близорукий? А чего очки не носит?—
У него линзы.—
Ясно. А может, у него не от чтения зрение село? Говорят, глаза портятся от рукоблудства.Карина шлепнула его ладонью по плечу:
—
Не пошли при мне! …Кстати, можно личный вопрос?—
Ну.—
Не знаю, как сказать…—
Говори, как есть.—
Я не хочу тебя обидеть… Мне просто интересно.—
Ну, в чем дело?—
Обычно те парни, которые постоянно за компьютером сидят… они девчонок боятся. А у тебя все наоборот.—
Когда-то и я боялся, когда был помоложе, — спокойно признался Максим. — Потом решил, что с этим что-то нужно делать.—
То есть ты переборол себя?—
Да.“И начал с того, что купил проститутку”,
— мысленно добавил он. Карине ни к чему знать, как он проделал этот путь — от закомплексованного девственника, обиженного на весь мир и на себя самого, до своего нынешнего состояния. На самом деле, хорошо, что все получилось именно так, хорошо, что он привык быть один. Женщины не имеют над ним никакой власти. Он мог демонстративно не обратить никакого внимания на красавицу, мог легко прекратить любые отношения, как только они становились обузой. И никогда не влюблялся. Ему нравилось быть “над схваткой”, нравилось быть не таким, как все, — например, как этот Костя, который искренне капает слюной в сторону любой красивой девушки.Они проходили мимо мини-маркета. Вот она, провинция: здесь еще остались мини-маркеты, аккуратненькие белые коробочки со смешными названиями
— “Дорофей” или “Азалия”.Можно купить энергетика, подумал Максим. И пива для Вадима. И коктейлей для Эллы. Тьфу ты! Он совсем забыл про свою подружку, на целый день оставленную на растерзание Мельникову. С Кариной пора прощаться. Еще пятнадцать минут
— и все.—
Хочешь чего-нибудь?—
Чего?—
Покушать, выпить?—
Да нет вроде…—
Тогда подожди. Надо кое-чего для дома купить.Максим вернулся к ней через две минуты с пакетом, провисшим под тяжестью нескольких коробок с соком и алюминиевых банок. Открыл баночку энергетика, откупорил. Негромкий щелчок, переходящий в шипение,
— этот звук был для него привычным и родным.—
А энергетики пить не очень полезно, — заметила Карина.—
Как говорил один мой знакомый, полезно — то, что пролезло. Я привык пить энергетики, для меня они как лимонад. Пить энергетики и закусывать пиццей. — Он многозначительно потряс указательным пальцем. — Шоколад — тоже хорошо.—
Ты вполне мог бы питаться в ресторанах. С твоими-то доходами.—
Я не всегда столько зарабатывал. Это раз. Два — я ненавижу рестораны.—
За что?—
Без всякой причины. Иррационально.—
Ресторан — это просто место, где люди едят.—
Нет. Люди едят в столовых, в пельменных всяких там, в пиццериях. А в ресторанах — понтуются.—
Ну, и кушал бы в столовых. Фастфуд — это очень вредно! Нужно обязательно есть горячее. Суп, кашу…—
Тебе это рассказали в школе на уроках домоводства? Тоже туфта. Многие культуры вообще обходятся без горячих жидких блюд — и ничего.Карина помолчала. Максим почувствовал, что возразить ей, в принципе, нечего, хотя очень хочется
— исключительно для того, чтобы последнее слово осталось за ней.Когда пауза затянулась, Максим понял, что пора расходиться. Остаток дня можно будет провести в приятном безделье, в обществе Эллочки или просто в одиночестве, а к расследованию вернуться на следующий день.
—
Ладно, Карик, давай до завтра.—
Ты уже уходишь?—
Да. Мне надо побыть дома.—
А, понимаю. Тренироваться?—
Да.Карина невольно предложила отличную отмазку, за которую Максим тут же ухватился. К чему ей знать, что он ушел в бессрочный отпуск и гамает теперь только для удовольствия?
Она, кажется, немного расстроилась.
—
Ну, ладно… если так… я не хочу тебя отвлекать от твоих дел, если они важнее.Ей, конечно, хотелось, чтобы он тут же возразил: нет-нет, что ты, конечно же, ты важнее дел! Эх, если бы не Элька… Нет, надо вернуться. Он и так нехорошо поступил, что бросил ее.
—
Завтра в двенадцать похороны Алены. Придешь?—
Обязательно. Пока, Карик, — он взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и замер, держа кисть ее руки возле своего лица. Больше всего на свете ему захотелось с силой дернуть девушку на себя, чтобы она свалилась прямо к нему в объятия, а потом запрокинуть ее, впиться губами в губы и засунуть язык к ней в рот. Максим помешкал немного и выпустил руку Карины.—
Я тебя ничем не обидела? — спросила она негромко.—
Да вроде нет…—
Я говорила, что ты отвратителен… Прости, пожалуйста.—
Давно простил.—
Ты правда иногда странно себя ведешь…—
Пока, Карина.“Я обещаю тебе: все будет. Не сегодня. Разберемся с этим расследованием, спроважу Эллу и подарю тебе целый день или даже несколько дней. Пока еще я могу себе это позволить”,
— мысленно проговорил геймер-чемпион, шагая прочь и не оглядываясь.Скрестив руки на груди и опустив голову, Карина понуро смотрела ему вслед. Она так и не сказала, что слышала каждое слово разговора Максима с Саней, когда те остались наедине.
***
Воткнув ключ в скважину и повернув, Максим остановился, приник ухом к двери. Оттуда доносились музыка и голоса.
Не иначе, Костя устроил пьянку. В честь чего, интересно?
Плюнуть бы на все да уйти, но уже поздно: к двери кто-то шел. Да и не надо оставлять Эллу одну в чужой компании.
Максим распахнул дверь, за которой уже стояли аж целых три человека. Две девчонки и парень. Лица знакомые: это же Валя и Иришка, с которыми он в пятницу познакомился возле фонтана. Да и парня он уже видел на вечеринке
— кажется, его зовут Олег.—
Это Максим! Максим пришел! — взвизгнула рыжая Валя.—
Ого, и запивку принес, — добавила Иришка, заглянув в пакет и выудив оттуда большую коробку сока.Парень крепко пожал ему руку:
—
Привет, мы уже встречались. Я Олег.Максим кивнул и стал расшнуровывать кроссовки.
—
Мы с тобой в некотором роде коллеги, — продолжал Олег. — Работаю админом в интернет-кафе. Люблю онлайновые игры — линейку, ВоВ…—
Макс, а почему ты сразу не рассказал, чем ты занимаешься? Это же так здорово! — по голосу Вали трудно было понять, подтрунивает ли она или говорит серьезно.—
А что, Костик все-таки разболтал? Вот козел! — добродушно усмехнулся Максим.—
Макс, тут нечего стесняться, — строго произнес пьяноватый Олег. — Ты делаешь нужное дело — прославляешь нашу страну. Весь мир должен у нас сосать.Валя притворно ахнула и шлепнула его по плечу.
—
Да, я так и сказал: сосать, — повторил Олег с вызовом. — В любом виде спорта. Даже в кибернетическом.Кроме них в квартире было еще человека три, не считая самого Кости. Из кухни в большую комнату перетащили стол и даже накрыли скатертью. Бутылка водки, бутылка шампанского и несколько бутылочек с вином, магазинные салатики в пластиковых коробочках, тоненько порезанные хлеб и колбаса, фрукты… К огромному раздражению Максима, в комнате присутствовал и такой ненавистный ему артефакт, как гитара.
Увидев своего почетного постояльца, Костя мигом отбросил гитару, вскочил с дивана и кинулся к нему. Максим протянул было руку, но Константин схватил его в объятья. Видимо, он тоже был уже, что называется, хорош.
—
Заложил меня, да? — спросил Максим.—
Да вот как-то так. Зато у тебя теперь несколько новых поклонников…—
А где Элька? И Мельников?—
О! — Костя засмеялся. — Эти двое заняты вместе. — Он выждал паузу — наверное, чтобы Максим оценил шутку, — и завершил: — Сидят по комнатам и режутся по сетке в третью “Кваку”.Он был не особенно пьян
— скорее, перевозбужден.—
Ну, пусть и дальше сидят.—
Да. Оставь этих дегродов и давай к нам.—
А в честь чего пьянка?—
Отмечаем. Меня на работу взяли, стажировка начнется завтра! Так что сегодня веселимся… — он тяжело вздохнул. — А грустить завтра будем. Да… Завтра похороны нашей Аленушки… И я туда не попадаю… — Он издал громкий звук, похожий на всхлип, но тут же нагнал на себя улыбку. — Не откажешься разделить выпивку с верным поклонником?Кстати, о поклонниках. Вот и настало время задать Косте серьезный вопрос.
—
Можешь выйти на кухню? Надо поговорить.—
Ну, че бы и нет… — Костя вышел вслед за гостем, не забыв захватить со стола рюмку с водкой и бутербродик.—
Кость, хочу спросить у тебя кое-что, — сказал Максим, плотно закрыв дверь на кухню.—
Вперед!—
Вадим Мельников — геймер-задрот. Он про меня знает и от меня тащится. Саня, который брат Карины, тоже геймер, хотя и не совсем задрот. Он тоже знает про меня и тоже тащится. Но ты-то вообще не геймер, и уж тем более не задрот. Я могу поверить, что ты что-то обо мне слышал. Но с какого перепугу ты мной восхищаешься? Что, не нашел себе другого объекта для поклонения?Костя недолго поколебался с ответом, махнул рукой и сказал с усмешкой:
—
Да, дорогой мой объект, ты меня раскусил. Я вообще не знал, кто ты такой, и не узнал бы, кабы не Вадик. Он постоянно повторял твое имя, просто бредил тобой… И я подумал: а вот пообщался бы ты с ним лично — может, и человека бы из него сделал…—
И заодно твое финансовое положение поправил, — подсказал Максим.—
И это тоже. Да и самому стало интересно. Я как-то не думал, что есть такие люди, которые какие-то реальные деньги зарабатывают тем, что играют в компьютерные игрушки. Я был уверен, что ты такой же задрот, как Мельников. Но когда увидел тебя в реале, понял, что ты другой.—
Какой же?—
Нормальный. Хотя и с небольшими заскоками, но у кого их нет?—
Я так и понял, что ты все это время врал, пока пел мне дифирамбы.—
Ну, зачем так сурово? Не врал, а…—
Играл, — опять подсказал Максим. — Как дети играют в космонавтов. Интересно было себя попробовать в этой рольке, а? Якобы ты мой фанат, а я суперзвезда.—
Нет, — зачем-то начал оправдываться Константин. — Ты ведь и в самом деле достоин восхищения…—
Пусть Мельников восхищается. А ты нормальный человек, оставайся им и дальше.—
За нормальных людей! — Костя поднял рюмку, которую держал в руке, на секунду задержал ее в воздухе, затем отправил содержимое себе в рот. Громко выдохнул, закусил канапе. — Хорошо-о… Кстати, Мельников. Ты знаешь, мне кажется, что Вадимка… ну… мне страшно это выговорить.—
Попробуй.—
Ну, что он… эм… — Костя замялся.—
Гей? Ты это хочешь сказать?—
Ну. Я бы не хотел такое говорить про своего друга, но факты говорят сами за себя.—
Факты? Очень интересно. Он что, качает гей-прон?—
Прон? Че такое “прон”?—
“Прон” — это слово “порн” с переставленными буквами. Так пишут на трекерах, чтобы не запалили.—
А, ясно. Я все равно не смотрю порнуху. Я люблю красивую эротику. Я не считаю, что показывать крупным планом разные дырки — это сексуально…Костя очень любил поговорить про себя. Максим это дело пресек:
—
Так что, ты застал Вадика за просмотром гей-порно?—
Нет, это вообще был бы ахтунг. Но мне кажется, дело к этому и идет. Это же ненормально, чтобы двадцатилетний парень так от девчонок шарахался! Я понимаю, было б ему тринадцать. В тринадцать лет я сам девчонок боялся.—
По-моему, Вадим с ориентацией еще не определился.—
Так пусть определяется! Давно пора! Знаешь, Максимка, он на тебе просто помешан. Я не знаю, что это — половое влечение или фанатизм, но факт: стоит только вспомнить твое имя, как он меняется. Бля, ну сделай же что-нибудь, пока он совсем пидором не стал! Сними ему шалаву, что ли!—
Успокойся, Костя. Никого я покупать ему не буду.—
Денег жалко?—
Нет. Его жалко. Я сам лишился невинности с проституткой. Поверь, ничего хорошего в этом не было. Лучше б я девственником остался.—
Что хорошего в том, чтоб быть девственником?Максим вспомнил грустное лицо Сани и сказал:
—
Пока ты девственник, секс для тебя — это что-то сакральное…—
Какое? — перебил Костя.—
Святое. Божественное.—
А ты что же, хочешь сказать, что на самом деле секс — это не божественное занятие?—
Вернемся в студию, — предложил Максим, раздраженный поворотом беседы.Костя одобрительно качнул заметно отяжелевшей головой.
Максим не торопился сесть за стол. Сперва заглянул в комнаты.
Мельников все-таки побрился. Без своей недобороды он не стал симпатичным
— просто перестал вызывать отвращение. И футболку надел, не сказать, чтобы очень чистую, но хотя бы без пятен пролитого кофе.—
И где ты мотался? — спросил Вадим.—
Где надо. У меня встречный вопрос.—
Про Эльку? Ну, она нормальная тян.—
Рад, что вы все-таки нашли общий язык. Чем ты ее кормил?—
Яичницу пожарил. С колбасой. И еще кофе сделал — она сказала, что любит кофе.—
Отлично. А теперь слушай мою команду: на счет “три” ты выключаешь комп, идешь в большую комнату, садишься за стол и присоединяешься к тусовке.—
Да чего мне там делать…—
Того, что я так сказал. Не обсуждать. Один.—
Да че я там буду делать! — громко закричал Вадим. — Все скажут: а это что за урод и откуда он вылез?!—
Не скажут, я прослежу за этим. Два.—
Да никто со мной за одним столом сидеть не захочет!—
Это в твоих интересах. Если не выйдешь — я завтра же перееду жить к одной девчонке. Три.Вадим негромко зарычал и нажал на системном блоке клавишу Power.
—
Встретимся там, — Максим шлепнул его по плечу и отправился в свою комнату.—
Элька — карамелька! — пропел он, крепко обняв девушку. — Как прошел день?—
Он еще не прошел…—
Пойдем в большую комнату. Там вечеринка.—
Я не очень люблю такие вечеринки.—
А я их, если честно, просто ненавижу. Сегодня у меня настроение побыть таким же, как все. Пошли? Если что — сразу уйдем.—
Угу.Так и уселись за стол втроем. Места хватило не для всех, поэтому Элла уселась Максиму, занявшему табурет, на колени. Что интересно, чемпиону было совсем не тяжело.
Для Вадима освободили край дивана, дружно подвинувшись. Толстяк кое-как втиснулся в просвет между валиком и Олегом-админом.
—
Налейте чемпиону! — воскликнул Олег.—
Не надо. Не пью.—
Оставьте его, он действительно не пьет, — потребовал Костя.—
А дама?—
Дама пьет, — ответил Максим.Элле и Вадиму налили по стаканчику красного вина.
—
Макс, это как-то нехорошо. Девочка твоя пьет, а ты как же? — Рыжая Валя укоризненно пощелкала языком.—
А она за двоих неплохо справится.—
Нет-нет, как же так? Давайте разберемся. Максим, ты в завязке, что ли? — спросил Олег.—
Да. В вечной завязке с момента рождения.—
О-о-о! — уважительно протянула Иришка, еще человека три подхватили.—
Ну что ж, бывает, — кивнул Олег. — А причина? Про религиозные убеждения не спрашиваю — все мы служим Ктулху, кто имеет дело с компами. Со здоровьем беда?—
Нет. По личным убеждениям.—
Расскажешь? — попросила Иришка. — Должны же быть какие-то конкретные причины.—
Родители-алкоголики и плохие отношения с одноклассниками — вот все мои причины.—
Ну, первое-то можно понять, да, — согласился админ. — А второе?—
Да просто я все старался делать не так, как они. И вообще, держался от них подальше. На дни рождения и всякие другие вечеринки не ходил, даже если приглашали. Однажды, где-то классе в девятом, наступил момент, когда все в классе попробовали алкоголь. Все, кроме меня. Они надо мной ржали и говорили: “Ты все равно когда-нибудь выпьешь”. А я думал: а вот и хрен вам, мрази.—
Ласково ты их! — воскликнул незнакомый Максиму парень спортивного телосложения.—
Максим, но мы-то не мрази, — очень осторожным голосом произнесла Валя. — Неужели ты с нами не выпьешь, если мы тебя попросим?—
Нет. Убеждения важнее.—
Максим, а если объективно: какие убеждения тебя останавливают? — сказал Олег. — Ведь никто тебя не просит нажираться в свинью. Просто выпей стаканчик винца. Ничего страшного с тобой не случится. Просто станет очень хорошо, — он кивнул, как бы подтверждая собственные слова, и добавил: — И весело. Вот.—
Мне и так неплохо.—
Да что вы до него докопались? — воскликнул Константин. — Зачем добро в говно превращать?—
Да почему в говно? — не сдавался Олег. — Максим, даже если ты нажрешься в хламину — в этом ничего страшного нет. Ты имеешь право.—
Может, он здоровье бережет? — возразила Валя.Тут уже не согласился сам Максим:
—
Как раз не берегу. Неправильно питаюсь. И режим дня не соблюдаю. Да какой смысл? Все равно: дышим химией, жрем химию… Везде отрава.—
Да! Именно так! Ну что такого, что ты зальешь в себя еще чуть-чуть отравы? Это ж не водка, не самогонка — очень хорошее вино.—
Вот, у меня немножко осталось, — Элла поставила свой стаканчик на стол. — Попробуешь?—
Даже твоя девчонка просит! Неужели ты ей откажешь? — сказала Иришка.—
Вадим, что скажешь? — Максим посмотрел на Мельникова, тот буркнул:—
Да мне нас… плевать мне, — поправился он.—
Костя?—
Ну, это уж как сам хочешь. — Константин взял в руки гитару, подергал струны, стал подкручивать колки.Что сделал бы Максим, произойди этот разговор в любой другой компании? Встал бы и ушел. Вот и все. А попытались бы удержать
— не постеснялся бы и скандал устроить. Но с этими людьми ему почему-то было хорошо, и никого не хотелось материть, и ни с кем драться.—
Максим, а представь, что тебе осталось жить совсем немного. Допустим, через неделю будет ядерная война. Ты бы и тогда не выпил?—
Хм… А вот это серьезный вопрос. — Максим покусал себя за подушечку большого пальца на левой руке, а потом осторожно взял стаканчик. Стеклянная посудинка слегка подрагивала в его пальцах.—
А ведь и то верно, — неторопливо проговорил он. — Вдруг завтра все помрем? Какая тогда разница?Сидевшие за столом окончательно притихли, во все глаза глядя на Максима.
—
Так вот как лишаются девственности! — пошутил Костя.Геймер поднял стакан до уровня глаз и всмотрелся в вишневого цвета жидкость. Принюхался: пахло тоже вишней.
—
Вкусно пахнет, да? — спросила Иришка. — Попробуй. Оно сладкое.Ей не стоило говорить последнюю фразу. Максим тут же стиснул губы, будто застегнул их на молнию, обернулся к фикусу, стоявшему в углу, и коротким резким движением выплеснул вино в кадку. Хлопнул стаканом об стол и угрюмо замолчал, с вызовом глядя на оторопевших гостей.
—
Ну что, довольны? — усмехнулся Костя, перебирая струны гитары. — Вам же русским языком сказали: человек не пьет. И что вы к нему пристали?Поразительно: в полупьяном виде он выглядел гораздо умнее и говорил куда более здраво.
—
Кость, убери гитару. Она меня бесит, — потребовал Максим.—
Чемпион сказал убрать гитару. Слушаюсь! — Он поставил инструмент к стене. — Ребята, нам всем надо понять простую вещь: Максим — гений. Не надо пытаться как-то объяснить то, что он делает. И не надо ничего от него добиваться. Им надо молча восхищаться. Дай нам Бог всем стать такими же мастерами в своей области, как Максим — в своей.Эта короткая речь Кости разрубила в клочья и разогнала возникшее было напряжение, будто вентилятор
— дым от подгоревших блинчиков. Гости вернулись к еде и застольным беседам, перестав пялиться на Максима, а тот, чтобы немного поднять упавшее настроение, принялся целовать Эллу в губы цвета и вкуса вишни.Кошмар! Ведь он и в самом деле только что чуть не выпил спиртного. Это и впрямь как лишиться девственности. Если сделать это неудачно, можно и всю жизнь изуродовать. Нет, избавьте меня от такого счастья. По крайней мере, в этот раз. А другого раза и не будет. Хорошо, когда знаешь, что в любой момент можешь прекратить эту комедию. А вина не надо даже пробовать, а то вдруг понравится
— и не захочется ничего прекращать.Оторвавшись от Эллы, Максим обнаружил, что за столом идет какой-то важный разговор на тему того, как неправильно устроен мир. Геймер попытался вслушаться. Иришка рассказывала, как в одиннадцатом классе пыталась встречаться с тремя парнями, ей приходилось изо всех сил вертеться, чтобы они не узнали друг о друге, но они узнали, и кончилось все грандиозными разборками. Простая история, но все ахали и аплодировали, слушая ее.
—
Бабам верить ни в коем случае нельзя! — подвел итог Олег.—
Это точно, — сказала Иришка и похабно рассмеялась.—
Тебе тоже изменяли, что ли? — спросил геймер.—
Чего?Максим еле удержался от того, чтобы треснуть Олега по уху. Он терпеть не мог, когда человек переспрашивает, хотя расслышал каждое слово.
—
И даже не то что изменяли… — админ подпер ладонью голову и закручинился. — Рассказать, что ли? Вы-то все эту историю знаете… Я персонально для Макса и Эли.—
Валяй, — кивнул Максим.—
Ну, короче, была у меня девушка. Алина. У меня с ней все было очень серьезно. Даже жили иногда вместе…—
Иногда? — усмехнулся чемпион.—
Она у меня время от времени оставалась ночевать. Где-то около года мы встречались. И короче, я стал чувствовать, что она мне надоела. Вроде и встречаться уже не интересно, и расставаться жалко. Ну и вот, отношения все равно продолжались, хотя это уже были не отношения, а труп отношений. — Он подпер голову рукой, смяв кулаком слегка небритую щеку. — Она постоянно плакала, что ей одиноко, что ей меня не хватает, что я ей мало времени уделяю, — а я занимался чем угодно, только не ею. Учебой, работой. Мы только спали вместе иногда. Она много сидела в аське, с кем-то часами болтала — с моего компа, я подчеркиваю! А я разрешал ей. Пусть разговаривает с кем хочет — все равно ж она постоянно со мной. Вот. И был у нас общий друг, Паша. Нормальный такой чел, в Америке год жил, таеквондо занимается, в группе на клавишных играет — короче, музыкант, спортсмен и красавец. Мы с Алиной часто у него бывали в гостях. Вот. Нормально так сидели втроем…Элла как-то странно возилась на коленях Максима
— будто ей было неудобно. Хотя до этого сидела спокойно. Геймер ущипнул ее за зад.—
Однажды Алина пришла ко мне в гости, как обычно… Сидим на диване, она какая-то грустная. Молчит. Отворачивается. Чувствую, что-то натворила. Вот. Стал расспрашивать, что случилось. Она сказала, что однажды занималась с Пашей виртуальным сексом. Я спрашиваю: когда? Она говорит: тогда-то и тогда-то, ты лег спать, а я сидела за компом до часу ночи и вот этим занималась, потому что ты на меня давно внимания не обращаешь. Я ей говорю: ну, виртуальным сексом можно…—
И что, тебе не было обидно? — уточнила Валя.—
Было немножко, но я же понимаю разницу между виртом и сексом в реале. Она увидела, что меня так легко не прошибешь, и сказала, что как-то раз даже зашла к Паше в гости на чай и они целовались. Слово за слово, и я из нее вытянул такую информацию: что с Пашей у них за моей спиной был целый роман, они спали много раз. И главное — когда?! Я сперва ей даже не поверил. Она стала называть конкретные даты: такого-то числа сказала, что будет у подруги ночевать, а сама поехала к Паше. Или, там, я к экзамену готовлюсь всю ночь — она к Паше. И вроде по датам все сходится. Я тут же звоню Паше, начинаю задавать вопросы: мол, гражданин, что вы делали такого-то числа и какое у вас есть алиби? Он чего-то темнить начал, от ответов уклоняться. И все время повторяет как попугай: “Олежик, дружище, я не хочу, чтобы наша дружба как-то пострадала”. А я ему говорю: да на фиг ты мне нужен, блин, ептить. И повесил трубку. Теперь с тобой, говорю. Алина: да ты сам виноват, ты мне мало времени уделял, а Паша, он такой уж и заботливый, уж и нежный, уж и член у него больше. Я ей говорю: Алиночка, тебе полчаса хватит, чтобы манатки собрать? Она уж ко мне перевезла тапочки, зубную щетку, кучу всякой косметики…—
А может, лучше было простить ее? — деликатно поинтересовалась Валя.—
Слово “прощать” тут не подходит. Я не то чтобы рассердился — мне просто вдруг стало очень-очень больно. Почему она это делала за моей спиной? Неужели нельзя было нормально объяснить: давай разойдемся, мне с тобой плохо?! А еще было больно, что она столько времени меня обманывала, а я и ни сном ни духом. Да и вообще, как-то все это было нехорошо. Я знал, что у Паши была постоянная девушка, — что же его на чужих-то потянуло? Нет, ну я понимаю, приключений всем хочется, но вообще-то, если уж на то пошло, спать с девушкой друга — страшный моветон. Вот. Наши отношения с Алиной и так на ладан дышали, а после этого я с ней уже не мог быть вместе. Она мне писала, звонила. Я не отвечал и трубку не брал.—
Ты сказать-то что пытаешься? — хмыкнул Максим. — Подумаешь: баба изменила. Тоже мне, история!—
Так это еще не конец. Я потом уже узнал, причем совершенно случайно, что тут не все так просто. Что Паша как-то раз на неделю уезжал в Петербург, как раз в один из тех дней, когда Алина сказала, что будет ночевать у подруги, а сама якобы ночевала у Паши. Вот. И это была моя первая зацепка. Провел собственное расследование, опросил всяких третьих лиц…—
Зачем? — перебила Валя.—
Просто из любопытства. Ничего не поделаешь: математический склад ума, люблю во всем точность. По всему выходило, что Алина меня обманула. И с Пашей у нее ничего не было с вероятностью около восьмидесяти семи процентов. Вот. Или все-таки что-то было, она просто преувеличила масштабы. Но скорее всего — она просто все придумала. А Пашу попросила, чтобы он ей подыграл.—
Зачем? — опять спросила неугомонная Валя.—
Фокус вполне в ее духе — надеялась таким образом меня вернуть. Чтобы я ревновал. Чтобы захотел за нее побороться. Вот.—
А ты и руки опустил, — подвела итог Иришка.—
Да, а почему нет? Она помогла мне понять, что эти отношения с ней мне совершенно ни к чему, как и она сама. А как было на самом деле — уже все равно. Много будешь знать — плохо будешь спать. Мне вот приятно верить в то, что все-таки у нее с Пашей ничего не было. Может, конечно, самообман… Ну и что?Элла продолжала беспокойно ерзать. Максим притянул ее голову к своей и снова впился в губы. Ему хотелось делать это долго, на виду у всех. Сквозь жаркий поцелуй он уловил звонок в дверь, но не придал этому особого значения. У него отчего-то кружилась голова
— то ли от пухлых губ Эллы, то ли от капелек вина, попавших ему на язык из ее большого, развратного рта. Впрочем, такое он и раньше за собой замечал: когда долго находился в компании пьющих людей, то рано или поздно начинал чувствовать, будто и сам немного пьян. Какая-то подсознательная мимикрия.—
Кто там еще? — недовольно произнес Костя. — Опять, что ль, мы громко себя ведем? Вроде нет. Вадим, сходи, разберись.—
А че я? — недовольно буркнул тот.—
Ну, если это соседи, пошлешь их всех к херам. Ты умеешь.Вадим передернул плечами:
—
Ну, ладно… — и потащил свое тело, “прокачанное” печеньем и кока-колой, к двери.Максим продолжал целовать Эллу, пока не обнаружил вдруг, что в комнате стало как-то подозрительно тихо. Тогда он заставил себя оторваться от нее. И обнаружил, что в комнате находится Карина. Она стояла в дверях, но как только Максим встретился с ней взглядом, девушка отвернулась и вышла в прихожую. Негромко хлопнула дверь.
Вот так: зашла и тут же вышла. Вряд ли кто-то, кроме Константина, вообще понял, что произошло.
Лучшее, что мог сделать Максим в такой ситуации,
— сидеть за столом как ни в чем не бывало, ведь все равно уже ничего не изменить, но ему почему-то захотелось столкнуть Эллу с колен, встать, выйти в свою комнату. Лучшее, что могла сделать Элла, — ненадолго оставить его в покое, но она почему-то пошла за ним.Максим приложился щекой к оконному стеклу. Лицо его горело, а стекло было прохладным.
Элла положила руки ему на плечи. Максим обернулся к ней. Ему вдруг захотелось со всей силы врезать ей ладонью по щеке. Испугавшись самого себя, отогнал эту мысль. Мягко оторвал руки Эллы от себя:
—
Оставь меня. Хочу побыть один.Она вышла.
Он свалился на кровать лицом вниз, воткнул в уши затычки-наушники и включил первое, что попалось,
— песенку в стиле эмо-панк с агрессивным проигрышем вместо припева.
Во тьме по улицам пустым
Бредет он мрачный, словно тролль,
Мальчишка с именем простым.
Среди друзей он не король.
Из-под растрепанных волос
Отчаянных не видно глаз.
Никем не узнанный пророк
—Пока еще один из нас.
Бушует новая война,
Идут дожди, бегут года.
В душе подростка тишина
И безразличья пустота.
Он мир познать еще не смог
И очень одинок сейчас,
Никем не узнанный пророк
Пока еще один из нас.
Мир будет в хаос погружен,
Когда придет последний срок,
Но над неистовой толпой
В огне появится пророк.
Утихнет ярость в тот же миг,
Остынет боль, утихнет страх,
И мы увидим новый мир
В его отчаянных глазах.
Песня понравилась. Максим поставил ее на повтор и слушал много раз подряд, уткнувшись в подушку.
***
Карина выбежала из подъезда, столкнувшись на крыльце с каким-то парнем в серой куртке. Не извинившись, быстро зашагала, удаляясь прочь от дома, где жил этот подонок Максим. Щеки ее горели, перед глазами стояла картина: Максим жадно целуется с толстой шалавой, которая сидит у него на коленях.
Бабник проклятый! Лижется со всякой швалью, а потом теми же губами лезет к ней! Карина опять вспомнила, как легко удалось Максиму вырвать у нее поцелуй. Ей захотелось бежать домой и вымыть рот с мылом. И руку, которую он тоже трогал губами. Нет, домой идти тоже нельзя. Не сейчас. Мама непременно будет приставать с расспросами и сыпать своими колхозными шуточками: “Чего нос повесила, царевна Несмеяна? Никто замуж не берет?” Надо немножко успокоиться. Дура! Сама виновата. Зачем побежала за ним? Долго стояла у подъезда, придумывала предлог, чтобы зайти. Чтобы не сказали потом: “Ай-ай-ай, Карик, что же ты сама за мужиками бегаешь?”
Она опять вспомнила слова брата. Родного брата! “Абсолютно никчемная бабенка… От нее все парни шарахаются…” За что он ее так ненавидит? За что ее все ненавидят?!
Карина и сама не заметила, как забрела на какую-то незнакомую улицу. Не то чтобы совсем незнакомую
— девушка приблизительно представляла, в какой части города находится, просто именно на этой улице еще ни разу не была.Двухэтажные дома-бараки стояли здесь вперемешку с бревенчатыми избушками деревенского типа. Девушка шагала мимо раскаленных труб, брошенных вдоль деревянных заборов, мимо перевернутых мусорных баков, вываливших наружу неказистую начинку, мимо протянутых между деревьями веревок, на которых сушилось белье. Безлюдно
— всех прохожих будто повыжгло вечерним солнцем, свирепым и изнуряющим, как зубная боль. Навстречу Карине попалась лишь одна пожилая женщина в мокром сарафане, под ним угадывались дряблая грудь и мятый живот. Над напомаженными губами змейкой проползала полоска черных густых волос. Прохожая толкала коляску. Под козырьком-тентом в коляске сидел полуголый ребенок, похожий на облысевшего детеныша обезьяны, в ручонке он сжимал китайскую игрушку — пластмассового медвежонка-панду.Своим видом взмокшая женщина невольно напомнила Карине о страшной жаре. Надо немножко охладиться, надо. Остыть. Во всех смыслах.
Она вдруг вспомнила того парня, на которого налетела, выскочив из подъезда. Он был в серой куртке с надетым на голову капюшоном. Так ведь и тепловой удар недолго схватить! Ей самой уже почти дурно, хотя она одета легко-легко…
Единственный магазин, оказавшийся на пути, больше напоминал сельпо: небольшая кирпичная коробка с вывеской “Продукты” и длинным крыльцом. На крыльце сидел оборванный мужичонка с редкой бородой, смотрел куда-то вверх, а потом вдруг заорал: “Идите на…”
— и принялся, матерясь, размахивать руками, словно бы разгоняя рой каких-то насекомых. Хотя никаких насекомых не было.Из магазина выбежал охранник, а может, и грузчик,
— широкоплечий и квадратноголовый парень в майке-сеточке и шортах. На ходу ощупал Карину взглядом с головы до ног, потом толкнул мужичонку кулаком в плечо и добавил в его ругань немного своих матюгов. Тот словно бы ничего и не заметил. Парень схватил мужика за рубашку и с силой швырнул на асфальт. Что было дальше, Карина не видела — она торопливо взбежала по ступенькам.Внутри было душно, мерзко пахло копченой рыбой. Интересно, хозяева этого закутка знают, что такое кондиционеры и для чего они нужны? На окнах висели клейкие бумажки для ловли мух. Сам магазин состоял из двух половин. Справа от входа стояли столики на высоких подставках и нечто похожее на буфетную стойку
— там торговали спиртным. Карина, морщась, направилась влево, где были прилавки с продуктами и стеклянные шкафчики с безалкогольными напитками.Она долго колебалась. Брать лимонад? Там одна химия. Минералку? Она противная. Воду без газа? Вот еще, тратить деньги на простую безвкусную воду. Продавщица, усталая, чуть смуглая женщина
— кажется, татарка или чувашка, — с интересом наблюдала за ней, отвернувшись от экрана крохотного черно-белого телевизора, где шел какой-то сериал.Удивляясь самой себе, Карина достала сторублевку и попросила баночку энергетика “Огонек”. Быстро вышла на улицу, сжимая в руках длинный, обжигающе холодный цилиндрик.
Ни грузчика, ни громко галлюцинировавшего мужичонки уже не было. Карина перешла с быстрого шага на неторопливый, открыла баночку, чуть не сломав ноготь. Отпила немного… Ну и что он в этом находит? Ерунда какая-то, к тому же кислая.
Теперь, пожалуй, можно потихоньку двинуться домой.
Мимо Карины прогрохотали несколько самосвалов с кирпичами
— в ту сторону, где над этим “поселком городского типа” возвышался башенный кран. Потом появилась легковушка, поравнялась с Кариной и поехала за ней на малой скорости — какая-то подержанная иномарка, в машинах Карина не очень разбиралась.Начинается… Карина шагала прямо, стараясь не оглядываться на машину.
Легковушка гуднула. Карина от всей души показала ей средний палец.
Краем глаза она заметила, что кто-то высунулся из окна машины и машет ей рукой. Не выдержала и обернулась. Да это же Миша!
Миша нормальный. Глупый, настырный, но хороший. Он ее не обидит. Можно попросить, чтобы подбросил ее до дома.
Машина остановилась.
—
Привет, — кивнула Карина. — Прости, не узнала.—
Карик, привет! — Миша заволновался. — Тебя, это, подвезти?—
Если тебе не трудно, — бросила она.Села рядом с водителем.
—
Ты как здесь?.. — поинтересовался он.—
Не твое дело, — отрезала Карина. Он, кажется, не обиделся.Через несколько минут машина свернула с дороги и заехала во двор какого-то дома.
Остановилась.
—
Ты чего это придумал, а? — злым голосом спросила Карина.Миша смущенно потупился:
—
Это… Карик… Ну. Это. Пойдем ко мне в гости?О, как очаровательно! Этот бурдюк, кажется, хочет ее соблазнить!
Карина решила принять такое радушное приглашение. Ей ничего не грозит в любом случае: если Миша посмеет хоть как-то перейти рамки дозволенного, то будет иметь дело с матерью Карины,
— а это как минимум означает для него грандиозные проблемы на работе. Вряд ли он в этом заинтересован.Принцессе грустно. Развлеки ее, пока у тебя есть шанс!
—
Пойдем, — сказала она.Миша повеселел, даже запинаться почти перестал.
—
Добро, как говорится, пожаловать… — произнес он, распахнув перед Кариной входную дверь.А ничего так. Чистенько. И обстановка неплохая. Все-таки видно, что хозяин что-то зарабатывает. Но атмосфера какая-то нехорошая, воздух спертый. Давно не проветривали, наверно.
—
Двухкомнатная. Евроремонт. Подвесные потолки. Эти… стеклопакеты.К чему это он?
Как только Карина сняла туфли, Миша подхватил ее под локоть:
—
Пойдем, я тебе все покажу.Он толкнул первую дверь.
— Это кухня… Заходи.
Когда девушка вошла, Миша указал пятерней на плиту и сказал:
—
Вот это плита. Газовая, — подчеркнул он.—
Ага, — сказала Карина.—
Вот это у меня бар, — он открыл шкафчик со стеклянными дверцами, где стояли бутылки хорошего, дорогого алкоголя. Вместо того чтобы сразу же усадить гостью за стол и предложить ей чего-нибудь выпить из своего бара, Миша продолжил эту странную экскурсию.—
Стиральная машина, — объяснил он, постукав большой ладонью по белоснежному кубу, стоявшему между раковиной и холодильником. — Говорящая. Девятнадцать базовых программ стирки. Уникальный сотовый барабан. Гарантия три года. А это у нас холодильник… Немецкий… Автоматическая разморозка, циркуля… это… — он запнулся, пытаясь выговорить слово, и по слогам завершил: — …ци-он-на-я вентиляция. Сигнализация — ну, это если оставить его открытым и забыть… А вот это у меня микроволновка, — он шлепнул по стоявшему на холодильнике белому ящичку.—
Ага, — сказала Карина. Чтобы не показаться невежливой, заглянула в холодильник. — Ты одними пельменями, что ли, питаешься?—
Хозяйки-то нет, — пояснил Миша и положил лапу ей на спину. — Пойдем.Еще одна дверь.
—
Ванная и туалет в одном флаконе, — он засмеялся — удачно пошутил, дескать. — Тут у меня евросантехника. Такой комплект стоит… — Миша назвал цену. Он ее поразить пытается, что ли?—
Идем дальше. Вот здесь спальня… — За дверью оказалась маленькая комната, целиком занятая огромной кроватью. Миша похвастался стоимостью кровати и ее фирмой-производителем. — Я здесь сплю. Пока что. А если… — он смущенно засмеялся, потирая ладонью затылок. — …Если когда-нибудь у меня будет прибавление в семье, эту комнату можно будет освободить под детскую. Пойдем.—
Ага, — сказала Карина.—
А здесь у меня рабочий кабинет. И комната отдыха. Все сразу. Вот, видишь: компьютер, — он махнул головой в сторону компьютерного столика. Заученно перечислил технические характеристики своей ЭВМ, назвал стоимость. — А это диски, — показал он на полочки. Карина пробежалась взглядом: одни игрушки, гонки и стрелялки — в те же самые игры любил резаться Саня.В этой комнате царил легкий холостяцкий беспорядок. На спинке стула перед компьютером висело несколько мятых рубашек, на подоконнике стояли две пустых стеклянных бутылки из-под пива. Пепельница, стоявшая рядом с клавиатурой, была полна с горкой. Довершали картину валявшиеся на видном месте гантели.
—
Домашний кинотеатр. С плазменным экраном. Звук долби-сурраунд, — английские слова Миша произносил с таким невыносимым акцентом, что Карине хотелось его стукнуть кулаком по необъятному животу. — Длина диагонали… блин, не помню. Фильмы у меня здесь. В основном русские, иностранщину не этого. Не люблю.—
Ага, — сказала Карина. — А книги у тебя есть?—
Книги? — удивился и даже немного расстроился Миша. — Ты любишь книги? У меня их нет. Мне некогда их читать.—
А в игрушки играть есть время?—
Ну, надо же как-то расслабляться, не все ж пиво дуть! — развеселился Миша и даже похлопал себя по утробе. “Очаровательно”, — подумала Карина.Ее вдруг заинтересовала фотография на стене
— в рамочке, под стеклом. Там был молоденький Миша, забавно полненький, но совсем не такой отвратно жирный, как сейчас, а рядом с ним — девчонка лет семнадцати, брюнетка. В принципе, симпатичная, хотя и слегка прыщеватая.—
Это кто? — спросила Карина.—
Жена.—
Ты женат?—
Был… — Миша смотрел на фотографию очень грустными глазами. Кажется, та девушка до сих пор что-то значила для него.—
Развелись, что ли?—
Ну.—
Ага, — сказала Карина. Ей стало совсем скучно.Миша уныло молчал. Потом полез в ящик стола и протянул ей обитую черным бархатом коробочку.
Упс… Еще никто и никогда всерьез не предлагал Карине руку и сердце. Она и подумать не могла, что это будет так… неинтересно. Ну как же можно так испортить первый раз
?!—
Твой размер. Семнадцать с половиной.Карина скучающе посмотрела на колечко и закрыла коробочку.
—
Откуда ты знаешь мой размер?—
Мама твоя сказала.—
Ага.—
Ну так что?Глупее вопроса и придумать было нельзя. Карина вздохнула с большой досадой:
—
А ты как думаешь? Нет!—
Нет? — он был изумлен. — А че?—
А то!—
Тебе кольцо не понравилось, что ли?—
Вот дурак. Ты мне не нравишься! Неужели непонятно? Ты мне просто не нравишься как мужчина!—
Да ладно тебе ломаться, — вдруг сказал Миша с неожиданной резкостью. — Квартира есть, машина есть, все есть. Чего тебе еще надо? Золотые горы?Карина чуть не поперхнулась воздухом от неожиданности:
—
Логика у тебя — железная! Действительно: что мне еще надо. Такой завидный жених, с тачкой, с хатой, — а я отказываюсь, вот дура! А с чего ты взял, что я вообще хочу замуж?К такому повороту Миша был не очень готов.
—
Ну… Надо.—
Да правда, что ли?!—
Будешь жить на всем готовом…—
Я и так живу на всем готовом. Миш, серьезно: мне еще рано.—
Смотри: потом поздно будет.Как он может говорить это на полном серьезе?
—
Я что, такая старая?—
Да нет, просто пора уже. Это. Ну. — Он несколько раз кивнул со значительным видом. — Срок пришел. Ты у нас девушка взрослая, серьезная — я ведь кому попало предлагать не буду. Я тоже пацан серьезный. И за себя могу постоять, и тебя прикрыть. Решайся давай. А то ведь так и будешь всю жизнь это… с этими… с сопляками гулять.Он, кажется, на Максима намекает. Да что этот бегемот знает про него?!
—
Мне еще доучиваться надо.—
На заочное пере… это. Переведешься.—
Нормально! Ты уже решаешь за меня!—
А что? Все равно тебе придется это сделать, на заочное перевестись. А то кто же будет за хозяйством следить?—
Знаешь что, Мишенька, — сухо произнесла Карина. — Я все поняла, кажется. Тебе не нужна я. Тебе нужна жена. Чтоб сидела дома, стирала, готовила, убиралась. Вот и ищи. А меня не трогай.Быстрым шагом она двинулась к выходу. Миша преградил ей путь.
—
Уйди с дороги, мудак! — завизжала она, схватила со стены рамку с фотографией, замахнулась: — Уйди, а то разобью на фиг об твое свиное рыло! Это! Ну!Миша оторопело попятился. Карина выскочила в коридор. Хозяин квартиры поволокся за ней.
Она сунула ноги в туфли, распахнула дверь. Крикнула:
—
Лови!И швырнула рамку Мише. Тот с испуганным лицом выбросил перед собой обе руки. Попытался схватить, но рамка ударилась о его неумелые толстые руки, упала на пол и разбилась.
Бежать на каблуках, да еще и по ступенькам, было опасно, но Карина бежала.
***
Максим оторвал лицо от подушки и обнаружил, что за компьютером сидит Вадим Мельников и смотрит какой-то японский мультик.
—
Ты че тут забыл? — поинтересовался геймер, поставив плеер на паузу.—
А че… смотреть, как они там обжимаются? — мрачно спросил Мельников.—
У тебя своей комнаты нет, что ли?—
Там занято.—
О-о… Ну, сиди тут.Нужно было узнать еще кое-что.
—
Элла ушла?—
Да. Полчаса сидела грустная, а потом собралась и ушла. Ты ей по морде врезал, что ли?—
Нет. Так, небольшая размолвка. Подробностей не будет.—
А не надо. Все всё поняли.—
И что?—
Всем пофиг. Немного пообсуждали, поахали и стали дальше пьянствовать.Максим кивнул. Ничего другого он и не ожидал услышать.
—
Макс.—
Чего?—
Мне, наверно, не надо было ее впускать.—
Точно подмечено.—
Это… извини.—
Вадик, на будущее: если уж нагадил, то хотя бы не докапывайся меня со своими извинениями. Все. Хочешь сидеть здесь — сиди. Будешь мне мозги конопатить — вылетишь отсюда. Понял, нет?Мельников понуро кивнул. Наступила тишина, которую Максим первый же и нарушил.
—
Слушай, Вадим. Такой вопрос. Представь, что ты решил покончить с собой…—
Да мне и представлять не надо.—
Отлично. Вот что бы ты сделал последнее в своей жизни? Только не надо ничего такого в твоем стиле: взял бы топор и пошел бы рубить всех встречных и поперечных — нет. Представь, что ты — это я. Что б ты сделал на прощание?—
Если бы я был тобой? — Вадим задумался. — Потрахался бы как следует.—
Это я уже сделал много раз. Другие варианты?Вадим пошлепал себя мясистой ладонью по мясистому подбородку.
—
Мемуары бы написал. Тебе есть о чем.—
Правда, что ли? Коротенькие получатся мемуарчики.—
Да не, в самый раз.—
Мне объективно писать особо не о чем.—
А все твои чемпионаты?—
Ну, во-первых, их не так много у меня было — я имею в виду, действительно серьезных. А во-вторых, на книгу все равно не хватит. Ты книги вообще читаешь?—
Обижаешь, — буркнул Вадим. — Думаешь, я за компом только в игрушки играю?—
Ну, вот. Почитай каких-нибудь современных авторов, особенно молодых. Все пишут про себя. А конкретно, кто как с кем бухал и кто как с кем спал. Тухлятина.—
Я вот вообще никогда ни с кем не спал, — угрюмо сказал Вадим.—
Про тебя сейчас никто не говорит, — отрезал Максим. Мельников виновато притих.—
Макс, — сказал он немного погодя.—
Чего?—
Ты считаешь, что я унылое говно?—
Я ничего не считаю, я не математик. Меня ведь тоже когда-то так называли — словом на букву “г”.—
В школе?—
Угу. Да как только не называли.—
Ну, меня тоже травили. Весь класс.—
Это совершенно нормальное явление. По-научному называется буллинг. Я как-то читал, что травле подвергается каждый пятый школьник. Можешь себе представить?—
И кто это подсчитал? — усмехнулся Вадим. — Британские ученые?—
Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! — и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, — и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, — такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.—
Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков — они у меня назывались “нулями”. Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…—
Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда “нулей”, а все “нули”, конечно, дружили друг с другом и т.д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. “Нули” эти — кстати, отличное название, — они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, — вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех “петухов” и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти “нули”, они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь — сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?—
Так… — неохотно признался Вадим. — В ЖЖ.—
У тебя есть ЖЖ? У меня тоже — правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?—
“Мистериоззо”. С двумя “з”.—
Как-нибудь загляну.—
Не обязательно.—
Обязательно. Я уже все решил… — Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: — Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же “Чучело” или “Класс” — хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими “нулями” потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге — думал, все. Начнется новая жизнь.Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить
— огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — “Я урод” — и все это видят.—
А на самом деле всем было пофиг.—
Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же “нуль”, как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело — на девок, да и на учебу тоже — и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.—
Играть?—
Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.—
Жалеешь?—
Нет. Чему бы они меня научили такому, чего я не знаю. Но с другой стороны, когда я был студентом, моя жизнь имела смысл, цель — как-то так. Я мог как угодно пинать балду, но спросят меня: чем ты занимаешься? А я с гордостью отвечаю: учусь в вузе. А сейчас — что я делаю, для чего, кому это надо? Не знаю и знать не хочу.—
А потом что было?—
А потом. Потом я вернулся к родителям. Пытался где-то работать, перепробовал кучу всего… Смотрел, как пьянствует папаня, как маманя спивается… Тебе интересна моя биография?—
Да.—
Прости, я больше не хочу разговаривать на эту тему. Настроение пропало.—
А, — мрачно сказал Мельников. — Ну, гут. А можно один вопрос?—
Ну?—
Твои одноклассники знают о твоих успехах?—
Одноклассники — вряд ли, хотя может быть. Вот в администрации города точно знают. Для них это большая честь: из такого занюханного городишка паренек — и на всемирном чемпионате золото взял! А уж по чему именно чемпионат — по шашкам ли, по домино, по компьютерным играм или по “кто громче пернет”, — дело десятое. Они из меня еще национального героя сделают. Мне одна мамина знакомая, алкашка, звонила как-то раз, говорила, что якобы хотят в честь меня сделать памятную табличку и повесить на стену школы. И будто бы даже эскиз видела. Брешет, скорее всего, с ней по пьяни бывает. Но если правда, если я только узнаю, что действительно повесили, — лично приеду, возьму молоток и раздолбаю эту табличку к чертям собачьим.—
Я б тоже так сделал, — угрюмо одобрил Мельников.Максим помолчал.
—
Завтра я уйду, Вадик.—
Завтра? Не рано?—
Я думаю, в самый раз. Чего мне тут делать. Плевать на все. И на нее.—
На нее — на твою Эллу?—
И на нее тоже.—
Вернешься?—
Ты же знаешь, что нет.Вадим насупился и уткнулся в комп. Максим вставил в уши наушники. Просто так, для вида. Музыку включать не стал.
Видео: Дмитрий Неделин. Источник: young4ever.org
Съемка на мобильный телефон. У Дмитрия огромные глаза, крупный нос и большие некрасивые губы. Больше в кадре ничего не помещается. Разговаривает мягким, приятным голосом.
Дмитрий. Ну, я постараюсь покороче… Меня зовут Дмитрий Неделин. Я ухожу. Потому что так решил. Двадцать один год
— мой потолок. Только одно хочу сказать: не надо никого винить в этом. Я ведь знаю, что подумают — что я это сделал из-за того, что отборочный тур не прошел. Нет! Дело не в этом. Ну, подумаешь: в истории не останусь. И не надо. Я в любом случае бы ушел. Это мой выбор, моя идеология. Я ни о чем не жалею. Я ухожу счастливым.Конец съемки.
6. Ночь суббота
— воскресенье
Висевшая на стене декоративная сова с циферблатом на пузе показывала половину одиннадцатого. Максимка сидел за столом вместе со всеми. Ему было очень плохо.
Он откровенно не понимал, почему согласился после занятий поехать на этот день рождения, на другой конец города, на всю ночь, с людьми, для которых так и остался чужим, хотя знакомы они были уже полтора месяца.
Это был первый раз, когда Максимка нарушил свой ежедневный режим: “общага
— университет — общага”. В университете он занимался тем же, что и в школе — то есть абсолютно ничем. Лекции и семинары посещал исправно, но никак не мог заставить себя записывать хоть что-нибудь. Разве что похабные картинки на партах рисовал, специально для этих целей носил при себе чёрный маркер.С одногруппницами и старостой Ваней Орешкиным Максимка практически не общался. Иногда, конечно, пытался завести разговор с какой-нибудь из девушек
— в трамвае или если оба рано пришли на пару и никого ещё нет. И всё вроде было нормально, до тех пор, пока не появлялся кто-нибудь ещё из однокурсниц. Тогда про Максимку мигом забывали. И как это изменить — он не знал.Зато с соседями по комнате, Эдиком и Антоном, он быстро нашёл общий язык. Уж с кем, а с ними ему очень повезло. Во-первых, у них на рыло было по компьютеру. Во-вторых, Эдик и Антон редко находились в комнате вдвоём, чаще
— кто-то один, а значит, Максимка мог от души побиться с ним по Сети в какую-нибудь стратегию или шутер, так как, в-третьих, и это главное, оба соседа Максимки были не дураки погамать. Хотя с другой стороны, у Эдика и Антона была личная жизнь, и оба они периодически пропадали на целую ночь. Иногда даже приводили девчонок в гости, попить чайку, — Максимка в таких случаях ложился на кровать, заворачивался в одеяло с головой и делал вид, что спит. Ладно хоть его никогда не просили переночевать где-нибудь в другом месте — знали, что идти ему некуда.Максимка поехал на день рождения, даже несмотря на разговор с именинницей Юлей, что состоялся в перерыве между лекциями.
Виновница торжества раздала всем приглашения на свой праздник. Максим заглянул через плечо Вани Орешкина и прочёл на розовом билетике:
“Дорогая лапочка-зайка! От всей души приглашаю тебя…”
Потом ещё раз прочёл собственное приглашение, потом ещё раз, как будто от этого что-то могло измениться.
Там было: “Максим! Приглашаю тебя…”
Юли уже не было в аудитории. Должно быть, вышла покурить, пока есть время до начала лекции.
Максимка решился с ней поговорить. Возможно, ему не стоило этого делать.
—
Юль! — сказал он, выйдя на крыльцо.Пухленькая очаровашка Юля, стоявшая прямо под табличкой “Курить запрещено”, бросила в его сторону скучающий взгляд, задумчиво крутя между большим и средним пальцами длинную дамскую сигарету. Она была одна
— вот и отлично.Максимка показал ей розовый билетик, будто удостоверение личности.
—
А я, значит, не лапочка и не зайка, — мрачно произнёс он, не глядя на неё.—
Ваня очень хороший, — спокойно объяснила Юля. — А тебе я не то что сказать, а даже написать не могу “зайка” или что-то в этом роде.—
Почему?—
Потому что ты… — Юля всегда и со всеми была вежливой, но в этот раз ей почему-то захотелось говорить напрямую. — Ты язва. Ты хотел, чтобы я это сказала вслух? Вот, пожалуйста.—
Угу, — он несколько раз кивнул. — Он порча, он чума, он язва здешних мест?—
Именно так.—
А Ваня что, лучше?—
При чём здесь он. Был бы на его месте кто-то другой, мы бы всё равно его больше любили, чем тебя.—
Из-за того, что я язва?—
И не только. Ты требуешь любви, внимания к себе.—
Назови хотя бы одну причину, почему я не могу этого делать! — рассердился Максимка.Юля назвала целых три, загибая пальчики
:—
Твой невыносимый, злобный характер. Твоя нелюбовь к окружающим. НИКТО не имеет права ТРЕБОВАТЬ любви.Прямо так и сказала, сухо, какими-то казёнными словами, будто приговор прочла. Максимке и возразить-то было нечего. Правда, понять, как так получилось, что он стал язвой, Максимка тоже не мог. Ведь он хотел совсем не этого.
И теперь ему было очень, очень погано. Будто в нём проделали огромную дыру, испражнились туда, а потом тщательно зашили.
Он сидел напротив пьяненькой именинницы, которая почему-то обнимала сидевшего рядом Ваню Орешкина,
— точнее, откровенно висла на нём. Как же так, ведь у неё же есть парень, вроде бы даже она с ним помолвлена? Максимка не понимал этого. Ему было больно. Точно так же, как бывало больно, когда на лекциях Ваня начинал водить тупым кончиком карандаша по аппетитной спине сидевшей перед ним Юли, а она не была против, даже улыбалась. А Максимка чувствовал себя так, будто это ему водили по спине. И не карандашом, а остриём ножа—
Максимка, а почему ты не пьёшь вино? — спросила сидевшая рядом Алёна. — Оно сладкое. — Последнюю фразу она не проговорила, а как-то мечтательно пропела.Это был первый раз за вечер, когда на присутствие Максимки обратили какое-то внимание. И очень вдруг захотелось налить целый стакан этого винища и вылить Алёне на голову. Ему можно, он язва. И он устал уже объяснять, что не пьёт алкоголь. Просто не пьёт.
На столе стоял ещё графин с компотом
— Максимка его тоже не пил. Ваня Орешкин сказал ему, что это тоже вино. Потом оказалось, что он пошутил, но Максимка на всякий случай не трогал и компот.Потом он встал из-за стола и ушёл в ванную. Собственное отражение в зеркале немного успокоило его. А здесь хорошо. Спокойненько так. Может, просидеть здесь всю ночь? Нет, это глупо. Да и потом, кто-нибудь обязательно придёт блевать. Унитаза не всем хватит
— кому-то придётся делать это в раковину.Максимка открыл кран, с наслаждением умылся холодной водой. Уселся на край ванной. Сидел минут двадцать. В гостиной включили музыку на полную громкость, раздалось пьяное девичье “у-ух!”. Танцевать начали, под какую-то попсню. Эх, вернуться бы в общагу… Нет, слишком поздно. Какие-нибудь запоздалые маршрутки, может быть, ещё ходят, даже такси можно взять
— Максим сегодня получил перевод от матери. Правда, на эти деньги ему ещё жить до конца месяца… ну да где наша не пропадала. Э, да какое там такси — всё равно в общагу уже не пустят, там с этим строго.Тут его будто кто-то ударил. Он в чужом городе, в совершенно незнакомой его части, в кармане пусть и небольшие, но всё-таки деньги. Суббота, ночь. Ну же, решайся!
Максимка решился.
Вышел из ванной. В полутёмной прихожей
— никого. Дверь в большую комнату неплотно закрыта, из-под неё сквозь щели вырывается разноцветный свет. Гремит музыка. Отлично.Раз-два
— обуваемся. Три — руки в рукава куртки. Четыре — открыть и закрыть входную дверь. Свобода.По ступенькам
— вниз, вниз, вниз. Несколько площадок, но лампочка горит только на одной. Максимка вынул из кармана маркер, крупными печатными буквами написал на стене длинное ругательство. Вот теперь совсем хорошо.Ночь, мелкий, еле заметный дождик. Пустой двор. Пустая улица. Какие-то неинтересные переулки. А потом Максимка вышел на ярко освещённую площадь.
У каждого крупного города
— несколько центров. Формально — один, там где администрация и прочие государственные учреждения, фактически — сколько угодно. Где по ночам кипит жизнь, там и центр.Здания здесь стояли далеко друг от друга. Двадцатиэтажная гостиница “Утёс”, универмаг “Колосс” и огромные пространства между ними, занятые автостоянками и шеренгами ларьков. Да, тогда ещё были ларьки, и они были везде. Возле ларьков кучковалась пивная молодёжь
— старшеклассники и пэтэушники. В родном городе Максимка побоялся бы подойти к такой ночной компании ближе, чем на десять шагов, но здесь ему не было страшно. Убежать всегда можно — и попробуй, найди его потом!Максимка прошёл сквозь шагавшую ему навстречу ватагу каких-то крепких парней в тельняшках под распахнутыми куртками
— речное училище гуляет, не иначе. Никто из речников даже не обернулся в его сторону. Ребята пили пиво на ходу, гоготали о чём-то своём. Никто не ткнул в Максимку пальцем, не заорал: “Чмо-о-о-о!” Я человек-невидимка, подумал он. Не фонтан, но сойдёт. Типа даже в ранге повысили.—
Хе-хе… — ехидно усмехнулся он. — Хе-хе, — повторил он несколько раз, пробуя этот приятно щекотный смешок на язык. — Хе! — в половинчатом варианте ему понравилось больше. Максимка даже немного потренировался говорить “Хе!” с разными интонациями.Неплохо бы и самому что-нибудь выпить. Во время бессонных ночей в “Мираже” он привык пить холодный, очень сладкий растворимый кофе, который готовил дома и носил с собой в пластиковой бутылочке. Можно было зайти в кафе и выпить пару чашечек, но это, скорее всего, будет дороговато, да и кофе на Максимку давно уже не действовал.
Он задержался возле ларька, рассматривая напитки в стоявшем рядом с ларьком холодильнике. Пепси-кола и прочие бодрящие лимонады
— это слишком слабенько. А вот энергетики… Максим ещё ни разу их не пробовал. Слышал, что очень вредные… Эх, кофейная душа, тебе ли бояться каких-то там энергетиков?“Пшшшик!”
— сказала откупоренная баночка. Напиток почему-то оказался кислым. Максимка нарочно сделал несколько больших глотков, прислушался к себе: сердце не возмутилось, в ушах не застучало… Везде один обман! Ожидал чуть ли не наркотика, а получил какой-то кислый лимонад без газа. Ну и ладно.Теперь можно шагать в общагу пешком, через весь город
— и прийти как раз к шести утра, когда опирают входную дверь… А можно забуриться куда-нибудь на ночь. В круглосуточный компьютерный клуб! Здесь же должен быть какой-нибудь?За гостиницей “Утёс” прятался бело-сиреневый бетонный куб без окон, с высоким крыльцом и неоновой вывеской во всю стену: “Ночной клуб АМСТЕРДАМ”. Хорошее название с роскошным набором ассоциаций: наркота, красные фонари, чистенькая западноевропейская жизнь… Должно быть, пафосное местечко.
Медленно бредущего Максимку обогнали две девушки, забившиеся под один зонт, и свернули в сторону клуба. Вроде обычные девчонки, может быть, даже студентки, а не какие-нибудь там фифы из богатых семей.
Максимка ни разу не был в ночном клубе. Там, где он раньше обитал, на дискотеки ходить было опасно для жизни
— для его жизни, если быть точным. Даже школьные танцульки он не посещал. На то были свои причины, которые здесь и сейчас были недействительны. Просрочены, так сказать. Хе!Торопливо допил энергетик, поставил баночку на асфальт.
Широкие стеклянные двери. Маленькое фойе. Окошечко кассы.
Стоимость билета удивила Максимку. Проехаться на такси отсюда до общаги было бы дороже. (На такси он, впрочем, тоже не ездил, но цены знал с чужих слов.)
Ещё одна стеклянная дверь. На двери
— объявление:“Внимание! Фейс-контроль!
Администрация имеет право отказать Вам в посещении клуба без объяснения причины”.
Максимка и раньше слышал такую фразу: “Его приняли за лоха и не пустили в клуб”. Ведь и ему это грозит. Он мысленно осмотрел себя: куртка, джинсы, джемпер. Не Бог весть что, но, с другой стороны, и не какой-нибудь спортивный костюм. Простенько, но не убого. Сойдёт, в общем.
На пути Максимки возник охранник в чёрной униформе. Оп-па, непредвиденное обстоятельство: у него металлоискатель. Будет шмонать, а этого не надо бы.
Максимка осторожно протянул билет. Охранник окинул паренька взглядом, равнодушно оторвал корешок, небрежным кивком разрешил пройти.
—
Спасибо… — пробормотал Максимка. Охранник уже не смотрел на него.До чего ж хорошо быть человеком-невидимкой!
Двинулся к раздевалке, пройдя мимо стайки симпатичных девушек, сквозь облачко аромата их духов. Аж голова закружилась.
Сдал куртку, получил номерок. Превосходно.
Полутёмный зал был заставлен множеством стеклянных колб двухметровой высоты, заполненных водой. Внутри плавали пёстрые плоские рыбы.
На сцене за пультом корчился лысый, как бильярдный шар, ди-джей в очках-“консервах” и просторном оранжевом комбинезоне, на другом краю сцены, покачивая бёдрами, играла длинноногая саксофонистка в очень коротком серебристом платье. Бархатный, слегка хриплый голос духового инструмента ложился на равнодушные электронные сэмплы, будто шоколадное масло на кусок безвкусного диетического хлеба.
Максимка шагал, огибая танцующих и не отрывая глаз от стриптизёрши, вертевшейся на шесте в центре сцены
— аккурат между буйным ди-джеем и изящной саксофонисткой. Что-то было не так, а что — он понять не мог. Беспокойное чувство: будто он здесь по ошибке, скоро это выяснят и попросят его уйти отсюда.Он выбрал на танцполе более-менее свободное место и решил остановиться здесь. Сперва просто стоял, сунув руки в карманы и покачивая головой, потом стал понемногу имитировать движения других и быстро разошёлся. Никто не смеялся над ним, не тыкал в его сторону пальцем
— да и вообще не смотрел на него. Максимку это устраивало: можно всех рассматривать и не бояться напороться на чужой взгляд.То, что он увидел, ему понравилось. Почти все вокруг него были примерно его возраста. Девушек было явно больше
— ну да, для них и вход стоит вполовину дешевле. А парни в большинстве выглядели совсем не опасными. Пожалуй, Максимка отличался от всех остальных только тем, что был совершенно один, остальные держались небольшими группами, танцуя лицом друг к другу.Максимка продолжал наблюдение. Видел пьяного молодого человека с несчастным щетинистым лицом, который подходил к каждой симпатичной девушке, мрачно хватал её за руку и пытался куда-то тащить,
— кончилось тем, что его самого утащили охранники. Видел странную девушку, высокую и худенькую, что стояла на одном месте и еле заметно выгибалась, — наверное, это означало, что она танцует. Видел двух девушек, слившихся в долгом жадном поцелуе. Видел молодого человека, настойчиво пристававшего к девушке: долго кружился вокруг неё, потом скинул пиджак и рубашку, продемонстрировав накачанный торс.Тем временем изменилась и музыка. Саксофонистка и стриптизёрша исчезли со сцены, а вместо механического бита и неинтересных сэмплов зазвучали ремиксы на популярные хиты. Дошло дело и до медляка
— это была знаменитая песенка из фильма “Титаник”. Народ быстренько сбился в пары. Максимка выждал полминуты, пока разберут всех самых красивых, за которых, в случае чего, можно и по физиономии получить. Затем направился к одной из невостребованных девушек. Длинные светлые волосы с тёмными корешками, огромные голубые глаза, розовая футболочка без рукавов, обтягивающие брюки, средних размеров грудь. Старшеклассница или первокурсница. Она не была некрасивой, совсем нет, — её просто никто не пригласил.Удивительно: Максимка не чувствовал своей обычной робости, которую всегда ощущал, стоя рядом с незнакомой девушкой (например, в автобусе). Он словно стал на секунду кем-то другим.
Он встретился с голубоглазой девушкой взглядом, остановился в полуметре от неё и протянул руки, предлагая потанцевать. Крашеная блондинка отрицательно помахала кистями рук и несколько раз мотнула головой. Избавьте, мол.
Опустив голову, Максимка вернулся на прежнее место. Кинул взгляд на крашеную
— она уже не смотрела в его сторону. Ему стало печально, ещё хуже, чем когда он сидел напротив Вани Орешкина и Юли. Больше он никого не приглашал. Весь медляк простоял, топчась на месте. Когда вновь заиграли быстрые композиции, попытался опять поймать волну танцевального настроения, но было уже не то. Если бы он употреблял алкоголь — сел бы за стойку бара и напился бы вдрызг. А так — непонятно, что делать. Торопиться пока некуда, какое-то время можно ещё позависать тут. Может, опять стриптиз покажут…Несколько песен спустя Максимка, продолжавший отплясывать, хотя уже и без прежнего запала, случайно ударил по руке взрослого парня, проходившего мимо со стаканом в руке. Половина того, что было в стакане, выплеснулась, облив руку Максима и брюки парня.
—
И хули ты делаешь? — гаркнул парень ему в ухо. Он был среднего роста, как и Максимка, но казался крупнее — из-за плотного джемпера и внушительного живота. Стрижен коротко, но не наголо. Глаза низко посажены, рот нагло приоткрыт. Не бандит, но “серьёзный пацан”.—
А чё? — нахально ответил раздосадованный Максимка.—
Чё-чё?! Вот чё! — парень показал на полупустой стакан и закапанные брюки. — Толкнул меня!—
Как я мог тебя толкнуть, когда я стоял на месте? — прокричал Максимка ему в ухо. По-другому разговаривать было невозможно из-за громкой музыки.—
Ты меня рукой задел!—
Так и не хрен было сквозь меня ходить! Обойти надо было! — заявил он, свирепо глядя парню в джемпере прямо в глаза. Тот ответил взглядом, полным ненависти, и двинулся прочь быстрым шагом.—
Пидарас… — сказал Максимка. За секунду до этого музыка вдруг взяла и стихла, и слово прозвучало громко, почти как выкрик.Парень в джемпере замер на месте.
Все, кто были вокруг, с любопытством посмотрели на Максимку. Кто-то даже громко усмехнулся. Смешок был негромким и презрительным: мол, мне тебя уже жаль.
Оскорблённый парень одним рывком развернулся, но Максимки не было в поле зрения. Тот бежал к выходу из зала, огибая танцующие парочки
— снова включили медляк.Быстрее к раздевалке… Сунул номерок старушке в оранжевом халате, продел руки в рукава куртки. Его крепко обняли за плечи.
—
Пошли, что ль, пообщаемся, — спокойно сказал высокий парень в расстёгнутом пиджаке. От него пахло чем-то кислым. Небритый широкий подбородок находился на уровне глаз Максимки.Всё, хана. Тот, облитый, успел позвонить и предупредить, чтобы жертву перехватили у выхода.
—
Пойдём, пойдём.Максимка пошатнулся от толчка в спину и на непослушных ногах поплёлся к выходу. Здоровяк в пиджаке на ходу махнул рукой охраннику, тот с улыбкой кивнул и отвернулся.
На крыльце их догнал парень в джемпере и с нечеловеческим бешенством на морде посмотрел на растерянного мальчишку. Только сейчас Максимка смог разглядеть, насколько пьян это парень.
Облитый толкнул Максимку в плечо.
—
Ну чё, а? — с уличной интонацией спросил он. — Чё, а? — он опять толкнул Максимку. — Кого пидарасом назвал, гнида мелкая?Кажется, он собирался бить в челюсть. Второй, в расстёгнутом пиджаке, это понял:
—
Саня, ты ебанись! Не здесь! — он, судя по голосу, тоже был пьян.—
Не здесь? Думаешь, прокатить его?—
Ну.—
Артурчику звони.—
Ща, — тот, второй, вынул мобильник. — Алё, Артурчик! Выйди на минутку. Выйди-выйди! Ага. — Он убрал телефон.Тот, кого назвали Саней, нетерпеливо заплясал на месте, хлопая сжатой в кулак правой рукой по левой ладони.
Конец, решил Максимка. Бежать? Тогда точно конец. И тело будто бы окостенело. Руки-ноги не гнутся, внутри холодно и пусто. Нужно говорить, это единственный шанс. Но язык не слушается
— залип, как сломанная клавиша. И к тому же эти ребята не были настроены говорить — кажется, они всё уже решили. Приговор вынесен, осталось лишь привести в исполнение.К ним шагал ещё один. Волосы не очень длинные, но всё-таки волосы, а не короткая щетина, как у остальных двух. Лицо круглое, чуть смуглое, скуластое, глаза узкие. Под распахнутым пиджаком
— оранжевая рубашка. Из-под правого рукава выглядывает вытатуированная на руке змея. Похож на бандита, только на азиатского. На якудза.—
Кто такой? — на чистом русском языке спросил азиат, кивком указав на Максимку.—
Да вот, Артурчик, залупнулся на нас. — Облитый наклонился и прошептал в ухо своему собрату подробность происшествия.—
Ага, — узкоглазый смерил Максимку взглядом. — Как звать?—
Тебя спрашивают, — Саня толкнул его ладонью в спину, весьма ощутимо.—
Максим.—
Откуда сам?—
С Третьей фабрики, — торопливо соврал он, назвав один из известных ему районов города.—
Ага. — Артурчик ещё раз смерил его взглядом и сказал, уже сделав, видимо, все необходимые выводы. — Ну что, Максим, прокатишься с нами? Заодно и разберёмся, кто тут пидарас.—
Это… Ребята… пацаны… — засуетился Максимка. — Отпустите меня. Я заплачу, — он протянул Артурчику комок купюр — в основном мятых десятирублёвок, но там была и пара сотен.Тот брезгливо взял деньги, посмотрел Максимке в лицо, хищно улыбнулся, как умеют улыбаться только бандиты в боевиках про японскую мафию, и порвал купюры в мелкие клочья. Медленно занёс руку над головой Максимки и осыпал его обрывками.
Развернулся и зашагал к автостоянке.
—
Ну, пшёл, — Саня толкнул Максимку в спину. — Шнелль, шнелль.Его везли в синем “форде”. Максимка
— на заднем сиденье, между Саней и другим парнем. За рулём — Артурчик. Магнитола играла какой-то клубняк, парни синхронно покачивали головами в такт.“Убьют или опустят”,
— стучало внутри головы Максимки в том же ритме. Убьют или опустят. Убьют или опустят. Может, ещё есть возможность извиниться?—
А можно извиниться? — робко произнёс он.—
Щас приедем — и извиняйся сколько хошь, — зло ответил Саня. — Бог простит.Автомобиль выехал на периферийные улицы, пустые и полутёмные. Максимку везли куда-то на окраину.
Если бы страх можно было преобразовывать во взрывную волну, то разорвало бы и этих троих парней, и их машину, и пол-улицы бы снесло. Максимку колотило, будто в лихорадке. Стиснув зубы, чтобы не выдать себя криком, он полез обеими руками в карманы джинсов.
Саня тут же стиснул его рукой так, будто хотел сломать шею:
—
Ты чё это, а?—
Платок! — жалобным голосом вскрикнул Максимка. — Платок! Можно я сопли вытру?! — он всхлипнул.Саня презрительно усмехнулся и ослабил хватку.
Максим вытащил фиолетовый платок с синей каёмкой
— левой рукой, правую оставил в правом кармане. Поднёс платок к лицу, делая вид, что сморкается. Стиснул губы и крепко зажмурился, закрыл лицо платком, защитив нос, рот и глаза. Задержал дыхание, выхватил из правого кармана газовый баллончик и вдавил кнопку пульверизатора.Салон быстро наполнился слезоточивым газом. Сперва были мат, кашель, хрипы и крики. Дёргавшиеся на сиденьях парни толкали Максимку с двух сторон и били локтями
— он будто попал между двух вращающихся частей какого-то огромного механизма. Взвыли тормоза. А затем был удар, от которого Максимка подскочил и упал обратно на сиденье. От грохота и звона у него заломило в ушах.Сидеть стало свободно
— справа и слева никого не было. Максимка, не отрывая платка от лица, стал двигаться вбок, вывалился из машины через открытую дверь, вскочил и побежал вслепую, согнувшись. К счастью, на пути не попалось ничего, обо что можно было запнуться.—
Глаза, сука, глаза! — истошно орал кто-то.Пробежав несколько шагов, Максимка отнял тряпицу от лица, обернулся на секунду и припустил прочь с новой силой.
Машина врезалась в фонарный столб. Саня сидел на тротуаре, яростно растирая ладонями глаза, и матерно кричал. Другого, бритоголового, в поле зрения не было. Неподвижное тело Артурчика наполовину вывалилось из салона и бессильно висело, с головы на асфальт щедро лилась кровь.
Аудио: “Последнее солнце”. Антон Лебедев, 19 лет. Источник: young4ever.org
Восьмиминутная инструментальная композиция в стиле эмбиент. Негромкий электронный бит, на который наложено длинное гитарное соло: музыкант, осторожно трогая струны, извлекает из инструмента редкие звуки, которые не складываются в мелодию, но вызывают у слушателя чувство необъяснимой тревоги. В конце композиции еле слышно звучит одно-единственное слово: “Прощайте…”
7. Ночь понедельник
— вторник
Задремавший было Максим проснулся от толчка в плечо.
—
Макс! Телефон!Действительно, где-то в комнате что-то глухо пиликало. Было полутемно, горел монитор компьютера, освещая помещение голубовато-тусклым.
—
Это не мой. Кто-то забыл телефон, — Максим так и подскочил. — Элька!Всё ясно как день. Забыла трубу, сейчас звонит с чужого телефона, чтобы Максим ей занёс. И извинился. Да. Вот и повод извиниться. И даже упасть на колени и поцеловать её кроссовки. А почему нет? Максиму это нетрудно, а Эллочке будет приятно.
С другой стороны, за что ему извиняться… За то, что захотелось побыть одному? Что-то кому-то объяснять Максим не собирался. А вот телефон надо бы вернуть.
Размышляя об этом, геймер озирался. Пиликало совсем рядом
— но где?—
В ящике стола посмотри! — посоветовал Мельников.Максим распахнул дверцу
— пиликанье тут же стало громче. Запустил руку в верхний ящик и тотчас же выдернул: ладонь вся была в чём-то жирном.Выдвинул ящик: сверху лежала белая фарфоровая тарелка, пустая, если не считать слоя растительного масла, усыпанного крошками. “Яичница с колбасой”,
— вспомнил Максим, вытирая руку о штаны.Телефон лежал рядом с тарелкой и продолжал взывать. Старенький такой, с одноцветным экранчиком и набором стандартных простеньких мелодий. Бедная Элька. На фига ей этот “кирпич”? Максим решил, что сегодня же купит ей новый телефон в качестве прощального подарочка.
С этой мыслью нажал кнопку приёма звонка. (На экранчике светилось слово “Лилия”.)
—
Эля? Эля, ты где? — закричал из трубки сердитый девичий голос. Писклявый, не очень приятный.—
Её нет, — сказал Максим, не успев придумать ничего лучше.—
А это кто? — спросил голос несколько удивлённо.—
Максим.—
Кто-кто?Пересказывать специфику их отношений было бы слишком долго, поэтому Максим сказал просто:
—
Максим, её парень.Короткие гудки.
—
И что это за туфта? — спросил Максим у вечности, но Вадим решил, что вопрос адресован ему, и пожал рыхлыми плечами.Максим попытался перезвонить этой Лилии, но та несколько раз сбросила звонок, а потом и совсем вырубила телефон.
—
Не нравится мне это. — Максим залез в телефонную книгу Элькиного мобильника, но та состояла всего из одного номера: “Лилия”.—
Однако…Максим продолжил изучать содержимое Эллиного телефона… Ничего. Ни входящих-исходящих звонков, ни СМС. Всё удалено.
—
Ага, палишься… — пробормотал Максим.—
Ну что?—
Да ни хера, Вадик. Телефон надо вернуть Элле, а мы даже не знаем, куда его нести.—
Какой у неё оператор?Максим пожал плечами. Вадим протянул тяжёлую ладонь:
—
Давай, — он прочёл номер. — Ага, “Эхо-Сот”.—
Что-то я не знаю такого оператора.—
Это местный. Короче, ништяк. Можно попытаться пробить адрес по базе данных.—
В смысле?—
Если она симку на своё имя зарегила, то её адрес есть в базе данных.—
Вадик! Ты хакерствуешь, что ли?—
Не я. Без меня есть умельцы. Год назад хакнули сайт “Эхо-Сота”, их база данных теперь гуляет по Сети в свободном доступе. Она уже миллион раз устарела, конечно, но есть шанс, что номер твоей толстой шлюхи там есть.Максим пропустил мимо ушей обидную фразу.
—
Ну, давай, ищи.Вадим сел за компьютер и застыл, скрестив руки на груди.
—
Сначала пообещай, что завтра не уйдешь.—
Обещаю, — тут же произнёс геймер.Такой быстрой победы Мельников не ожидал. Он сказал:
—
Э… нет, ты пообещай!—
Второй раз обещать не буду. Действуй давай.Несколько минут ожидания.
—
Тебе повезло. Вот твоя баба: Элла Аркадьевна Лысухина, паспорт номер… серия… вот адрес.—
Это где?—
Здесь недалеко. Минут двадцать пешим ходом.—
Вот и ладно. Одевайся, будешь показывать дорогу.—
Может, сам?—
Давай-давай. Твоя помощь мне понадобится.—
Чё, махня намечается? — Вадим уловил недобрые интонации в голосе Максима.—
Возможно. В любом случае, если нас будет двое, вероятность меньше вполовину. Я за тобой спрячусь, как за мешком с песком.—
Никуда я не пойду, — буркнул Вадим.—
Ну, сиди дома и фапай на хентай, — в сердцах бросил Максим и выбежал из комнаты.В большой комнате было пусто. На диване, возле стола с объедками, одетым спал и похрапывал Костя, лицо его было красным, как у человека, обгоревшего на солнце. В кухне громко повизгивала девчонка. Из комнаты Вадима Мельникова доносились какие-то смутные шумы.
На площадке первого этажа было темно. Странно: Максим ясно помнил, что ещё прошлой ночью, когда он вернулся домой, лампочка исправно работала.
Свет со второго этажа кое-как освещал этот кусок лестницы, но последние ступеньки и небольшое пространство между ступеньками и лестницей тонули в темноте.
Максим перешёл с бега на медленный шаг. Потом и вовсе остановился возле двери одной из квартир. Идти в темноту нельзя. В темноте можно споткнуться или… или споткнуться. Максим остановился на этой мысли, ему совсем не хотелось размышлять на тему “что ещё может произойти в темноте”.
Всё, отставить паранойю. Иди вниз.
Шажок
— ступенька. Шажок — ступенька. А впереди страшная чёрная дыра.Вот дурак! Ведь можно посветить КПК!
Максим вынул из кармана портативный компьютер, нажал какую-то кнопочку. Вспыхнул слабенький голубоватый свет. На фоне черноты подъезда появилось большое серое пятно.
Его схватили за футболку, рванули на себя, повалили на пол, придавили тяжёлым, едко потным телом. Максим пытался оторвать от себя чужие руки, но они были слишком сильными. Пальцы, будто огромные зубы, впились в горло.
Слабеющими руками Максим возил по невидимому лицу, царапая его. Пытался скинуть врага, но скидывать его было некуда: справа и слева
— стены. Хотел кричать, но вместо крика получался жалкий хрип.Потом стало вдвое тяжелее. Максима просто расплющили о бетонный пол, так сильно надавив на живот, что парень взвыл,
— при этом обнаружив, что освободилось горло.Теперь верхом на Максиме было двое. Три человека хрипели, громко дышали, возились друг на друге. Тот, что был посредине, выбрался из этого сэндвича, отчаянно работая локтями и коленями. Хлопнула дверь подъезда.
Максим валялся на бетоне, громко ловил воздух ртом и не мог им насытиться. Тот второй, что до сих пор был на нём, перестал возиться и тоже пытался отдышаться.
Геймер ощупью отыскал выпавший из рук КПК, посветил и увидел впритык к своему лицу пельменеобразную физиономию Вадима Мельникова.
—
Чё случилось? — спросил он.—
Ты мне скажи, — слабым голосом ответил Максим.—
Я решил тебя догнать, с тобой пойти, — своим обычным мрачным голосом объяснил Вадим. — Спускаюсь по лестнице, слышу — какая-то возня. Посветил мобильником, смотрю: тебя какой-то мужик душит. Ну, я на него сверху прыгнул.—
Как он выглядел?—
Он был в серой куртке. На башке — капюшон.—
Обосраться можно… — усмехнулся геймер.—
Ты его знаешь, что ли?—
Возможно. — По телу Максима бегала дрожь, и эта дрожь была приятной. Так бывает у человека, который осознал: самое страшное — уже позади.Да, бояться уже нечего. Враг показал себя. Бояться нужно неизвестности, а с врагом надо сражаться.
—
Живой, что ли? — спросил Вадим.—
Живой, живой. Встань уже с меня.Максим вывалился из подъезда, усевшись прямо на крыльцо. Пустой двор, звёзды, сохнущие на верёвках простыни и тишина.
Вадим упал рядом.
—
Он где-то здесь, — сказал Максим. — Пока нас двое, он не посмеет напасть во второй раз.—
Точно?—
Да. Он безоружен. И потом, он считает, что это касается только меня и его.—
Да кто это?—
Тебе лучше не знать.Он ещё раз окинул взглядом пространство и сказал:
—
У нас дело. Идём.—
Ты уверен?—
Хочешь — я один пойду.—
Нет, я с тобой.Встали, отряхнулись. Максим заорал на весь двор:
—
Эй, ты! Я тебя не боюсь!
***
Открыл плешивый небритый мужик в грязной майке и не то трусах, не то шортах. Невысокий, но крепкий, широкий
— чувствуется порода. Лицо тёмное от пьянства, да и всё тело тоже. Мужик пах премерзким перегаром, ощущавшимся даже на метровом расстоянии.—
Вам чего, пацаны? — не очень любезно спросил он.—
Элла дома? — осведомился Максим.Хозяин квартиры зло посмотрел ему в глаза:
—
Нет её.—
А где она?—
Не знаю я, где она.—
Кому другому расскажи, ага, — Максим переступил через порог, чтобы не дать хозяину закрыть дверь. — Пока не скажешь, где Элла, — не уйду.Мужик сперва оторопел от такой наглости, потом повысил голос:
—
Да пошёл ты на хер!—
Маленько повежливее со мной разговаривай, ты, пьянь! — заорал Максим в ответ. Он узнал знакомые симптомы: этот алкоголик, несмотря на позднее время, был трезв и от этого очень зол, как голодный зверь.—
У! — мужик замахнулся здоровенной ручищей, но Максим был быстрее — выхватил из-за спины шокер, похожий на игрушечный пистолет странной формы. Щелчок — и два гарпуна впились в выпуклый курганоподобный живот отца Эллы. Невидимая сила бросила мужика на пол.Максим распорядился:
—
Вадик, закрой дверь. Тащим его внутрь. Элька! — крикнул Максим. Никто не ответил, только где-то в глубине квартиры тихонько бормотал телевизор.Тяжёлое тело валявшегося в обмороке мужика за руки отволокли на кухню по голому линолеуму, которым был выстелен пол.
—
Ты только посмотри, в каком дерьме он живёт! — оглядев убогую, захламленную кухоньку, воскликнул Максим. — Так, Вадик, поищи, чем его связать. Ну что, тварь, нравится? Нравится?! — завопил он, тыкая мужика лицом в горку окурков, возвышавшуюся прямо на полу. — Ненавижу-у-у-у! — завыл вдруг Максим совсем по-звериному, вцепившись мужику в редкие седые волосы. — Как же я вас всех ненавижу, с-с-суки!—
Макс, Макс, я нашёл… — пробормотал Вадим, вбежав обратно на кухню.—
Быстро ты!—
Вот, — с немного виноватым видом он протянул моток синей изоленты.—
Потянет.Максим перевернул мужика на живот, быстро скрутил ему руки за спиной, откусив лишнюю изоленту зубами, затем ноги. Подёргал
— вроде бы надёжно.Бросил моток на грязный пол. Вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Схватил со стола трёхлитровую банку с водой, громко отхлебнул, остальное вылил на голову мужика.
Тот очнулся. Громко зарычал, задёргался всем телом, забавно подпрыгивая над полом и матерясь.
—
Подождём, пока ему это надоест, — предложил Максим. Его трясло от злости. Он обернулся к висевшим над раковиной полкам с посудой и прочей утварью. Схватил кухонный нож, повертел в руках и положил обратно. Крови он боялся с детства. Взял длинную разделочную доску с удобной резной рукоятью, взвесил в руках, взмахнул — похоже на биту для сквоша, но тоже не то. Молоток, невесть как оказавшийся на посудной полке, оказался слишком лёгким. Наконец Максим задрал голову, приподнялся на цыпочках и взял с самой верхней полки длинную скалку.Мужик быстро устал. Отдышавшись немного, повернул голову в сторону незваных гостей и с ехидной злостью в голосе проговорил:
—
Молодые люди! А вы знаете, что лишать личность свободного передвижения — уголовно наказуемо?—
Во как запел, соловей, — Максим ткнул его скалкой в бок. — Здесь, что ли, почки?—
Пониже маленько, — буркнул Вадим, пребывавший в каком-то ступоре. — Может, лучше шокером?—
Нет. Надо так, чтоб на всю жизнь запомнил. Ладно, ты прав, лучше по заднице, а то ещё убьём.—
Только попробуй! — крикнул мужик.—
Как скажешь, — пожал плечами Максим и, размахнувшись, со всех сил нанёс удар по ягодицам.—
Убьюуууу… — завыл связанный, корча рожи от боли.—
Убьёшь меня? — истошно закричал Максим, срывая голос. — Хе! Ну, давай, убивай! Кто ж тебе мешает? Убивай! Убивай! Убивай! — каждый вопль он сопровождал ударом. Потом отскочил и со смехом стал передразнивать отчаянно гримасничавшего мужика.Связанный уткнулся носом в пол и зарыдал от боли и бессилия:
—
Да что ж вы делаете-то, подонки… Нету у меня ничего…—
Да я уж вижу, что ничего нет. Всё пропил. Тебе самому не тошно по уши в дерьме жить? Мразь! Пьянь! Жить-то хочешь, что ли? Хочешь жить?!—
Да что я вам сделал?! — жалобно взвыл отец Эллы. — Мне на работу завтра, мне завтра на работу! Отпустите! На работу мне завтра… ы-ы…—
Эллочку бил? — ядовитым голосом поинтересовался Максим и заорал: — Бил, я тебя спрашиваю?!—
Ну, бил, — нехотя признался мужик. — А что мне, смотреть, как родная дочь шлюхой растёт?—
А ты кто такой, чтобы её учить нравственности? Мать Тереза? Слушай ты, алкаш, я просто хочу знать, где она. Она мне нужна прямо сейчас. Куда ты её дел? Скажи мне, или, клянусь Богом, я тебя сейчас до смерти забью.—
Да откуда ж я знаю, где она? Она тут уже полгода не живёт!—
Врёшь, — сурово произнес Максим.—
Не вру. Сбежала она.Было похоже, что он говорит правду. Максим поджал губы: м-да, как-то неудобно получилось. Он отдал скалку Вадиму:
—
Будет дёргаться — сразу по башке. Я сейчас вернусь.Кроме кухни в квартире было ещё две комнаты. Сперва Максим заглянул в большую, где работал телевизор. Количество пустых бутылок из-под пива и недорогой водки, разбросанных везде, где только можно, поразило бы кого угодно, но не Максима,
— подобное он видел каждый день, пока жил с родителями.На телевизоре, в рамочке с подставкой, была чёрно-белая фотография хорошенькой полноватой девушки с длинной косой. Правый нижний угол карточки был пересечён чёрной полоской.
Максим отправился обратно на кухню, на обратном пути толкнув ногой дверь маленькой комнаты и заглянув внутрь. Там он увидел железную кровать без постельного белья и матраса, пустой комод с выдвинутыми пустыми ящиками, шкаф с полупустыми книжными полками. Включил свет, зашёл внутрь, провёл ладонью по полкам
— на коже остался толстый слой пыли. Пробежался взглядом по корешкам книг — одна фантастика. Книги стояли неплотно, между ними имелись просветы толщиной в одну-две книги — уезжая отсюда, Элла не смогла взять всё, поэтому ей пришлось выбирать самые любимые. На полу валялись обёртки от шоколадных батончиков и одинокий чёрный носок в розовую полосочку.—
Жену-то уморил, что ль? — спросил геймер, вернувшись в кухоньку. Он пытался успокоиться, но его трясло, как в лихорадке.—
Не уморил. Под машину попала, — угрюмо проговорил мужик, не отрывая носа от линолеума. — Два года назад.—
Звать тебя как?—
Аркадием.Максим мысленно ударил себя по лбу: ну да, она же Элла Аркадьевна, как мы уже выяснили.
—
Эх, Аркадий, Аркадий… Вот объяснил бы ты всё по-нормальному — никто б тебя бить не стал. На вот, опохмелись, — он вытащил из кармана комок каких-то купюр — кажется, 50 и 100-рублёвок — и бросил на пол. — Всё, Вадик, валим отсюда. Дай сюда, чего ты в неё вцепился! — завопил он и вырвал из лап Мельникова скалку и бросил её в раковину.—
Пацаны… — жалобно простонал Аркадий. — Развяжите…—
Сам развязывайся, — фыркнул Максим. — Вот, возьми, — он бросил на пол кухонный нож. — Сам как-нибудь дотянешься. А если хоть одной живой душе про нас скажешь — приедут пацаны на машине, тебя порешат, — зачем-то добавил он. — Медицинское всё примет.Выйдя на лестницу, Максим долго бил кулаками по стене, плакал, плевался и хохотал. У него была истерика.
Вадим нерешительно тронул геймера за плечо, когда тот немного успокоился:
—
Что с тобой?—
Ну… Вот… — язык Максима заплетался. — Это… Он… Я… Я мечтал убить своего отца. Всегда мечтал.—
Этот мужик на него похож, что ли?—
Мне на какое-то время даже показалось, что это он. Мне очень хотелось бить его не по жопе, а по голове.—
Ты бы его убил…—
Да. Боже мой, Вадим, что со мной происходит… я не могу так… мне надо уйти.—
А дело как же?—
Ах да, дело. Если я прямо сейчас не высосу баночку энергетика, я сломаюсь совсем. Идём.—
Откуда ты знаешь? — спросил Вадим, когда они вышли из подъезда.—
Что?—
Про озеро Медицинское.—
Да я много чего знаю. Вадик, не донимай меня глупыми вопросами, я сегодня злой.—
Ну, это я заметил… Может, домой?—
Нет, Вадик. Пока я не найду Эльку, я не успокоюсь.—
И где ты собрался её искать? Тебе ж сказали, что она дома уже давно не живёт…—
Да есть тут одно местечко.Максим двигался быстрым шагом, глубоко засунув руки в карманы и ссутулившись. Вадим еле поспевал за ним:
—
Макс, а откуда у тебя шокер?—
Всегда ношу с собой. Полезная вещь в хозяйстве.
***
Из-за неплотно прикрытой двери клуба “Ливерпуль” доносился шум, в котором с трудом, но можно было разобрать музыку.
—
Блэк-метал? — поинтересовался Максим.—
Скорее, дум.—
Ну, дум так дум.Значит, сегодня ночью репетирует какая-то другая группа, не “Пластика”. Ну, правильно, не каждую же ночь им тут зависать. Всё равно, стоит заглянуть.
Поколебавшись, Максим вошёл внутрь и тут же поблагодарил себя.
Музыкантов было всего двое
— оба длинноволосые, в косухах и кожаных штанах. На синтезаторе и электрогитаре они играли нечто очень громкое, неторопливое и тягучее, будто железного удава из водопроводной трубы вытаскивали. Тот, кто играл на клавишах, был тем самым парнем, с кем Элла разговаривала на концерте. Максим сразу узнал его, а он, в свою очередь, узнал Максима и даже удивлённо приподнял брови.Геймер отсалютовал ему двумя пальцами и встал, сложив руки на животе и всем видом показывая, что готов подождать, пока композиция не завершится, но клавишник прекратил играть и жестом попросил гитариста сделать то же самое.
Широко улыбнувшись, он подошёл к Максиму. Тот протянул руку, с удивлением осознав, что не очень понимает, что именно нужно говорить. Ясное дело
— надо попросить у него нынешний адрес Эллы, он-то наверняка его знает… Только как?—
Я Макс, — неуверенно произнёс он.—
Паша, — кивнул клавишник.—
Поговорить надо…Он добродушно пожал богатырскими плечами:
—
Давай.—
Нет, ты не думай, всё нормально… Я не драться пришёл.Тот хмыкнул:
—
Да и не думаю. Ты про Элку хочешь поговорить? У меня с ней давно уже ничего нет. Так, общаемся изредка.—
Пивка будешь?—
Пивка… Ну, можно. Денис, мы сейчас будем.—
Это мой друг Вадим, не обижай его, — добавил Макс. — Вадик, побудь пока тут.Мини-маркет оказался буквально в двух минутах ходьбы от клуба.
—
Тебе какого? — спросил Максим.—
Такого же, что и себе.—
Я пью энергетики.—
Годится… Я тебя не знаю? — уточнил Паша, когда они сели на чёрный заборчик, соединявший мини-маркет с каким-то бараком. — Ты в тусовке новенький?—
Видимо, да.—
Играешь где-нибудь?Максим чуть было не начал перечислять все свои чемпионаты, но удержался: вряд ли эту шутку оценят.
—
Не-а. Сочувствующий. Я б с удовольствием где-нибудь на чём-нибудь поиграл — музыкального слуха нет.—
Если слуха нет — дорога в барабанщики. У нас как раз ударника нет, — Паша гулко ухмыльнулся. — Я так понимаю, ты и с Элкой недавно спутался?—
В общем, да.—
И это понятно. Сам уже, наверное, понял, с кем связался?—
Ну, так… — Максим пошевелил пальцами.—
Её уже отымели все кому не лень, — пояснил свою мысль Паша. — И даже те, кому лень. Её на секс развести — проще, чем водички выпить. И ведь ей абсолютно всё равно, с кем, — с мальчиками, с девочками…—
Ну, наверное, ей лучше знать, как распоряжаться собственным телом…—
Я когда-то тоже так думал. А потом понял, что достоин лучшего, своей одной-единственной. — Музыкант закрыл глаза и пропел приятным баском: — Принцесса, будем вместе мы, как саркофага две стены…—
У саркофага их как минимум четыре, — поправил Максим.Паша отхлебнул из баночки, задумчиво и печально рыгнул. Потом спросил:
—
Макс, а собственно, что тебе от меня нужно?—
Хотел узнать адрес Эльки. Не родительский дом, а где она сейчас живёт-проживает.—
А оно тебе надо, дружище?—
Я просто хочу кое-что занести ей, извиниться кое за что и попрощаться.—
Ну, ладно. Давай я тебе адрес напишу. Только знаешь что… лучше не ходи туда. Передай через кого-нибудь. Хоть даже через меня.—
Нет. Нужно чем быстрее, тем лучше. И лучше лично.—
Тогда — на твой страх и риск. Главное — держи себя в руках, что бы ни случилось. И ни о чём не жалей. Тебе есть о чём жалеть, Макс?—
Да, — он отхлебнул энергетика и ненадолго затих, рассасывая во рту приятную кислинку. — Я однажды человека убил.—
О как, — Паша внимательно посмотрел в лицо Максима. — Случайно?—
В принципе, да.—
Расскажешь?—
Если хочешь.Ссутулившись и уперев взгляд под ноги, Максим рассказал свою историю. Там было и “Ты язва”, и “Почему ты не пьёшь вино?”, и “Ну что, прокатимся?”, и “Глаза, сука, глаза!”.
—
Искали? — спросил Паша, когда Максим умолк.—
Может, и искали. Я из общаги потом две недели не выходил. Как-то вот повезло.—
А ты точно знаешь, что ты того бурята убил?—
Нет. Но по-моему, убил. У него волосы слиплись от крови. Висел, как кукла.—
Хочешь моё мнение? Это было не убийство, а самоубийство.—
В смысле?—
Он очень плохо сделал, что с тобой связался. Это было то же самое, как если бы приставить к голове ствол и спустить курок. Он же видел, что ты салага…—
Так я и был салага.—
Вот. А салаги — самые опасные в мире существа. Их сила — это страх. Салага, он со страху может такое отмочить, что просто никто не отобьётся. Не парься по поводу тех парней. Они получили то, что заслужили.—
Ну спасибо, успокоил, — съязвил Максим.—
Я вот как-то раз видел, как здоровый пьяный бугай полез на одного моего друга. А этот друг никогда в жизни спортом не занимался, только за компьютером сидел и книжки читал. Такой тощенький, в очочках — типичный ботан. Мужик на него наседает, орёт, кулаками машет… Так у этого ботана с перепугу в башке чё-то щёлкнуло, он глаза зажмурил и не глядя этому амбалу куда-то заехал. Амбал согнулся и рухнул, долго потом не мог разогнуться.—
Ты это видел?—
Да.—
И не вступился?—
Не успел.—
Как зовут друга?—
Это имеет значение?—
Врёшь ты всё, — спокойно сказал Максим.—
Вру, — легко согласился Паша. — Наш тренер по таеквондо эту историю постоянно новичкам рассказывает, для поддержания духа.Максим даже посмеялся.
—
Ты хороший человек, — сказал он, хлопнув Пашу по спине. Спина оказалась твёрдой, будто бетон.—
Да ты вроде тоже ничего, — хмыкнул тот, скомкал в руках банку, словно она была из бумаги, и выкинул. — Ну что, погребли обратно?—
Ага.Максиму очень хотелось спросить, было ли у Паши что-нибудь с девушкой по имени Алина. Нет, лучше не стоит.
В “Ливерпуле” опять звучала музыка. Гитарист играл то же, что и раньше, а Мельников сидел за барабанами. Вадим, разумеется, не играл в полном смысле этого слова, ибо не умел (это было видно невооружённым глазом), а просто отстукивал обеими руками ритм. Лицо у Мельникова было таким сосредоточенным, будто бы он проходил финальную миссию какой-нибудь стратегии
в реальном времени.Гитарист внезапно прервал игру и обратился к Вадиму:
—
Покажи мне, как ты держишь палочку. Нет, не так надо. Ты её просто в кулак сжимаешь и фигачишь, а надо, чтобы она у тебя внутри кулака свободно ходила. Не надо её сжимать со всей дури — нежненько так возьми. Вот, смотри, — Денис отобрал у Мельникова одну палочку и продемонстрировал. Вадим попытался повторить это движение, но от первого же удара по барабану палочка выскочила из его толстых пальцев.—
Дэн, прости, этого виртуоза я забираю, — сказал Максим, посмеиваясь. — Пошли, Вадик. У нас ещё дела.
***
—
Элька, это ты? — прозвучало из-за двери.Максим узнал тот же голос, что звучал из телефона,
— голос этой таинственной Лилии. И ничего не ответил.Пауза. Потом Лилия всё-таки решилась открыть.
—
Вы к кому?Она была примерно тех же габаритов, что и Элла, даже крупнее. Ей было лет тридцать или чуть больше. Одета в чёрную ночную рубашку, нижняя губа проколота, ярко-чёрные волосы с ярко-белым пятном на макушке распущены. Судя по красноте в глазах и припухлостях под ними, Лилия недавно плакала.
—
Элла Лысухина здесь живёт?—
Да, здесь живёт. Со мной. — Последнюю фразу она произнесла особо веско, давая понять, что “со мной” означает нечто большее, чем “в одной квартире со мной”. Её взгляд стал суровым и одновременно любопытным: — А ты, значит, знаменитый Максим?—
Да.—
И что тебе нужно? — сухо спросила Лилия.—
Кое-что ей отдать…—
Давай мне, я передам.—
И попрощаться.—
Я за тебя попрощаюсь.—
Да где она?!—
Это у тебя надо спросить, где она! Где ты её оставил?—
Ты тоже её потеряла? Давай искать вместе.Она исподлобья посмотрела на него, но ничего не сказала. Колебалась.
—
Лиля, давай сядем и спокойно всё обсудим. Обещаю, я не буду отнимать у тебя Элю. Как только мы её найдём, я оставлю её в покое. Только не бей её больше.Она подумала и отшагнула от входа:
—
Ну, заходите.—
Так это ты поставила ей синяк? Зачем? — Максим нагнулся, чтобы расшнуроваться.—
Да затем, что она дура. Ума — вообще ноль! — Лилия громко постучала по тумбочке, стоявшей рядом со шкафом для верхней одежды. — Только и делает, что прыгает из одной кровати в другую. — Она готова была разрыдаться. — Сиськи вместо мозгов!—
А по-моему, ты просто ревнуешь. Я тебе звонил. Почему не отвечала? — Не дождавшись ответа, Максим осклабился. — Ненавидишь меня, да? Не надо меня ненавидеть. Очень скоро меня здесь не будет. И я навсегда уйду из вашей жизни. Эй, Вадим, заходи, чего встал?Мельников вполз боком сквозь приоткрытую дверь. Мрачно посмотрел на Лилию, спросил:
—
Тебе что, баклан на голову насрал?Максим захохотал. Лилия свирепо смотрела на них, сложив руки внизу живота.
—
Лиль, у тебя есть кофе? — спросил геймер как ни в чём не бывало.—
А ты наглый, — спокойно сказала она и ушла на кухню. Оттуда донеслось: — Проходите в комнату.Комната была одна: огромная кровать с пологом, стол с компьютером, сваленные где попало кучи книг и журналов, поверх которых лежали листы бумаги, изрисованные карандашом: очаровательные стройные принцессы в диадемах и каких-то ночных рубашках бродили по лесам, рвали цветы, целовались с единорогами или друг с другом. Вообще, беспорядок в комнате скоблил глаза, особенно кучки пыли, скопившиеся в тех местах, где стены смыкались с полом.
Максим поморщился: в комнате остро и едко пахло толстой немытой тёткой. Впрочем, от Вадима пахло не лучше, поэтому геймер быстро привык.
Уселись на краешек кровати, вместо столика пододвинув табуретку. Максим и Лилия
— рядом, соблюдая, впрочем, дистанцию. Вадим буркнул:—
Я за компом посижу.—
И наушники надень, — распорядилась хозяйка. Она буравила Максима взглядом.—
Ну чего? — поёжился он.—
Пытаюсь понять, что она в тебе находит.—
А?—
Я её и раньше отпускала погулять. Она быстро возвращалась. И всё было нормально. А вчера она как с ума сошла. Я её такой никогда не видела. Взяла наорала на меня.—
Наорала? Я что-то не могу представить Эльку орущей.—
Я тоже не могла. А я её знаю намного дольше, чем ты. Кажется, она в тебя серьёзно втрескалась. С чего бы вдруг? В тебе нет ничего такого особенного.—
Любовь с первого взгляда? Вполне научное явление. Даже формулу вывели, как говорят.—
Вчера она сказала, что я сука и что она больше не будет со мной жить. — Лилия вытерла слезы и негромко всхлипнула. Максим приобнял её, но она стряхнула его руки:—
Не трогай меня, кобель!—
Возьми платок, он чистый.Лилия взяла фиолетовый платок с синей каёмкой, уткнулась в него.
Пришлось подождать, пока она проплачется.
—
Что у вас случилось? — спросила она. — Эля и от тебя сбежала?—
Да. Мы с ней поругались, и я влепил ей пощёчину. — Это было неправдой, но рассказывать всё как есть было слишком долгим занятием. Ведь он действительно хотел ударить Элю, хотя и сдержался, — но Максиму всё равно было стыдно за это.—
Что? Ты Элю ударил? — со злостью в голосе переспросила Лилия.—
А что, тебе можно, а мне нельзя?—
Да я же за неё беспокоюсь! Она же глупая, как я не знаю кто! Нигде не учится, не работает, ничего не хочет, только и знает, что целый день жрёт и в игрушки играет.—
Она же вроде где-то учится…—
Это она тебе сказала?—
Да.—
А ты и поверил. Ты всему веришь, что девочки говорят?—
Давай не будем о грустном. Где вот теперь её искать — твои соображения?—
Если она сбежала от нас обоих, то она может быть где угодно. Понимаешь, где угодно. У неё было мужиков пятьдесят, а баб я даже не считала. Она просто может пойти к любому из тех, с кем у неё когда-то что-то было. Что ты хотел ей передать?—
Вот, — Максим положил на табурет коробочку. — Вместо её “кирпича”.Лилия вынула из коробочки и долго вертела в руках новенький чёрный телефон-раскладушку, который Максим купил по дороге в круглосуточном салоне связи. Молодой менеджер с голым черепом долго и манерно рассказывал о достоинствах этой модели, а Максим всё пытался вспомнить, где ж он видел этого дяденьку. Потом вспомнил: “тоненькая прослойка”
— и даже улыбнулся.—
И в честь чего такие подарки? — Кажется, телефон понравился Лилии. — Расплата за две ночи любви?—
Нет. Она подарила мне гораздо большее. Настроение. Мне было с ней хорошо, а мне мало с кем бывает хорошо.—
Странный ты.—
А ты?—
И я.—
Это ты рисовала? — Максим подобрал ближайший рисунок, где среди елей нежно лобзались две худеньких принцессы.—
Да.—
Дай угадаю: справа ты, слева — Элька?—
Наоборот. Видишь: у этой девушки тёмные волосы и сверху пятнышко.—
Ага, действительно, — кивнул Максим, присмотревшись. — Вот я вам завидую.—
Кому?—
Тем, кто может после себя что-то оставить. Художникам. Или, например, музыкантам и писателям. Был бы я художником — написал бы свою последнюю картину. Или писателем — написал бы последнюю книгу.—
А ты что, уже умирать собрался?—
Я чисто теоретически. Вдруг мне захочется покончить с собой — а мне и оставить-то после себя нечего…—
А ты знаешь, почему творческие люди кончают с собой?—
Ну, по-всякому. От несчастной любви. Или от всяких других невзгод.—
Нет, Максим. От несчастной любви и от “всяких других невзгод”, как ты выразился, им только лучше пишется. А вот когда понимаешь, что уже ничего не можешь создать, а можешь только повторять уже написанное, — это страшно. Вот тогда руки сами тянутся к лезвию.—
О, понимаю, а я б всё равно написал последнюю книгу. Зачем придумывать что-то новое? Сделал бы этакую компиляцию из старых произведений. Чтобы люди читали и говорили: так, это вот отсюда, а это — отсюда, а это мы читали там-то и там-то… У тебя творческий кризис сейчас, да?—
Да. Уже который день не могу ничего написать… Чувствую себя чем-то ненужным, никчёмным. И Эля это чувствует, поэтому убежала от меня. Она глупая как пробка, но у неё чутьё хорошо развито, как у зверюшки. Да она и есть зверюшка ненасытная.—
Зря ты так про неё. Она и Брэдбери читает, и Голдинга…—
Ну, Максим, что это за детский сад! Кто больше книг прочитал, тот и умнее — так, что ли? Она хоть все книги в мире прочитает, всё равно дурой останется.—
Любишь её? — серьёзно спросил Максим.—
Да. Люблю. А ты?—
Не знаю. Наверное, нет. Поэтому и уступаю её тебе. Обещаю: она обязательно к тебе вернётся. Обещаю.—
Да я верю…Долго сидели, скучно глядя в пустые чашки. Наконец Лилия сказала:
—
Мне пора спать. Вы меня и так из кровати вытащили.—
Нам тоже пора. Лиль, а можно мы у тебя перекантуемся? Неохота обратно тащиться. Мы хоть на полу ляжем, хоть в прихожей на коврике. А если мы будем плохо себя вести — ты нас веником.Лилия даже не улыбнулась, хотя Максим пытался пошутить.
—
Ну, зачем на полу. У меня для гостей есть раскладушка. А одного могу на кровать положить. Она большая. Только при условии, что не будут приставать.—
Договорились. Эй, ты, супергеймер! — Максим швырнул в Вадима попавшимся под руку карандашом.Мельников снял наушники:
—
Чё?—
Не хочешь провести ночь с дамой?—
Чё?!Максим обрисовал ситуацию. Вадим сморщился:
—
Я лучше на раскладушке.—
Выключай компьютер. Раскладушку возьмёшь в кладовке, бельё рядом в шкафу, — приказала Лилия и шепнула: — Странный у тебя друг.—
Хе! Ты тоже заметила?—
Я люблю спать с краю. Так что ты ложись к стенке.—
Ладно.Максим быстро разделся и устроился на кровати. Он не видел, как Вадим возится с раскладушкой, только слышал металлический скрежет. Потом Лилия выключила свет, чем-то побрызгалась (пшик-пшик) и грузно легла рядом. Стало тихо.
Спать не очень хотелось, хотелось лежать и думать о том, как всё странно. Несколько часов назад Максиму хотелось уйти отсюда навсегда
— а теперь пришли совсем другие мысли.Завтра похороны. Нужно там появиться. Там будет и Карина. Придётся найти у себя дар дипломата и как-то объяснить ей: то, что она видела вчера,
— это обман зрения. Точнее, объяснять придётся уже после похорон. Да и то, если она не убежит.Эх, вот хорошо пьющим людям: любой конфуз можно объяснить тем, что был изрядно нетрезв. И ведь поверят, и отнесутся с сочувствием. Максим вспомнил один известный фильм, про журналиста из дикой страны, который приехал в Америку и вёл себя так, как привык вести дома: присаживался покакать прямо на улице, дрочил перед
витриной на манекены с женским бельём, лез целоваться к прохожим… Фильм снимался скрытой камерой, поэтому добропорядочные американские граждане были в сильном шоке. Говорят, за время съёмок случайные свидетели семьдесят один раз вызывали полицию. А вот если бы нечто подобное происходило в нашей стране, никто бы и не подумал звонить в милицию. Все бы подумали, что этот человек, который странно себя ведёт, просто пьян. Ну, подумаешь, спустил штаны у всех на виду… Чего с алкаша взять? Он нажрался, и ему хорошо. Милиционер, может, поучил бы уму-разуму, а всем остальным было бы плевать или даже немного завидно.Сказать, что немного выпил, поэтому целовался с другой девушкой? Нет, нельзя. Раз уж заявил, что не пьёшь, и она поверила
— так и держись до конца. Но как-то же надо объяснить? А может, и не надо ничего объяснять? Ведь Карина злится на него. Она ревнует — значит, хочет его. А это уже её проблемы. Отсюда вывод: завтра ведём себя как ни в чём не бывало. Если ей от него что-то нужно — пусть сама добивается. Хе!И всё-таки я здесь задержусь. Ещё на пару дней как минимум. И выиграю это глупое пари с Константином. Да!
Улыбнувшись, Максим закрыл глаза. Но вскоре опять распахнул их, когда под ним зашевелилась кровать. Это ворочалась Лилия, молча пододвигаясь ближе к Максиму. В темноте он увидел её голову в подозрительной близости от своей.
—
Уйди на фиг, — сказал он и несильно оттолкнул Лилию, положив ей ладонь на лицо. Художница на этом не успокоилась. На кровати началась громкая возня.—
Да что вы там делаете? — плаксивым голосом возопил Вадим.Максиму кое-как удалось отбиться от похотливой толстухи, в итоге он устроился на боку лицом к стене, а Лилия обняла его сзади, как плюшевого медведя, и на этом угомонилась. Возможно, она представляла на месте Максима Эллу. А может, и нет.
Текст: “Правила ухода”. (Из категории “Основы”.) Малькольм Смехов, 20 лет. Источник: young4ever.org
Если хочешь уйти
— уходи. Тебя здесь никто не держит.О предстоящем уходе не рассказывай никому, кроме тех, кто в теме.
Пусть твой уход будет молчаливым. Не оставляй предсмертных записок друзьям и родным, посланий в аудио и видео. Исключения
— прощания, которые выкладываются на тематических сайтах. Те, кто не в теме, вряд ли когда-нибудь их найдут.Снимая прощание на видео, не забудь представиться, расскажи, как давно ты в теме, почему решил стать вечно молодым. Непременно скажи, что прожил долгую, счастливую жизнь и ни о чём не жалеешь.
Выложив на тематическом сайте аудио- или видеозапись, не забудь удалить со своего компьютера оригинал. Не подставляй своих братьев и сестёр.
Категорически недопустимо:
—
называть свой уход иначе, как просто “уход”,—
снимать на видео, фотографировать или как-то иначе запечатлевать уход,—
принуждать кого-то уйти. Уход возможен только по собственной воле.
8. Вторник
Опять снились кошмары. Будто он опять в квартире своих родителей и ночью видит из окна, как над городом летит огромное беспощадное существо, и все, кто его видит, уже мертвы, потому что спастись невозможно. Максим чувствовал, как что-то бескрайнее, от которого некуда бежать, нависает над ним, готово его поглотить и погрузить в пучину чего-то, что не закончится смертью. Он не мог кричать, не пытался бежать. Мысли были другими. Нужно всё делать, как ОНО прикажет, тогда ОНО сохранит ему разум и позволит
прожить ещё хотя бы немножко… Максиму хотелось пасть ниц, биться в истерике, лить водопады слёз, целовать грязь, поливать себя дерьмом, лишь бы Великое и Прекрасное ОНО сжалилось над его ничтожной жизнью…Результат
— неприятное пробуждение и долгий отходняк. Лилии не было, от неё осталась только вмятина в кровати и лёгкий, но неприятный запах её тела.Вадим сидел за компьютером и пил ароматный кофе.
—
Времени сколько? — спросил Максим.—
Десять.—
Через два часа похороны Алёны… Успеваю. Хозяйка где?—
За жратвой пошла, а то завтракать нечем. С тебя двести рублей.—
За что?—
Я ей отдал последние бабки.—
С меня пятьсот рублей, — сказал Максим. — Плюс хозяйке за ночлег.—
Денег некуда девать? Вот на тебя все бабы и вешаются.—
Да кто — все? Если ты эту толстуху Лилю имеешь в виду, так она просто нетраханая. Мужской половой член — это такая штука, что ни пальцами, ни языками, ни вибраторами не заменишь. Чего ты ушами хлопал? Тебе ж предлагали лечь с ней. Отличная была бы парочка.—
Мне жирные тян не нравятся, — угрюмо заявил жирный Вадим.—
Ну это похвально, что ты хотя бы знаешь, что тебе нужно. Только двигаться надо всё равно от худшего к лучшему.Завтракали молоком, кофе, сухими “подушечками”, шоколадом, бутербродами с плавленым сыром. На прощание Лилия подарила Максиму один из своих рисунков
— тот самый, который ему понравился, с двумя принцессами на фоне берёзок.Ещё один сумасшедший день в нашем сумасшедшем доме, подумал Максим, выйдя из подъезда. Сладко потянулся. Хлопнул Вадима по плечу:
—
Ну, брат, мы с тобой расходимся. На похороны я тебя не зову.—
Да я б и сам не пошёл.Хорошо Вадиму в своём батискафе. Как бы он ни делал вид, что ему плохо, одиноко и всё остальное,
— на самом деле вне батискафа ему было бы ещё хуже. Каждый сам выбирает, кем быть и с кем быть.
***
Возле подъезда собралась небольшая толпа человек в шестьдесят. Одна молодёжь
— друзья и однокурсники.Конечно, Максим не собирался плакать на похоронах малознакомой девушки. Но, когда вынесли гроб с телом Алёны для прощания, геймер почувствовал, что внутри у него как-то холодно и плохо. Он не знал, как объяснить это чувство, но всегда испытывал его, глядя на мёртвое тело. Покойников он видел достаточно, спасибо трём месяцам работы охранником в морге. Охранять там было нечего, основная обязанность была в другом
— возить туда-обратно каталки и — это было самое отвратное — постоянно перекладывать. С машины — на каталку, с каталки — на стол. Или в обратном порядке, если приезжали родственники забрать тело. Дотрагиваться было неприятно, даже сквозь перчатки. Отвращение живого к мёртвому. Страх живого перед мёртвым. Жалость живого к мёртвому. Изо всего этого рождается одно цельное, гнетущее чувство, описать его можно одной фразой: я жив, а он умер.Лицо девушки уцелело после страшного падения, но было серым и каким-то сжавшимся, узнать его было трудно. Оставалось лишь поверить, что это действительно Алёна. Тело было завёрнуто в какое-то белое покрывало, будто в кулёк, только лицо и торчало наружу. На лбу
— бумажка с какими-то церковными письменами. Какая всё-таки пошлость, подумал Максим, какая безумная, нелепая смесь православия и язычества эти ваши похороны. Сейчас гроб понесут, и следом за ним будут бросать еловые лапы — чтобы покойница назад не пришла.А отец и мать у Алёны совсем пожилые, невысокие, оба в очках, отец сильно сутулится. Не плачут
— всё уже выплакали. Только сестра Катя трёт глаза.Минуты тянулись, Максиму стало невыносимо. Он мял в руках бейсболку, несколько раз переходил с места на место, продолжая смотреть на Алёну. Изредка лишь пробегал глазами по лицам пришедших. Кое-кто плакал навзрыд, кое-кто молча стирал слёзы, остальные просто смотрели. Среди незнакомых и малознакомых людей Максим увидел и Карину. Она стояла возле автобуса, прячась за спинами однокурсников Алёны. Должно быть, не хотела, чтобы Максим её видел.
…На кладбище ехали на двух автобусах. Максим нарочно сел не в тот, в который села Карина. И место занял рядом с незнакомыми людьми, которые даже на той злосчастной вечеринке не были,
— Максим, по крайне мере, их не помнил.Ещё одно прощание. Поцеловать Алёну в лоб, пусть и через церковную бумажку, решились немногие. Максим решился, сам не зная зачем. При этом не испытал ничего, кроме того, что ощущал с самого начала. Он оказался примерно восьмым по счёту. Первым был какой-то парень, который, рыдая, упал перед гробом на колени.
Третье прощание
— когда Алёну закопали. Парни и девушки выстраивались в очередь, чтобы прикоснуться ко временному деревянному кресту на её могиле. Кое-кто уже начал разбредаться. Максим заметил, что Карина тоже шагает по дорожке в сторону ворот, и поспешил за ней.—
Привет, — сказал он.—
Привет, — спокойно произнесла она. Сейчас было неуместно выяснять какие-то отношения.—
Ты куда?—
А что?—
Предлагаю пройтись. Куда-нибудь в центр.—
Зачем? — равнодушным голосом спросила она.—
Чтобы вернуться в мир живых.Карина вгляделась в лицо Максима, оно казалось каким-то растерянным. Факт: этот парень временами говорил удивительно правильные, умные вещи.
—
Пойдём, — согласилась она. — Только не трогай меня.—
И ты меня.Она усмехнулась без улыбки.
К городу вела асфальтовая дорога, проложенная сквозь луга. До ближайших домов
— минут двадцать ходьбы. Была и автобусная остановка под названием “Кладбище”, но Карина и Максим, не сговариваясь, отправились пешком.—
О чём ты думал? — спросила девушка.—
Когда?—
Сейчас.—
Старался ни о чём не думать. Изо всех сил отгонял все мысли. Ну о чём я мог думать? Как плохо, что Алёна умерла? Это было бы лицемерием. Я её почти не знал. И в окно она прыгнула по своей воле. Нет, мне её нисколько не жаль. Просто как-то хреново на душе. И даже было чувство, что вот-вот заплачу. Хотя… трудно не заплакать, когда вокруг плачут.—
Странно… — раздумчиво сказала Карина. — У меня было то же самое. Для меня Алёна тоже не вот кто. Просто сестра одной из подруг. Мы с ней мало общались. И мне… и я… — она запнулась. — Максим, я там чуть не разревелась.—
Что ж ты сдержалась? — невесело поинтересовался Максим. — Это было бы к месту.—
Мне показалось, что я хочу плакать от жалости к себе. Что когда-нибудь и я буду лежать вот так…—
Так, всё! — прикрикнул Максим. — Сменили тему! А то так никогда не оживём!—
Ты забавный…—
Я забавный, и я прав.—
Да, ты прав. Ты прав. — Карина попыталась сделать обычное выражение лица и обычный голос. — И что ты предлагаешь?—
Накупить мороженого, сесть на лавочку и лопать, пока животы не заболят. Тогда точно вспомним, что мы ещё живы.—
Глупо, — сказала она.—
Есть другие варианты?—
Не знаю. Ничего не хочу.—
Даже мороженого?—
Ты всё равно не знаешь, какое я люблю.—
А ты мне разве не скажешь?—
Нет.—
Тогда я куплю разных, а ты сама возьмёшь, какое понравится.—
Метёлкин, Метёлкин… Привык деньги на всякую ерунду тратить. Так уж и быть, помогу тебе сэкономить, — она с трудом улыбнулась. — Смешно. Я в этом году ещё ни разу не ела мороженое. Если б не ты, я бы и не вспомнила.
***
Через полчаса они сидели на скамейке возле фонтана.
—
Ты неправильно ешь, — сказала Карина.—
А?—
Слишком быстро. Мороженым надо наслаждаться, а ты его пожираешь.—
И что?—
Так оно быстро кончится.—
А я другое куплю.—
Растягивать удовольствие ты не пробовал?—
Я привык получать удовольствие сразу и помногу. Если мне будет мало одного мороженого — куплю несколько и буду есть, пока не надоест.—
Ты ничего не понимаешь, — усталым и немного злым голосом произнесла Карина, глядя перед собой. — Ты привык, чтобы тебе было всё и сразу. Иногда лучше перетерпеть, чем хватать первое, что подвернётся. Я так никогда не делаю.—
Ты молодец, — ответил в тон ей Максим.—
Мне вчера предложение сделали.—
И ты, конечно, отказалась.—
Да. Даже ты на моём месте отказался бы.—
Это был тот жиртрест, что ли?—
Ты угадал.—
Тогда понимаю.—
Не понимаешь. Я спрашивала его: а с какой стати мне нужно за него выходить? Знаешь, что он отвечал? “Ты серьёзная, взрослая девушка, тебе уже пора”. Про любовь вообще ни слова! Хотя я его даже не уважаю, а не то что не люблю.—
Нет, ну в чём-то он определённо прав. Вот вы, девочки, думаете, что брак — это такая красивая романтичная сказка. Чтобы принц на белом коне, и любовь до гроба, и цветы каждый день, и кофе в постель… Причём это я даже не преувеличиваю — большинство девчонок так и думает. Но только до первого брака. Со мной в одной группе училась одна девушка, Юля. Моя первая любовь…—
Не поздновато для первой любви?Максим оставил выпад без ответа.
—
Она была помолвлена. И к концу второго семестра вышла замуж. Ходила счастливая, всем показывала своё колечко и говорила: “Замужем ништяк!” Потом меня выперли из универа, и я её больше не видел. Только недавно узнал: развелась. Оказалось, что у её мужа есть ещё одна семья в другом городе. Какое-то время жил на два дома, а потом переехал в другой город, к той, другой, а Юлю бросил с двумя детьми, с двойняшками. Так что это только в детских сказках женятся по любви. А вот эти “серьёзные, взрослые люди” женятся потому, что так удобнее жить. Так что этот твой толстяк всё правильно понимает. Тем более ему в его возрасте холостяком жить как-то уже не того…—
Ну, ему не так уж и много. Двадцать семь. Будет.—
Сколько? Двадцать семь? А выглядит лет на сорок. Ни хрена себе, я валяюсь! — Максим, к удивлению Карины, разволновался. — Двадцать семь лет! Брюхо и лысина!—
Да, брюхо и лысина. В наше время люди быстро стареют. Знаешь, Максим… он мне устроил экскурсию по своей квартире. Показывал мои будущие владения, так сказать. Я долго не понимала, чего он от меня хочет. А потом поняла… И почувствовала себя такой… маленькой-маленькой девочкой. Взрослый дядя привёл меня к себе домой, предлагает что-то такое… взрослое. А мне этого не надо. Не сейчас. И уж точно не с ним.—
Ну, это понятно.—
Понятно, — согласилась Карина. — А ещё я подумала… А если бы я была на десять лет старше… и у меня бы никого не было… я бы согласилась?—
Нет. Мне кажется, ты в тридцать лет будешь сильной.—
Не представляю себя в тридцать лет.—
И не надо. Живи, как живётся. А когда стукнет тридцать — просто посмотришь в зеркало.—
Метёлкин, ты всё время говоришь такие вещи… Вроде ерунда, а вроде и возразить нечего. Что это была за баба, с которой ты лизался? — без всякого перехода спросила она.—
Одна моя знакомая.—
Знакомая, да? И давно вы знакомы?—
Дней пять.—
И зачем ты с ней лизался?—
Захотелось.—
Ты всегда делаешь, что хочется?—
Мы это уже обсудили.—
Может, у тебя здесь семья?—
Откуда у меня здесь семья?—
Ну, не знаю, может, у тебя по всей стране в каждом городе по бабе, и ты постоянно ездишь от одной к другой. Метёлкин, я тебе больше не верю. Мне кажется, ты опасный человек. Что тебе вообще от меня надо?—
Хочу закончить наше с тобой расследование.—
А я уже ничего не хочу. Увидела Алёнку… Ведь всё равно её уже не вернуть.—
Её — нет. Но можно спасти других от секты, если это действительно секта. Остановить безумие.—
Ты до сих пор веришь, что это секта?—
Я не верю никому, ничему и ни во что. Всё, что я знаю, — что у твоего брата есть подружка, которая читает книжку про Питера Пэна. И это наша единственная зацепочка.—
Да. Да, — грустно кивала Карина.Какое-то время жевали мороженое молча.
—
Тебе лучше?—
Ты знаешь, да, — сказала Карина. — Спасибо, оживил.—
Ну, тогда до вечера. В семь часов забегу к вам.Дома Карину ждала открытая коробка конфет. Большую часть ещё вчера вечером съела мама, похваливая Максима. Звала к столу Карину, а та заперлась у себя. Ей тогда было нехорошо. До дома доехала на маршрутке. Очень боялась, что Миша опередит её, встретит у подъезда. Весь вечер не выходила из комнаты, мобильник отключила. Когда задребезжал домашний
— вздрогнула. Оказалось, Сане звонила его зазноба. Ну когда он уже себе на сотовый заработает!Спасибо Максиму
— Карина уже так объелась сладким, что при одном взгляде на конфеты её начало мутить. Рядом с коробкой лежали деньги и записка от мамы: “Сходи за хлебом, вымой посуду и приберись на кухне”.Интересно, мама видела сегодня Мишу? А если да
— он ей пожаловался или нет? Скорее всего, нет. Ей бы не понравилось, что какой-то мужик, пусть даже и знакомый, заманил её дочь к себе домой. Если уж кто-то и имеет право жаловаться, то уж всяко не Миша.Нет, решила Карина, жаловаться не стоит. Пока не стоит. Если Миша не дурак, то он сам всё поймёт и больше не будет к ней приставать.
Беда только в том, что он дурак.
***
Максима встретил Мельников:
—
Ну, что? Как всё прошло?—
Как-как! — рассердился геймер. — Как надо. Вынесли, отвезли и закопали. Не задавай мне глупых вопросов. Всё. Иди себе в комнату и играй в свои игрушки, а меня не дёргай. Никчёмное создание.Бурча, Мельников удалился к себе.
А Максим распахнул дверь своей комнаты и замер. Смог сказать лишь:
—
Святые покемоны…На его кровати, продавив громоздким телом металлическую сетку, сидела панда.
—
Привет, — грустно сказала она, подняв чёрную лапу.—
Фу, Элька, это ты. — Мощный шок сменился столь же мощным отходняком, Максим аж пошатнулся и прислонился к стене. — Чё это ты придумала?—
Ну ты же сказал, что любишь панд… Я теперь панда. Грустная панда.Максим сел на кровать рядом с ней:
—
Ты как сюда попала?—
Вадим меня впустил.—
И ничего мне не сказал!—
Это я его попросила. Чтобы был сюрприз.—
Да уж, хорош сюрприз. Я чуть собственное сердце не высрал. Элька, где тебя черти носят? Возвращайся домой, Лиля беспокоится.—
Я не хочу к ней возвращаться. Я её ненавижу.—
Придётся, потому что я скоро уеду. Пора тебе узнать наконец: я сюда заехал на несколько дней. Скоро меня не будет в городе. Может быть, даже завтра. Только закончу одно дело… Серьёзно, Эля, возвращайся к Лилии. А можешь даже домой к папаше. Какой ни есть алкаш, а всё-таки родной отец. Он больше не будет тебя обижать. А если будет — скажешь волшебную фразу: “Медицинское всё примет”. Он сразу станет как шёлковый.—
Ты меня искал, да?—
Да, Элька. Я очень за тебя беспокоился. — Он обнял панду и положил голову ей на грудь, а та обхватила его лапищами и стала гладить по голове. — Прости, что вчера так получилось…—
Ты любишь ту девушку, да? Которая приходила?—
Если б я только знал, что такое любовь… Могу ли я вообще любить? Разве что панд… Откуда этот костюм?—
У меня один знакомый мальчик работает в детском музыкальном театре…—
Я даже не спрашиваю, на что ты пошла, чтобы заполучить этот костюмчик…Максим продолжил исследовать костюм панды. Это был комбинезон с застёжками на животе, так искусно спрятанными в густой шерсти, что найти их даже на ощупь было непросто.
—
Вадим не сильно напугался?—
Ты думаешь, я в таком виде пришла? — засмеялась панда.—
А что? Чем плохая идея? — Максим притиснул её крепче к себе, стал гладить шерсть. — Такая мягонькая, прикольно…—
Я твоя фурри! — сказала панда.—
Кто?—
Ну, это такие человекоподобные зверюшки из аниме…—
Я в этом не очень разбираюсь… Ой, — он сперва остановился, а потом попытался прощупать сквозь комбинезон. — Ты что, там под костюмом голая?—
Конечно, а ты как думал? — засмеялась панда.За каких-то несколько мгновений Максим возбудился. Панда это почувствовала.
—
Разденься сам, — попросила она. — У меня лапы очень неудобные.Максим представил, как сейчас повалит её на кровать, возьмёт ножницы, прорежет в костюме панды дырочку, в соответствующем месте… Представил и сказал:
—
Эля, давай не надо. Я тебя прошу…—
Ты разве не хочешь иметь собственную панду?—
Нет.—
Почему? Из-за неё?—
Нет. Дело не в ней и не в тебе. Меня скоро здесь не будет. Смысла уже нет ни в чём.Панда грустно вздохнула и крепче обняла его. Так они и сидели, пока в комнату не ввалился весёлый Костя.
—
Приве-е-ет! — весело крикнул он, раскинув руки в стороны, и остановился.—
Здорово, — сказал Максим. Панда помахала лапой.Костя вышел из комнаты затылком вперёд, стукнувшись раскинутыми руками о косяки, и молча закрыл за собой дверь.
Через полчаса Максим и одетая в прежний чёрно-розовый наряд Элла появились в гостиной. Девушка держала в руках чёрный пакет, набитый костюмом панды.
Возле двери они остановились:
—
Не провожай меня, Максик.—
Ты куда? К Лилии?—
Угу. Вещи забрать.—
Потом к отцу?—
Угу.—
Ну, как хочешь. Я не верю в то, что алкоголика можно исцелить… Но хотя бы постарайся. У него вообще никого не осталось — может, хоть ты сможешь на него как-то повлиять.—
Угу.—
Ладно, Эллочка. Пока.—
Когда уезжаешь?—
Ты ещё узнаешь об этом.—
Ты же зайдёшь попрощаться?—
Обязательно. В крайнем случае напишу.—
Ладно… — Элла стёрла слезу с пухлой щеки. — Спасибо за телефончик… очень хороший.—
Телефончик?—
Ты.Он поцеловал Эллу в носик и закрыл за ней дверь.
Вот так. Всё, что имеет начало,
— имеет и конец.Максим вошёл на кухню.
—
Я буду скучать по ней, — сказал он.Костя, длинноволосый, в белой рубашке навыпуск, поднял стакан с пивом, сказал:
—
Аминь!И немедленно выпил.
—
Опять пьянствуешь?—
Да какое “пьянствую” — пиво. Впрочем, вам, трезвенникам, не понять. Всё, спровадил её? Попользовался и выкинул? — Он шутливо погрозил пальцем. — Ой, озорник. А с Кариком у тебя что?—
Пари я пока что не выиграл.—
Мне почему-то кажется, что выиграешь. Почему ты меня не спрашиваешь, как прошёл мой первый рабочий день?—
Всё, что мне нужно знать, ты расскажешь сам.—
Так и говори, что неинтересно, и не выпендривайся.Максим уселся за стол:
—
Я внимательно тебя слушаю. Если ты прямо сейчас мне во всех подробностях не расскажешь, как всё прошло, то ты мой враг по гроб жизни.—
Во, давно бы так.—
Подожди тогда, я кофе себе сделаю…
***
—
Кофе готов! Прошу к столу! — сказала Аня.Полтора часа назад Карина и Максим впервые увидели подружку Сани и поняли, что расследование зашло в тупик.
Ане было что-то около тридцати. Коротышка
— ниже кавалера на две головы. Забавно лохматая, кудрявая. Говорит детским голосом.Она работала менеджером по подбору персонала в компании “Третья планета”. С Саней, как нетрудно было догадаться, познакомилась на собеседовании. “Интересно, соблазнила она его там же?”
— подумал Максим.Аня очень отличалась от прочих сотрудников компании
— улыбчивых зомби. По её надменно вздёрнутому носику, манере ходить, говорить было ясно: она считает себя выше всех: собеседников, сослуживцев, компании, мужчин, женщин…Около часа бродили по улицам, разбившись на пары. Первыми шли девушки. Карина задавала Ане много бестактных вопросов: сколько она зарабатывает, где и с кем живёт, почему до сих пор не замужем. Максим шагал следом, рассказывал Сане про чемпионат “Панда геймз”, а сам краем уха прислушивался к разговору дам. Узнал
, что Аня живёт в трёхкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей, что её отец был выдающимся профессором, что она до сих пор не нашла себе дело по душе, а в “Третьей планете” работает до тех пор, пока не подвернулось что-то более интересное. А что до брака, так этот, как она выразилась, “обычай” ей вообще не интересен. Кажется, слово “интересно” вообще было определяющим в мировоззрении этой профессорской дочки, которая выросла в уютной интеллигентской теплице и не желает её покидать. Да и зачем? Максим любил общаться с такими, как эта Аня. Эти люди подтверждали его давнюю теорию: каждый человек живёт в той реальности, которую сам создаёт, и поэтому не стоит говорить, что реальность одна и к ней нужно адаптироваться.На площади возле фонтана они увидели людей разного возраста, парами танцующих какой-то древний твист под аккомпанемент кассетного магнитофона. Их было двенадцать, обоих полов поровну. Одеты в спортивные костюмы, старенькие джинсы, кеды
— во что угодно, лишь бы было удобно танцевать быстрые вертлявые танцы. Какой-нибудь танцевальный кружок занимается на свежем воздухе.Аня остановилась и стала двигаться на одном месте, подражая танцорам. Повернулась к Сане и поманила его к себе пальчиком. Тот смущённо отшагнул назад.
—
Давай-давай, — Максим шлёпнул его по спине.—
Ну, если сам Безумный Макс мне приказывает… — засмеялся тот.Они с Аней закружились в паре. Подружка Сани двигалась умело, изящно
— видимо, тоже когда-то посещала подобный кружок. Саня быстро подстроился под её движения.—
Она ведёт себя, как маленькая девочка, — сердито шепнула Карина.—
А тебе завидно? — поддел Максим.Потом Аня пригласила всех в гости.
На стенах
— ковры с пейзажами, на занавесках — гарцующие на конях рыцари и их великолепные замки. Вдоль стены — книжные шкафы. Люстры и вся мебель — дорогие, стилизованные под средневековье.—
У тебя тут как в музее… — заметил Максим.—
Да… я так иногда себя и чувствую — смотрителем в музее… — вздохнула Аня. — И посетителей мало.Геймер рассматривал книги.
—
Эту коллекцию мой папа всю жизнь собирал, — сказала Аня. — Уникальные издания, на языке оригинала.—
Ты их все прочитала?—
Я свободно читаю по-английски и по-немецки. По-испански — со словарём.—
А “Питер Пэн” у тебя есть?—
Конечно, — Аня даже не удивилась. — “Питер Пэн” — моя любимая книжка, с детства. Я до пятнадцати лет у всех друзей просила, чтобы они меня называли Вэнди…—
Тоже на языке оригинала?—
Да. Вот: издано в Лондоне, 1927 год.У Ани всё было подлинное, что называется, “оригинальное”: и книги, и виниловые пластинки (в основном джаз и блюз первой половины XX века, но нашлось место и пластинкам “битлов”, и дискографии Майкла Джексона), и даже кофе
— настоящий, бразильский, нескольких сортов. Даже пирожные в холодильнике у Ани были какие-то особенные. Максим таких в жизни не пробовал — откусил и надолго выбыл из разговора. А когда всё слопал — самолично отправился на кухню за добавкой. А заодно осмотреть остальные комнаты.Исследуя квартиру Ани, Максим забрёл в спальню, где обнаружил декоративный фонтанчик, украшенный фигуркой.
—
Писающий Мальчик, что ли? — спросил он сам себя.Подойдя поближе к фонтанчику и вглядевшись в фигурку, Максим понял, что ошибся. Обнажённый парнишка был намного старше своего брюссельского собрата
— на вид ему было лет тринадцать. Его половой член, сжатый обеими руками, был эрегирован, вода выстреливала из него короткими струйками.Минуты две Максим обалдело рассматривал Мастурбирующего Мальчика. Потом направился на кухню. За пирожными. На обратном пути столкнулся в коридоре с Саней. Даже в полутьме было видно, как горят его глаза.
—
Ну, как тебе Аннушка? — спросил он.—
Отлично.—
Ты бы её трахнул?—
Обязательно. И не раз.Саня горделиво усмехнулся.
—
Макс, где-то через минуту мы с Аней вас оставим.—
Чего ты мне докладываешься? Действуй. Меньше слов — больше дела.—
Я не об этом, а вот о чём: если ты хочешь что-то сделать с Кариной, можешь приступать.—
И ты не против?—
Чтобы мою сестру трахнул великий человек? — он засмеялся, для него этот вопрос был риторическим. — Действуй, Безумный Макс!—
Ладно, иди куда шёл, подхалим, — усмехнулся Максим. — Э нет, постой!—
Что?—
Давно хотел спросить, да всё забываю. Я у тебя в компе нашёл порнорассказы. Это ты пишешь?—
Не. Чукча не писатель, чукча читатель.—
Скачиваешь?—
Да. Помаленьку. Я не люблю тексты на порносайтах — там одна похабщина. Я люблю хорошие авторские тексты, чтоб без мата и всяких тошнотворных подробностей. Вот недавно нашёл один журнальчик, там таких текстиков много. Называется мистериоззо точка лайвджорнал точка ком.—
Ты хоть знаешь, чей это журнал? Вадима Мельникова.—
Фигасе! И откуда он всё это знает?—
Да просто фантазия у него богатая, вот и всё. И к прекрасному тянется.Максим вернулся за стол. Он, Карина и Аня сидели ещё какое-то время. Хозяйка
— в кресле с красивыми резными подлокотниками, которые заканчивались львиными головами. Гости — на широком диване с валиками, но без спинки. Кофе пил один Максим, все остальные — красное вино. Понурая Карина от алкоголя нисколько не развеселилась.Аня своим смешным тоненьким голосом рассказывала про свою подборку редких книг, потом сказала: “Пойду посмотрю, где там Саша пропал”, и вышла.
—
Что какая хмурая? — спросил Максим, пододвигаясь к Карине. — Обломно, что расследование накрылось?—
Вот именно. Обломно. Самое точное слово.—
Не грусти. А то буду щекотать.—
Ты что?Максим тут же ткнул её указательными пальцами в бока. Она шлёпнула его ладонями по рукам:
—
Ты что делаешь?—
Поднимаю тебе настроение. — Он стал так агрессивно щекотать девушку, что та оторопела от неожиданности, только отодвигалась и несильно отталкивала его руки. Потом Карина упёрлась в валик, и отодвигаться стало некуда. Максим тут же придвинулся к ней вплотную и обнял за талию.—
Что ты делаешь? — повторила она.—
Как ты думаешь, а? — он посмеивался. — Тебе что, нужно официальное уведомление? Мадам, я имею честь к вам приставать!Он попытался поцеловать её, но она увернулась:
—
Дурак! Они сейчас вернутся!—
Если ты ещё не поняла, они не вернутся. Слушай.Он замолчал, даже дыхание затаил. То же самое сделала и Карина.
Стали слышны смех Сани и повизгивания Ани. Карина не сдержалась и почти выругалась:
—
Да они охренели, что ли? Это же свинство!—
Нет, вот это свинство, — Максим куснул её за ухо.—
Давай без фанатизма! Ты возбудился, что ли? Отстань! — Девушка стала вырываться, но не смогла. — Успокойся, Метёлкин. Не буду я тебя обнимать и целовать.Максим прикасался губами к её щеке. Она не возражала, но сразу же отворачивалась, когда он пытался дотянуться до её рта.
—
Что тебе нужно от меня?—
Ты мне очень нравишься.—
И поэтому ты хочешь затащить меня в постель?—
Думаешь, всё так просто?Она посмотрела на него с сожалением:
—
Метёлкин! Только сказки мне тут рассказывать не начинай, про любовь с первого взгляда! А особенно после того, как целовался с той коровой.—
Она первая ко мне полезла, — соврал Максим.—
А ты и рад. Привык, что девчонки сами на тебя прыгают? Чемпион фигов. Уйди. Сядь вон туда и не трогай меня, — она толкнула его плечом. Максим только крепче её обнял. Меньше всего ему хотелось разжимать руки.—
Что ты вообще ко мне прилип?! — воскликнула она. — Тебе мало твоих жирных подружек?—
По сравнению с тобой они — никто.—
Да что тебе надо?—
Я хочу с тобой быть.—
И что ты имеешь в виду?—
Например, вот это, — воспользовавшись тем, что Карина повернулась лицом к нему, Максим проворно схватил её за щёки и притянул к себе. Она изо всех сил пыталась вытолкнуть его язык из своего рта, но не кусала его, хотя могла бы.—
Ты что делаешь? — прошипела она.—
А ты что?! — Максим откинулся назад и упал на диван, а Карина оказалась на нём верхом. — Взяла, завалила меня. Помогите, насилуют! — пискляво крикнул он.—
Ах ты… мерзавец… — пытаясь вырваться, она тёрлась об него всем телом. Быстро устала, раскраснелась и остановилась, чтобы отдышаться. — Я сейчас царапаться начну, — предупредила она.—
А откуда ты знаешь, что я обожаю, когда меня царапают?—
Больной! Озабоченный! — она захныкала — деланно, как хнычут дети, когда выпрашивают сладостей. — Что тебе от меня нужно?—
Последний раз показываю, — он притянул её к себе, схватив за затылок.На этот раз она вообще не сопротивлялась. Максим даже не ожидал, что всё будет настолько несложно.
Ближайшие минут двадцать пронеслись, как лёгкий обморок. Они просто лежали на диване и целовались. Карина совсем размякла, она принималась постанывать и извиваться, когда Максим покусывал её за ушки, целовал в шею или в запястья.
Потом он спустился чуть ниже, задрал футболку, долго облизывал и ласкал животик.
—
Теперь спинку! — сказал он, переворачивая Карину лицом вниз. — А то она обидится, что ей меньше достанется.В действительности это был лишь предлог, чтобы расстегнуть лифчик.
И всё было отлично до тех пор, пока Максим не попытался расстегнуть юбку Карины. Девушка тут же оторвала его руки от себя. Он несколько раз повторил попытку, но Карина действительно была против.
Ладно
— значит, ещё не время. Максим вернулся к ласкам.—
Ну хватит меня мучить… — простонала Карина, но не сладостно, а так, будто ей причиняли боль. Максим понял: она хочет его, но что-то непреодолимое её останавливает, и от этого ей плохо.Он потянулся к её губам, но девушка отстранилась.
—
Не надо. Давай успокоимся… — печально попросила она.—
Я спокоен.Он и сейчас смог бы успокоиться, только зачем. Какая разница, сделают ли они это сейчас или, скажем, завтра,
— ведь вопрос уже решён. Она хочет его, а он её… Осталось только завершить дело.Карина вырывалась из его объятий. Вырвалась, села на диване, плотно стиснув ноги и опустив голову. Максим обнял её сзади, положил голову на плечо:
— Что не так? — шепнул он ей в ушко.
— Всё не так, — кажется, она была близка к тому, чтобы заплакать. — Максим, я… я не могу. Пожалуйста, не мучь меня больше. Не надо, Метёлкин.
Что, игра проиграна? Не может быть. Всё ещё можно вернуть, нужно оперативно убедить девушку, что заниматься сексом на пятый день знакомства
— это не распутство, а совершенно нормальное явление, особенно с таким нежным и привлекательным парнем, как он.Он стал нежно оглаживать её грудь. Карина опять оторвала от себя его руки.
—
Макс, пожалуйста. Я не буду.—
Дело во мне?—
Нет, во мне. И в тебе тоже, немного.—
Я слушаю, милая.—
Ты скоро уедешь…—
Не скоро.—
Скоро, не скоро. Всё равно уедешь.—
Ну и что? Тебе же хорошо со мной.—
Хорошо, — согласилась она.—
Я могу сделать так, что будет ещё лучше.—
Я знаю.—
В чём же дело?—
А ты как думаешь?—
Я думаю, ты просто ерундишь. Я читал в одной книжке, что-то там про Древний Рим: один раб долго домогался одну рабыню, а она от него бегала. Он всё думал, в чём же дело? А она ему однажды призналась: до тебя я была наложницей и вынуждена была принадлежать другим мужчинам. То есть ей было позорно, что она не девственница.—
Ну вот, ты почти угадал.—
В каком смысле?—
У меня то же самое, что и у неё. Только наоборот.На осознание ушло несколько секунд.
—
Так ты девственница?—
Хочешь сказать, это незаметно?—
Никогда бы не подумал. Ты такая…—
Какая?—
Красивая.—
И что? Думаешь, меня никто никогда не домогался? Так умело, как ты, — конечно, никто. А так — постоянно. “Девушка, а пойдём ко мне в гости, здесь недалеко!” Или вообще: “Девушка, вы работаете?” Всех бы убила! Что ты ржёшь?—
Так ты девственница! — он радостно смеялся, уткнувшись лицом ей в спину. — Я уж испугался, что ты мальчиков не любишь!Она тоже засмеялась:
—
Ну, если бы я их не любила, я бы их совсем не любила!Максим поцеловал Карину в тыльную сторону шеи, рукой отодвинув её косу. Сейчас нужно было сказать что-то очень красивое, чтобы последнее слово осталось за ним.
—
Да, я всё понимаю, Карик. Тебе нужен твой единственный. А я не могу им быть. Ведь я и правда скоро уеду.Она обернулась к нему, погладила по щеке:
—
Ты так всё понимаешь… А может, никуда не уедешь? Останешься.—
Нет. Уеду, как только завершим наше дело. Это единственное, что меня здесь держит. Твой город — это моя маленькая сказочка. А если я останусь, сказочка превратится в обычную бытовуху.—
Но ты же всё равно хотел начать новую жизнь. Ведь так? Ты можешь остаться здесь… и начать всё с нуля.—
С нуля? — он упал на диван лицом вниз, вытянул ноги. — Начинать с нуля слишком поздно. Если уж ты сказала мне свою тайну, я тебе скажу свою. Возьми у меня в заднем кармане паспорт.—
Ну, взяла. — Карина открыла книжечку, листнула одну страничку и замолчала, всматриваясь в дату рождения.—
Тебе двадцать восемь? — громким шёпотом спросила она.—
Ага. Через два года тридцатник. Мне даже подумать об этом страшно.—
Ты не выглядишь на двадцать восемь! Максимум на двадцать!—
Я от природы очень молодо выгляжу, бывает такое явление. Да и с чего бы это мне стареть, если я не курю, не пью и не работаю. Знаешь, это удобно. Везде, где есть скидка для студентов, я говорю: а я студент. Только студенческий дома забыл. Обычно прокатывает.—
А чего тебе эти скидки? У тебя же есть нормальные деньги…—
Они скоро кончатся.—
Ещё заработаешь.—
Ты не понимаешь… Я никогда ничего не зарабатывал на геймерстве.—
Как? А твой выигрыш на чемпионате?—
Выигрыш, хе… Большую часть выигрыша я отдал спонсорам, по условиям контракта. Они меня вывозят на чемпионат — я отдаю восемьдесят процентов выигрыша. И налоги выплачиваю. Осталось чуть-чуть, только губы помазать.—
А откуда же у тебя столько денег? Ты же соришь деньгами, как мусором…—
Квартиру продал. У меня родители умерли, Карик. Вернулся с чемпионата — а их уже похоронили. Папаня принёс домой какой-то палёной водки… У обоих сердце не выдержало, они ж старенькие у меня были. Я не сильно плакал. Знал ведь, что этим кончится…Карина молча гладила его волосы.
—
Я решил продать квартиру и уехать. Всё равно куда. Что будет дальше — понятия не имею. Играть я больше не буду, я так решил. А хорошей работы у меня никогда не будет. За всё в этой жизни нужно платить, Карик. За свои пятнадцать минут славы я буду платить до конца жизни. Любой начальник отдела кадров в любой организации тебе скажет: если у человека в двадцать восемь лет нет опыта работы на какой-нибудь серьёзной должности, с точки зрения работодателя этот человек — труп. А опять грузчиком или носильщиком в морг я не пойду. Быдловская работа — это не для меня.Карина молчала.
—
Давай-ка по домам, Карик. Думаю, эти двое не расстроятся, если мы уйдём прямо сейчас.—
Наверное… — тихо и безразлично согласилась девушка.Какое-то время ушло на приведение себя в порядок. Одёрнуть одежду, проверить, всё ли везде застёгнуто. Карина обновила смазанную помаду, глядя в большое зеркало в прихожей.
—
Я красивая? — спросила она, повеселев. Ей очень нравилось смотреть на своё отражение.—
Ты божественная.—
Поэтому ты на меня запал?—
И поэтому тоже.—
А ещё почему?—
Обещай, что не будешь меня бить.—
Максимка, за кого ты меня принимаешь?! Я, кажется, знаю, что ты хочешь сказать: сначала решил меня цинично соблазнить и выкинуть, а потом запал всерьёз, так?—
Почти. Мне Костя пари предложил, что я не смогу тебя соблазнить.Она снисходительно засмеялась:
—
Ох, несчастный Костя! Он на этой теме просто повёрнут. И что, ты согласился?—
Да, а что такого?—
Теперь, значит, ты проиграешь пари?—
Значит, да.Максим зашнуровал кроссовки. Он и Карина вышли на площадку, осторожно прикрыв за собой дверь.
—
М-да, — Карина укоризненно пощёлкала языком. — Мило-мило. Ну, ты хотя бы оценил меня как женщину. А то есть такие дураки, которым подаёшь себя на тарелочке, а они и то не берут.—
Например?—
Например, я на одном сайте знакомств нашла объявление: “Познакомлюсь с девушкой, которая поможет мне быстро потратить тысячу долларов”…Максим моментально вернулся в тот день, когда он ехал в электричке и изучал анкеты претенденток, прошедших первый отсев. Среди них должна была быть и анкета Карины. Почему же он её совсем не помнит? Помнит Горную Лань, какую-то там Императрицу, а Карину
— нет. Наверное, её анкета была среди тех, которые он удалил, не просматривая, — потому что решил остановиться на эмо-гёл по имени Элла. Решил, что красивая девушка — это слишком банально…—
…В купальнике, и в выпускном платье, и в мини-юбке, и в любимом халатике, коротеньком таком, — перечислила Карина. — И он мне даже не ответил. Не дурак ли?—
Дурак, — согласился Максим.Они вышли из подъезда. Геймер спросил:
—
Где здесь ближайшая стоянка такси?—
Хочешь меня на машине довезти?—
Да. Хочу поскорее домой, на боковую.—
Да, я тоже. — Карина вынула мобильник. — У меня где-то был записан номер. Сейчас вызову сама.Машину ждали минут десять. Стояли, обнявшись,
— скорее как брат с сестрой, чем как любовники.—
Завтра увидимся? — спросила Карина.—
Обязательно. У нас же расследование.—
А зацепочек больше нет…—
Новые найдём.—
Ты сам веришь в это?—
Ну, я же должен верить хоть во что-то.Из окна такси Максим увидел человека в серой куртке. Из-под капюшона был виден только подбородок. Человек стоял, сунув руки в карманы. Максим показал ему средний палец.
…Когда они расставались, Максим поцеловал Карину в щёку, по-дружески.
Домой пришёл с пакетом, набитым банками и бутылками. В квартире было темно. На цыпочках Максим вошёл в комнату Мельникова.
—
Ни от чего не отвлекаю? — прошептал он.—
Да вроде нет, — ответил Вадим, апатично созерцая фотографию ласкающих друг друга девушек. Он зависал на каком-то порносайте. Ладно, хоть смотрит порнуху про баб, а не про геев. Зря Костя волнуется.—
Костя спит?—
Давно спит. Ему завтра рано вставать.—
Угу. Ну, тогда пей, — Максим сунул Вадиму бутылку дорогого пива. — Давай-давай, бери.—
Сам не употребляешь, а меня спаиваешь?—
Побурчи ещё у меня.Максим достал КПК и ещё раз прочёл сообщение, которое получил с незнакомого номера, когда ехал в такси:
“Не надоело от меня бегать? В полночь приходи на площадь к фонтану. Иначе пострадают твои друзья”.
Что ж, человек в серой куртке, сегодня ты получишь то, что хотел. Я дам тебе это. Позволю себя убить.
Максим выудил из пакета баночку энергетика и несколько шоколадных батончиков и плиток. Вадиму кинул несколько пакетиков с кальмарами.
—
У меня настроение нажраться в дупель, — пояснил он. — А когда у меня такое настроение, я объедаюсь всякими шоколадками. Гормоны счастья от них вырабатываются и всякая прочая туфта. — Он свалился на кровать Вадима. — Правда, если переборщить, то на роже прыщи вылезают. У меня такая херня постоянно. Поэтому никто не верит, что мне двадцать восемь лет. — Он внимательно посмотрел на Вадима, ожидая его реакции.—
А я верю, — спокойно сказал тот. — Сегодня нашёл про тебя статью в “Википедии”, там была твоя дата рождения.—
Вот как. И откуда они только узнали?—
В Интернете всё можно найти…—
Во. Во, — обречённо кивал головой Максим, откусывая от плитки шоколада. — Обожруся и помру молодой, — сильно окая, сказал он — как Мартынко из одноимённого мультика. — Тогда они меня точно не достанут, — продолжил Максим обычным голосом. — И вообще, чего я раньше не помер? О, мама, ох, ох, ох, ох, ох, что ж я маленьким не сдох, — пропел он строку из старой песни. — У меня в жизни было как минимум два случая, когда я запросто мог отдать концы. В первый раз — когда во втором классе с очень высокой ледяной горки неудачно скатился и ногу сломал. А мог и шею. А второй раз — одиннадцать лет назад, когда меня серьёзные парни хотели замочить за то, что я плохо с ними разговаривал. В итоге всё обошлось.—
Ну, и хорошо. Сейчас вон ты крутым геймером стал. Профит зашибаешь. И все бабы на тебя вешаются.—
Да профит-то не особо большой… и бабы не особенно вешаются. Тебе просто так кажется из своей помойки. Вообще, смотрю на тебя и думаю: ведь есть же такие уроды, ещё хуже, чем я, — и ничего, живут. Может, и мне пожить?—
А чего б те не жить, — недоумённо хмыкнул Мельников.—
Стар я, Вадимка. Подзадержался я здесь. Всё равно лучшее уже позади.—
Ты говоришь, как форева-янг.—
Как кто?!—
Вот и видно, что ты в Интернете не живёшь. — Вадим быстренько вколотил в адресную строку браузера название какого-то сайта. — Садись. Вообще-то я не имею права тебе это показывать… да мне по фигу, если честно.
Видео: Алёна Кудасова. Источник: young4ever.org
Комната. Накрытый стол. Негромко звучит музыка в стиле эмбиент
— Энигма или что-то наподобие. В кадре появляется Алёна, симпатичная девушка изящного телосложения, в белом, кое-где прозрачном платье, и заслоняет собой комнату.
Алёна
(сбивчиво, торопливо). Ну… привет. Я волнуюсь. Скоро начнут приходить гости. Гости, да. А мне ещё нужно успеть это видео снять и успеть отослать. И стереть. (Кусает губы.)Я в теме больше года. Одноклассница уехала в Америку, общаемся по электронке, транслитом. Однажды упомянула, что у них там появилось такое молодёжное течение — forever-young. Просто так, вскользь. А мне стало интересно: что за форева-янг? Эликсир молодости они там ищут, что ли? Я спросила у неё, а она мне прислала инвайт на один англоязычный сайт. Сначала подумала: фу, как неинтересно! Детский клуб самоубийц! Потом посмотрела несколько видюшек… Меня удивило, какие все… спокойные. И каждый говорит: я прожил долгую счастливую жизнь и ни о чём не жалею. И ведь не какие-нибудь зазомбированные сектанты, а нормальные вполне парни и девчонки. Я как-то невольно вспомнила свою жизнь и поняла. Да, поняла. Да, так оно и есть. Всё хорошее уже было. Дальше будет только хуже.
У меня первая любовь была в четырнадцать лет. И даже первый секс… (Смеётся в ладонь.) Если можно так выразиться. У него с перепугу всё быстро рухнуло. А я даже почти ничего не почувствовала. (Смеется в ладонь.) Ну, потом, конечно, всё почувствовала, только уже не с ним. (Загадочно улыбается, глядя в сторону.) С другим мальчиком. То, что было тогда, уже никак не повторить. Это было эк… экстремально. Он учился на два класса старше меня. Мы с уроков вместе сбегали. Один раз пролезли в запертый спортзал. У него была назойливая сексуальная фантазия: хоть раз в жизни сделать это в спортзале, на мате… Я так никого больше не любила, как его. Когда тебе четырнадцать, чувствуешь всё по-другому. Либо порхаешь от счастья… либо такая тоска, что хочется сдохнуть. И ничего третьего. А сейчас уже не то. Ни хорошо и ни плохо, а никак. Просто никак. Ничего. Ноль. Жизнь после смерти. Да.
Я пыталась как-то с этим бороться. Устроилась в кафе работать, по ночам. Курить бросила. Занялась аэробикой. Чтобы свободного времени вообще не было. Учёба, работа и тренировки — всё! Чтобы не было этой противной незаполненности. Наполнить жизнь хотя бы иллюзией смысла.
Всё-таки я решила дотянуть до конца, до двадцати одного. Вдруг что-то изменится? Ничего не изменилось. И уже не изменится.
Пауза.
Вот, наверное, и всё… Хочу сказать всем: делайте так, как подсказывает сердце. Если чувствуешь… чувствуете, что не хотите ждать до двадцати одного,
— не ждите. Не насилуйте себя. Да. Всё. Я прожила долгую счастливую жизнь и ни о чём не жалею. Меня зовут Алёна. Алёна Кудасова.
Уходит из кадра. Конец записи.
9. Среда
“Здравствуй, Карина. А может, сразу прощай? Да. Прощай, Карина.
Прости за сумбурность и корявый почерк. Пишу сразу и начисто. И начистоту. (Это каламбур, наверно.)
Наше с тобой расследование (если его так можно назвать, хе!) закончено. Тушите свет.
Мы с тобой опять всё прохлопали. Даже смешно. Помнишь, мы перечисляли: кидалты, чайлдфри, хикки? А вчера мне объяснили, кто такие форева-янги. Оказалось, “Третья планета”, православные пидоры, секты тут ни при чём.
Это ещё одно, так сказать, “течение”, которое появилось в зажравшейся Америке. В чём суть, ты, конечно, уже поняла. Простая такая концепция: юность начинается не в 15
— 16 лет, а в 8. В восемь! 13 лет — это зрелость, начало полноценной жизни. 17 лет — старость. 19 лет — глубокая старость. 21 год — конец. Дальше начинается что-то другое, жизнь после смерти. Бесконечные проблемы, болезни, потеря привлекательности, необходимость устраиваться в жизни, заводить детей и прочее. Форева-янги не утверждают, что, достигнув 21 года, нужно непременно кончать с собой, — зачем утверждать то, что и без того очевидно. Сам создатель этой движухи, Малькольм Смехов (американский гражданин, но, кстати, русский по отцу), показал личный пример: в день рождения собрал грандиозную тусовку, раздарил свои вещи друзьям, потом попрощался и скакнул в окно с тридцать третьего этажа. Многие из тех, кто там был, в день своего 21-летия поступили точно так же. Прыгали в окна, а те, кто жил низко, в коттеджах, — стрелялись из папиных ружей, глотали крысиный яд, топились в бассейнах и так далее, в меру фантазии. Некоторые делали это, даже не дождавшись двадцати одного.У форева-янгов много любимых фильмов и книг
— тут и “Питер Пэн”, и “Багси Мэлоун”, и “Над пропастью во ржи”, да и вообще, что угодно, лишь бы там были замечательные дети и (по возможности) уроды-взрослые. Весь список рекомендованной литературы и фильмов можно найти на любом их сайте. Они и сами пишут тексты и пытаются что-то снимать. На том сайте можно посмотреть кучу любительских роликов, этаких “прощальных писем”. Мальчик или девочка весело смотрит в камеру, рассказывает, какую длинную и счастливую жизнь он прожил, а теперь вот вынужден уйти. Но самого самоубийства нет: по правилу форева-янгов уход из жизни нельзя снимать. Рассказывать о нём можно, запечатлевать — ни-ни. И правильно, а то все их сайты мигом прикроют. Они вообще избегают лишней огласки, стараются не раскрываться перед теми, кто “не в теме”, как они выражаются. Я, кстати, нашёл видео Алёны. И того парня, Алексея, лингвиста, который покончил с собой за несколько дней до неё. И своего знакомого.Зайти на сайты форева-янгов можно только после регистрации, а зарегистрироваться трудно. Нужно, чтобы тебя порекомендовал кто-то из форева-янгов (это называется “прислал инвайт”). То есть самому сперва стать форева-янгом и убедить другого форева-янга, что ты “в теме”. Мне повезло в том, что Вадим Мельников на этом сайте зарегистрирован. Причём сам он утверждает, что до конца ещё не определился, действительно ли он форева-янг или так, сочувствующий. Ну да, у него ещё есть время определиться.
И самое интересное: это не секта. Форева-янги не преследуют никакой материальной выгоды. У них нет лидера, идеолога, есть только небольшие добровольные объединения, в которых всё время меняется состав,
— понятно почему. Они никого не зомбируют, просто рассказывают о том, во что сами верят.В Америке и Европе о форева-янгах уже говорят, как о вполне сформировавшемся течении. До нас эта зараза только-только начала добираться. Алёна и тот студент
— первые ласточки. Думаю, эпидемия начнётся через полгода-год. Очень надеюсь, что тебя и твоего брата она не тронет. Но захватит многих, это по-любому. Через год слово “форева-янг” будет таким же привычным, как “веган” или “эмо-бой”. Нам не дано остановить безумие. (Эх, люблю что-нибудь этакое завернуть!!)Ещё хотел сказать тебе, что ухожу. В том смысле, что совсем.
Не знаю, поняла ты это или нет, но я уже мёртв. Я был таким, когда приехал в ваш город. Осталось только довершить дело.
Ты всё уже знаешь. Я всё уже говорил. Я не знаю, куда идти дальше, не знаю, что мне делать. Мне 28, а у меня нет ничего. И не будет уже.
Я ничего не знаю об этой жизни. А если что-то и знаю
— то этого недостаточно. Время упущено. Я ничего уже не наверстаю.Мне надоело чувствовать себя дегенератом, недоноском, ничтожеством, кидалтом, Питером Пэном и всякое такое. Но и взрослеть не хочу. Что же делать?
Короче, со мной всё понятно. И я вас умоляю: не надо причислять меня к форева-янгам. Я не с ними. Они убивают себя, потому что не хотят жить дальше. А я
— потому что просто не знаю как. Поэтому забудьте меня. Меня больше нет. И не было, наверно.Карина, к тебе персональная просьба: продолжай жить. У тебя всё будет как надо. И у твоего брата тоже.
Мне очень повезло, что в последние дни моей жизни судьба преподнесла мне такой подарок
— ваш город. Тебя, Сашу, Аню, Эльку, Костю, Вадима. А отдельное спасибо — за озеро Медицинское. Видишь ли, я очень боюсь крови и вообще физической боли. На прыжок с балкона меня бы не хватило.Пожалуйста, пусть мой уход будет для вас всех стимулом жить дальше. Чтобы каждый из вас мог сказать: “Он ушёл
— он дурак. А я так никогда не сделаю”.Искренне твой MaD_MaX.”
Это письмо Карина зачитала вслух на маленьком собрании, которое случилось в квартире Кости, на кухне, в шесть часов пополудни. Там же были Костя, прогулявший работу, Вадим Мельников, Элла и ещё один человек
— крепкий восемнадцатилетний парень с огромными, в красных прожилках, глазами, крупным носом и уродливыми большими губами, с царапинами на щеках. На нём была серая куртка с просторным капюшоном, откинутым назад.Последним пришёл бледный, растерянный Саня. Молча бросил на стол мокрую сиреневую бейсболку.
—
Ты где был? — спросила Карина, хотя ответ был ясен заранее.—
На Медицинском, — Саня говорил, почти не раскрывая рта, поэтому голос казался незнакомым. — Как прочитал письмо — сразу туда. Всё обегал. Вот, нашёл. К берегу прибило.—
А тебе он что написал?—
Да ничего особенного. Про то, что рад был знакомству, тыры-пыры. Приехал сюда, чтобы провести здесь последние дни в жизни, а потом уйти, а озеро Медицинское для этого идеально подходит.—
А мне написал, что очень благодарен мне за крышу над головой и за компанию. И что он проиграл пари…—
Какое ещё пари? — спросил Саня.—
Не говори ему, — отрезала Карина. — Другим знать незачем.—
А ты знаешь? — удивился Костя.—
Да. Он мне всё рассказал. Так вот, Костенька, чтоб ты знал: он выиграл это пари.—
Ни фига себе-себе! А чего ж он тогда соврал?—
Ну, может, чтобы меня не очернить, — безразлично пожала плечами она. — Ты же всё равно это никак не проверишь.—
Да это-то понятно… А с этим-то что мне делать? — Костя поставил на стол спортивную сумку Максима, расстегнул её, вытащил огромный золочёный кубок с оттиснутой на нем эмблемой — панда, сидящая за компьютером. — Куда вот его теперь девать?!—
Мне отдай, — неожиданно буркнул Вадим.Ни его, ни Эллу никто не решился спросить, что было в прощальных письмах, адресованных им. Вадим Мельников полностью ушёл куда-то в глубь самого себя и заперся там, как в цитадели, а Элла молча плакала, ни на что не реагируя.
Свои письма Максим запечатал в обычные конверты, на каждом написал имя получателя, а потом лично разнёс их по адресам и бросил в почтовые ящики. Когда это случилось
— никто не мог сказать наверняка.Элла обнаружила письмо около двух часов дня, когда выносила из отцовской квартиры первую партию мусора
— несколько пакетов, до отказа набитых пустыми бутылками. Карина — чуть позже. Она с самого утра несколько раз звонила Максиму, но абонент почему-то был недоступен. Наконец она решилась отправиться к нему лично — и увидела в почтовом ящике два конверта. Прочитала своё письмо, второе оставила на столе и написала для Сани адрес, где живут Константин и Вадим Мельников и где уже не живёт профессиональный геймер Максим Метёлкин. Костя нашёл письма для него и Вадима в пять вечера, когда возвращался с работы.А парень в серой куртке в последний раз видел Максима прошлой ночью. Ровно в двенадцать.
…Максим пришёл к фонтану точно в срок.
—
Привет, — произнёс он.Человек в серой куртке стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Молчал. Позади него молчала украшавшая фонтан белокаменная девушка в тунике и венке
— натянув невидимую тетиву, целилась прямо в Максима.—
Последнее слово дозволишь сказать?Нет ответа.
—
А я, кажется, знаю, кто ты, — продолжал Максим, медленно приближаясь к врагу. — Был такой парень — Дима Неделин. Геймер из Екатеринбурга. Мечтал попасть на чемпионат “Панда Геймз”. А я его туда не пустил. Вышиб из отборочного тура, когда нас всего двое осталось: он и я. После этого Дима прыгнул под поезд. В день своего рождения. Двадцать один год. У него, помнится, был младший брат, какой-то там спортсмен, атлет, что ли. Кажется, Василий его звали?Человек в серой куртке откинул капюшон. Максим вздрогнул:
—
Тьфу, чёрт… Ты так на него похож… Слушай, Вася: я понимаю, за что ты хочешь меня убить. А вот я тебе сейчас докажу, что я не виноват в его смерти… Доказательство у меня вот, — он поднял руку с КПК. — Скачал одно видео. Посмотри, пожалуйста.Василий просмотрел ролик несколько раз. Потом зарыдал, как ребёнок. Максим положил руку на его плечо. Василий не стал её стряхивать.
…Костя воскликнул:
—
Ну чё вот вы ноете? Правда, что ль, поверили, что он взял вот так да и утопился? Хотите знать моё мнение? Он просто позёр. И выпендрёжник. И у него бы просто духу не хватило вот так вот взять и помереть. Он просто бросил всё и уехал. Симку выкинул, чтобы мы до него не дозвонились…—
Зачем? — рявкнул Вадим. — На хрена?—
А чтобы мы его не преследовали. Глупость, конечно. Знаю. Но вот лично мне приятнее думать, что он уехал. А не стоит сейчас на дне Медицинского озера.—
А я верю, что он ушёл, — отрезал Мельников. — И сидит сейчас в раю, в золотом компьютерном салоне.—
…И дрессированные панды приносят ему энергетики, — добавила Элла.—
Я другое хочу знать: что это было?! — закричал Костя. — Что?! А? Как это называется? Взял, приехал, поразвлекался и пропал. И всё… Даже не пообщались толком. Я бы ему ещё такие места показал! — Он всхлипнул. — Вот, у меня тут от позавчера осталось маленечко… — Костя вынул из холодильника ополовиненную бутылку красного вина, из шкафчика — рюмки. — Давайте, что ли, за Максима.—
Я не буду, — Карина встала.—
Вот оно, дурное влияние трезвенников, — невесело пошутил Константин.—
Я домой, — сказала красавица.—
А кто тебя проводит? — оживился Костя.—
Никто. — Девушка повернулась к брату. — Тебя тоже касается.
***
Карина шагала по любимой площади. Душный летний вечер. Буйный фонтан в облаке невидимого водяного пара, сквозь которое так приятно пройти в жару.
Старик-хиромант держит за руку очаровательную девушку, что-то ей нараспев говорит, а она смотрит ему в рот, вытаращив глаза. Вот работа у дяди
— трогать девочек за руки! Странно, что не придумали способа гадания по девичьей груди.Толстый молодой мужчина, чем-то похожий на маминого сослуживца Мишу, и его миниатюрная супруга в четыре руки толкают перед собой коляску
— судя по её размерам, там двойняшки. На лицах у мужа и жены счастливые улыбки.Опрятный молодой мужчина с козлиной бородкой и взглядом ягнёнка раздаёт листовки с призывом легализовать однополые браки. Текст листовок набран церковнославянским шрифтом.
Какой-то панк с оранжевыми волосами задумчиво пинает пустую банку из-под лимонада. Одет, несмотря на зной, в кожаную куртку и беспалые перчатки. На спине заклёпками выложено слово ROCK.
Японский турист, увешанный камерами, пристаёт к юной парочке
— на ломаном английском просит разрешения их сфотографировать. Парень, одетый в широкие спортивные штаны и рэпперскую бандану, мнётся, а его подружка, в очень коротких джинсовых шортах и розовой футболке, тут же находит правильный ответ: “Фифти бакс!” Ушлая девочка, ничего не скажешь.А больше всего
— школьников, старшеклассников. Бродят парами, стайками. С плеерами, со значками, в маечках с забавными надписями. Пьют пиво или жуют мороженое. Катаются на роликах, сидят на лавочках, обнимаются, во всеуслышание хвастаются мелодиями и видеороликами в телефонах. Такие счастливые, такие юные. Наверняка многим из них хотелось бы быть вечно юными. Forever young.Нам не дано остановить безумие… Карине стало страшно и неуютно. Она прибавила шагу, громко застучав каблучками по асфальту.
Панк перестал пинать банку, внимательно посмотрел Карине вслед, громко сказал “Хе!” и наглой, расхлябанной походкой зашагал прочь, куда-то в сторону вокзала.