Монолог
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2010
Конкурс драматургов “Евразия-2010”
Андрей Крупин
Андрей Крупин, 23 года, студент IV курса Екатеринбургского государственного театрального института (отделение “Литературное творчество”, семинар Николая Коляды). Пьеса “Мракобесы” (“Урал”, 2007, № 9) вошла в шорт-лист Международного конкурса драматургов “Евразия-2007” и премии “Дебют”.
Луна и трансформер
Монолог
Я, 9 лет
“Бакланка” продается по 12-50, а у нас с Шошевым только 12-20. Срочняк необходим перезайм. Когда перейду в пятый, то сам начну лавандос у лохов отжимать. Но пока облом, рановато, нарвешься не на того и — хана.
Шошев подваливает к старухе, говорит: “На проезд, типа добавьте”, она не дает, мол, у самой нету. Ага, как же, по-любому — есть, только крысит.
Мысля! У лоточников зарешать, они всегда добавят, по фиг, что хачи, зато выручают по мелочи. Дядя Заур, сто пудов, занять должен, дыней еще угостить может, если продажи нормальные.
Подваливаем. Их там трое: Заур, Васген и еще какой-то. Стоят и ржут, как на нас припалили. Сами знаете, чурки, они постоянно лыбу давят, когда их больше, чем по две штуки, собирается.
— Дядь Заур, 30 копеек на “Бакланку” добавите?
— Зачем, щелкотня такой, куришь уже, совсем здоровье не бережешь, — это третий говорит, который незнакомый. — Пойдем, я вам лучше подарок сделаю, не пожалеешь…
Мы с Вано переглядываемся, мол, че такого, можно и сходить, только куда?
— Вон там, в гаражах.
Идем, долго идем. Этот впереди шагает, мы сзади. В мою голову потихоньку пробиваются вопросы, типа, а стоит ли идти непонятно с кем — непонятно куда. Но стану я, что ли, перед Шошевым палиться. Хотя думаю, в его башке сомнения те же самые бродят.
Вот и гараж.
Чурка его открывает, заходит.
Мы снаружи стоим, ждем. Минут пять прошло, слышно, как он там роется, копошится.
— Э, щелкотня! Чутка подсобить помоги, да?
— Иди, — говорит Шошев.
— Сам иди, — говорю я.
Решать пришлось с помощью монетки.
Выпала решка… Черт.
Хрен с ним, поди, и взаправду помочь надо.
Захожу в темноту, делаю первый шаг и слышу, как этот лошара Ваня Шошев за моей спиной дверь захлапывает. Будь проклят тот день, когда я встретил его в той засранной песочнице!
Вот тут-то я и начал вспоминать, как в роддоме окно распахнулось и ветер поздравлять меня с днем рождения подул. Раньше я этого не помнил, но мать рассказывала, что, когда я родился, в палате распахнулась форточка и ветер ворвался.
А сейчас увидел как наяву и все остальные воспоминания, одно за другим, до того как я в темноте гаража с хачем один на один очутился. Не дай бог, думаю, этот чебурек в задницу меня прокричит! Всю жизнь тогда во дворе чморить будут, не отмажешься! Еще и по ОРТ показать могут: там каждый день, как ни включу телик, одна педофилия сплошная. Если их послушать, то детолюбов в России куда больше, чем детей, расплодилось. Как им не надоело только показывать такое во всех новостях?
А у самого вся жизнь перед глазами, точно в фильме про Гарри Поттера.
Вот что я первым увидел — главное детское воспоминание. Мне 3 года, мы с папой во дворе. Он чекушку добивает на скамейке сидит, курит. Я на качели качаюсь. Ждем, когда мама с работы вернется и дверь откроет, а то мой папаня ключи посеял, вот и сидим третий час, выжидаем. Батя допинывает, бросает окурок на асфальт, я соскакиваю и затаптываю басик. Хоть какое-то развлечение.
— Пожарником вырастешь? — говорит папа и из чекушки отхлебывает. — Людей тушить шлангом загоревшихся будешь, вот так.
Он встает, подходит к дереву и отливает.
Следующая картинка — я на улице, за мной мама пришла забрать из садика. Она базарит с воспитательницей, у которой бородавка из ноздри выглядывает, прям до подбородка. Я радуюсь, скоро домой. Бегаю. На улице темно, зима. Смотрю на небо, а там луна! Круглая такая, до этого я ее ни разу не припаливал, хоть вроде и на небо много раз смотрел. Когда самолет какой-нибудь пролетает, всегда голову задираю, а луну не видел или просто не обращал внимания — как теперь вспомнишь? Короче, провожу экскремент: делаю шаг — луна передвигается вместе со мной, бегу за ней, и она наваливает. Это мое первое открытие — луну не догнать, она всегда немного дальше.
Танцы еще на утренниках вижу… Новые года — дворничиха, переодетая Дедом Морозом, “рачки” раздает и шепотом, чтоб никто не услышал, матерится тихонечко. Я в костюме ежа, потом в костюме волка, еще был костюм гусара — самый дебильный. Еще в садике очень хреново спалось. Если бы не Катька Мальцева с койки напротив, вообще бы со скуки подох. Эта дура показывала мне то, что у нее под трусами. Взамен я ей показывал, что под моими. Сейчас с этим делом понакладней, да и телки все тупые стали, больно надо.
Как-то раз маму в больницу положили, а папа на неделю на рыбалку бухать уехал. Я в садике ждал до ночи, пока меня заберет старший брат, он всегда опаздывал, а один раз домой отвела меня дворничиха, потом ее уволили, правда. Выяснилось, что она по ночам мужиков водила и трахалась на наших кроватках. А когда улицу подметала, то часто пела, печально так, с хрипотцой: “Зыбою по зыбою, ходил отец за рыбою”.
Достал меня этот садик — не хочу туда больше. Притворяюсь, что заболел, кашляю. Мама поверила.
— Ладно, — говорит, — сиди дома, вот тебе бисептол.
Я чуть не сдох от радости! Весь день валялся и по ДиВиДи зырил сначала “Приключения капитана Врунгеля”, потом “Шрека”, потом “Пилу 6”, а потом… “Когда ее не стало” — ваще, жесть кинчик, там старуха в конце от сердечного приступа отъезжает. Еще бы разок посмотрел, только вот хрен знает, выберусь ли я из гаража этого, где чурка поганый в задницу мне вдуть с мыслями собирается.
Сколько же времени прошло? По-любому, уже темень на улице… А через неделю после того, как я закосил под больного, — видно, накаркал — и по-настоящему заболеть умудрился. Температура под сорок, и никакой бисептол не действует. Я даже галлюцинации видел. В комнате у меня на книжных полках под зеленый сигнал светофора плясали тараканы, когда загорался красный, они отдыхали, а под желтый трахались, как в настоящей порнушке. Потом выздоровел, и опять в детский сад идти пришлось, мучиться.
Дальше другая картинка перед глазами появляется. Двор наш, песочница и мальчик-урод-даун, звать козла — Ваня Шошев: песок мне в лицо бросает, а я его… эска… экскаватором по башке, чтоб не барагозил. Вот так мы и подружились. Ясен пень, знал бы — ни за что гулять в тот день не пошел. Такую подставу замутить, это ж надо? Хотя если подумать, то один раз он меня охрененно выручил, чисто по-пацански.
В наш газетный киоск привезли трансформер продавать. Он мог превращаться в танк и в самолет. Мне его пипец как хотелось. Я у мамы бабос выклянчил и бегом его покупать, Шошева еще позвал, этот гад обзавидывался весь, чуть бутербродом с майонезом не подавился, когда узнал. Добежали к киоску, в карман за деньгами лезу, а там нету их. В другом ищу — тоже пусто, нигде нет, я даже в носок заглянул, мало ли — спрятал, чтоб гопники не отработали, хотя точно помню, что в карман положил, в передний. Мы искать сначала на улице везде, в подъезде, весь двор прошмонали. Только без толку — нигде нет, даже в лифте. Я домой… плачу. Ну, плакать, конечно, не плакал, просто грустно было очень не по-детски, что трансформера кто-то другой, а не я купит и будет его в танк превращать, своими руками потными трогать. Уже когда темно стало, как сейчас в гараже примерно, то в дверь позвонил Шошев и вернул мне деньги. Они, как оказалось, валялись между четвертым и пятым этажом. Я бегом за трансформером. Ес! Робот-самолет-танк в моей коллекции! Вот тут он меня выручил, если, конечно, сам вначале у меня бабло из кармана не спер, потому как в основном подлянки от него сплошняком одни были. Помню, у подъезда на крыльце сидели, “Боинги” бумажные запускали. Так этот гад столкнул меня, и я мордой с асфальтом взасос поцеловался, так что все лицо в крови вымазал.
— У тебя кровь из носа… нет, из губы. У тебя из носа и изо рта… тоже, — это он тогда сказал так, ржал еще, дебил. Мама чуть рассудка не лишилась, когда я домой пришел, до сих пор шрам на верхней губе остался. Вот тут, на самом видном месте.
Еще картинка. Мы с мамой в продуктовый пошли. Я на улице остался, а она внутрь зашла, жду. Делать-то че-то надо? Не просто так же стоять, как дебила кусок. И я попробовать свою любимую машинку в землю закопать. Ямку вырыл и землей сверху засыпал. Прикольно получилось! Выкапываю. Еще прикольней. По телеку в новостях говорили, когда что-то из земли выкапываешь, то это эска… экскаватором… называется… Тьфу ты! Эксгумацией то есть. Я опять ее закопал, и так раз пять или около того. В общем, вштырило по полной! Закопал-выкопал, закопал-выкопал. Как по волшебству! Закопал еще раз… а вот куда закопал… забыл. Там тявкающая дворняга пробегала, я отвлекся на нее, камень чтобы бросить, и потерял то место, куда зарыл свою лучшую гоночку. Только не надо думать, что я опять зарыдал. Тут еще хуже, если начистоту, получилось. Когда мама из гастронома своего чертового вышла, то по дороге домой я в штаны обгадился. Короче, худший день в моей жизни, лишился самой крутой тачки и в штаны наделал. Но это со мной в последний раз произошло — больше я не обсирался, слово пацана, — ни разу. Хотя черт его знает, что со мной будет, если кореш дяди Заура надумает на всю жизнь меня перед человечеством опозорить.
Через два дня, как мне 5 лет исполнилось, мы полетели с мамой на море. В санаторий. На Ту-154! Облака, небо, я все время в иллюминатор пялил, не отрываясь. Жаль, что не ночью только, так бы луну, может быть, обогнать получилось. На море — я научился плавать, и первый раз попробовал фаршированные перцы! А как-то вечером мы с мамой гуляли по берегу возле гостиницы, а там дядька бородатый с телескопом стоял и предлагал за палтос луну позырить! Если, говорит, внимательно смотреть будешь, то там между кратерами лунаход ездит! Прикольно! Никакого лунохода я так-то не увидел. Хоть и смотрел минут десять, бородатый даже ругаться начал, но не мог же я в этом признаться. И я заорал:
— Вон он! Луноход! Такой огромный!
Когда мы с мамой вернулись из санатория, то на следующий день поехали в деревню к бабушке, но так вышло, что не успели на вокзал и автобус уехал. Домой погнали. Дверь открыл папаня набуханный. Я к себе в комнату. А часа через два слышу, что на балконе кто-то пукнул, что ли. Выглядываю туда, а там женщина стоит, я бегом к маме.
— Мам, там тетенька голая — в туалет просится.
Темно и холодно. Холодно и темно… Темно-то понятно, но почему так холодно? Когда же этот извращенец домой меня, наконец, отпустит? Дяденька, выпустите, пожалуйста, я вас очень прошу, домой надо, там мама, пожалуйста, или трахните меня поскорей, только никому не рассказывайте, и я ябедничать тоже никому не буду, честно. Думаете, я это вслух сказал? Нет… Язык во рту потерял ориентацию по полной программе. Я это все только подумать успел, перед тем как следующую картинку увидел.
Папа на дороге парит шофера. Мама молчит, уставшая какая-то, она за ночь ни разу и не поспала. В комнату 8 раз на мой балкон покурить бегала. Останавливается “Двенадчик”. Папа говорит адрес и дает бомбиле три сотни. Я тогда в первый раз еду на машине. Смотрю всю дорогу в окно — это не так прикольно, как в самолете, но тоже — тема. Что-то типа троллейбуса, но поуютней немного. Останавливаемся возле высокого забора, колючей проволокой обмотанного. Папа говорит:
— Вот, сына, — тюрьма. Посуду мыть не начнешь за собой — на нары переедешь…
Ждем, а через час вышел мой брат старший, побритый наголо. На нем была какая-то рваная вязаная кофта и трико. Мама из машины вышла и дала ему пакет, в котором белая рубашка с корабликами и папины серые брюки. Брат в кусты пошел — переодеваться. Помню, что под трико он был без трусов, так что хачу было бы куда удобней моего брата отделать, окажись он сейчас на моем месте. Только он не в гараже, а там — в моих воспоминаниях…
Кстати, у меня двое домашних животных. Кокер-спаниель Лаура — так звали героиню какого-то сериала, если верить маме. И Мурзик — так зовут многих знакомых мне котов. Еще были хомяки у брата, с которыми случилась беда. Один отгрыз голову другому, а на следующее утро себе.
Я и мама на кухне. Звонок в дверь — это папа. Он вернулся с рыбалки, целый мешок щук наловил, вот таких! Мама выгрузила их в раковину, вместе с ними чек выпал из продуктового. Начался рамс, как обычно. Я тем временем подхожу к раковине, гляжу на щук. Замечаю, как одна из них шевелится. Тыкаю ей в глаз пальцем, та выворачивается и кусает меня. Я ору, зову на помощь. Мама мажет рану зеленкой. После чего предки мирятся, всегда бы так, а то достали вечно из-за всякой ерунды постоянно ругаться. Пипец, блин.
Все дома. Папа клеит детали пластмассового самолета, я наблюдаю за каждым его движением, меня завораживает, как по отдельности из ничего не значащих штуковин получается что-то волшебное и с крыльями. Самое главное — посадить в кабину фигурку пилота, а потом луну фломастером нарисовать на хвосте.
— Хера стоишь? Там “жигуль” в холодильнике. Действуй, — говорит папа.
— Есть!
Выбегаю в коридор, обращаю внимание на входную дверь — она открыта почему-то, я ее закрываю и чувствую, что дома кого-то не хватает. Захожу на кухню — мама готовит покушать. Папа в большой комнате. Брат — у себя. Лаура — собака, дрыхнет на кресле. А вот Мурзика нигде нет, он убежал. Позже мама созналась, что отпустила его погулять, потому как он вконец обнаглел и принялся гадить, где ни попадя.
А вот я в первый класс пошел причесанный весь и с гладиолусом. В школе высад, конечно, но точняк прикольней, чем в садике. К сведению, со мной в классе учится Шошев и Катька Мальцева, та, что пипиську мне свою в сон —час демонстрировала, хоть я и не просил так-то. Эту дуру со мной еще за парту посадили вместе, будто некуда больше. Она, кстати, сейчас вообще высокомерная стала такая, хоть и уши, как у всех остальных, не проколоты. Как-то раз даже “Привет” не сказала, а кивнула только. Я из мести, типа, всему классу по секрету выболтал про то, как она в садике передо мной оголялась. Потом, как рассказал, вот, думаю — накосячил! — она же теперь в отместку про меня выболтает, я ведь тоже ей кое-что посмотреть давал. Неделю парился. Но проперло. Катька никому не промусорила. По сути, она телка так-то нормальная, только вот читает много, а глаза-то портятся от этого, папа так говорил. Поэтому я и гулять лучше пойду, чем с книжкой сидеть тупо. Тогда на ИЗО открытая тема была. Типа, рисуй что хочешь. Я Мурзика решил изобразить, воюющего против мутантов. А Мальцева мне такая заявляет:
— Я возьму гуашь желтую? Луну нарисовать…
А луну-то рисовать никто не задавал. Учительница сказала: “Открытая тема”, а про луну ничего не говорила. Зачем ей? Откуда она про это знает? По-любому у меня подглядела… наверное.
У нас отменили последний урок, и мы с Шошевым погнали на школьный двор, кататься на карусели. Я кружу, он кричит:
— Быстрей, мать твою!
Народ подрастается. Мальцева еще приперлась. Делаю вид, что ее не наблюдаю. Но больше всего меня бесит, что я хочу сесть рядом с ней, как в классе, и чтобы раскручивал кто-то другой. Я обещаю себе, что в следующий раз, когда мы кружиться пойдем и она тоже, если придет, я спрошу у нее — можно ли сесть рядом. Вместе. Так и сделаю. По-любому. В следующий раз…
Трудно дышать, в гараже кончается воздух. Надеюсь, чурка вперед меня задохнуться успеет, у него легкие огроменные, значит, воздуха ему, чтобы не подохнуть, надо куда больше. А у меня маленькие, мне чуть-чуть совсем только, я и не подышать могу, если приспичит.
В тот день, когда мы на карусели катались, Мальцева домой потом пошла, и я тоже навалить решил. Скучно как-то стало. Хотя Шошев предлагал в “козла” пошпилить. Пусть сам, дебил, в “козла” своего играет в одиночестве, и так всем понятно, кто самый главный козел. Я домой лучше, порисовать хочется, хрен знает почему. Листок из альбома вырвал, открыл гуаши, принес банку с водой для кисточек и провел линию горизонта — типа морская пучина. Потом по небу полетел трансформер, а Мальцева на луне вниз головой повисла. Я же под водой — плаваю. Еще ограждения там из пенопласта нарисовал, чтобы никто далеко не уплыл, а то могут напасть акулы, на них лучше не косорезить. В комнату зашел на удивление трезвый папа.
— Пошли, базар есть. На кухню.
Заходим, мама на табуретке, кушает гороховый суп.
— Как в школе?
— Так же.
— Мы с матерью решили, что жить вместе, на хер, не будем. Вырастешь, поймешь.
— Временно, — говорит мама, — ненадолго.
— Ясно.
Я пошел к себе в комнату и подрисовал в море двух акул.
Где-то через месяц к нам в дверь позвонили милиционеры. Мама открыла, но впускать их не стала. Я уже лежал и засыпал, но стало любопытно, и я вышел в коридор, подслушать. Мама ревела, говорила им уходить. Если бы папа от нас не свалил, он бы вмиг разобрался. Особенно если пьяный.
— Можешь не отпираться. Есть свидетели, которые хорошенько все видели. Соседка на мобильник даже заснять умудрилась, как сын твой — комп из 5-го подъезда выносил. Чего? Ордер? Мы не в Америке.
— Мам?
— Иди спать.
— Сама иди.
— А старший где? — спрашивает мент.
И тут до меня доперло! Брат наврал, что компьютер в лотереи выиграл! Я всем во дворе расчесал, что у меня комп появился. А он вот, значит, откуда. Брат просто его своровал. А я, дебил, у Шошева уже “Need for speed: most wanted” и “Counter strike” поиграть выпросил, а это не наш, оказывается, теперь его заберут, а я даже толком пошпилить не успел, что за на хрен несправедливость-то такая? Пусть в тюрьму на нары наваливает, там ему самое место.
— Это не наша! — я выбежал в коридор вместе с клавиатурой. — Вот! Нам она не нужна!
Брата посадили в 7-й отряд 144-ой колонии. Он крутой там, в паханы выбился и на параше “петухов” жизни учит. Весь двор мне завидует теперь. Только вот мама… Я ей говорю, что это не страшно, он откинется, его все уважать за это будут, если, конечно, не прокрячут. Ну, про последнее я ей не говорю — это и так понятно… Мама стала часто уходить на балкон и подолгу курить, она думает, я этого не замечаю. Еще она заболела сахарным диабетом и ставит каждый день инсулин. Раз в месяц к нам приезжает папа. Он купил себе бордовую “восьмерку” и берет меня кататься, через неделю тонировать будем. Я хочу жить с ним. Но нельзя, потому что надо в школу ходить, а не потому что папа говорит, что я ему даром не нужен вместе с мамой и братом-уголовником. Вот.
— Дяденька, не надо меня насиловать, я вас очень прошу, не делайте этого, вы жалеть потом будете. У меня брат из тюрьмы выйдет и изобьет вас, ему полгодика всего сидеть осталось. Спросите у дяди Заура, я всегда с мамочкой у него арбуз по субботам покупаю. Не делайте этого, пожалуйста, не насилуйте меня и никого тоже не насилуйте, не надо. Иначе все дети злыми вырастать будут и болеть сильно очень. Кто тогда любить друг друга будет, если все злые вырастут?
— Э… щелкотня, дурной совсем, что ли? Кого насиловать, тебя? — он открыл дверь, и в гараж ворвался конус света, осветив небритое смеющиеся лицо. — Я велосипед тебе подарить хотел. Вон он, “Юпитер”. А то курить “Бакланку” будешь, совсем легкие испортятся.
— По-честному?
— А как иначе можно? По-другому не получается.
Спасибо, дяденька, огромное спасибо. Только мне не надо, у меня свой есть “Салют”, я пошел, мне пора уже, дела у меня. Шошева еще выцепить надо за то, что он, гад, дверь захлопнул, козлища. Завтра еще у Мальцевой день рождение. Надо срочно подарить ей тетрадку, я выбрал в Роспечати уже, черная такая с розовым. Она, правда, немного гейская, но фигня это. Мальцева же девочка, ей и в педиковской рисовать можно. У нее клево получается, точняк — художником вырастет, ее по каналу “Культура” показывать начнут скоро. А может… хватит смелости, и я попрошу Катю нарисовать мне луну.
Занавес