Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2011
Андрей Расторгуев — поэт, переводчик, очеркист, автор нескольких книг стихов. Печатался в журналах “Урал”, “Дружба народов”, “Наш современник”, “Сибирские огни” и др. Председатель Екатеринбургского отделения Союза писателей России. Живет в Екатеринбурге.
Андрей Расторгуев
“Овидием в провинции глухой…”
Кочевник
Вино и хлеб
на кухонном столе,
поток воды
на лобовом стекле,
окно во
мгле, костёр на пустыре,
солдат или
старик на костыле,
как будто сговорясь, напоминают:
нет вечного
мне места на Земле.
Твердеющая
смолка на стволе,
вода, ключом
кипящая в котле,
картошка,
запечённая в золе,
земные были
о добре и зле
напоминают
— да не понимают:
нет вечного
мне места на Земле.
Пока бензиномер не на нуле,
пока не
закопался в ковыле,
помятое
железо на крыле
о вечности
пускай напоминает.
Хоть это ничего не поменяет —
нет вечного
мне места на Земле.
***
Посреди мельтешенья мирского
есть одно, что ему вопреки, —
рукавичка
пруда городского
на кручёной
резинке реки.
Знать, она
различимей глазами
голубей,
тополей и синиц,
да иные они
голосами
и обходятся
без рукавиц.
Это детское и человечье —
от завода,
сначала, сперва:
для прогулки
шубейку на плечи
и — резиночку сквозь рукава.
Да, видать,
перетёрлась обычка,
и махнуло
дитя — пустяки…
И набухла водой
рукавичка,
обронённая с левой руки.
***
И смиренные,
да гордые,
ярость ведая и срам,
мы распяты
на Георгии
по морям да
по горам.
Посреди
долины ровныя,
упираючи рога,
не зацепишься за кровное —
разве что за
берега…
***
Когда не
хватает ни зла, ни любви,
и грудь
опустела, и кровь загустела,
казнить не спеши невиновное тело —
пожалуйста,
просто живи.
Пожалуйста,
сонных таблеток не пей:
мы сами
придем к твоему изголовью
и щедро поделимся злом и любовью —
любовью
гораздо скупей.
Покуда земное старание длится,
когда не
влюбиться, тогда разозлиться
возможно,
души не гробя.
Пускай недобром на добро отвечаешь,
ты их друг от друга ещё отличаешь —
и некому,
кроме тебя.
***
Когда
глубинный ветер холодит
души неизъяснённые пустоты,
она
предохранительно глядит
на книжные
походные киоты.
И поелику
Слову не враги
и задеваем
оба за живое,
прости
гордыню мне и помоги
соревноваться,
Господи, с Тобою!
***
Пловцу Юрию Казарину
В разговоре,
движении, взоре
всё —
вода. Да не только вода.
Ты вошёл в
Аравийское море
и не выйдешь
уже никогда.
На вершине
его колыханья,
на груди
мировых половин
очень надо
не сбиться с дыханья
умозрением
тяжких глубин,
бултыхаться
в желанье нелепом,
чтобы края
душа не нашла
там, где
море становится небом
без единого
зримого шва.
***
Овидий, я живу близ тихих берегов…
Александр Пушкин
…Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря…
Иосиф Бродский
Овидием в
провинции глухой
живу, как
завещал Иосиф Бродский,
душевной
почитая шелухой
стенания о
гибели сиротской.
Где вместо
моря трёх великих рек
источники и
многие озёра,
светлей
переживает человек
свидетельства
имперского позора.
И падать,
словно спелая трава,
в ладони
головою нет резонов,
когда вокруг
ещё десятка два
таких же
доморощенных Назонов.
И снова над
метелью и золой,
когда не глухонемец и не бездарь,
назоновый
неистребимый слой
смыкается в
обители небесной.
Пасхальное
Ab ovo
usque ad mala.
Под
скорлупою крашеной яйцо
пасхальным
утром девственно упруго.
— Христос воскресе! — сбросит
письмецо
на телефон
давнишняя подруга.
Перечитаю
прежние стихи
из тех, что не изведали огласки, —
и впрямь неубиваемые краски
из луковой
родятся шелухи.
И промыслы
иные отложу,
и, в помыслы добавив купороса,
— Воистину воскресе… — отпишу,
и захочу
поставить знак вопроса.
Но и его
кривая рукоять
внезапно
разогнётся восклицаньем,
хотя бы
половинным отрицаньем
не в силах
жизни противостоять.
***
Мы ещё
плодоносны
и любить, и ласкать —
занебесные кросны
не окончили
ткать,
да в лежачем
тумане
жития-бытия
обретаемой
ткани
неприметны
края.
Но живучим и
чутким
и снега не туга:
на расколотой чурке —
не кольцо,
так дуга,
в
застывающей луже,
меж листвой и травой, —
побелевший от стужи
океан
мировой.
И пускай
троекратен
недостаток
тепла,
неразборчиво
тратим
мы слова и
тела,
разливанные
вёсны
и осеннюю
сыть…
Как теперь
медоносны
мы ласкать и
любить!
***
Памяти Александра Чуманова
Преимущество маленького городка —
незаметно,
что жизнь коротка.
И река посерёдке невелика,
и несуетны
облака.
На работу из
дому идёшь пока,
наотмахивается
рука,
а дорога покажется далека —
хватит
лёгкого вeлика.
За грибами
да ягодами — до леска,
на рыбалку
— до озерка,
и до
утренней зорьки — у костерка,
до летучего
ветерка…
Землю сонную
на глубину штыка
прокопаешь
от сорняка
и картошки пророщенной с полмешка —
в грядку,
чтобы наверняка,
чтоб зимою,
когда полетит строка,
кровоточинкою
любой
осязать, как
немеренные века
замыкаются
за тобой.
***
Т.К.
Разлуки нет, покуда в капле каждой —
единый мир с
неутолимой жаждой:
и малая
затока глубока,
вбирающая грудью облака,
и женщина — растяпа и растрёпа —
достойна
похищенья, как Европа,
на крупе
восхищённого быка…
Она в платок
замотана морозцем,
дорога веет
сеном и навозцем,
и вновь за
огородом и колодцем
коробится
тайгою горизонт.
Но даже в
иссушающую стужу,
когда и псы
не просятся наружу,
есть небо,
опрокинутое в душу,
и тёплый дом
окном на Геллеспонт.
Пуп Земли
Город между
севером и югом,
знающий надежду и тоску,
обречённый
то сквозящим вьюгам,
то в глаза
летящему песку.
Город, не
обученный восторгу,
не кудрявый
ангел во плоти
на пути от
запада к востоку
и обратно
— тоже на пути…
Над листвой,
еще не запылённой,
в
каменно-асфальтовой груди,
белой ночи отблеск отдалённый —
северное
сердце береди.
После
холодов почти что братский,
хоть и
раскалённый не добрей,
тёплый ветер южноазиатский —
горло
воспалённое согрей.
До
кремлёвских башен и околиц
сердцевинной
матушки-Руси
легкий звон китайских колоколец
и сибирских
кузниц донеси,
а до
европейских автобанов,
ежели дыханием таков, —
с грохотом
японских барабанов
голоса аляскинских китов.
Чтобы
прозвучали им ответно
голосами
сдержанной любви
от
северо-западного ветра
колокольни
храмов на крови
и навстречу
в пол земного шара,
что из лона
водного рождён,
сонная
Атлантика дышала
умиротворяющим
дождём…
Чтобы стала
ласкова и лепа
наша долгота
и широта.
Чтобы сосны
подпирали небо
на плечах
Уральского хребта.
Чтобы
вырастающие дети
тоже, озарённые, сочли
этот город в
яблоневом цвете
солнечным
сплетением Земли.