Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2010
Эдуард Молчанов
Эдуард Прокопьевич Молчанов — журналист, живет в Екатеринбурге. В “Урале” печатается с 1970-х гг.
Штрихи к портрету
маршала Жукова
О Георгии Константиновиче Жукове каждый из россиян знает большей частью ещё со школьной скамьи. Имя этого человека навсегда вошло в летопись нашего Отечества. Талантливый полководец XX века оставил неизгладимый след в памяти людей, ему посвящены сотни книг и журнальных публикаций. Широко известна у нас и за рубежом его книга “Воспоминания и размышления”. В свое время были изданы двухтомный сборник “Маршал Жуков: полководец и человек” (М., 1988) и книга “Маршал Жуков. Каким мы его помним” (Политиздат, 1989). В этих книгах — воспоминания о полководце его боевых соратников и друзей, маршалов и солдат, родных и близких, а также рассказы и очерки известных писателей К. Симонова, С. Смирнова, Е. Долматовского, В. Пескова и других.Тепло было принято читателями повествование В. Карпова “Маршал Жуков” (М., 1992) и вышедшая в серии “Жизнь замечательных людей” книга военного историка В. Дайнеса “Жуков” (М.,2005).
Казалось бы, к портрету человека, так много сделавшего во славу нашей Родины, трудно чего-то добавить. И всё же осталась счастливая возможность обратиться к письмам самого Георгия Константиновича, сохранившимся в семье. Часть из них была передана музеям, а несколько писем после просьбы уральцев его дочь Элла Георгиевна передала для публикации в книге “Живые строки войны”, вышедшей в Средне-Уральском издательстве. Сыграло при этом вспомогательную роль, очевидно, то обстоятельство, что Г.К. Жуков 12 февраля 1948 года был назначен командующим Уральским военным округом. В Музее боевой славы окружного Дома офицеров этот период истории округа отмечен особо, уральцы хранят благодарную память о выдающемся полководце. В истории Урала опальный маршал оставил зримый след и сумел за пять лет превратить военный округ в один из лучших.
Человек, принимавший капитуляцию фашисткой Германии и парад Победы в Москве, представлял Урал в Верховном Совете СССР вместе с автором “Малахитовой шкатулки” Павлом Петровичем Бажовым. Писатель очень дорожил знакомством с легендарным полководцем, который иногда даже навещал его дома. Павел Петрович понимал, что могла означать для Жукова ссылка на Урал, ведь когда-то он и сам по навету был отторгнут от партии и ожидал, что ночью за ним может прибыть зловещий “черный ворон”. А при генералиссимусе и его верном соратнике, кавалере десяти орденов Ленина, Л.П. Берии за решеткой побывали К.К. Рокоссовский, К.А. Мерецков, А.В. Горбатов и другие полководцы. Урал, сказал поэт, — “опорный край державы”, но он для многих был еще и опальным краем.
Письма же, переданные уральцам дочерью маршала, относятся к периоду становления полководца и связаны с его пребыванием в Монголии в 1939 году. Там, на Халхин-Голе, как свидетельствовал в своих воспоминаниях редактор газеты “Героическая красноармейская”, а позднее, в годы Великой Отечественной войны, редактор “Красной звезды” Д. Ортенберг, впервые ярко проявился полководческий талант Георгия Константиновича. Там были и многие истоки героизма и стойкости, боевого опыта нашей армии.
Это подтверждается и многими другими источниками. В частности, по свидетельству руководителя информационного отдела разведуправления Красной армии (В.А. Новобранец “Накануне войны”. “Знамя”, 1990 г., № 6, с. 166), командование Дальневосточного фронта по горячим следам халхин-гольских событий предложило дополнительно создать на границе несколько полевых армий и несколько механизированных корпусов. В необходимости такого шага удалось убедить руководство страны, и войска были развернуты, то есть ещё зимой 1939—1940 годов в Сибири и на Дальнем Востоке были в известной мере заложены предпосылки для переброски резервных армий к Москве в 1941 году. Под руководством Г.К. Жукова эти войска не только остановили наступавших захватчиков, но и отбросили их от Москвы. “Ельнинская операция, — вспоминал он, — была моей первой самостоятельной операцией, первой пробой личных оперативно-стратегических способностей в большой войне с гитлеровской Германией”.
Однако неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба полководца, если бы в 1939 году операция на Халхин-Голе не завершилась так успешно. Жукову приходилось отстаивать свой план разгрома японской группировки от вмешательства со стороны старших начальников, находившихся при его штабе. Напряженными были отношения К.Г. Жукова с командующим Забайкальским фронтом Г.М. Штерном, пытавшимся навязать свою волю. В условиях развернувшейся кампании разоблачения “врагов народа” и репрессий против командного состава армии приходилось ему вступать в конфликт и с начальником Главного политического управления Красной Армии Л.З. Мехлисом, причастным к расправе над маршалом В.К. Блюхером. Известно, что еще в 1937 году Жуков сам едва не стал одной из жертв государственного террора против командного состава армии. Он послал тогда телеграмму Сталину, в которой сообщил о несправедливости выдвинутых против него обвинений. Позднее Сталин вспомнил об этой телеграмме при назначении Жукова командующим Халхингольской армейской группировкой.
Генерал армии И.И. Федюнинский, наш земляк и боевой соратник Георгия Константиновича, командовавший в пору халхингольских военных действий полком, позднее отмечал, “сколь точно и правильно определил Георгий Константинович, что главным нашим козырем были бронетанковые соединения, и, только активно используя их, можно было разгромить переправившиеся через реку японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону”. А прибывший из военной академии в оперативный отдел штаба молодой офицер И.Т. Артеменко вспоминал, как ему довелось делать отметки на карте боевых действий после донесений, принятых по телефону и записанных его начальником в специальном журнале. Карту эту Ивану Тимофеевичу приказали срочно доставить в штабную землянку Г.К. Жукова. Командующий слушал доклад о боевых действиях, изучал обстановку на карте и тут же диктовал приказы. А затем расспросил молодого офицера о службе и распорядился: “Карту оставь, возьми вот мою, подчисть и подправь кое-какие каракули”. А потом неожиданно ввернул с улыбкой: “Делал бывший кавалерист, а кавалеристы привыкли, что за них лошадь думает… Это в бою, а вот в штабе нужны аккуратность, четкость — в этом залог успешного управления войсками в бою”.
— Раз понравилась твоя работа Жукову, тогда и дальше тебе придется ее делать, — узнав о происшедшем, приказал майор И.Н. Конев своему заместителю И.Т. Артеменко. С тех пор тот вел не только дежурную карту, но и карту специально для командующего. После победы над фашистской Германией уже в августе 1945 года полковнику И.Т. Артеменко довелось побывать еще раз на Халхин-Голе в районе горы Баин-Цаган, где когда-то находился командный пункт Г.К. Жукова. Теперь уже Иван Тимофеевич в должности начальника оперативного отдела управления штаба Забайкальского фронта принимал деятельное участие в разработке операции по разгрому японских войск в Маньчжурии.
Памятные для родных письма полководца, на плечах которого после вторжения японцев лежала ноша великой ответственности и риска, конечно, совсем не о том, что можно было в каждый момент боевых действий ожидать на разных направлениях удара, изменения обстановки и грозного разворота событий. Суровый воин (“Я плохо исполнять службу не приучен”) предстает перед нами как заботливый любящий муж и отец. По словам Эллы Георгиевны, жену, Александру Диевну, Георгий Константинович величал Шуриком, а она его — Жоржем, и такое веселое обращение ему нравилось.
“Пишу редко — мешают бои”, — так говорил он, когда речь касалась писем родным. И все-таки писал, выкраивал время, чтобы поделиться наболевшим с женой Александрой Диевной, дочерьми Эллой и Эрой.
— Письма сберегла мама, — вспоминала Элла Георгиевна. — Они прожили с отцом более сорока лет. Мама очень дорожила этими весточками с фронта. А с начала сорок третьего года, когда мы вернулись из эвакуации в Москву, он очень часто звонил по телефону. Война вошла в нашу семью после нападения Японии на дружественную Монгольскую Народную Республику.
И вот первые пожелтевшие листочки.
“24.V.39.
Милый Шурик!
Сегодня был у наркома. Принял исключительно хорошо. Еду в продолжительную командировку. Нарком сказал: заряжаться надо примерно на 3 месяца. К тебе у меня просьба такая: во-первых, не поддавайся хныканью, держись стойко и с достоинством, постарайся с честью перенести неприятную разлуку. Учти, родная, мне предстоит очень тяжелая и ответственная работа, и я как член партии, командир РККА должен её выполнить с честью и образцово. Ты же меня знаешь, что я плохо выполнять службу не приучен, но для этого мне нужно быть спокойному за тебя и дочурок. Я тебя прошу это спокойствие мне создать. Напряги все свои силы, но этого добейся, иначе ты не можешь считать меня своим другом жизни. Что касается меня, то будь спокойна на 100 процентов.
Ты меня крепко напоследок обидела своими слезами. Ну что ж, понимаю, тебе тоже тяжело.
Целую тебя крепко, крепко. Целую моих милых дочурок.
Ваш Жорж”.
Письмо из Монголии
“Здравствуй, милый мой Шурик!
Шлю тебе привет и крепко целую. Крепко целую дочурок Эллочку и Эрочку. Только сегодня вернулся в такое место, откуда могу послать письмо. Первое, что я тебе хочу написать, это то, что я жив и здоров. Как живете там все вы? Выехали на дачу или до сих пор не удалось? Второе — тебе скоро нужно собираться ко мне.
Мне привези: 1) новую шинель, 2) новые брюки, 3) пижаму, 4) ружье, 5) фотоаппарат… Патефон не бери, тут достал. Возьми 10—15 штук хороших пластинок…”
— Окончание письма, — пояснила Элла Георгиевна, — к сожалению, не сохранилось. Чем оно примечательно? Папа очень любил охоту. И что интересно, с охотничьими трофеями возвращался всегда, т.к. стрелком был отменным. Охота для него была и способом общения с природой, которую он, выросший в деревне, очень любил. Набор пластинок не сохранился. Но музыка в нашем доме всегда была в почете. У нас даже музыкальное трио: папа — баянист, Эра — аккордеонистка, я пиликала на гармошке. Ну, а мама исполняла роль дирижера-слушателя. Что касается фотоаппарата, папа очень много снимал нас с сестрой. У меня и у Эры есть персональные фотоальбомы, где мы запечатлены, по сути, со дня рождения. Много снимал папа и маму. Сам папа тоже любил фотографироваться. На любое семейное торжество он приглашал фотографа. Он был большой выдумщик. Почти на каждый новогодний праздник организовывал карнавалы. Сам принимал в них активное участие.
Письмо из Монголии
“1.IX.39.
Здравствуй, милый мой Шурик!
Шлю тебе привет и крепко всех целую. Получил от тебя массу писем и телеграмм, но, извини, ответить не мог, т.к. был занят боями. Вот с 20.8 веду непрерывные бои. Сегодня закончил полный разгром японских самураев. Уничтожена вся их действующая армия. Взято более 100 орудий, масса всякой техники и имущества. По счету это четвертое поражение японцев.
Надо тебе сказать: все время бои носили ожесточенный характер. Естественно, мне как командующему пришлось поработать и не поспать. Ну ничего, лишь бы был хороший результат. Ты помнишь, я тебе писал из Москвы о том, что задание партии выполню с честью. Вот не знаю, как будет развиваться конфликт дальше. Хотелось бы скорее кончить и увидеться с вами. Сегодня я посылаю за тобой порученца. Думаю, тебя довезет. Парень он проныристый.
Теперь, что здесь есть… Тут, говорят, есть все. Не было только одеял, но я купил 4 одеяла верблюжье-плюшевые, очень красивые.
Для меня: 1) касторовую шинель, 2) фуражку, но только не кавалерийскую, а пехотную, с малиновым околышем. Размер 57,5 с кавалерийским козырьком. Больше для меня ничего брать не нужно. Для себя: зимнее и осеннее пальто… Имейте в виду, приедете, здесь будет уже холодновато.Для детей: то же самое, но имей в виду, здесь плохо с портнихами…
В Улан-Баторе я ещё ни разу не был, т.к. прямо с самолета — на позиции и, кроме окопа, пока ещё ничего не видел…
Сегодня получил сообщение о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Очевидно, ты об этом уже знаешь. Такая оценка правительства, партии и т. Ворошилова обязывает меня ещё больше стараться выполнить свой долг перед Родиной.
Крепко, крепко всех вас целую.
До скорого свидания.
Жорж”.
В 1940 году, став уже генералом армии, Георгий Константинович вспоминал о последних днях четырехмесячной войны на Халхин-Голе: “С 24 по 30 августа шла траншейная борьба за каждый бархан. Возле каждой высотки наши войска встречали бешеное сопротивление. Каждую высоту приходилось брать приступом. Наша тяжелая артиллерия не имела возможностей вести огонь, так как железное кольцо наших войск все более замыкалось, и возникала опасность попадания в своих. Артиллеристы под огнем неприятеля выкатывали пушки на открытые позиции и били прямой наводкой, а затем пехотинцы шли в атаку, врываясь в траншеи”.
Запомним победную пору халхингольской эпопеи и мысленно перенесемся в сентябрь 1945 года, когда на страницах центральной газеты “Правда” было опубликовано сообщение ТАСС о подписании в Токийской бухте Акта капитуляции Японии, возвещающего о фактическом окончании Второй мировой войны. А 7 сентября союзники устроили в Берлине парад победителей, в котором участвовали, как сообщала та же газета, оккупационные войска США. СССР, Соединенного королевства и Французской Республики. Этот парад принимал заместитель Верховного Главнокомандующего армии нашей страны маршал Г.К. Жуков.
Американский автор У. Спар писал в книге о Жукове: “День парада приближался, и тут Жукову сообщили, что главнокомандующие трех остальных держав не смогут присутствовать и пришлют своих заместителей. Когда Жуков доложил об этом Сталину, диктатор отнес это на счет стремления союзников преуменьшить значение парада войск антигитлеровской коалиции. Он приказал Жукову самому принять парад. С точки зрения Жукова, парад оказался успешным и достиг своей цели. Парадом достигли и другого. Советы смогли показать союзным военачальникам новейшие образцы танков и самоходных орудий”.
По Берлинским улицам торжественной колонной продвигались тяжелые танки “Иосиф Сталин”, а за ними и гвардейские части. “Отца народов” с газетных страниц “Правды” приветствовали подобострастные поэтические послания:
От молдавских Кодр и пашен,
Мудрый Сталин, солнце наше,
Шлет письмо тебе Народ.
А русский полководец, принимавший парады Победы в Москве и Берлине, не мог тогда, конечно, предполагать, что через три года окажется в ссылке в учебном округе на Урале. И писать о нем будут в газетах инкогнито. В корреспонденции о Первомайском параде “в столице Сталинского Урала” глухо сообщалось, что командующий округа совершил объезд войск и обратился к демонстрантам и войскам с трибуны с приветственной речью. Вот только фамилию маршала “забыли” упомянуть в “Уральском рабочем”.
Просматривая подшивку окружной военной газеты “Красный боец” за 1949 год, когда отмечалось десятилетие победы на Халхин-Голе, я тщетно искал фамилию командующего группировкой советских войск, разгромившей японскую армию. В глаза бросались крупношрифтовые барабанные заголовки “Победа на Халхин-Голе есть победа дальновидной сталинской политики”, “Сталин — творец Советской военной науки” и т.д. в том же духе.
В “Красном бойце” сообщалось о награждении командованием округа ценными подарками лучших классных специалистов и военкоров, был приведен и список фамилий солдат, сержантов и офицеров. Вот только не оказалось фамилии отдавшего приказ командующего округом. При нём, при маршале Жукове, проходило в округе соревнование за звание отличный пулеметчик, отличный танкист, отличный артиллерист, связист, снайпер и победители награждались памятным нагрудным знаком и подарком. А на политзанятиях в так называемых Ленинских комнатах замполиты преподносили “Десять сталинских ударов”, которые обеспечили победу над фашисткой Германией. Так делалась парадная сторона истории.
В беседе с писателем Константином Симоновым в октябре 1950 года, когда Жуков командовал Уральским округом, он отметил, что халхингольские события были крупным военным конфликтом, который все же не перерос в большую войну. Однако дальнейшее значение тех дальневосточных военных действий превзошло их масштаб. Поражение заставило японские военные круги проявить впоследствии сдержанность и связать проблему своего вступления в войну с Россией со взятием гитлеровской армией Москвы. Слова Жукова о Халхин-Голе: “Я до сих пор люблю эту операцию”, в устах человека, закончившего войну в Берлине, многозначительны — справедливо отметил писатель. Известно и то, что поздней осенью 1941 года, когда гитлеровские войска вели бои на подступах к Москве и фюрер ожидал вторжения квантунской армии на Дальнем Востоке, германский посол в Токио генерал фон Отт, объясняя нерешительность японского правительства, телеграфировал в Берлин: “…В японской армии все еще помнят Халхин-Гол”.
О том, что Георгий Константинович в свое время лично доложил Сталину о победе на Халхин-Голе и тот с признательностью сказал ему: “Теперь у вас есть боевой опыт”, через десять лет, когда он был уже маршалом, словно бы и забыли. Известно, что в боях на Халхин-Голе с обеих сторон только 20—31 августа 1939 года участвовало 900 танков, 800 самолетов. 1500 орудий — по любым меркам это огромное сражение. “Ну ничего, лишь бы был хороший результат”, — писал жене и дочерям Г.К. Жуков.
Таким оставался он и потом, когда в самые критические дни обороны великого города на Неве писал домой: “Я думаю не только удержать его, но и гнать немцев до Берлина”.
А позднее, в письме с пометкой: “Действующая армия. 10.2.44 г.”, Георгий Константинович после ласкового обращения и приветствия жене и детям сообщал: “…Все намеченные дела армией выполняются хорошо. В общем дела Гитлера идут явно к полному провалу, а наша страна идет к безусловной победе и торжеству русского оружия. Фронт справляется со своими задачами, дело сейчас за тылом, тыл должен очень много работать, чтобы обеспечить потребности фронта, тыл должен хорошо учиться, морально быть крепким, тогда победа будет за русскими”.
Он ни на минуту не забывал, что для победы необходим тяжкий труд фронта и тыла. “Из всех нас, — писал о Жукове маршал И.Х. Баграмян, — он выделялся поистине железным упорством в достижении поставленной цели и особой оригинальностью мышления. В отличие от некоторых военачальников предвоенного времени, Г.К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в годы военных испытаний не может получиться полководец, но и жестким характером, беспощадностью к недобросовестным людям. Если он чего-нибудь добивался, то крайне не любил идти к цели, как говорится, медленным шагом, робким зигзагом, в таких случаях он шел напрямую”.
Известно, что в специальном постановлении сталинского ЦК ВКП(б) 20 января 1948 года “О т. Жукове Г.К., Маршале Советского союза” прозвучало как приговор: “…заслуживает исключения из рядов партии и предания суду”. Такие решения вели обычно к дальнейшим “разоблачениям” и аресту. На ликвидации маршалов “отец народов” поднаторел еще в 30-е годы, тогда погибли А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский и В.К. Блюхер. Возможно, Жукова спас перенесенный инфаркт миокарда, и он получил после этого назначение в учебный округ на Урал. А местному руководству и штабу военного округа последовало предписание не устраивать маршалу почестей и приветствий.
Жукова не избрали даже в президиум районной партконференции, и он сидел в зале среди рядовых делегатов, которые были немало удивлены. На областную партконференцию маршала избрать вообще забыли, туда отправились заместитель командующего округом и член Военного совета. В бюро обкома партии после этого был избран не маршал Победы, а заместитель командующего округом; в то время как управления МВД и МГБ в высшем органе областной власти были представлены своими руководителями, а не их заместителями. Такая унизительная для маршала кадровая перетасовка могла быть инсценирована лишь из Кремля.
Однако в 1950 году кремлевские веяния чуть потеплели, маршала выдвинули кандидатом в народные депутаты, а затем и избрали в Верховный Совет СССР. Не обошлось при этом без подводных камней. На областной предвыборной конференции он вынужден был отвечать, почему получил назначение на Урал “после такой должности” (имелась в виду должность заместителя Верховного главнокомандующего), а также — в чем причина его вывода из ЦК?
“Должность командующего войсками округа в мирное время крупнее из того, что можно пожелать”, — ответил маршал. Объяснил и обстоятельства вывода из состава кандидатов в ЦК: “Причиной было указано, что я недостаточно проявлял выдержанности в некоторых разговорах служебного и партийного порядка”. Но подоплёка унижающих достоинство вопросов и причины ссылки заместителя Верховного главнокомандующего на Урал были видны невооруженным глазом.
В 1951 году маршала включили в состав возглавляемой В.М. Молотовым правительственной делегации, которая отправилась в Варшаву на празднование Дня возрождения Польши. Речь, с которой выступил маршал на торжественном заседании в столице Польской Народной Республики, была, конечно, “согласована и одобрена” в Кремле, содержала славословия в адрес “отца народов” и публиковалась в “Правде”. Политическая же реабилитация маршала состоялась в нашем городе на VIII областной партийной конференции осенью 1952 года, тогда его избрали членом обкома партии. После XIX съезда КПСС стал Георгий Константинович кандидатом в члены ЦК. Вызвали в Москву маршала после смерти “отца народов”, в Кремле решили назначить его первым заместителем Министра обороны.
Своим другом считал маршала Жукова главнокомандующий экспедиционными войсками союзников в Западной Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр, ставший впоследствии 34-м президентом США. Он побывал после Потсдамской конференции в России как официальный гость маршала Жукова и приглашал Георгия Константиновича совершить ответный визит в Америку. “Согласие было сразу же получено, и мы думали, что маршал в самое ближайшее время поедет в Соединенные штаты”, — писал Эйзенхауэр.
Однако этому визиту было не суждено осуществиться. Решение, разумеется, было принято в Кремле. Знавшая от отца обстоятельства дела, дочь Жукова Элла позднее свидетельствовала, как Георгий Константинович был огорчен, что не смог воспользоваться приглашением и посетить с ответным визитом США: “Сталин сначала поддержал идею визита, но потом по причинам, о которых можно только догадываться, изменил решение”.
В свое время в беседе с дипломатом У. Гарриманом Д. Эйзенхауэр высказывал предположение: “…Мой друг Жуков будет преемником Сталина, и это откроет эру добрых отношений”. Отмечал особо 34-й президент США, что Георгий Константинович “имел самый большой опыт руководителя величайшими сражениями, чем кто-либо другой в наше время. Совершенно очевидно, что он был величайшим полководцем”*.
А известный американский военный историк Мартин Кайден о русском полководце писал: “Он нанес немцам больше потерь, чем любой другой военачальник или группа их во Второй мировой войне. В каждой битве он командовал более чем миллионами людей. Он вводил в дело фантастическое количество танков. Немцы были более чем знакомы с именем и сокрушительным мастерством Жукова, ибо перед ними был великий военный гений”.
Памятники “Маршалу Победы”, улицы его имени есть во многих городах России. С помощью ветеранских организаций, командования военного округа, правительства области и общественности Екатеринбурга памятник полководцу был открыт и в нашем городе. С этим памятником “от Москвы до самых до окраин” слито осмысление Победы, вписанной в историческую панораму нашей Родины. В дни пребывания в Екатеринбурге памятнику Г.К. Жукову у штаба военного округа дал высокую оценку Президент Российской Федерации. Имя Жукова носит одна из центральных улиц нашего города. В краю, где он командовал военным округом, дорожат уральской пропиской маршала.