Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2010
Андрей Рудалёв
“Букер”: туда и обратно
Финал “Букера” обрамляется для меня двумя сутками пути. Одни — туда, другие — обратно. Это такие плацкартные книгосутки: состоят из прочитанных книг.
Туда — сборник рассказов Ольги Славниковой “Любовь в седьмом вагоне”. Обратно — роман Андрея Аствацатурова “Люди в голом”. По центру, я надеялся, будет суровая правда жизни в лучших традициях отечественной литературы — “Елтышевы” Романа Сенчина. Не получилось.
После погружения в “2017” снова хотелось обратиться к Ольге Славниковой. Особенно к ее рассказам. Они ей удаются. В современном романе, как правило, пропускать можно страницами, а потом выходит, что это в лучшем случае повесть. А рассказы — все-таки некая квинтэссенция, и в них особенно воды не польешь.
С автором “Любви в седьмом вагоне” я пересекался всего раз, месяцем раньше.
— Рудалёв… А, это вы всяческие гадости про меня в ЖЖ писали.
Я, глупо улыбаясь, пытался вспомнить гадости, которых не пишу. По крайней мере, не замечал за собой этого. Но это все лирика.
Обложка книги напомнила, что Славникова — лауреат премии “Русский Букер”. Возможно, здесь был намек на то, что в гостинице “Золотое кольцо” “Букером” вновь наградят женщину. Словно бы шаманка из “Любви в седьмом вагоне” подстроила. Что ж, “время женщин”… Они теперь рулят, моделируют ситуацию.
Такую вот модель для сборки дал Ольге Славниковой писатель и редактор глянцевого “Саквояжа СВ” Александр Кабаков, предложив написать серию рассказов о железной дороге. Наверное, правильно. По крайней мере, вполне предсказуемо то, что написал бы мужчина. А вот когда женщина — и мощь локомотива, стройный ряд вагонов и блеск рельс-струн. Интересный эксперимент.
ОАО “РЖД” как объект творческих усилий. Почему нет? Культурологические образы и сюжеты вполне могут раскрутиться вокруг железнодорожной темы. Одна “Статуя командора” чего стоит!
В поезде спят, бодрствуют, празднуют, бездельничают, знакомятся. Живут от пункта отправления и до места прибытия. Странники и пришельцы мы в этом мире… Купейный микрокосм нашего бытия.
“Это было ранней весной. Мы ехали вторые сутки. В вагон входили и выходили едущие на короткие расстояния, но трое ехало, так же как и я, с самого места отхода поезда…” — так начинается “Крейцерова соната” Льва Толстого. Под стук колес может быть рассказана история целой жизни. Долгий путь что-то подобное предполагает.
Вот и десяток рассказов сборника Славниковой объединен образом-символом “пути”. Книга начинается отправлением с Казанского вокзала Москвы и прибытием на Московский Питера. В этом промежутке между станциями происходят не только пространственные трансформации, но и метаморфозы жизни человеческой. Здесь удивительным образом может произойти переосмысление многого. Купе — своеобразный стоп-кадр, другое, отличное от обычной жизни, измерение, и здесь ты получаешь возможность посмотреть на себя и свое прошлое со стороны, увидеть просветы в будущем. Как в рассказах “Норковая шапка В.И. Падерина”, “Тайна кошки”.
Герой утомленный, удрученный, сильно замученный и истерзанный прошлым. Но вот в его жизни появляется железнодорожный просвет, и все налаживается различным, иногда и чудесным образом.
Все без исключения рассказы цикла позитивны, всегда их венчает хороший финал. Автор-мужчина, вероятно, стал бы стенать, рассуждать на предмет неумолимого рокового наступления железной машины. Мучиться тем, что нитями рельс, словно паутиной, опутан весь мир, и от тяжкого локомотивного гудка никуда не деться. Взгляд женщины проще, она принимает мир таким, каков он есть. Невзирая на обстоятельства, она делает свое дело. Запретили сестрам Черепановым использовать самодельный паровоз, работающий на спирту, — они, не отчаиваясь, взялись за построение винтового летательного аппарата.
В рассказах Славниковой есть стойкость, сопротивление судьбе и стихии, сумасшедшая сверхскорость, чудо и фантастика, романтика и любовь. А главное — надежность, ведь поезд — самый безопасный вид транспорта, как уверяют нас железнодорожники. Как знать, с этого опыта может начаться движение искусства к новой производственной тематике. Вовсе не обязательно воспевать сталелитейное производство, доменные печи и строительство ГЭС, это может быть и корпоративная литература, поэтизирующая какой-либо бренд или становящаяся развернутым пиаровским рекламным проектом.
С филологом и свежим писателем Андреем Аствацатуровым я раньше не знался. Фамилию его, признаюсь, до сих пор выговорить не смогу. Возможно, это и было преградой к знакомству с книгой. А вы говорите стиль, художественные особенности прозы… Внешние малозначительные факторы, неуклюжие чихи тоже на многое влияют. Ну да ладно…
“Людей в голом” в нашем местном книжном держал в руках, крутил так и сяк. Но фамилия…. Разве может приличный человек быть обладателем такой труднопроизносимой?.. И, чувствуя здесь подвох, я ставил томик обратно.
Заглянул как-то в Яндекс, набрал “Аствацатуров. Значение фамилии”. Больших разысканий не делал, но удалось узнать, что фамилия редкая и при этом “обгоняет по популярности фамилии Апальков или Андрияшкин. Но, при этом, фамилия Аствацатуров отстает по известности от фамилии Абазин или Билоненко”. М-да. Повода для прочтения опять не нашлось, хотя интрига появилась.
Зазнакомились в ЦДХ на “Нон-фикшине”, где Аствацатуров вместе с Германом Садулаевым представляли свои книги. После небольшого разговора накоротке создалось впечатление, что передо мной чрезвычайно располагающий к себе, уютный при общении человек. Естественно, захотелось узнать его поближе, взять книгу.
“Люди в голом” — это по мере сил искреннее снятие облачения с автора. Книга-визитка, Аствацатуров презентует себя этим текстом.
Это не шедевральное произведение, но дающее впечатление общения с необычайно симпатичным человеком, который может заинтересовать и вкусно рассказать о любой глупости, причем держит внимание до самой последней страницы. Как у читателя у меня создалось ощущение беседы с автором, который без пафоса, но с обаятельным юмором рассказывает о себе. Я его видел, слышал, разговаривал с ним. Это уже немалый талант, быть с читателем на одном уровне, но без панибратства, без заигрывания с ним.
“Людей в голом” сложно воспринимать отдельно от автора. Получится как рассказ третьего лица о человеке, которого никогда не видел и совершенно не представляешь его, а потому и особого интереса к нему не испытываешь. Легко можешь отмахнуться, сказав: глупости все!
Да и сам автор признается, что “в книгах нечего ловить и нечего искать. Их сочиняют для того, чтобы превратить неорганизованное людское стадо в организованное”. Организация стада возникает при отладке коммуникации между разрозненными членами, тогда и появляются элементы понимая. Эта, отнюдь не исповедальная, но коммуникативная цель и стоит перед Аствацатуровым. Он, будучи преподавателем, пытается удержать внимание аудитории, заворожить ее. Возможно, отсюда и получается перескакивание с одной темы на другую, “огрызки из отрывков”, ковыряние в мелочах.
Хотя, конечно, найти в любой книге можно все, что угодно, и истолковать с различных позиций. К примеру, с точки зрения мифопоэтики или психоанализа. У Аствацатурова продуктивной зацепкой будет то, что герой Андрей Аствацатуров — еврей. И на этом основании откроется дивный и неполиткорректный простор для герменевтических изысканий. Компашка сибаритствующих молодых людей: Арчи, Андрей Аствацатуров, Перельман, гомосексуалист Слива. Каким-то образом к ним присоседился откровенно туповато-быковатый и вечно пахнущий потом Толик. Терпят его только потому, что спонсирует дружеские посиделки. Хорошей новостью для героя становится то, что Толик пьяный провалился и утонул в каком-то дачном деревянном сортире. Когда сойду с ума, обязательно напишу трактат о кровожадном сионистском людоедстве, проиллюстрировав изыскания книгой Аствацатурова…
Но отстранимся от всех этих глубокомысленностей. Как-то критик Михаил Бойко задал мне вопрос: влияет ли личное знакомство с автором на оценку его произведений? Конечно влияет, что тут скрывать. Но личное влияет на личное. К кому-то ты более снисходителен, другому лишнюю запятую не можешь простить… Личный опыт в любом случае уникальный. Это не критика, не литературоведение. Скорее заинтересованное, открытое восприятие живого текста, бурлящего процесса, становящейся традиции.
Опять это “время женщин” в голове крутится… Покоряющая махину “РЖД” Ольга Славникова — и худощавый лузер в очках, далеко не аполлонического телосложения, филолог Аствацатуров, этакий Гарри Поттер, роющийся в своем пубертатном периоде.
Но теперь вернемся собственно к “Русскому Букеру, который пролегает между томиками Славниковой и Аствацатурова. То есть между дорогой туда и обратно. Результат известен. Елена Чижова, “Время женщин”. К удивлению многих.
На следующий день после “Букера” я слонялся по книжному улью, который разместился в ЦДХ. Тот самый одиннадцатый “Нон-фикшин”. В очереди за ста граммами “напал” с вопросами на Майю Кучерскую, которая состояла в жюри премии. Она ответила: вся проблема в том, что роман Чижовой мало кем еще прочитан. Журнал “Звезда” у нас поголовно не читается (тем более что роман Чижовой не выложен в “Журнальном зале”), а книжного издания “Времени женщин” еще нет. Логичная аргументация. Она станет еще более законченной, если к роману вообще перекроется читательский доступ… Но это я так, ворчу.
Ранее и у меня не было страсти и нужды читать Чижову. Единственное, что попалось в руки и было прочитано, так ее статья “Русская Православная церковь как политическая партия”, несколько лет назад вышедшая в “Неве”. РПЦ в трактовке Чижовой предстает “совокупным олигархом” со всеми вытекающими отсюда последствиями, а значит, и общими для многих олигархов источниками происхождения начального капитала. Оказывается, церковь в свое время “воспользовалась кратким периодом безвластия, чтобы “под шумок” укрепить свои позиции и пополнить закрома”. И это в период всеобщего запустения и повсеместной разрухи! Сейчас в РПЦ также процветает чистый бизнес. Под рясой сельского батюшки скрывается респектабельный костюм мелкого ларечника. Трактовка, надо сказать, не оригинальная и уже давно отдает душком пошлости. Опять же не профессионально, но после этого с Чижовой мне стало все понятно.
Премиальный институт принято ругать. Не потому, что злопыхателей и обиженных много, а так получается, что сами премии любят себя дискредитировать. Из этой игры в интригу часто вылупляются совершенно не мотивированные решения. Приводить примеры смысла нет, у каждого они скрипят на языке.
Взять хоть выбор нынешнего года. Первое, что приходит на ум: выбор пал по внелитературным причинам. Так сошлись звезды, если хотите.
Начинаешь тут вспоминать и трехкратное попадание Чижовой в букеровский список, а Бог, как известно, любит троицу. Пора уже было отметить слабый пол, а то после Славниковой он не примечался. Далее идет критерий возраста. В прошлом году, к ужасу многих, выделили Михаила Елизарова, поэтому Сенчин, условно отнесенный также к “молодым”, отпадает. Ну не “Дебют” же это на самом деле. Да и питерское крыло современной русской литературы еще ни разу не было отмечено.
И еще один значимый фактор: после “Большой книги”, которая отметила Юзефовича и Терехова, то есть также и главных претендентов на “Букера”, все стали прочить победу исключительно Роману Сенчину. Но здесь как хотите, высокое жюри не может идти на поводу у общественного мнения, оно всегда выше, и его резолюция должна быть равносильна откровению. Поэтому и решили удивить. Некое малое зернышко на весы Чижовой добавил и тот факт, что она автор журнала “Вопросы литературы”, но рассуждать и думать на эту тему я не хочу.
Здесь и вкусы председателя жюри Сергея Гандлевского дали о себе знать: камерный автор выделил камерный роман, то есть текст изначально не ориентированный на читателя, не поднимающий большие темы и вечные вопросы, подвешенный в практически безвоздушном пространстве. Этакая эголитература. Выбор жюри зафиксировал страх перед реальностью, перед настоящим. Трагическую, суровую и в чем-то беспросветную книгу Сенчина вроде как отметили шорт-листом, дали автору бонус, но…
Ну что ж, в литературном мире тоже есть своя политика, которая диктует свои законы… Премия за прозу, поэтому и аргументы в своей массе прозаические, человеческие.
Не знаю, насколько обанкротилась букеровская премиальная традиция, но определенной ревизии она требует. Беда ведь не в Чижовой, а в тенденции. Конечно, автор не виноват в получении “Букера”. Просто Елена Чижова методично и целеустремленно шла к этой победе, делая ровную и среднюю прозу.
Так вот и современный литпроцесс наш мечется. Туда и обратно. В поезде колесит. Его состав уходит с Казанского Москвы, а прибывает на Московский Питера. Он влюбляется, но оказывается, что влюбленность подстроена прозорливой шаманкой.
Кто-то его клянет, обвиняет в полной профанации святая святых — литературы. Да и сам я, признаюсь, думал об этом часто. То и время порывался уйти обратно к истокам, de profundis. Погрузиться в изучение творений Святых Отцов, средневековой агиографии, гимнографии. Но потом понимаешь, что, при всех плюсах, это будет бегством от реальности. Что самый простой путь, к которому практически не надо прилагать усилия — метод отрицания. Ну что вы там говорите, какая еще современная литература, все это непотребный срам! Сложнее понять всю ее пестроту, пропустить через себя. Только тогда начинаешь осознавать: все-таки это необходимый путь, положенный между различными станциями. Маятник бесконечного движения. Туда и обратно.