Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2010
книжная полка
Ветка хвойного дерева
Нина Ягодинцева. Иная мера. Стихотворения 2003—2009 гг. — Челябинск: Цицеро; Челябинская государственная академия культуры и искусства, 2009.
Стихи — это часть души, вынесенная наружу. Кусочек своей души передала мне Нина Ягодинцева на писательской конференции в Нижнем Тагиле. Это была тоненькая поэтическая книжечка в желтоватом переплете, озаглавленная “Иная мера”.
Могут ли поэтические сборники быть вот такими тонкими и беззащитными, или нужно копить сочинения до томика в жестком переплете?
Мне кажется, в поэзии так же важна своевременность издания, как и несуетность отбора стихов даже в самый маленький сборник; именно потому, что поэтические строчки — живые, они и рвутся к читателю, и одновременно требуют большого воспитательного внимания самого автора. Но здесь-то, в этой книжечке на восемьдесят страниц, слава Богу, был соблюден баланс между двумя движущими силами издания.
Для меня важно, прежде всего, некое внутреннее ощущение от прочитанных стихов, некий образ, формирующийся помимо воли. От одних сочинений остается прочное ощущение лишь сухой бумаги и черных букв, от других — наполненного поэтического пространства, “стихов на вкус, цвет и аромат”, как назвала однажды свой мастер-класс для молодых авторов Ягодинцева.
Стихи Нины Ягодинцевой для меня — это ветка хвойного дерева на необъятном темном просторе.
Хвойная ветка — сложный символ, связанный одновременно с праздниками и с самым большим человеческим горем — горем утраты. Ветка густо-густо унизана иголками, и нет на ней пустых, случайных мест. Погладишь ее “по шерсти” и чувствуешь тепло живой зелени, проведешь против, — и обнаружит она силу колючего и упрямого сопротивления. Темный простор вокруг — поэтический образ страны, жизни, любви, где нет края и всегда есть тайна.
Такова поэзия Нины Ягодинцевой.
Стройная узорчатость слова, умение создать яркий, но не крикливый поэтический образ — вот ее поэтический стиль. Внутренняя душевная сила, Вера и любовь к России и к человеку — вот ее основа.
Я раскрыл “Иную меру” наугад, на стихотворении, в котором вылеплен потрясающий образ последней метели… да полно, разве это не о тех, кто готов лечь за свои идеалы, пусть уже и не своевременные, обреченные?
Уже черны поля, но ветер словно срезан —
Небесная плита на грудь его легла.
Засадный снежный полк стоит за ближним лесом,
И лошади грызут стальные удила,
И всадники, терпя немыслимую муку,
Сквозь зубы цедят вдох, глазами холод пьют,
Но дрогнула река, и льды уводит к югу,
Как будто души тех, кого сейчас убьют…
Пишется: “последняя метель”, а читается — наша судьба, Россия.
Не показное, глубокое и истинное чувство единения со своей страной, своим народом исподволь, но настойчиво прорастает в стихах Ягодинцевой. И этому пониманию патриотизма стоило бы поучиться многим любителям громких деклараций.
Нельзя ни на миг оставить одну
Эту полночь, эту страну,
Наилегчайший из всех даров —
Эту бессонницу на Покров…
Или:
Владимир. Снег. Пожаром памяти
Весь горизонт заволокло.
Одна метель стоит на паперти
И застит рукавом чело.
И только облачко дыхания
Трепещет тайно возле уст…
Прости меня, не обрекай меня
На адский пламень русских чувств!
Слова “Покров”, “паперть” появляются в стихотворении вовсе не случайно. Религиозные чувства у Ягодинцевой не выставлены напоказ, но присутствуют как неотъемлемый элемент духовной жизни поэта, проявляются не в цитировании или, как это часто бывает, в неловком пересказе Священного Писания, а в поэтическом мировоззрении.
Звон поднимая до Всевышнего,
Беззвучно ратуя: услышь его! —
К востоку обратясь лицом,
Звонарь раскачивает сон.
И вместе с тем присутствует в поэзии “Иной меры” зримая и осязаемая плотность бытия, звонкая словесная лепка на прочной ритмической основе.
Снег ходит словно мамонт и дышит тяжело…
Смотришь васильком
В серый омут дождика,
Сидя босиком
В лавке у сапожника…
Я прежде жила у моря, и море пело,
Когда я к нему сходила крутою тропкой
Теплой пылью, розовыми камнями,
Сухой и скользкой травой, щекотавшей пятки…
Вот вам и те самые “вкус, цвет и аромат”, которые делают поэтическое пространство многомерным и почти реальным.
Поэт Константин Скворцов на одной из встреч с читателями в том же Нижнем Тагиле сказал примерно следующее: брать у народа его поговорки и вставлять в свои стихи — не штука. А вот создать то, что войдет в язык народа — об этом можно только мечтать. В таком случае в стихах Нины уже есть та афористичность, которая граничит с языкотворчеством:
Для мужчины муза — женщина,
А для женщины — дитя…
Или вот это:
Вспомнил — и промолчи,
Вздрогнул и успокойся…
И при этом — постоянный эксперимент с ритмом, размером, строфикой стихотворения… нескучная такая получается веточка, прихотливая и в то же время стройная.
В разговоре со мной Нина обмолвилась, что, назвав сборник “Иная мера”, она ведет спор с древнегреческим философом Протагором, который провозглашал человека мерой всех вещей, сводя весь мир к его чувствам.
Я думаю, что она этот спор уже проиграла, поскольку, кроме привычных пяти чувств, древний грек наверняка имел в виду и то, что мы называем поэтическим даром — даром не просто созерцать мир, но и являть в слове его скрытую сущность, его тайные внутренние связи, облекая открытия в совершенную, музыкальную форму стихотворения.
И “Иная мера” тому прекрасный пример.
…На всех ветрах, клонящих долу,
Звучат бессонные глаголы,
Таинственные сторожа
Потрескавшейся колыбели,
Где спит и царствует душа.
Вадим ОСИПОВ