Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2010
Саша Лагодинская – в 2007 г. окончила исторический факультет МГУ. Живет в Москве. Публикуется впервые.
Саша Лагодинская
Другая интересная игра
Солнышко умели делать только мальчики. Жене казалось, что и она может, но пока что-то не хотелось. Потому она просто так качалась, правда, очень высоко. Арина немножко помогала, подталкивая сзади, и, наверное, сильно ждала тоже покачаться.
Кроме качелей на площадке всё остальное было скучное. Женя и Арина немного повисели на дереве, погрызли каменные груши и решили пойти играть к гаражам. Там обычно не было никаких людей и часто валялись всякие интересные штуки.
В пыли, возле зелёного гаража с нарисованным кривым волком из “Ну, погоди!”, ползал маленький белобрысый мальчик. Женя неприятно удивилась и крикнула ему. Он повернул чумазое лицо. Арина упёрла руку в левый бок и поддакнула. Мальчик неловко встал, подобрал с земли что-то серенькое, замусоленное и спешно пошел прочь. Девочки сначала обрадовались, что он так легко прогнался, но потом серенькое заплакало по-кошачьи. Женя знала, что такие ничего не понимают в котах, кормят их кузнечиками, купают, иногда раскрашивают фломастерами, потому она побежала. Мальчик оглянулся и тоже побежал, но скоро свалился, поскольку сандалии были расстёгнуты. Арина подоспела как раз, она отцепила котика от свитера и прижала к лицу его пыльный мех. Женя подошла, двумя пальцами подняла треугольный хвостик и сказала, что это самка. Мальчик тем временем встал и уставился на свои коленки, потом посмотрел на девочек вопросительно, будто раньше никогда не падал. Он немного запрокинул голову, решив заплакать прямо тут, но передумал и побежал, а на полпути остановился и крикнул, что всё расскажет папе. Женя и Арина должны были испугаться, но не стали, а напротив, начали зло смеяться. Ведь всё это были враки, нету у него никакого папы, а если и есть, то дурацкий, потому что их пять штук сестёр и братьев разного размера, грязных, белобрысых и, наверное, со вшами.
На крыше гаража рос древний мох, а в сдутом футбольном мяче завелись личинки комара. Котёнок, укрывшись кленовым листом, спал, как игрушечный. Арина трогала щепкой длинные волосы в его ухе, и от этого оно смешно дёргалось. Всюду валялись ржавые буквы “Ша”. Они умели хорошо летать, потому Женя собирала их в стопочку, вытирая прямо о штаны. Потом внизу кто-то пришел. Девочки, стараясь не греметь крышами, замерли и переглянулись. Но жесть просела и гулко стукнула. “Там они!” – закричал знакомый голос. “Ща получат”, – ответил незнакомый. Прятаться стало бесполезно. Арина сунула кота под рубашку, и обе они метнулись к тому месту, где не больно прыгать.
На куче песка уже стояли два белобрысых. Мелкий с серыми следами слёз и соплей грыз ревень. Он жевал и одновременно ухмылялся, хотя рядом с ним стоял вовсе и не папа. Это был брат, но весьма такой большой, примерно одинаковой с девочками величины. Он выглядел круто и велел спускаться, отдавать кота, получать, а потом даже ругался матом. Тогда Женя испугалась и сказала, что кинет в него буковку “Ша”. А он важно рассмеялся и сказал, что это трансформаторная пластина. И сразу стало как-то не страшно. Женя, кажется, маленько покраснела, а Арина даже спросила имя. То был Толик, и интересовался он в основном обретением котёнка. Это оказалось их семейное животное, регулярно сытое хлебным мякишем и молоком. Отдавать было жалко, но справедливо. Женя кивнула Арине, и та вытащила из-за пазухи. Кот плавно опускался, растопырив лапы, и пищал. Мелкий бросил ревень и протянул чёрненькие ручки, подпрыгивая от нетерпения. Девочки запротестовали и начали наперебой врать о том, как эти руки мучили, таскали за хвост, посыпали пылью и кормили кузнечиком. Мальчик заскулил, что враки, но всё равно получил от Толика по затылку за то, что таскал кота.
За гаражами была дорога, за ней овраг с длинным унылым болотом, а за оврагом стояла голубятня, страшная, как в кино. Чёрная и ужасная, она с каждым годом увеличивалась за счет пристроек из старых покрышек, детских стульчиков, радиаторов, бутылок, могильных оградок, брёвнышек, осколков стекла, велосипедных рулей, старинных этажерок и прочего. Именно где-то там, за густой оградой, свитой из разных проволочек, по словам Толика, по-настоящему мучили животное.
Среди джунглей, окружавших голубятню, они выбрали самое незаметное место и руками совершили подкоп. Женя и Арина боялись хозяина с ружьем, потому первый полез Толик. Видный через решетку, он утёр нос, огляделся и скомандовал. Девочки легли на животы и пролезли тоже, больно ободрав спины.
На территории никого с ружьем не было, всем даже начало казаться, что на территории нет даже животного. Однако, обойдя всё кругом, они нашли небольшое мусорное строение с дыркой, из дырки торчал длинный седой нос. Толик умел свистеть и свистнул. Нос дрогнул и проснулся. Из домика вылезла собака, долго поглядела на собравшихся мутными глазами и завиляла облезлым хвостом. Да, Толик был прав, животное было всё како-то измученное, но если о нём позаботиться, то может выйти даже овчарка.
У Жени с собой были две липкие конфеты. Одной они накормили собаку сразу же, чтобы крепко подружиться. Другая ждала снаружи, за лазом, через который животное пробиралось неловко и скуля, наверное, тоже поцарапалось. Через джунгли шли с чувством выполненного долга и придумывали имя. Арина предложила Сплинтер. Сходство с учителем Черепашек ниндзя было удивительное. Жене не очень хотелось называть собаку-девочку мальчиковым именем, но пришлось согласиться. Да и потом, если Сплинтер не склонять, то получится очень даже элегантно.
Пока Толик за гаражами строил для Сплинтер шалаш из картона и пластиковых пакетов, девочки сходили домой пообедать, а вернувшись, принесли еду для собаки и немного для Толика. Он ещё просил вынести ему какую-нибудь сигарету, но у Арины никто в семье не курил, а Женю недавно снова научили, что воровать – плохо.
На следующий день был дождик, и хорошо бы поиграть дома, но Сплинтер. Женя позвонила Арине и сказала ей, что собирается сейчас валяться в ногах у бабушки. Арина всё поняла. Женя была профессионалом и уже через полчаса надевала резиновые сапожки, а ещё через минуту стояла в прихожей у Арины, такая вся милая, вежливая и с мешочком объедков для собаки.
На детской площадке в беседке сидел Толик и курил желтый бычок. Он издалека увидел девочек, идущих в прозрачных дождевиках, и побежал за ними прямо по лужам.
Шалаш подмыло потоками, стекающими на дорогу, Сплинтер украли и, наверное, снова мучили, а Арина расплакалась. Она сказала, что полюбила и даже вроде бы успела за вечер уговорить родителей завести это животное. Женя Арину сразу сильно зауважала, поскольку собаку хотел каждый, а такую безобразную – только Арина.
Подкоп в джунглях от дождя забился палочками и комками грязи, ползти там было уже невозможно, но Сплинтер надо было спасать. Женя представила, как Арина представила свою любимицу, такую мокрую, голодную, в луже, и ей стало не по себе. Положение спас Толик, он предложил нагло пройти через ворота. Девочки вздрогнули, но согласились.
На калитке висел большой ржавый замок, но сама она оказалась снята с петель. Рядом с будкой Сплинтер стояла ужасная миска, в которой плавали какие-то отвратительные разбухшие зёрна и одна мёртвая муха. Толик специально опрокинул тарелку и сказал, что таким кормить – это всё равно что бить. Арина присела на корточки возле кромешного входа в собачий домик и тоненьким голоском позвала по имени. Внутри раздался испуганный “тяф”, Арина взвизгнула и отпрянула из положения сидя. Сплинтер высунула морду и посмотрела, будто извиняясь. Все подошли и стали гладить эту голову, а потом Толик взял её за ошейник и с уговорами вывел за калитку.
Новую будку строили уже на пригорке, под уютным кустом. Всё, конечно, было сырое, но на пол положили очень сухой коврик, взятый из подъезда соседнего дома. Угощения, которые Женя принесла с утра, Сплинтер уже съела. Хотелось дать что-нибудь ещё, положить в конуре, и чтобы она прямо там пообедала, в своём новом доме. Потому девочки решили сходить домой, пообедать первыми, а вернувшись, принести еду для собаки и немного для Толика. Он ещё просил вынести ему какую-нибудь сигарету, и Женя взяла целых две штуки дядюшкиного “Пегаса”.
Дождик прошел, Сплинтер, сытая, спала, все вчетвером поместились под кустом. Женя украшала будку цветками, Арина врала, что уже завтра родители согласятся на собаку, а Толик курил понарошку. Было очень хорошо, но в 21:00 девочкам было пора домой.
Позавтракав оладушком, Женя оделась по-уличному, собрала для Сплинтер и отправилась к Арине. Та с порога заявила, что сегодня завести собаку ей не дадут, но дадут завтра. Жене было без разницы. Хотя нет, ей даже стало радостно, ведь это значит, что сегодня до девяти вечера они точно так же, как и вчера, будут сидеть под кустом.
Толик ждал их у самого подъезда. Осадки не предполагались, и все были весёлые. Но недолго. Очень скоро они разозлились настолько, что захотели даже как-нибудь отомстить голубятнику, с таким упорством мешавшему счастью Сплинтер. По дороге на другой берег оврага они устно распределили обязанности: девочки пишут гадости на стенах голубятни, а Толик что-нибудь разбивает вот этой железной палкой.
В конуре было пусто. Злодей наказал собаку, дел её куда-то, он держит её в подвале, он усыпил её, нет, разрубил на куски!
Вот стена, построенная из пустых зелёных бутылок. Цок – первое донышко лопается, цок – второе, цок-цок-цок. “Отдай собаку, сука”, – пишет Женя нехорошее слово. “Ты за всё ответишь, гад”, – поступает скромнее Арина.
Потом они, конечно, успокоились, даже испугались и вовсе собрались уходить, но Арина услышала какой-то жалобный такой свист. Свист этот был очень тихий, сбивчивый, абсолютно точно свист этот был нечеловеческого происхождения и доносился из-за стен голубятни.
Толик, весь красный, навалился детским весом на железную палку и всё же сорвал замок. Внутри было темно, как в храме, где когда-то крестили Женю, только страшнее. Свет еле-еле проходил сквозь бутылочные стены и немного через голубиную башню. Вход туда был открыт, на ступенях приставной лестницы серенькой накипью лежали засохшие птичьи какашки. Стопки журналов доходили почти до самого потолка, сотни бутылок были сложены в огромные поленницы, на стенах висели вымпелы и календари, на полу валялась пакля. Внизу собаки не было, свист доносился из башни, и уже все поняли, что ошиблись. Хотя Толик и слазил туда проверить, но только вызвал панику у птиц.
Жене хотелось бы никогда не бывать внутри, не ломать замка, не красть сигарет, не делать подкоп. Арина и Толик выглядели так, будто им тоже ничего этого не хотелось. Они попытались приладить замок, но ничего не получилось, и пришлось просто аккуратно прикрыть дверь. А когда Толик ставил калитку на место, Арина закричала: “Шухер!” Все бросились в джунгли и рассредоточились.
Среди зарослей было душно, как в парнике, летали и ползали неприятные насекомые. Жене всегда было непонятно, зачем бежать, если можно спрятаться, а уж тем более, если имеешь дело с взрослым врагом. Сперва было дико страшно, и сердце стучало до тошноты, потом стало нормально, а потом – скучно. Тогда она решила сама с собой во что-то поиграть и стала медленно-медленно обходить периметр голубятни. Джунгли были со всех сторон одинаковые, в них ничего, кроме этой высокой, с жирным красноватым стеблем травы, не росло, только валялся иногда всякий мусор. Потому, когда в глубине чащи Женя увидела что-то большое и чёрное, ей стало любопытно. Сначала было достаточно лишь гадать, что это: камень ли, старая ли чья-то куртка или же мешок с мусором. Потом любопытство взяло верх. Чем ближе Женя приближалась, тем страшнее ей становилось, уже казалось, что оно живое, жуткое и дышит.
Сплинтер лежала на боку, вся перепачканная болотной гадостью, она тяжело дышала и глядела на девочку ужасным желтым глазом. Женя сначала решила просто уйти и даже немного ушла, но вернулась. Смотреть на Сплинтер не хотелось, трогать – тоже, бросить – как-то совсем не хорошо. Женя отвернулась, села на корточки и начала думать. А когда придумала – стала рвать и вытаптывать джунгли вокруг собаки. Она ставила метку.
В таком вялом состоянии Сплинтер в будку под кустом никак не помещалась, потому её положили рядом, на той же тряпке, на которой и несли. Арина плакала и сквозь слёзы говорила, что такую больную собаку ей точно завести не разрешат. Толик её успокаивал обещаниями привести брата, который учится на ветеринарном.
В половине девятого пришел Толин брат, он был белобрысый и весьма взрослый, лет, наверное, пятнадцать, у него с собой был чемоданчик. В чемоданчике оказалось много всяких ампул с полустёртыми названиями. Жене всегда нравилось играть в доктора и аптеку. Теперь ей очень хотелось потрогать всё это, но она стеснялась старшего брата. Его звали Серёжа, и, конечно же, у него не было никаких вшей, и у Толика, кстати, тоже не было. Серёжа отломил верхушечку у ампулы, набрал в шприц бесцветную жидкость и уколол больную прямо в ногу. Он проделал эту операцию несколько раз, девочки были поражены его профессионализмом. Серёжа обещал, что от лекарства Сплинтер заснёт, за ночь вылечится, а завтра всё будет уже хорошо. По дороге домой абсолютно счастливая Арина рассказывала Жене, как её родители тоже полюбят эту собаку.
Ночью Женя проснулась от каких-то хлопков и треска, ей подумалось, что это может быть салют. Она открыла окно и высунулась почти наполовину, пытаясь вглядеться туда, где хлопало. Стали лететь комары, и пришлось вернуться в постель. Ей уже снилось, как она читает зоологический словарь, когда под окнами проехала пожарная машина.
Утром оказалось, что Сплинтер почему-то не выздоровела, а умерла. Девочки, конечно, плакали. Доктора виноватым никто не считал, потому Женя с Ариной обрадовались, когда Толик пообещал отдать бывшую собаку старшему брату на исследования. Подруги последний раз посмотрели на Сплинтер, взялись за руки и пошли на пепелище голубятни. Там от расплавленных бутылок остались такие прикольные блинчики. Каждая выбрала себе по пять красивеньких, и они отправились на ручей отмывать их от пепла, чтобы потом придумать какую-нибудь другую интересную игру.