Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2010
О комплексах современного горожанина
Беркем аль Атоми. Мародер. — Санкт-Петербург: “Крылов”, 2008.
Известную мысль о том, что один хороший химик стоит двадцати поэтов, можно оспорить только во времена относительно благополучные. Что, впрочем, значит, что и толовая шашка, и хороший сонет имеют свои достоинства, пусть и уместные при различных обстоятельствах.
Нынешние цивилизованные времена более чем располагают к вегетарианству, конформизму и человеколюбию. Современный горожанин чувствует, однако, что не заслуживает той чудесной несвободы, которую дают ему различные социальные механизмы, и немало проводит времени, измышляя для себя всякие страхи. В стране, где цивилизованность носит отчетливо наносный, временный характер, человек, верно, особенно подвержен таким страхам и, надо думать, при первой же оказии предпочтет эстетическому воспитанию ухватистую туебень.
Книжка Беркема аль Атоми должна найти отклик во многих сердцах, т.к., создавая фантастический роман, автор ничего не придумывает, а только потакает смутным и тревожным думам того самого современного горожанина. Подобно чукотскому поэту, он поет о том, что видит в себе и кругом себя. Так, обитая, судя по всему, на Урале, автор вполне узнаваемо описывает реалии и географию одного уральского города. Нуждаясь в некоем катаклизме, чтобы рассказать свою историю, автор избегает умозрительных ужасов вроде чумы или нашествия марсиан. Его катастрофа начинается с обыкновенного экономического кризиса, который провоцируют некие западные силы. Затем в издыхающую страну вводятся миротворческие войска, чтобы не допустить беспорядков вообще, и на ядерных объектах в частности, т.е. проконтролировать распад. Относительная организация мигом рушится оттого, что хаос, живущий в сердцах аборигенов, ждал только предлога, чтобы вырваться. Так, в городе Беркема жители бросились грабить магазины и топтать друг друга из-за жратвы, едва только объявили об оккупации, едва только отключили свет и воду.
“Глаза у людей стали другими — в них больше не было той сонной тупости, приглушенной зависти и мелкой, бессильной злобы. Теперь, если приглядеться, в глазах обывателей мелькали истинные, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ (шрифт автора. — И. К.) оттенки: кровожадная тупость, бесстрашная хищная зависть и по-настоящему звериная злоба, мощная и яркая. Сыто спавшие привычным сном, под уютное бормотание Петросяна — они наконец проснулись. Снова стали лучшими хищниками планеты…”
Разумно устроенное большое зло гибнет, порождая множество маленьких, и все ожидаемые ужасы один за другим вырываются на свободу.
Главный герой книжки, обаятельный татарин по фамилии Ахметзянов, умеренно прилежный труженик в прежней жизни, после катастрофы становится — неожиданно даже для себя — одним из наиболее удачливых и хитрых грабителей и мародеров. В первые несколько дней после начала катастрофы он успевает ограбить несколько продуктовых магазинов, ЖЭК, аптеку, табачную лавку…
Кругом еще горы припасов, а хитрый Ахметзянов уже готовится защищать свои богатства, полагая, что за них его и его жену уже совсем скоро придут убивать. Добывая оружие для предстоящей обороны, он в течение дня убивает целую кучу всякого народа: кого-то он застрелил из старой двустволки, кого-то зарезал, кого-то забил прикладом, кого-то сбросил с крыши… Посреди, однако, этой сумятицы у Ахметзянова находится время для красивого поступка. Трое уже одичавших милиционеров убивают и грабят семью беженцев, а после сжигают всех в машине, при этом недобитые дети кричат в огне. Ахметзянов, наблюдая все это, приходит в возмущение и всаживает в ментов последний заряд картечи.
После Ахметзянов начинает обживаться. Соседей из своей хрущевки он частью выгоняет, частью убивает, устраивает кругом заграждение из старого железа, проволоки и мин и ставит на крыше два пулемета.
Впрочем, и за пулеметами неспокойно, такой уж окаянный поселяется здесь народ. Для выживших Беркем аль Атоми придумывает свой особенный язык. Все герои говорят на гнуснейшей смеси мата и тюремного жаргона, чтобы не на секунду не забывал читатель, как трудно им, героям, здесь живется.
А в это время в Ахметзянове тяжело и мучительно борется и издыхает что-то прекрасное и непрактичное. Так, если обозначить борющиеся эти части как химика, хотя в данном случае скорее сапера, и поэта, то побеждает, безусловно, химик, а поэт с тоскливым воем гибнет. Поэту, впрочем, невозможно ныть в одиночку — и Ахметзянов на родном татарском языке разговаривает со своей собакой, которая тоже сторожит его богатства.
Ахметзянову несколько раз предоставляется выбор: умереть за что-то, чего на самом деле не существует, или жить. И каждый раз Ахметзянов с тоской отказывается от идеи во имя хлеба насущного, что и приводит его к смерти жалкой в финале романа.
Книга в немалой степени сводится к стрельбе и беготне с оружьем, что тоже должно потешить чувства читателя, отвечая мечте человека о безнаказанной агрессии. Сам Беркем знает толк и в насилии, и в агрессии. На полях книжки он от первого лица с обаятельнейшей непосредственностью рассуждает о достоинствах тех или иных приспособлений для истребления ближних, что, вероятно, свидетельствует либо о своеобразном опыте, либо о своеобразных склонностях. О чем, впрочем, нельзя рассуждать наверное, т.к. автор скрывается за псевдонимом и биографии своей не разглашает.
Известно, однако, вот что. В одном сетевом интервью Беркема спросили: если случится с нашим миром такая вот каверза, в духе его книги, как собирается выживать он сам? На что Беркем ответил, что если такая каверза случится, он выживать не собирается.
Трудно сказать, что эти слова значат. Будем надеяться, что-то хорошее. Во всяком случае, можно посоветовать автору, как и Крошке Еноту, улыбаться побольше. Может быть, “тот, кто сидит в пруду” на самом деле не так уж страшен.
Игорь КОЛОСОВ