Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2010
Из антологии клуба “Лебядкинъ”
Андрей Сальников
***
С распущенною косою
у дома стоит судьба.
Казалось бы — что ей стоит,
до дома-то — два шага…
Она не идёт, но медлит,
а в доме живёт поэт.
И бегают в доме дети.
И долгий в окошке свет.
Не взлётною полосою —
работа и худоба.
С отточенною косою
к поэту пришла судьба.
Царские дни
Июль мне большой собакой
так нежно лизал лицо,
а я всё искал знаки
на улице подлецов.
Я с виваипатьевским городом
знаком был, но не любил,
а этот мой город — с норовом,
хотя я ему простил.
Не слишком ли покаяния —
наотмашь, на публику, блин…
Ни годы, ни расстояния
не разгибают спин.
***
Мне снится распадающийся сон —
кругом друзья и вроде не поминки.
Какой-то стон (а может — “Вальс Бостон”),
и тянет тёмной сыростью с “Плотинки”.
И хорошо, что не залез во власть,
не хвастался и не скулил. Не важно.
И не взлетел. И некуда упасть.
Мне, в общем, снится сон, и мне не страшно.
Наталья Косолапова
***
чай тонет в свисте
убогого сверчка
тебя ли волокут
другого ль дурачка
ван гога, т.е. кисть
стреножена в жгуты
полощет бабка
полынью кипящую
не ты
***
в нагое утро
вокзального толка
у ветхой кассы
без дна окна билетов
забыла имя направление
причину трения
бумажных тел
рисую платье
кукле без лица
***
полощешь горло тишиной
пустые коромысла улиц
закинув невод в небо Ной
уснул на отголоске кузниц
***
Дождь разъедает мертвые города
крупными каплями, импульсом по сети
в сотне ж/к экранов
дрожит мой страх
дворники сметают дождь
с осколков лобового
Забыты пальчики в перчатках
Заклеван Стерх многорукий …
Татьяна Мартьянова
***
Как Мы Искали Этот Город,
Где Повстречаться Нам с Тобой,
Благословив Волшебный Голод
Души Изюминкой Любой!
Как Обожали Этот Город
С Тобою Вместе бы, Вдвоём,
Друг Другу Звёздами за Ворот
Под Звёздным Падая Дождём,
Как Обижали Этот Город
В Попытках “Счастья — Без Тебя”,
Дробя Души Собачий Холод,
Судьбы в Бараний Рог Трубя!
Как Украшал бы Этот Город
Наш Водопад БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ,
Что Счастья — Выстраданный Повод
Алмазным Фондом на Крови!
Григорий Тарасов
***
Над пропастью во рже
И прочем неглиже
Что поздно, мол, уже
Не на своей меже
Раздали по обже
Приличным протеже
Да как бы не обжечь
(не лажу с ОБЖ)
А женщины мужей
Которые рыжей
Меняют на ежей
Становятся свежей
На кухнях из ужей
Всё сыплется драже
А всё ж не бламанже
На сковородках же
Репортаж
6.
Шестидесятые. Боливия. Деревенька Ла Хигуэйра.
Святой коммунист, раненный в ноги, загнанный в угол,
Че Гевара оставил на свете 5 отпрысков.
5.
Он работал министром без зарплаты.
Любил революцию. Кубу. Расстрелы.
Расстреляли — и его. Сила рождает силу.
4.
Сержант Марио Терран вытащил короткую соломинку.
Путь к славе открыт.
Однако сказал Че палачу: — Человека ты убиваешь.
А про легенду ничего никому не сказал.
3.
И вот уже военврач отпиливает руки свежему трупу.
Офицеры и полевые агенты тащат тело к вертолёту, крепят тросом к лыже.
Сержант Марио Терран чувствует себя нехорошо, будто наделал в штаны.
2.
Кончит он нищим, полуслепым в захолустье родной страны,
Вспоминая Че, глядящего на него с каждой третьей футболки…
И будут бесплатно лечить палача кубинские офтальмологи.
1.
Так смеётся огненный команданте. Ещё один шаг к победе.
Стоит икона в церкви Ла Хигуэйры. На иконе — майор Че Гевара.
Нянчит внуков Марио Терран. И плачет.
***
Читать поэтов
И курить
О самом важном говорить
И засыпать
И просыпать
И начинать потом опять
Читать поэтов
Водку пить
О самом нужном говорить
Фонарь в глаза
Допрос; не спать
И продолжать потом опять
Поэтов помнить
Лес валить
И ничего не говорить
***
Я уже не помню сколько костей в теле человека
Довольно много
Но если сломать даже самую маленькую будет
Очень больно
А если ударить в нужном месте прицельно и зло
Человека не станет
Совсем
***
Часто обильное пиво, много крепкие сигареты.
Сочетание частностей, отмеченное двумя докторами:
Бронхитом и Гастродуоденитом.
А в среднем всё ещё не хуже, чем могло б.
Из искры Божьей временами выходит
Неплохая себе зажигалочка.
***
Аве, Машка, Аве!
Выросла в подвале.
Дальше по подъездам
Кой-чего давали.
Кой-куда любили,
Не хотела — били.
Аве, мать Мария.
Аве, сын твой, Киря.
Аве, Машки мама,
Не домыла раму.
Машка, сын да мама,
Вот такая драма…
***
Холодная дурная водка в дешёвой забегаловке
Наполовину состоит из сивушных масел.
Из радиоточки доносится “Спейс”,
Под который многие воображали себя
Космическими героями
В свои пятнадцать.
Что же,
Наша эпоха была именно такой.
Правда, вместо боевых звездолётов —
Потрёпанные “бэхи”.
А вместо десанта на Сатурн —
Бомбёжка ларьков.
Чёрный кофе коричнев и сладок.
Корейская морковь не остра,
Зато сделана из настоящей моркови.
Забегаловка дешёвая, но уютная.
Мысли ушли в отпуск.
У них много отпусков.
Это неплохо, так как не помнишь.
Шахматисты за соседним столиком
Дуют пиво и поют песни.
Одна песня, к примеру, — про гордый “Варяг”.
Мол, лучше утонуть, чем спустить свой флаг…
Приведя в нейтральный порт своих “Корейцев” —
Даже не знаю.
Настя Куанышева
***
Закрывайте двери на замки,
к вам сюда идут по коридору
чёрные большие башмаки,
закрывайте окна, ставни, шторы,
запасайтесь наскоро едой,
платьями, чернилами, свечами,
и бумаги вы возьмите той,
что сухими стелется ручьями,
напишите ваши имена
на страницах памяти и света,
ждите, ждите ваши времена,
и вопрос не будет без ответа,
двигайтесь, но тихо, по шагам,
чтобы стук ваш превратился в шепот,
и читайте только по губам,
слово в слово — как неслышный ропот,
проходите в сонные врата
и смотрите далеко глазами
в воздух, где ночная простота
заструится ветрено над вами.
Ностальгия по ракушке
Мы гуляем в улицах-кругах,
переходим улицы-квадраты
и сидим на тёплых берегах
в одеялах из зелёной ваты,
мы выходим к островам-мостам,
спим на малахитовых шкатулках,
нас запомнят и узнают там,
где дожди шагают ровно, гулко,
но мы помним всё ещё о ней,
гладкой и закрученной ракушке,
станем как старинные игрушки,
на рассвете мы приснимся ей.
Ракушечная земля
Подо мной произрастает рожь,
вьются переливами колосья,
по полу бежит златая дрожь,
семь ночей поля никто не косит,
покажи мне двери в новый день,
покажи мне землю из ракушек,
где гуляет ласковая тень
по верхушкам ёлочных игрушек,
где улиток мягки завитки
и не дуют западные ветры,
грани неба ясны, высоки,
где земля ракушечная, где ты?
***
— Мама, мама, что это в углу
шевельнулось быстро и исчезло?
— Тихо, тихо, собирай золу,
кошка только-только с печки слезла.
— Мама, мама, двери на замки
почему сегодня закрываешь?
— Спать пора, закрой-ка сундуки,
и когда-нибудь ты всё это узнаешь.
***
Игрушка подкралась тихо
и прыгнула прямо в ванну,
прыжок закрутился лихо,
и шорох остался странный,
висели над тротуаром
лишь призраки-динозавры,
луна надувалась шаром,
и плыли во тьме кентавры,
и тикали тихо числа,
и цифры в углах стояли,
а время не шло со смыслом,
и смысла часы не знали.
***
Укутанные бархатом
под покрывалом ночи,
земля вокруг не вспахана,
мы закрываем очи,
и прячемся, и прячемся,
и нас никто не слышит,
мы видим всё, мы зрячие —
глаза летучей мыши.
Сергей Бельков
***
Ветки качаются, словно в кино.
Тени деревьев и тел.
Кошка забытая пахнет вином.
Сторож смеялся и пел.
Новое, старое… Веретено.
Время — дожди и дожди.
Накрест забито, без стекол, окно.
Холодно — не уходи.
***
Мир наш сошел с ума.
Крашеные дома.
Хочешь — рисуй сама.
Белым, пока зима.
***
Город квадратных углов
Стал привычен и важен.
Хочется скрыться в тень
Ближайшего сада.
Ветер топорщит листву.
Сад — небольшой и влажный.
Воздух почти прозрачен.
Полгода до листопада.
***
Каплей дождя, стекающей
Медленно, по плащу,
Нотой неуловимою —
Я по тебе грущу.
***
Задолго до явления моста
Или — мента, какая, в общем, разность?
Я помню: нынче песенка не та.
И чересчур обильна виноградность.
Всё цезари, сенаты и жрецы.
Привычный сон румяного солдата.
Концы уже глядят во все концы.
Шестая — трижды заикнись! — палата.
***
Когда человек приближается к смерти, —
А он прикасается к ней постоянно —
Он может смеяться над этим, поверьте,
А может глаза отводить покаянно.
И, в целом, неважно, кто в белом и черном,
А важно, когда наступает граница.
Не думая больше о холмике с дерном,
Плывет он, как рыба, летает, как птица.
Янис Грантс
Виктория и Харитон
Всем персонажам этого высокохудожественного произведения оставлены их фамилии из жизни, описанные события имели место быть, а прямая речь не только реальна, но и записана на некие электронные носители. Автор подчёркивает это особо, чтобы остудить пыл всякого рода любителей досудебных, судебных и внесудебных разбирательств.
1. Однажды поэт Е.В. Изварина написала в не свойственной ей манере десять стихотворений о малой родине. “Мистификация века”, — обрадовалась поэт Е.В. Изварина, подписала цикл стихов о малой родине Виктория Заваренная и понесла его в редакцию “Урала”. По пути поэт Е.В. Изварина сочинила биографию поэта В. Заваренной, не забыв нафантазировать и ту трагическую причину, по которой поэт В. Заваренная не может самолично предложить свои стихи журналу.
Примерно в это же время поэт А.Ю. Санников написал в не свойственной ему манере двенадцать стихотворений о чужбине. “И медный сыыыыыыырррр с отверстиями в сыыыыыыррррееее”, — некстати пропел поэт А.Ю. Санников, подписал цикл стихов о чужбине Алексей Санников, зачеркнул, подписал Алексей Сальников, зачеркнул, подписал Харитон Варнак и понёс стихи в редакцию “Урала”, нисколько не заботясь о том, что придётся объяснять: почему сам поэт Х. Варнак не может предложить свои стихи журналу.
У самых дверей величественного здания, в котором располагается редакция журнала “Урал”, поэты Е.В. Изварина и А.Ю. Санников встретились. Выяснив, что оба на пустом месте откопали по Пушкину ХХI века, поэты А.Ю. Санников и Е.В. Изварина решили для начала почитать стихи из портфелей друг друга в ближайшей закусочной.
“Ты знаешь, — плакала после пятой рюмки поэт Е.В. Изварина, — моя протеже чудом осталась жива (жуткая автомобильная катастрофа), но сейчас прикована к постели. А твой чего не явился?” — “А мой, — опомнился после шестой рюмки поэт А.Ю. Санников, — вообще на полярной станции работает, ну, белых медведей разводит”.
“Ах, какие стихи! Ах, какие судьбы!” — спустя полчаса плакал главный редактор “Урала”, разливая на троих литровую бутылку рябины на коньяке.
2. Поэт М. Чешева прознала, что поэт Е.В. Изварина где-то откопала прекрасного парализованного поэта В. Заваренную. “Она её прямо в инвалидном кресле выкапывала, или кресло было зарыто в другом месте?” — спросила поэт М. Чешева у поэта В. Калитаева по телефону.
3. Поговорив по телефону с поэтом М. Чешевой, поэт В. Калитаев тут же набрал номер поэта С. Ивкина. “АБОНЕНТ НЕДОСТУПЕН”, — сказала трубка поэту В. Калитаеву. “Да мне и так есть, с кем спать, я по другому поводу — по поводу ожившего Пушкина”, — сказал поэт В. Калитаев трубке.
4. Поэт С. Ивкин всё время выпячивал свою недоступность. Выпячивал-выпячивал. Довыпячивался. “Поэт А.Ю. Санников действительно взялся откапывать Пушкиных ХХI века. Только ты опоздал. Я первым эшелоном иду, ну, сразу за поэтом Харитоном Варнаком. И за мной ещё трое записаны”, — сказала поэт Е. Гришаева поэту С. Ивкину по телефону.
5. После разговора с поэтом С. Ивкиным поэт Е. Гришаева почувствовала себя настолько разбитой, что тут же написала в не свойственной ей манере пять стихотворений о несчастной любви и решила прочитать их по телефону поэту А. Быкову. “Я бы с удовольствием послушал, но самого распирает от вдохновения, боюсь упустить шанс”, — отшил поэта Е. Гришаеву поэт А. Быков, показывая кулак поэту В. Семенцулу, который в это время пытался единолично вылакать полторашку крепкого пива “Уральский мастер”.
6. Поэт В. Семенцул, сбегав за четвёртой полторашкой крепкого пива “Уральский мастер”, позвонил поэту А. Петкевич и спросил: “А правда, что поэт Е.В. Изварина обладает таким великолепным экстрасенсорным талантом, что способна воскрешать мертвецов?” — “Ни про какие таланты поэта Е.В. Извариной я ничего и никогда не слышала, а то, что они с поэтом А.Ю. Санниковым вчера всю закусочную на уши поставили — так это факт”, — ответила поэт А. Петкевич поэту В. Семенцулу.
7. Поэт А. Петкевич, распираемая своим знанием о вчерашнем дебоше, учинённом в закусочной поэтами А.Ю. Санниковым и Е.В. Извариной, позвонила поэту М. Кротовой. “Тоже мне, сенсация, — хмыкнула поэт М. Кротова. — Вот у здания, где журнал “Урал” стряпают, сейчас не протолкнуться. Говорят, Пушкин воскрес и читает в кабинете главного редактора свои новые стихи о белых медведях”.
8. Ответив по телефону поэту А. Петкевич, поэт М. Кротова села за стол и написала в не свойственной ей манере электронное письмо на адрес поэта А. Быкова: “У вас там осталось ещё или со своим приходить?”
9. Поэт Е. Оболикшта, проверив почту, обнаружила свежее письмо от поэта М. Кротовой, которая в пылу алкогольного воздержания перепутала адреса поэтов А. Быкова и Е. Оболикшты. “В гости ко мне намылилась? Ну её, этого поэта М. Кротову, вечно “не я, не я”, а пачка индийского чая в прошлый раз бесследно исчезла, да и маникюрные ножницы испарились”, — вслух сказала поэт Е. Оболикшта и решила в одиночестве зайти в ближайшую от дома рюмочную.
10. Поэт Е. Оболикшта зашла в ближайшую от дома рюмочную, где и встретила поэтов А.Ю. Санникова и Е.В. Изварину. “Ни поэта Харитона Варнака, ни поэта Виктории Заваренной в природе не существует”, — уверяли поэты А.Ю. Санников и Е.В. Изварина поэта Е. Оболикшту после пятой стопки. “Я с поэтом Викторией Заваренной с детства дружу, а с поэтом Харитоном Варнаком у меня даже роман был, да и совместные фотографии где-то валяются”, — не сдавалась поэт Е. Оболикшта после шестой стопки.
11. Возвращаясь из рюмочной домой, поэт Е. Оболикшта столкнулась нос к носу с поэтом Е. Вотиной. “Вот, на любовное свидание иду с выдающимся поэтом современности Харитоном Варнаком”, — сказала поэт Е. Вотина поэту Е. Оболикште. “Поэт великолепный, а вот любовник он — туда-сюда, ну, вяловатый”, — сказала поэт Е. Оболикшта поэту Е. Вотиной. “Вот как? Тогда, может, лучше опрокинем по рюмочке в ближайшей закусочной?” — предложила поэт Е. Вотина. “Умеешь ты подобрать ключик к сердцу поэта”, — тут же согласилась поэт Е. Оболикшта.
Мария Кротова
***
Мой Ставрогин, по омуту плавая,
ловит ситечком чёртов помёт,
а на тучке сидит Златоглавая
и не видит его.
И он тоже её не поймёт.
А она к нему свесится тетивой,
такой нервной, почти неживой,
а он — с вытачкой ножевой…
Бабочка
На крылышках — меридианы —
по снегу трещинки и швы,
глаза искусственно стеклянны,
как бы мертвы.
По лапкам — крупка аллергии
на всякий купорос…
и взмахи крыльев сыплют пудрой
погибших папирос.
Без усиков, и без ноги, и
без головы,
зато тропинкой хитромудрой
пропёрли швы…
психологический состав —
уже ничё…
я шмякнусь, крылья распластав,
наколкой на твоё плечо.
***
поспевают чипсы дёргаются с хрустом
падают с деревьев гнутся как попало
положу на них большую книгу Пруста
сяду сверху выпью пива — это я устала
посмотрю налево посмотрю направо
веточки качают волны вентиляций
золотистых чипсов полная канава —
можно в них упасть и до утра валяться
это я устала на газон присела
ласково держала тёплые деревья
боязливо пела медленно косела
и во всём вот этом было что-то девье
***
Был выброс, ветер к телу прилипал,
и вышла, плача, тётенька из парка,
ей сделалось невыносимо жарко,
и медлил покупательский запал
в её пустеющем пакете,
а мимо, чавкая, проходят дети
и фантики бросают на тропу
и тут же превращаются в толпу.
***
Весна нарисовалась.
Ужели?
И сопельки, и слюни
в календаре осели
на апреле
и на июне.
В конце недели
висят, как сноски.
И трупик папироски,
оставшийся зимой, —
он мой.
Запитого стакана утробные края —
мои.
И сорванная пробка — моя.
***
Лес падает с горы
и у её подножья
встречает топоры
и топится в пруду,
пробив зимы творожье,
а если я приду,
пруд вздолбится, как лось,
как откровенный конь,
и всё, что припеклось
к его большой ладони, —
не тронь —
ты не поймёшь, к чему он клонит.
***
Там лают протяжно огни,
и всё походно бодро.
Распрыгнись, душа, загни,
эгекни через бедро!
О небо шоркает лес
игольчатым языком,
а дяденька Геркулес
пожалуется в райком:
ему тяжело держать
небесный поднос на весу.
Он говорит — хватит ржать,
а то я сейчас нассу.
Владимир Калитаев
Кавайная фантазия № 1
У меня есть отец, мать
и жена. Они подарили право,
право и обязанность быть хомяком в клетке царя Леонида.
Но они
пили-жили-курили… И забыли
предупредить. Однажды:
мой царь подбросит меня до самого квадратного неба.
И тогда кровь превратит
старую железную корягу в осколок бронзы.
А я стану зайцем и,
загребая задними ногами полную желудей землю,
отправлюсь в путь.
Ястребы, грифы и пули не смогут догнать меня.
И когда мои когти станут цвета чёрного крепкого чая — я достигну рая.
Там будут петь совы и соловьи.
И мои слова подарят мне гордость.
Кавайная фантазия № 2. Бензин
Когда я был ребёнком —
я не спал с игрушками.
Я курил Пьер Карден и пускал по венам бензин.
Друг говорит
отстой.
Постой,
разве ты не знал?
Что под стекловатные маты в подвал
слетаются звери, сбежавшие от Заратустры.
Грифы закрывают глаза не клювом, а крыльями.
Зайцы охраняют твоё детское тело.
Они разрывают задними ногами
животы цветных живодёров,
приходящих за тобой.
В подвал хрущёвского замка.
А через тринадцать лет мне
рассказывают про рай. Но разве они
зрели его?
Рай растворился как сигареты. Пьер Карден.
Кавайная фантазия № 3
1. Пролог
Недавно, когда я не был банкротом и кротом —
родные разрешали, говорить и курить, возле параши.
Я размышлял про Сибирь, но об этом потом, —
вечно ваш, вечно вам, мои наши!
2. Сибирь
Я без глаз оставлен.
Нет, мог превратиться в грифа, чтобы исправить глаза.
Но я метален ( из металла)…
Когда-то
ел ротвейлеров в кругу друзей (не блатных-мужиков),
но ротвейлеры, сожрав кору да кедровые орехи —
сдохли от голода и беды.
Остался только запах метана.
Тайга не прощает
дураков, чужаков
и полуволков.
Для них нет еды.
3. Урал
Жмоты летают на вертолётах,
а мы ослепнем, когда устанем.
В сибирской тайге не нужно — зрение.
На Урале другое. Бедные уральцы.
Здесь свет мерцает, как резонанс Шумана.
Уренгой тоже не север,
север, севернее Харпа.
Для тех, кто на бронепоезде,
Харп — это где Ходорковский.
И ночи белые, как наши глаза,
когда мы устанем.
Кававйная фантазия № 5. Нищета
Это уже не бедность, двадцать рублей в кармане.
Это уже на грани
трёхгранных ножей — оторванных ушей
ломбардов по триста рублей за серьгу.
Так не дорого — я не могу! не могу! не могу!
Нищета — это гречка
с противотуберкулёзным мясом.
Охота на Сортировке — удавка и молоток.
Это уже не речка, не пиво, не рыба с квасом.
Это огромное море — лак от ногтей и листок,
который менты совали. Ментоны — пистоны давали.
Скорее скорей подпиши.
Нам надо домой за водкой, на водкой и с водкой…
Скорее скорей поспеши…
Салават Кадыров
***
Гоголь живет в зеркале,
в таинственном темном углу,
там, где события жизни
нередко происходят наяву.
Он караулит нас повсюду,
чтобы поймать на своем,
насылает веселых ревизоров
и добреньких покупателей душ.
Оживает в каждом человеке,
пока он в зеркале ищет себя,
Он во всем такой загадочный,
потому что какой-то родной.
***
И снег, имеющий голос,
чтобы говорить со мной,
и суетливый дождь,
шумно смывающий следы,
пытаются рассказать мне
о душе своей природы,
что я люблю понимать,
как собеседник небесных
осадков без остатка.
***
Пойду, пройдусь по стране,
до ворот и обратно.
Перед вечерней молитвой
писать надрывные стихи
и плакать, отыскивая слово,
одно-единственное слово,
чтобы выразить тоску,
мою огромную великую тоску,
неумолимую молитвой
во имя спасения души.
Влад Семенцул
Стан Лех
И падал снег к ногам твоим
Из рук моих я сыпал снег
И таял снег в ногах твоих
В руках моих и таял снег
Я сыпал снег из рук моих
Из рук моих тебе в лицо
И таял снег в глазах твоих
В глазах моих твоё лицо
И падал свет к ногам моим
Из рук моих я сеял свет
Я сеял свет к ногам твоим
К ногам твоим я сеял свет
И падал свет сквозь снежный дым
К ногам твоим, к ногам моим
И падал снег сквозь влажный дым
К ногам моим к ногам твоим
Свадьба четверга
Я вышла замуж на стене,
Стучали туфли по стене
И ночь в окно, и я в окне
Кричали гости на окне
За дверью слышно коридор,
В карман не спрячешь коридор
Три раза в дверь и муж мой вор
В стене забор и муж мой вор
Вацуме
Там едет Ца, там едет Бо
В карете ватное гнездо
Нашейник лысое седло
Овал, припудренный к лицу
Там едет Ва, там едет Цу
Там едет Ца, там едет Бо
В карете ватное гнездо
Нашейник лысое седло
Овал, припудренный к лицу
Там едет Ва, там едет Цу
Там едет Ца, там едет Бо
В карете ватное гнездо
Нашейник лысое седло
Овал, припудренный к лицу
Там едет Ва, там едет Цу
***
Вера Чегера красила губы
Готовилась к встрече
Сегодняшней в восемь
Звонил телефон шипел телевизор,
Она выходила
Из дома в сомненьях
На лестничной клетке шуршали соседи,
Приветствуя Веру
Ванильной улыбкой
Улыбка в улыбке запахло ванилью
Она уходила
Забыв о соседях
На улице слякоть вчерашние люди
Глазели на Веру
Забыв о пристрастьях
Ванильное небо в ванильной улыбке
Чегера, чегера,
По запаху Вера
21 минута
Запахи,
В запахах запахи,
В запахах другие запахи,
В других запахах посторонние запахи
Определение общего объема, всех предыдущих запахов
Зёрна,
В зернах зреют зёрна,
В зреющих зёрнах плодятся зёрна,
В плодящихся зёрнах есть определённые зёрна
Каков момент плодородности этого плодящегося зёрна
Истинное удовольствие где-то рядом
Синхронно движениям других, посторонних
Систематичная таблица элементов
Четыре на четыре удара в состав