Перевод с английского Максима Калинина
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2010
Воздушный змей
Англоязычная поэзия Южной Африки XIX века
Перевод с английского Максима Калинина
В России о Южной Африке знает каждый школьник с тех пор, как Петруша Гринёв приделал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды, мастеря из географической карты воздушного змея. Но даже Пушкин, конечно, всего не знал. Так, отец русской поэзии не знал отца поэзии южноафриканской. А мог бы. Итоговая книга Томаса Прингла (1) появилась в 1834, и любитель Вальтера Скотта и Кольриджа, переводчик Роберта Саути вполне мог бы с ней ознакомиться. Но как стих “Природа Африки моей…” заменился со временем стихом “Природа жаждущих степей…”, так и “Африканские зарисовки” никогда не встали на книжную полку Пушкина. Правда, если бы это случилось, не писал бы я сейчас этих строк. Не удержался бы Александр Сергеевич от перевода Прингловых стихов, и суждена была бы шотландцу известность в российской словесности такая же, как и в южноафриканской. А в Южной Африке Прингла почитали гораздо более, чем на родине поэта — в Британии. Так, Джон Нобль (2) в предисловии к сборнику “К сердцу пустыни” (3) писал, что, пока в Кейптауне и Натале звучит английская речь, поэзия Прингла будет жить в сердцах и умах колонистов. Само издание сборника “африканских” стихотворений поэта вызвано было “возобновлением интереса к ним, и часто изъявляемым желанием их иметь…”. Данное издание вышло в Кейптауне в 1881, значит, Нобль писал предисловие в 1880—1881 годах. Какое событие произошло тогда в Южной Африке? Первая англо-бурская война, закончившаяся победой африканеров. Также не прекращалось развитие алмазных и золотых приисков. И в эти дни южноафриканцам была нужна поэзия. Поэзия Томаса Прингла. Когда Редьярда Киплинга спросили, кто лучший поэт Южной Африки, он ответил однозначно: “Прингл и только Прингл”. Томас оправдал необходимость труда многих англоязычных поэтов Южной Африки. Среди прочих: Уильям Роджер Томсон, Уильям Селвин, Генри Дагмар etc. Его влияние не прошло и когда “свист локомотива сменил боевой клич кафра” (4).
Антологию “Сокровища южноафриканской поэзии” (5), появившуюся в Кейптауне в 1907, открывает портрет Прингла с подписью “Отец южноафриканской поэзии”. В предлагаемой читателю подборке представлены “дети” Прингла. Выбраны стихотворения авторов, которых можно по праву считать учениками Томаса — почти все они в стихотворениях или в критических работах сказали добрые слова о первопроходце южноафриканской словесности. Стихотворения описывают события, произошедшие если не во времена Прингла, то в близкие к ним, поэтому в публикацию не попали стихотворения об алмазо- и золотоискателях, войне с зулусами, англо-бурских войнах и пр. Надеюсь — и до них дойдёт очередь. Также отдавалось предпочтение повествовательным стихотворениям. О них хотелось бы сказать особо. Томас Прингл девять лет редактировал альманах “Дружеский дар” (6) и был практически единственным, кто публиковал в нём сюжетные стихотворения балладного типа, “Мальчик-бечуан” и “Клятва” так же резко выделялись на общем фоне, как “Анчар” и “Делибаш” в “Северных цветах”.
1. Подробнее о творчестве шотландского поэта Томаса Прингла (1789—1834), а также его стихотворения см.: “Урал”, 2009, № 1. Томас Прингл с семьёй эмигрировал в Южную Африку и провёл там почти семь лет. После двух лет поселенческой жизни на Бавианс-ривер Прингл перебирается в Кейптаун, где участвует в издании газеты и “Южноафриканского журнала”. Тогда он впервые публикует стихотворения о Южной Африке, в частности знаменитое “К сердцу пустыни”. После скандала с губернатором Прингл оставляет журналистскую работу. Впоследствии он также отклоняет предложение об участии в возобновлённом после закрытия властями “Южноафриканском коммерческом вестнике” и уезжает в Лондон.
2. Джон Нобль (1837—1889) — южноафриканский писатель, автор книг по истории Южной Африки: “Южная Африка, прошлое и настоящее”, 1877; “Кейптаун и Южная Африка”, 1878 и др.
3. “К сердцу пустыни и другие африканские стихотворения Томаса Прингла”, 1881. (Afar In The Desert: And Other South African Poems by Thomas Pringle. Edited by John Noble. London: Longmans, Green and Co; Cape Town: J. C. Juta, 1881.)
4. Цитата из предисловия к первой антологии англоязычных южноафриканских поэтов “Поэзия Южной Африки”, 1887. (The Poetry Of South Africa, collected and arranged by Alexander Wilmot. London: Sampson Low, Marston, Searlie, & Rivington; Cape Town: J. C. Juta & Co., 1887.)
5. “Сокровища южноафриканской поэзии”, 1907. (A Treasury Of South African Poetry and Verse, collected from various sources and arranged by Edward Heath Crouch, Cambridge, South Africa. London and Felling-on-Tyne: The Walter Scott Publishing Co., LTD; New-York: 3 East 14
6. “Дружеский дар” — лондонский ежегодник (1824—1844). Среди авторов А. Теннисон, Дж. Клейр, С. Т. Кольридж.
М. Калинин
Артур Вайн Холл
***
Ты, Африка, сюрпризами полна!
В лесу, в горах, на озере, в пустыне
Пришлец вникает в таинства поныне
С тех пор, как принесла его волна.
О, Африка, ты в магии сильна!
Иначе по какой другой причине
В Кейптауне сегодня на витрине
Обычной книжной лавки, — власти сна
Не чувствуя, — я с радостью немалой
Заметил томик Прингловых стихов?!
Когда б восстал из пыльных тайников
Солнцеподобный Шелли — удивленье
Прошло б скорей. Столетье миновало,
Но Африки не умолкает пенье!
Генри Дагмор
Воспоминания о 1820
От родины отрезанные морем,
Они застыли в девственной глуши,
Объяты необычностью видений
Чужой страны, простёршейся вокруг,
Они пристали к мрачным берегам,
Зловещим и пустынным. Упованье,
Что озаряло путь, пока они
Разглядывали мреющие горы,
Подчёркнутые синею водой,
Угасло. И тогда они пошли
Прочь с побережья, по холмам и долам,
Искать вторую родину потомкам
Упорством пешеходного труда.
Отныне здесь их дом.
Он глух и дик,
Но в дикости прекрасен. Посмотрите:
Далёкий кряж, в ущельной глубине
Темнеет лес, что полон попугаев
Полошливых, там прячутся в тиши
Малютки-лори. Держат по отрогам
Поспешный путь прозрачные ручьи,
Все в зелени и россыпях цветочных.
Во тьме пещер таится их исток,
Где бродит леопард, где громким эхом
Умножен бабуина ярый крик.
Укромная Карига в ивняковых
Змеится берегах. И там, и сям
Подъемлет темнолиственный кладрастис
Надменную главу. А в гущине,
Размашисто заполнившей долину,
Мелькает бушбок, дукер длит прыжки,
Гуляет голубая антилопа,
Не умолкает хохот обезьян.
Пернатые певцы слышны из рощи,
Но, не в пример скворцам или дроздам,
Английские леса заполонившим,
Отрывисты их песни и резки,
Но в них не иссякает радость жизни,
Тепло и свет друг другу птицы шлют.
На пажитях зелёных, на припёке,
Акация желтеет и струит
Повсюду аромат. Благая почва
Вознагражденье пахарю сулит
За тяжкие труды.
“Мы здесь как дома!
Мы землю эту наречём своей
И жизнь начнём сначала с новой силой,
Что пробудится в нас! И счастье вновь
Нам улыбнётся! Так давайте песней
За это Небо возблагодарим!
И да воздастся…”
Уильям Селвин
Атака на лагерь
Напряжённо глядят караульщики вдаль —
Первобытная тьма пожирает живьём.
В окруженье фургонов смолкает крааль,
И пастух засыпает в обнимку с ружьём.
Отчего наши псы злобно привязь грызут,
Хоть не слышно поблизости воя волков?
По-над вельдом ночные туманы ползут,
А за ними — рассыпана горсть угольков.
Это кафры идут! Все в укрытье скорей!
Их устами подземные духи кричат!
Стойте насмерть — они беспощадней зверей,
Кто попробует сдаться — изведает ад!
Наши женщины — только подол подоткнут —
С честью делают трудное дело своё:
Вот одна — налагает рубашечный жгут,
А другая — стрелку заряжает ружьё.
С первым блеском зари — заварухе конец.
С поля боя сползла непроглядная мгла —
Ассагая не выпустит кафрский мертвец,
Побуревшею кровью покрыты тела.
Скрылся с нашей коровой разбойный отряд.
Не сыскать укрывище в ущельной тени!
Ничего, братья буры за нас отомстят:
Цену каждому рогу назначат они.
С. А. М.
Аммап и Грит
легенда Нособа
В долине дикой и глухой,
Хранимой Нособом-рекой,
Течёт вечерний час.
Застыла дева на скале,
Цвет кожи не уступит мгле,
Два угля вместо глаз.
Откуда вдруг взялась она,
Простого страха лишена —
Здесь рядом лев живёт!
Ей всякий страх давно избыт,
Затем она здесь и стоит,
Что знает — он придёт.
“Ах, девушка, чья кожа — ночь,
Скорей беги отсюда прочь,
Сейчас вернётся лев!”
В ответ презрительное: “Ха!
Пускай убийцу жениха
Сразит невесты гнев!”
Готов на льва двойной заряд —
Стрелок прижал к плечу приклад
В кустах невдалеке.
Ей — помощи не предлагай:
Она схватила ассагай
И взвесила в руке.
Вот лев идёт. Один прыжок —
И сжался под скалой в комок
Для нового прыжка.
Но, дело делая своё,
Метнула девушка копьё —
Верна была рука.
Забился в корчах мощный лев,
Рванулся встать, но, ослабев,
Упал на землю вновь.
“Попала Грит! Издохнет он!
Теперь жених мой отомщён!
Мой милый Аммап отомщён!
Сладка возмездья кровь!”
Смотрел охотник со скалы
На девушку темнее мглы
И зверя. В страшный миг
Метнула Грит во льва кинжал,
Что Аммапу принадлежал,
И смолк последний рык.
С тех пор — три месяца долой.
Нашли в берлоге под скалой
Останки смелой Грит.
Пустынно сделалось окрест,
Держаться всяк от здешних мест
Подальше норовит.
А почему? — И в ночь, и в день
Здесь ходит мстительницы тень,
А с ней — её любовь.
И каждый, кто скалы достиг,
Бежит, едва услышит крик:
“Сладка возмездья кровь!”
Уильям Роджер Томпсон
Амакейя
Над Кафферлендом чёрный дым скользил по ветру вдаль.
На пепелище старый вождь оплакивал крааль.
Сквозь пальцы загрубелых рук он боль излил в слезах:
И пепел хижин окропил, и родственников прах.
Проклятья, усмиряя скорбь, ему кривили рот.
И вдруг он на ноги вскочил и глянул в небосвод.
Едва не треснул в кулаках кровавый ассагай.
“Бог белых, — закричал старик, — сынов моих отдай!
Всяк из твоих исчадий — тать и кровожадный кат.
Покрыли землю мертвецы, как листья в листопад.
За залпом залп плевало в нас винтовочным свинцом,
За рядом ряд ложились мы, как стебли под серпом.
Миссионеры говорят, что твой завет — любовь.
Макомо говорит тебе: завет мой — кровь за кровь!
Макомо говорит тебе — твой суд несправедлив.
Казни обидчиков моих, разбой искоренив!”
Безбожник мрачно замолчал и взором огневым
Страну прекрасную обвёл, простёртую пред ним.
Повсюду выжжено клеймо безжалостной войной.
Где прежде бушевал огонь — клубился дым стеной.
“Давно ль в живых ещё горах я льва в берлоге брал?
Давно ль нетронутый излог олень перебегал?
О, Манказана, кто теперь траву твою примнёт?
О, Манказана, кто теперь к ручьям твоим прильнёт?
Никто не пустится теперь вокруг крааля в пляс.
Никто любимому теперь не скажет: “В добрый час!”
Никто возни не заведёт с игрушечным копьём —
Всё выжег белый человек безжалостным огнём!”
Макомо смолк, тяжёлый вздох стальное сердце смял.
Увы, цвет кожи англичан их дел не обелял!
У белокожих и цветных на всех одна юдоль,
И разрывает сердце им одна и та же боль.
И в этот миг из гущины к вождю шагнула дочь.
О, Амакейя, ты была собой смугла как ночь!
Неугасимая Любовь в глазах зажгла огни,
Как будто не было вокруг следов большой резни.
И, заглянув отцу в лицо, промолвила она,
Прекрасна в нежности своей, как всякая жена:
“Отец, прошу тебя, отец, не надрывайся так.
Мы с горем справимся вдвоём — направь за мною шаг!”
И как ребёнка, повела поникшего вождя,
На обгоревшем дёрне кровь дорогой обходя.
Тропинка горная была отвесна и долга,
Замглился за спиной бивак проклятого врага.
Лишь у подножия скалы, что зрима и вдали,
Они присели в первый раз и дух перевели.
“Отец, иссякнет битвы пыл, а ты поешь пока.
Я приготовила тебе зерна и молока”.
В пещере собрала поесть: “Отец, смири свой гнев”.
И трапезу делила с ним, на корточки присев.
Остыв, старик направил взор к вечерним небесам
И молча дочери водил рукой по волосам.
“С тех пор, как ты со мной, дитя, я сказочно богат.
Я королевы англичан богаче во сто крат.
Назавтра мы оставим край, где дал тебя мне бог,
Уйдём туда, где не ступал захватчика сапог.
Мы встретим завтрашний закат отсюда вдалеке
И не склонимся никогда в печали и тоске
Над прахом той, чья смерть была нам горшей из разлук.
Могилу матери твоей английский вспашет плуг!”
“Отец, ты страшное сказал! Нельзя оставить мать!
Я с белым буду говорить, чтоб дух свой испытать!
А вдруг он выслушает нас? А вдруг оттает он?
А вдруг отменит свой приказ и всё пройдёт как сон?”
“И не надейся, дочь моя, его слова стальны.
Покинуть раз и навсегда мы родину должны.
Разбиты воины мои, и здесь — опасно жить.
И нечем за победу мне отныне заплатить”.
“Врага нам силой не сломить, да только он — не зверь.
Любовью жалость разбудить я в нём хочу теперь.
Как только выбьет скорбь у нас оружие из рук,
Победоносная любовь придёт на помощь вдруг.
Дождёмся завтрашнего дня, едва начнёт светать,
Пока в душе все чувства спят, зовущие на рать,
Мы к белому вождю пойдём, быть может, мне помочь
Сумеют слёзы, если нет — навек уходим прочь!”
Старик ни слова не сказал — кивком ответил он.
Священна женская мольба у всех земных племён.
Наутро в лагерь ко врагу пошли отец и дочь.
Она — в надежде весела, как туча — он точь-в-точь.
Солдаты из передовых кейптаунских частей
Глядели волком на двоих непрошенных гостей.
Едва полковник преступил палаточный порог,
От Амакейи отвести он глаз уже не мог.
“Послушай, белый человек, — сказал старик отец. —
Мы знаем — ты душою щедр, как щедр любой храбрец.
Послушай нас, коль сердцем ты не очерствел в груди:
Своих людей из наших мест обратно уведи.
Ты за морем оставил дом, родительский очаг.
Чтоб делал ты, когда бы там хозяйничал чужак?
И королеве присягнуть твоей готовы мы,
Когда позволишь нам войти за предками в холмы.
Одной зазыблется травой над нами общий кров.
И вместе с белым будет кафр пасти своих коров”.
Полковник Кемпбелл отвечал, спокойствие храня:
“Не жди, клятвопреступный вождь, пощады от меня.
О мире белых умолял ты десять лет назад,
Когда в нейтральной полосе подавлен был и смят.
Тебе земля твоя тогда была возвращена —
И вновь пошёл ты на обман, и вновь была война!
На жалость поздно уповать — закрой болтливый рот.
На побережье уводи преступный свой народ.
Ловчить пытаешься, дикарь! Таким здесь места нет!
Бери своих и уходи — вот весь тебе ответ!”
Макомо молча принимал от белого разнос.
Затем вздохнул, приобнял дочь и кротко произнёс:
“Что ж, Амакейя, нам пора. Дороги нет назад.
Мы гибели пойдём искать куда глаза глядят”.
Но та вперёд рванулась вдруг в сиянье красоты —
Сплелись на трепетной груди дрожащие персты.
Она разжалобить могла любого, кто не глух.
Рыданья сдерживали речь — едва не спёрся дух.
“Я заклинаю, белый вождь, сединами отца:
Не гневайся — ему чуть-чуть осталось до конца!
Пускай на родине умрёт — он в битвах изнемог.
А ради мира я себя отдам тебе в залог.
За страшным морем поселюсь рабынею твоей
И не увижу никогда земли, что нет родней!
Я не увижу никогда народа своего,
А ты — отца не изгоняй, прошу я одного.
О, Манказана, он опять траву твою примнёт!
О, Манказана, он опять к ручьям твоим прильнёт!”
Старик отец оторопел: “Да ты безумна, дочь!
Чтоб на чужбине я тебе позволил изнемочь?
А сам бы дома жировал без горя и забот?
Не унижайся перед ним. Идём — пришёл черёд”.
Он к сердцу девушку прижал, поникнув головой:
“Тебя не бросит никогда отец — защитник твой”.
С лица полковника сошла убийственная спесь.
Не ожидал он красоту такую встретить здесь.
И, пальцами поймав слезу, блестевшую уже,
Дикарке поклонился он, как белой госпоже:
“Как, благородное дитя, душа твоя чиста!
Как будто ты с рожденья чтишь учение Христа.
Урок решимости дала ты своему врагу.
Но просьбу выполнить твою, увы, я не могу.
Я только исполняю долг, закона верный страж.
Покойна будь — твои слова удел смягчили ваш”.
Бедняжка обратила взор к поникшему отцу.
Казалось — за слезой слеза — жизнь близилась к концу.
“Простимся с родиной, отец, пришёл разлуке срок.
На чужедальнем берегу зароют нас в песок”.
И вновь кремнистая тропа вела изгоев прочь.
Отец — отчаяньем убит, мрачнее тучи — дочь.
Затем — чередованье дюн, за долом — новый дол,
Пока дорога не пришла на берег — дик и гол.
Вода, насколько хватит глаз, лежала впереди.
Смешались ужас и восторг у девушки в груди.
Она смотрела, как волна готовится к броску,
Взрывается на валунах и мчится по песку.
Застыла Амакейя, как по слову колдуна —
Глядит, не шелохнётся, вдаль, безмолвна и грустна.
Ходила к морю каждый день бедняжка с этих пор,
Безрадостный стремился взгляд в безрадостный простор.
Ах, Амакейя, дни бегут, не за горами срок,
Когда в песчаный берег враг впечатает сапог!
Но лишь когда последний кафр последний встретит час,
О смелой дочери вождя забудется рассказ.
Стаффорд Крикшенкс
Бухта Алгоа
На кряже лонгклуфском в полуденный зной
Забились три путника в щель под скалой,
Промолвил один: “Братья, бросьте меня!
Судьба мне в горячке сгореть без огня.
За милею миля боролись мы с ней —
Она, чёрт возьми, оказалась сильней.
Со мной не возитесь — вы сами без сил.
До бухты Алгоа помрёт Измаил”.
И двоё с оглядкою дальше пошли,
Он — салютовал, не вставая с земли.
Они удалялись, глаза опустив,
В пути повторяя Кромм-ривер извив.
“Прощайте, друзья! Я желаю сполна
Познать вам удачу, что мне не дана!
Ветвится дорога: я — в сумрак могил,
Вы — в бухту Алгоа!” — кричал Измаил.
Сошёл к нему сон — друг царя и раба,
Не тот, коим смерть наполняет гроба.
И вдруг: “Берегись!” — прогремело как гром.
“Вставай, а не то — растерзают живьём!”
Мгновенье — и спавший уже на ногах:
Застыл леопард от него в двух шагах,
Два огненных глаза в беднягу вонзил…
“Эх, бухта Алгоа!” — вздохнул Измаил.
Откуда к нему только силы пришли!
Обломок скалы подхватил он с земли
И в зверя метнул, размахнувшись на раз —
Один из огней полыхнул и погас.
Но глаз потерять леопарду, увы,
Что гидре лишиться одной головы.
И снова к обидчику зверь подступил.
“Эх, бухта Алгоа!” — шепнул Измаил.
Взревел леопард и рванулся вперёд,
Как ястреб, врага поражающий влёт.
Но путник к земле торопливо припал,
И рухнул убийца в бездонный провал,
Шесть футов, помноженных на пятьдесят,
За миг пролетел и остался распят
На скалах — в крови из разорванных жил.
И к бухте Алгоа побрёл Измаил.
Извивом Кромм-ривер в вечернюю даль
Он шёл, про себя повторяя мораль:
“Не зная, где свет, и не зная, где тьма,
Ты смерть не зови — та приходит сама”.
Когда в небесах замер птичий глагол,
Он стол и ночлег в Хюмансдорпе нашёл.
И поутру, свежих исполненный сил,
До бухты Алгоа дошёл Измаил.
Томас Прингл
Лесной человек из нейтральной земли
баллада южноафриканской границы
Встретились мы на нейтральной земле.
Каждый за буйволом мчался в седле.
Каждый не ведал, откуда свой род
Новый его сотоварищ ведёт.
Пулю оставил я в бычьей спине —
Зверь на бегу обернулся ко мне!
Конь не успел доскакать до реки,
Бык ему выпустил рогом кишки.
Вдруг чей-то выстрел обжёг мне висок,
Чудище мордой зарылось в песок,
Рухнуло на бок, взревев громче льва.
Я не раздавлен остался едва.
Конный стрелок оборвал свой галоп,
С честью меня поприветствовать чтоб.
Аренд Плесси — он представился мне.
Вмиг позаботился я о вине.
Роги наполнив под сенью ветвей,
Начал он повесть о жизни своей:
“Ты — англичанин, свободен твой дух,
К пришлому ты не останешься глух.
Отпрыску химрада из Камдебу
Незачем было роптать на судьбу.
Всем семерым бы в свой час отошли
Доли построек, скота и земли.
Только прошли возмужанья года,
Взять нам отец повелел повода
И за невестами трогаться в путь.
“Бурских кровей, — он твердил, — вот в чём суть!”
В Верхнюю Землю отправился брат
Брату вослед и — с красоткой — назад.
А для меня всех прекрасней была
Дина — служанка, стройна и смугла.
Глянул отец с осужденьем немым,
Братья взъярились пожаром степным.
Мне закричали, чтоб думать не смел
Смешивать кровь с той, кто кожей не бел.
Я предложил им не лезть на рожон
С отчим богатством и выводком жён,
Мне же — довлеет наследство моё:
Верная Дина, скакун и ружьё.
Тучи чернее, родитель молчал.
Братних ругательств терпели мы шквал.
Жёны остры были на язычок.
Дина прижалась ко мне, как зверёк.
Тёмные веки распухли от слёз —
Жалили злые слова крепче ос.
Дину просил я глядеть веселей —
Завтра, даст Бог, мы поженимся с ней.
Поднял наутро брат Ролоф весь дом,
На спящий двор прискакав прямиком
С криком: “Бушмены идут через луг!
Аренд, спасай, без тебя нам каюк!”
Милями мчались мы бурой земли.
Только напрасно. Бушмены ушли.
“Странно…” — рек Ролоф, Ганс прыскал в кулак.
Сердцем я чувствовал — что-то не так.
Вспять повернули, а Дины — уж нет.
Воплям моим отвечал звон монет.
Продали Дину. Я — снова в седло.
Поискам в Верхней Земле повезло.
Скрылись мы за Тситсикамы леса.
Гаурица пролегла полоса
Рядом с дорогою. Горный излог
Тихий для нас приберёг уголок.
Дом возле Голы я выстроил сам
И зверовал по оленьим лесам.
Там до сих пор мы не знаем беды,
В обществе белых не видя нужды.
Дети пустыни со мною добры —
Кафры с Кат-Ривер, бушмены с горы
Винтерберг. Сердцем своим искони
Чтут справедливое слово они.
Я не боюсь кровожадного льва
И леопарда, что пёстр, как листва.
Всяк остывает во гневе своём
Перед моим длинноствольным ружьём.
Шкура слоновья для пули — пустяк.
Трусит меня носорог-здоровяк.
Буйволы — хлеб мой насущный, доколь
Я — африканский всесильный король.
Выбрал себе я изгнанья удел
И никогда ни о чём не жалел.
Я проявленьем таинственных сил
Верховожу, словно встарь Измаил.
Но как представить без горькой тоски
День, когда сдавит земля мне виски?
В тучах увидят мои горизонт:
Дина, сын Карел и сын Родомонд.
Друг-англичанин, прошу, принеси
Добрую весть для бедняги Плесси,
Если услышишь, что вышел указ
О равноправии смертных всех рас!”
Артур Вайн Холл
Томас Прингл
С трудом выкраивал ты срок,
Солдат, для новых строк.
Пока ты с кривдой разжигал вражду,
Цветы твоих стихов росли не на виду.
Пускай сейчас “не пишут так”,
Ты не уйдёшь во мрак.
“Поэт карру” — твой титул на века.
Сам Кольридж замедлял шаги у родника
Волшебной музыки твоей
Печалей и лучей.
Лишь для тебя сэр Вальтер забывал
О храбрых гэллах, пьющих мщения фиал.
Изгоям стал ты головой
В дороге ветровой.
Когда шотландский брег вдали изник,
Заплакал даже тот, кто плакать не привык.
Две лиры — радость бытия,
Давида и твоя,
Всем тем, кого три месяца подряд,
Трепало море, кто и Африке был рад.
Вы Кейп, земли не зрев давно,
Помнили раем, но
Под жёлтым флагом надлежало вам
Держать в Алгоа путь к бесплодным берегам.
Среди чащоб, долин, пещер
Бог в помощь, пионер!
Вы совершили трудный переход
В Глен-Линден, где настал иным трудам черёд.
Поэт отточенным пером
В глуши возвёл вам дом,
Но только глушь вы стали обживать,
К иным свершеньям путь решил он прорубать.
Был бой властям за прессу дан.
В тот час, когда от ран
На поле брани он к земле приник,
В ушах его звучал врага предсмертный крик.
На каждый отвечая стон,
Устал смертельно он.
А кто бы не устал, когда наперебой
Командовал один и слёзы лил другой.
И он в пустыню прямиком
С одним проводником
Скакал, едва ему была нужна
Живящая и дух, и разум тишина.
Но не оставил он борьбы,
И, волею судьбы,
Он оправдал заслуженную честь —
На место рабского — Свободы флаг вознесть.
Парламентом был утверждён
Забытый днесь закон.
Был пир горой, и во главе стола
Воссел поэт, но тут — к поэту смерть пришла.
И вдруг из нор, где темнота,
Возникла Клевета,
И с тошнотворным выводком своим
Кропила ядом холм над телом неживым.
Рекла: “Впустую жизнь прошла,
Как — по ветру зола”,
Не зная, что его хранил Творец
От славы смертной, чтоб в раю обрел венец.
На запад солнце повернёт —
Кто вспомнит про восход?
Забудут славу солнечных лучей,
Но ровно и светло горит огонь свечей.
Твои стихи живят мечту,
Как будто вельд в цвету.
Успел ты много в жизни небольшой,
Бесстрашный рыцарь Прингл с бесхитростной душой.
Примечания
Генри Дагмар
Воспоминания о 1820
1820 год — одна из важнейших вех в истории Южной Африки. В этом году туда прибыли на поселение первые шотландские эмигранты. Первый корабль эмигрантов отбыл от берегов Британии в декабре 1819. Этому событию кроме Дагмара посвящали стихотворения Артур Вайн Холл, Стаффорд Крикшенкс, Александр Уилмот (1836—1923) и др.
Укромная Карига… — Карига — река на одноимённой долине.
…темнолиственный кладрастис… — Кладрастис — кладрастис жёлтый (Cladrastis lutea), или капский кедр, кафрское название — умкоба. Иногда его именуют просто — “жёлтое дерево”. Одарённый, но рано умерший южноафриканский поэт Роберт Майкл Брюс (1857—1878) дал своей единственной книге название “Под жёлтым деревом”.
Мелькает бушбок, дукер длит прыжки… — Бушбок (Bushbuck (Boschbok)) — пёстрая лесная антилопа (Tragelaphus scriptus); дукер — хохлатая антилопа (Cephalolophus mergens).
Уильям Селвин
Атака на лагерь
В окруженье фургонов смолкает крааль… — Крааль — южноафриканская деревня — несколько хижин, обнесённых частоколом, окружают площадку для скота. Белые поселенцы и буры часто применяли подобную тактику в сражениях с темнокожими воинами: тяжёлые фургоны сцеплялись в кольцо, стенки накрывались шкурами, а пространство между фургонами забивалось колючими ветками. Из такого укрытия можно было вести прицельный огонь.
Это кафры идут! — Кафры — от арабского “каффир” — неверный. Презрительное прозвище, данное бурами южноафриканским банту (большей частью — коса). Кафры высоки, атлетичны, их лица близки к европейскому типу. Курчавые, похожие на шерсть, волосы — главная черта, относящая их к негроидной расе. Кожа тёмно-коричневая. Кафры смелы, веселы, мужественны. В сражениях редко бывают кровожадными, в отличие от ещё одного воинственного племени Южной Африки — зулусов. “Они — дикари, но не варвары”, — писал Прингл. Помимо скотоводства и охоты, вырщивают зерновые и овощи.
Ассагая не вупустит кафрский мертвец… — Ассагай (или ассегай) небольшое метательное копьё. У Н. С. Гумилева в стихотворении “Зимбабве” из книги “Шатёр” находим: “Я арабам, торговцам рабами, // Выпускал ассагаем кишки.
Ничего, братья буры за нас отомстят... — Буры (африканеры) — народность Южной Африки, потомки европейских (главным образом голландских) поселенцев. Меткость буров в стрельбе из ружья — легендарна.
С. А. М.
Аммап и Грит
легенда Нособа
Хранимой Нособом-рекой… — Нособ — река на юго-западе пустыни Калахари. Принадлежит бассейну реки Оранжевой (туземное название — Гарип (Гариб)).
Уильям Роджер Томпсон
Амакейя
В предисловии к этому стихотворению в книге “Сокровища южноафриканской поэзии” сообщается, что описываемые события действительно произошли во время одной из многочисленных пограничных войн между белыми и кафрами. Вождь племени коса — Макома (сын знаменитого вождя Гейки, о котором много писал Прингл) со своим народом был переселён на побережье бухты Алгоа (Алгоа бей).
Над Кафферлендом… — Кафферленд (Кафрария) — кафрские земли, страна кафров.
О, Манказана… — Манказана — долина и река около города Аделаида. Река впадает в Кунап. Прингл, переименовавший долину в Глен-Прингл, упоминает Манказану в стихотворении “Жалоба изгнанницы”. Название переводится как “Девушкина речка” (River of Girls). Существует ещё одна Манказана — приток Кат-ривер.
Стаффорд Крикшенкс
Бухта Алгоа
На кряже лонгклуфском… — Лонгклуф (Longkloof) — горы около Большого Карру.
…До бухты Алгоа помрёт Измаил. — Бухта Алгоа (Алгоа бей) — залив Индийского океана. На берегу расположен один из старейших городов Южной Африки Порт-Элизабет, закладку которого наблюдали поселенцы 1820 года.
В пути повторяя Кромм-ривер извив. — Кромм-ривер — река в области залива Св. Франциска.
Он стол и ночлег в Хюмансдорпе нашёл. — Хюмансдорп — город, лежащий неподалёку от бухты Алгоа.
Томас Прингл
Лесной человек из нейтральной земли
баллада южноафриканской границы
Прингл пишет, что в основу стихотворения легли подлинные события, произошедшие в разное время в разных местах Капской колонии.
Возможно, фамилию герою стихотворения дал Пол дю Плесси, который жил в долине реки Литтл-Фиш, известной под названьем Звагерхук. Плесси был фельд-корнетом этих мест, а ещё разводил лошадей. Прингл посещал его во время путешествия по стране.
Нейтральная земля, или Уступленная, а также Спорная, территория — область в 2800 квадратных миль между Глен-Линденом (поселением белых) и Новой Кафрской Границей, обозначенной колониальным правительством в 1819 после очередной войны с коса. Граница проходила по берегам рек Чуми и Кейси. Вот как описывает Нейтральную землю Прингл: “Вид этой страны был дик, но прекрасен и внушителен. Здесь царило разнообразие высоких гор и змеистых долин с живописными лесами и скалами; обширных нагорных пажитей и плоских саванн вдоль речных берегов, усыпанных мимозой. Дикие животные: квагги, канны, бубалы, гну, куду, множество видов маленьких антилоп паслись на тучных пажитях, пока слоновьи стада безмятежно кормились в лесистых ущельях и вечнозелёных джунглях”. Граница время от времени сдвигалась в сторону местных племён. Это было в обычае здешних мест. Ещё в 1778 голландский губернатор Капской колонии Иоахим Ван Плеттенберг (Joachim Van Plettenberg, был на этом посту с 12 августа 1771 по 13 февраля 1785), объезжая восточные границы, обнаружил, что поселенцы существенно продвинулись вперёд в своих владениях. Губернатор, недолго думая, взял в руки перо и сделал исправления в карте колонии, присоединив к последней добрых 30 тысяч квадратных миль.
Баллада южноафриканской границы — перекличка с названием трёхтомника Вальтера Скотта “Песни шотландской границы”.
Каждый за буйволом мчался в седле. — Брэм пишет, что чёрный, или кафрский, буйвол “…без всякого преувеличения может быть назван ужаснейшим из всех кровожадных обитателей пустынь и лесов Чёрного материка! Негры боятся его больше, чем самого льва, больше, чем дикого слона, и храбрейшие из них не осмеливаются охотиться за буйволом”. Вмешательство буров-охотников на буйволов под водительством старого готтентотского капитана Бозака в битву с кафрами за Грэм-таун во многом предопределило исход сражения.
Отпрыску химрада… — Химрад — член совета лэнддроста (судебного совета).
…из Камдебу… — Камдебу — равнина на Большом Карру. По-готтентотски означает “зелёная возвышенность”.
В Верхнюю Землю… — Верхняя Земля, или Высокий вельд, — травянистое плато на востоке Южной Африки, переходит в Драконовы горы.
…Бушмены идут через луг! — Прингл отмечал, что бушмены, мирные пастухи, с приходом белых превратились в кровожадных бандитов. Бушмены (от голландского Basjesman, буквально — “лесной человек”) — древнее коренное население Южной Африки, которому свойственны признаки как негроидной, так и монголоидной расы.
…Тситсикамы леса. — Тситсикама — область глухих лесов к западу от Порт-Элизабет, проходит вдоль западного побережья Камтус-ривер. “Прекрасные, но дикие”, — называл эти леса Прингл. Ныне — национальный парк.
Гаурица пролегла полоса… — Гауриц — Река на Малом Карру. Протекает по восточной границе округа Свеллендам и впадает в море около бухты Моссел Бей.
Дом возле Голы я выстроил сам… — Гола — небольшая река в окрестностях Сомерсета (ныне — Сомерсет-Ист) и Форт Бофорта (возведён в 1822, в 1837 перерос в деревню с тем же названием).
…Кафры с Кат-Ривер… — Кат-Ривер — река.
…бушмены с горы // Винтерберг. — Винтерберг — вершина (около 2400 м) системы складчатых гор в южной части Капской провинции. Название “Зимняя гора” объясняется тем, что три месяца в году её вершина покрыта снегом. Прингл совершил на неё восхождение весной 1821 года.
Я проявленьем таинственных сил // Верховожу, словно встарь Измаил. — Измаил — буквально — “Бог услышал”, в Ветхом Завете — сын Авраама. Когда он с матерью был изгнан в пустыню, голос его услышал Господь и сказал, что произведёт от него великий народ. Измаил поселился в пустыне Фаран и сделался искусным стрелком из лука.
В тучах увидят тотчас горизонт // Дина, сын Карел и сын Родомонд… — По колониальным законам Кейптауна дети свободного человека и рабыни являлись собственностью хозяина последней.
Артур Вайн Холл
Томас Прингл
“Поэт карру” … — Карру (от искажённого готтентотского “каруса” — сухой, бесплодный) — общее название полупустынных плато и межгорных впадин в Южной Африке. Различают Большое и Малое Карру. Прингл пересёк Большое Карру в августе 1822 года.
Сам Кольридж … — Сэмюель Тейлор Кольридж замечательно отзывался о творчестве своего младшего товарища, иные стихотворения — редактировал. “К сердцу пустыни” он называл одним из лучших стихотворений английского языка.
Лишь для тебя сэр Вальтер забывал… — В 1816 году Томас Прингл опубликовал в книге “Поэтическое зеркало” поэму “Осенняя прогулка”, заслужившую благосклонный отзыв Вальтера Скотта. С тех пор дружба поэтов продолжалась до смерти последнего. Именно при помощи Скотта Прингл получил место для поселения в Капской колонии.
…Под жёлтым флагом надлежало вам // Держать в Алгоа путь… — Примечание Вайн Холла: “Это (жёлтый флаг. — М. К.) означало, что на борту были больные”. Не совсем понятно, что автор имеет в виду. В бухту Алгоа эмигранты должны были плыть при любых обстоятельствах — оттуда было ближе к месту их дислокации. А больных на борту было всего двое. Среди прочих пассажиров на “Бриллианте” плыли долговязый и мрачный уэслианский проповедник и маленький врач анабаптист. Эти двое проводили время в яростных религиозных спорах и в конце плавания даже перестали разговаривать друг с другом. После отплытия к бухте Алгоа уэслианец почувствовал симптомы отравления. Его похоронили на берегу, и анабаптист оплакал участь бывшего соперника. А вскоре и его пришлось хоронить по той же причине.
В Глен-Линден… — Глен-Линден (ныне Долина Бабуинов) так, на шотландский лад, Прингл именовал своё местожительство в Южной Африке.
Был бой властям за прессу дан. — Томас Прингл, бывший одним из редакторов “Южноафриканского журнала”, считается первым борцом за свободную прессу в Южной Африке.
И он в пустыню прямиком… — Отсылка к знаменитому стихотворению “К сердцу пустыни”.
…На место рабского — Свободы флаг вознесть. — С марта 1827 и до конца жизни Прингл занимал место секретаря в Обществе противников рабовладения, усилиями которого в 1833 британский парламент принял закон об отмене рабства.
Об авторах
Артур Вайн Холл (Arthur Vine Hall, 1862 — после 1937) — поэт и художник. Предисловие к его первой книге написал Редьярд Киплинг. Наиболее удавались Вайн Холлу длинные стихотворения, дававшие названия сборникам: “Столовая гора”, “Поселенцы 1820-го” и др. Оба приведённых здесь стихотворения взяты из сборника “Стихотворения южноафриканца. Собрание стихов А. Вайн Холла”, Лондон, 1931 (Poems of a South African: The Collected Verse of A. Vine Hall. Longmans Green, London, 1931).
Генри Дагмар (Henry Hare Dugmore, 1810—1896) — миссионер, поэт. Десяти лет, Дагмар вместе с родителями прибыл в Южную Африку в том же году, что и Прингл — 1820. Он окончил школу при Уэслианской миссии и стал миссионером в восточном Кейпе. Дагмар прекрасно говорил на языке племени коса, сочинял на нём священные гимны, а в 1859 перевёл на этот язык Библию. Первая книга стихов поэта вышла уже после его смерти. Несмотря на это, стихотворения Дагмара были весьма широко представлены в антологиях, где довольно часто подвергались редакторскому сокращению, нельзя сказать, что несправедливому. Стихотворение “Воспоминание о 1820” также сокращено, оно взято из “Новой книги южноафриканских стихотворений на английском языке”, 1979 (A New Book of South Africa Verses in English, Oxford University Press, Capetown, 1979).
Уильям Селвин (William Selwyn, 1824—1892) — поэт. Родился в Грэмтауне, осиротел в девять лет и воспитывался в семье своего бездетного двоюродного дяди, офицера инженерных войск. Работал учителем, затем занялся банковским делом и переехал в Порт-Элизабет. Издал книгу стихов: “Песни Кейпа и другие стихотворения”, 1891 (Cape Carols and Miscellaneous Verses by William Selwyn. Cape Town: Argus Printing And Publishing Company, Limited. 1891), откуда и взято приводимое стихотворение. “Стихи воловьей упряжки” из этого сборника написаны на мотив “К сердцу пустыни” Прингла, о чём автор сообщает в подзаголовке.
С. А. М. — стихотворение за такой подписью было напечатано в книге “Поэзия Южной Африки”, 1887.
Уильям Роджер Томпсон (William Rodger Thomson, 1832—1867) — поэт, прозаик, журналист. По мнению американского учёного Джона Дойля, Томпсон первый из серьёзных поэтов, рождённых в Южной Африке. Родился в семье миссионера, прибывшего в Южную Африку в 1821 году. Томпсон готовился пойти по стопам отца, но, видимо, сказалась натура бабушки — родственницы Роберта Бёрнса, стал поэтом и журналистом. Работал редактором журнала, впоследствии был членом Законодательного совета Форт Бофорта. Единственная книга “Стихотворения, эссе и статьи” (Poems, Essays, and Sketches by the late William Rodger Thomson, with a Memoir. Editor John Noble. Cape Town: Juta, 1868.) вышла после смерти автора. Одно из эссе этой книги — о Томасе Прингле.
Стаффорд Крикшэнкс (Stafford Cruikshanks, 1825 — ?) — поэт, прозаик. По непроверенным данным — родом из Ирландии. Возможно, единственный из южноафриканских поэтов, кто писал “стандартным габби”, а также вариации на темы шотландских песен. Издал две книги стихов. Публикуемая баллада входит в сборник Крикшэнкса “Песни Южной Африки” (Lays of South Africa on topics principally modern. By Stafford Cruikshanks. London: Printed and Published by John B. Cjursons, 11, Saint Bride Street, City. 1881.). В одном из стихотворений этой книги: “Горацио и Эммелин” — упоминает Прингла в компании с Бёрнсом и Муром.