[Денис Осокин. Овсянки. — М.: “КоЛибри”, 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2011
ЧЕРНАЯ МЕТКА
Новый классик явился
Денис Осокин. Овсянки.
— М.: “КоЛибри”, 2011.Скорость эскадры определяется скоростью самого тихоходного судна. То же с изящной словесностью: если хорошая книга говорит о достоинствах автора, то плохая — о недостатках литературы в целом. Потому сборник Дениса Осокина “Овсянки” — недурной повод для серьезного разговора.
Во времена жестокого кризиса смыслов отчетливое авторское высказывание — отнюдь не комильфо, поскольку любая идея скомпрометирована как минимум дважды. Вспомните, как просвещенная публика аплодировала невразумительной Элтанг или невнятной Петросян. Вспомните прочувствованные сентенции Аллы Латыниной о книгах “с неокончательным смыслом”. Вспомните, наконец, метаметафористов и континуалистов. Этого вполне достаточно, чтобы уразуметь: нынче в фаворе взгляд и нечто. Скоропостижно канонизированный Осокин — не исключение.
Любой свой опус, независимо от жанра и объема, г-н сочинитель важно именует “книгой”, — тут у нас, изволите видеть, $4$8@<, никак не меньше. Гг. рецензенты намек поняли, и подхватили, и заговорили об Осокине с частыми придыханиями, через каждое слово поминая магию, шаманские камлания и прочую эзотерику. Любопытно, однако, глянуть, что там за гримуар такой…
просыпайся неуёмка!
просыпайся неумытка!
посмотри-ка
за ночь целую бутылку.
(“верхний услон”)
Магия, говорите? Сдается мне, оно больше на простатит похоже. Но разубеждать
— занятие неблагодарное, будь по-вашему: магия так магия.Но магия в основе своей рациональна, этого даже Кристобаль Хозевич Хунта не отрицал. Потому оккультную гармонию Осокина можно и должно поверить тривиальной алгеброй. Чем, стало быть, и займемся.
Тексты Д.О. изготовлены по артхаусным рецептам, с оглядкой на склонность публики азартно и глубоко философствовать на мелких местах. Оттого здесь очень много штампов, взятых напрокат из авторского синематографа: метафизических скитаний, энигматической воды, концептуальной мертвечины и экзистенциального секса,
— Джармуш родил Балабанова, Балабанов родил Осокина. Читатель доволен: с ним играют в любимую игру — поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. И будьте благонадежны, пойдет и принесет. Хотя бы из благодарности за возможность почувствовать себя ну о-очень умным. Критик, между прочим, тоже человек, и ему тоже лестно побыть экзегетом. Да и что нам тот Осокин? — семечки! Мы Денежкину интерпретировали со ссылками на Аристотеля и Фукуяму…В точности та же история вышла с “Овсянками”. В заглавной вещи сборника автор придумал потолковать об угро-финском язычестве, о странствиях, о единстве Эроса и Танатоса (знамо дело, без высокой материи никуда). Но все это либо недосказано, либо рассказано из рук вон скверно. Мерянских обрядов удалось выдумать только два (погребальный ритуал не в счет, ибо заимствован у индусов). Странствие (так и тянет сказать “road-movie”) превратилось в бесконечное мелькание дорожных
указателей: Нея—Унжа—Чухлома—Вохма—Кинешма… А эротика здешняя очень напоминает фантазии озабоченного пенсионера (“что мы только с ней не делали: вытирали попы друг другу…”). О чем в итоге разговор, — право слово, непонятно. Взыскующим смысла Осокин предлагает полный комплект побитых молью символов: Дорога, Река, Птица-В-Клетке. Каждый из них легко поддается любой трактовке. Дорога — синоним то ли бесприютности, то ли жизненного пути. Река — метафора то ли смерти, то ли женского начала. А может, и христианская аллегория Учения (ср. у Иоанна Богослова: “реки воды живой”). Птица в клетке — то ли душа в плену у плоти, то ли инстинкт, подчиненный цивилизации. При желании реестр можно продолжить: твори, выдумывай, пробуй! — благо, автор не возражает.Мало того,
— Осокин то и дело несет вдохновенную чушь и деформирует понятия, открывая полный простор для толкований:“анемоны
— это не цветы. анемоны — это поцелуи в спину. ну или в ключицу. или в плечо — только долго. когда целуют в спину — любят на самом деле. в губы в ноги и между ног человек целуется с летом. а когда анемоны — целуют только тебя. анемоны рождают декабрь и одеяло” (“анемоны”).Так он писал: темно и вяло. Тем не менее авторский расчет на максимальное соучастие читателя ясен до неприличия. Расчет оправдывается: мы привыкли ставить знак равенства между невнятицей и запредельным глубокомыслием. Поэтому количество высокопарных пошлостей, сказанных о новоявленном классике, превысило всякую разумную меру. “Сборник Осокина выглядит “книгой большой реки”, реки, которая может унести куда угодно, хоть в бессмертие” (Е. Морозова), “Осокин чувствует магию” (А. Наринская), “смыслообразующий кристалл искусства” (из аннотации). И еще сорок бочек арестантов. Что, кстати сказать, вполне закономерно: рука руку моет. Основная часть тусклой отечественной беллетристики только тем и жива,
— спекулятивными интерпретациями… впрочем, речь у нас об “Овсянках”.По-моему, большой ошибкой “КоЛибри” было издать эту книжку в серии “Уроки русского”. Русский язык по Осокину могут изучать лишь первоклассники, поскольку лексически и синтаксически тексты сборника восходят к бессмертному “Мама мыла раму”:
“ее вырвало на пол
— а ты трезвей. вытираешь ей простынью рот и убираешь блевотину. аллеснормалес. — говорит она. долго возишься. она спит — в свитере и в ботинках. наступает утро. сидишь на полу” (“анемоны”).По большому счету требований к писателю у меня немного: расскажи мне то, чего я не знаю. Или сделай это так, как я не умею. А претенциозные банальности, изложенные суконным языком провинциального рабкора, воля ваша, раздражают. Но я, должно быть, многого хочу: ведь у каждого времени своя классика. Нынче, в эпоху суррогатов, смыслообразующий кристалл искусства примерно таков:
“женщина бывает без трусиков. мужчина бывает без трусов. есть ведь разница?” (“трусы и трусики”).
Возражать против этого бессмысленно. С тем же успехом можно протестовать против снегопада зимой. Но и не возражать нельзя: противно.
И последнее: “Овсянки” номинированы на “Большую книгу”. Подозреваю, что в недалеком будущем литературные премии у нас будут давать за знание алфавита…
Александр КУЗЬМЕНКОВ