Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2011
Взлететь и не упасть
Альберт Лиханов. Слётки.
— М.: Издательский, образовательный и культурный центр “Детство. Отрочество. Юность”, 2009.
Новый роман известного писателя Альберта Лиханова “Слётки” сочетает увлекательный сюжет с глубокой нравственной, этической, философской, этнической и даже экологической проблематикой.
Поднимая общечеловеческие и вневременные проблемы жизненного выбора, роман Лиханова, тем не менее, кажется особенно актуальным именно сегодня. Автор нашёл очень точный и ёмкий символ нынешнего поколения 20
—25-летних — поколения, которое можно, по аналогии с “потерянным поколением”, назвать “растерянным”. Именно этот символический образ и вынесен в заглавие романа. Слёток, как поясняет нам эпиграф из словаря Даля, — это молодая птица, слетевшая из гнезда.В “Слётках” писатель изображает жизнь в тот момент, когда она только открывается во всем своём многообразии вступающему в нее человеку. Действие романа заканчивается, когда одному из главных героев
— старшему брату Борису — около 30, а другому — младшему брату Глебу — около 20.Этот, как сказано в аннотации, “остросюжетный роман” в раздел обычной беллетристики никак не запишешь. Да и сюжет его не столь “острый”. Роман заинтриговывает читателя отнюдь не сумасшедшей сменой событий (которых, как таковых, в тексте очень немного), не держащими напряжение ходами, а, скорее, какой-то внутренней теплотой, жизнеподобием, универсальностью поставленных проблем. Неторопливо начинающееся и по ходу развития повествования разгоняющееся действие всё больше затягивает читателя. Практически всё оно сосредоточено в заштатном провинциальном городке Краснополянске. Только на периферии повествования, в рассказах и письмах героев, опосредованно вспыхивают другие пространства: Москва, Чечня, Франция… Героев для романа очень мало: три-четыре основных да не более десяти эпизодических. Таким образом, внимание читателя, не рассеиваясь, концентрируется на основной и, пожалуй, единственной линии повествования
— линии, движение которой определяется движением самой жизни — неторопливым и в то же время динамичным. При чтении романа не можешь отделаться от мысли, что всё идёт своим чередом, автору мастерски удается воссоздать движение самой жизни с её постепенным течением и крутыми заворотами.Жизнь провинциального городка Краснополянска, куда переехали главные герои из “съеденной” городом деревни Горево, катится ни шатко ни валко. Этот городок как будто затерян на самой окраине жизни. Детей окружают здесь “невнятное, смурное состояние пьющих мамань да папань, да хроническое отсутствие денег, да еле живой, опустевший, жалкий заводишко”. Яркой, почти гротесковой деталью жизни города является очередь у морга
— единственная очередь в городе, где люди ждут возможности проститься с покойными под унылые звуки, издаваемые “полупьяными оркестрантами”. Так, уже в экспозиции романа задается тема смерти и затхлости, пропитывающих русскую провинциальную жизнь. Здесь Лиханов продолжает богатую традицию изображения русской провинции: Краснополянск мало чем отличается, например, от Скотопригоньевска Достоевского. Но среда — это только фон, главное, что определяет жизнь человека, формирование его личности, — внутри. Потому и бегает маленький Борька в парк отгонять собак и кошек от беззащитных слётков, “вовсе не обращая внимания на тяжкое уханье похоронного оркестра и пуки тяжелой трубы”. Начинающаяся жизнь, полная неисчерпаемых возможностей, оказывается сильнее смерти. Но подспудный потенциал жизни ещё надо реализовать. Проблема самореализации становится основной в романе. Юные обитатели Краснополянска “росли, не ведая как про высоты духа, так и про низины страстей. Жили негромко, бесцельно, да и учиться слишком особой охоты не было. Тянулись — вот подходящее слово”.Фамилия главных героев, братьев Горевых,
— символична, как и название их малой родины — деревни Горево. Тема горя, беды проходит через всю книгу. Имена героев — Борис и Глеб — сразу же вызывают аллюзии с известным житием святых Бориса и Глеба, невинно убиенных их братом Святополком. Да и само повествование строится по модифицированной и усложненной структуре канонического жития. Это можно проследить даже по названиям частей, каждая из которых представляет какую-то этапную веху в жизни героев: “Хмурое детство”, “Завлечение”, “Погибель”, “Преображение”, “Пробуждение”… Чудесное спасение Бориса, которого все уже оплакали и похоронили, провоцирует на прямую параллель с воскрешением святых в житии. Даже характер каждого брата во многом совпадает с характером его святого “тёзки”: Борис более активен и напорист, Глеб более спокоен и мечтателен. Даже свет кубков, выигранных Борисом, может вызвать параллели со святым свечением нимба. Символическое значение имеет и отсутствие у братьев отца. Рождены они от разных отцов, стремительно исчезнувших. Но непрерывность родовой связи, по мысли Лиханова, оказывается гораздо важнее простого биологического отцовства: в метрику Бориса мать “вписала отца своего собственного — Матвея Макаровича. Получился Борис Матвеевич Горев”.Братья Горевы
— тоже мученики, но мученичество их особого рода, оно связано с растерянностью перед жизнью, когда уже чувствуешь, что вылетел из родительского гнезда. Такое мученичество неизбежно, оно лежит в основе жизни и, помимо прочего, закаляет. Это мученичество общечеловеческого свойства. Автор совсем не канонизирует своих героев. Показательно, что сами братья своей внутренней общности со святыми не осознают: Борис вообще не читает принесенную матерью “яркую цветастую книжечку” “Святые Борис и Глеб”, а Глебка, прочитав, недоуменно спрашивает “себя про себя”: “Ну и что?”Христианский контекст придаёт вполне обычным и рядовым событиям особое, бытийное измерение. Аналогом христианской мудрости в романе становится авторская мудрость, представляющая собой что-то вроде христианства, спроецированного на реальную жизнь, практически ориентированного. Из авторских отступлений помимо глубоких мыслей можно почерпнуть и немало практических советов, естественно, художественно замаскированных. Автор вообще занимает в романе особое место. Дистанцируясь от героев, он одновременно с ними объединяется, как бы продолжая, опережая мысль героя, озвучивая и формулируя ее раньше, чем герой может это сделать, но ничуть не выбиваясь из тональности размышлений персонажа. Голос автора
— объясняющий без покровительственности, наставляющий без дидактизма. Его тон — успокаивающий тон мудрого, знающего, пожившего человека.К основным достоинствам романа, несомненно, должен быть отнесен его стиль, отличающийся словесной выпуклостью, орнаментальностью, выраженным сказовым началом, причудливой словесной вязью в сочетании с традиционным реалистическим нарративом. Приведу один из образчиков виртуозного лихановского письма: “побежал к крану и из него закусил сырой водицей щенячью свою отвагу познания”. Слово Лиханова буквально дышит добром и участливостью, живой заинтересованностью в судьбе своих героев. Стиль Лиханова отличает удивительное чувство меры, когда, например, нежность на самом пике своем не срывается в сентиментальничанье. Много в “Слётках” пронзительно-трогательных сцен, столь умело выписанных автором, что в них не отыщешь ни одной нотки ложного пафоса. Так, одним из самых сильных мест романа является описание детской привязанности младшего брата Глебки к старшему
— Борису, с радостью таскающего его на своей спине.Правда, чувство меры несколько изменяет автору, когда он касается набивших уже оскомину проблем пьянства среди молодежи, зомбирования с помощью телевизора и Интернета, заполненных порнухой и чернухой и т.д. Слишком, на мой взгляд, прямо и тенденциозно выражает Лиханов свое справедливое негодование и неприятие этой заразы: “Пей, молодняк, жри, одевайся, тырься в телевизор и ни об чем не думай: рай да и только…” Впрочем, и такой прямолинейности есть свое художественное оправдание, в некотором смысле она органична авторской прямоте, стремлению четко прочерчивать свою мысль. Так, например, автору мало напрашивающейся параллели главных героев со святыми мучениками Борисом и Глебом, и он эксплицирует эту аллюзию прямо, вводя в повествование книгу о святых великомучениках.
“В родственных чувствах немало скрытых таинств”
— эта мысль является одной из пружин внутреннего движения романа. Лиханов раскрывает нам эти таинства, художественно анализируя природу отцовства, братства, приходя к любопытным и глубоким выводам — например, к такому: “не есть ли чувство братства, чувство любви мальчика постарше к младшему, одной крови, человеку, желание защитить от бед и злых сил — предчувствие своего отцовства, пролог к будущей взрослости и страха за другую жизнь? Пожалуй, да”.Идея о многообразии, непредсказуемости жизни и человеческого характера принципиальна для Лиханова: “всякое, всякое есть посреди нас, грешных”. Но непредсказуемость эта как опасна, так и необходима, “ведь незнание того, что с тобой случится в будущем, и есть не что иное, как тайная и спасительная благодать. Знай мы всё наперёд, что с нами произойдёт,
— остановилась бы, наверное, жизнь”. Характеры основных персонажей романа не линейны, не заданны. Таков майор Хаджанов, ставший для Бориса подлинным отцом, но небезосновательно вызывающий недоверие и подозрение Глебки. Его “чёткость, предусмотрительность, жёсткая и точная хватка”, которыми так восхищается Борис, для Глеба совсем не так притягательны. Такова подруга Бориса — Марина, из “дылды” с “липучей настырностью” превращающаяся в верную и преданную подругу Бориса. Таковы и сами братья, совершающие на протяжении действия романа немало неблаговидных поступков. Но неизменным ощущением от главных персонажей книги остается чувство какого-то внутреннего света, душевного благородства, чистоты, нравственной устойчивости, невозможности “простить себе подлость, пускай нечаянную”. Нет в душе братьев “зла и осатанения”. Не случайно тёмные делишки Бориса остаются “за кадром”, тогда как эпизод с невольным убийством соловья, продиктованным “нелепой настойчивостью увидеть то, что увидеть нельзя”, является едва ли не центральным в книге. Эпизод с соловьем тоже символичен: даже самое благородное устремление может обернуться трагически, если реализовывать его с нездоровой настырностью, пытаясь обмануть естественное течение жизни. Но именно со смертью соловья кончается часть о “хмуром детстве” героев — это событие становится для них чем-то вроде инициации.В том-то и дело, что герои Лиханова, будучи живыми и полнокровными образами, больше все-таки “хорошие”, чем “плохие”; а главное
— они настоящие. Практически невозможно прожить жизнь, не совершив, пусть даже невольно, ни одного “неправедного поступка”. Вопрос в том, насколько глубоко и искренне осознается эта неправедность. Здесь важной становится способность к очистительным слезам, которые рано или поздно настигают главных героев романа.Самое страшное в мире
— духовная глухота. Противоядием глухоте служит память. Заветную авторскую боль по этому поводу высказывает в романе Хаджанов: “У вас тут с народом что-то происходит. Забываете всё. А забывать нельзя. Ни мать, ни отца, ни брата, ни сестру”. Поэтому так остро переживает Глеб свою связь с Мариной, осознавая её как предательство памяти брата. Так память, идущая об руку с совестью, становится маркером внутренней состоятельности личности: Борис не забывает брата в самые тяжелые моменты, звоня ему из плена, Глеб не забывает обиду, невольно нанесённую парню, у которого накануне погибли родители… Пока помнишь, ты жив, — говорит нам мудрый автор.Лиханов не показывает нам ничего сверхъестественного. Все события, которые могли бы стать канвой остросюжетного беллетристического произведения (пребывание Бориса на войне и в плену, его снайперская работа по возвращении), даны пунктиром, мельком, едва упомянуты. Сюжет романа движется единственной силой
— жизнью, идущей своим чередом, и человек должен не выпасть из этого течения, в буквальном смысле не отстать от жизни. Одну из самых простых и самых главных истин высказывает в романе старуха Макаровна: “Жисть, она и есть жисть”. А автор-рассказчик продолжает эту мысль: “Слаб человек, чтобы против жисти бунтовать”. В финале романа Глебка держит на руках сына своего брата, которого он, очевидно, будет также таскать на спине, и который так же сильно к нему привяжется, как когда-то сам Глебка к Борису. Неизвестно, вернётся ли Борис, скорее всего — нет, но веришь, что малыш не будет обойден такой важной в детстве отцовской лаской. Так через ощущение братства / отцовства наступает подлинное взросление, созревание личности, и именно ненарушимая преемственность этого чувства становится залогом преодоления всех трудностей, которые так щедро рассыпает на нашей дороге жизнь.Такие книги, как “Слётки”, заставляют задуматься над теми первостепенными проблемами, которые мы так самонадеянно привыкли игнорировать, даже не зная потом, когда жизнь не удалась, за что расплачиваемся. А ведь понять-то нужно простую и фундаментальную истину: “…ты призван к жизни ради того, чтобы отыскать свое назначение, состояться как человек, как работник и как продолжатель рода”.
Роман “Слётки” был отмечен и оценен по достоинству читающей публикой. Известный критик Сергей Беляков даже включил его в свой шорт-лист лучших романов 2009 года. Это признание, на мой взгляд, абсолютно заслуженно и справедливо.
Константин КОМАРОВ