Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2010
Надежда Колтышева
“Я работаю!”
С Наумом Лазаревичем я общалась не так уж много, хоть и знаю его 17 лет, с момента поступления на филфак педагогического университета. Я расскажу о нескольких важных для меня встречах.
Нам объявили, что курс “Введение в литературоведение” вообще-то читает Наум Лазаревич Лейдерман, но конкретно нам, первому курсу, будет читать Марк Наумович Липовецкий, поскольку Наум Лазаревич находится в США.
Мы обрадовались, потому что про Наума Лазаревича ходили по факультету страшные байки. Вот помню такую. Одна студентка пошла сдавать литвед и не сдала. И даже больше того. Якобы Лейдерман в сердцах крикнул ей: “Дура!” — и выкинул зачётку в окно. Окна этой аудитории выходили на стройку. И было понятно, что зачётку оттуда достать невозможно. Было жутко. Но у нас читал Липовецкий. И нам было весело.
Потому что мы как раз были дурами и ничего не понимали из его филологической речи. Но он так красиво говорил, что мы будто смотрели захватывающий спектакль. Спустя полгода нам сообщили, что вот теперь лекции всё-таки будет читать Наум Лазаревич, а Марк Наумович, напротив, уезжает в США…
Лейдерман оказался на редкость артистичным лектором! Он шутил, отстукивал на парте “Во поле берёза стояла”, рассказывал про хаос, космос и со-бытие, называл нас коллегами и требовал серьёзного подхода к делу. Сдача экзамена обошлась без драматических ситуаций и утраты документов.
На пятом курсе я выбрала его спецсеминар и делала доклад на тему “Розовские мальчики”. Я приходила к Науму Лазаревичу в кабинет и рассказывала о своих открытиях в драматургии В. Розова, а он слушал, говорил, на что обратить внимание, что-то записывал карандашом и приглашал прийти снова, и снова, и снова, словно я писала не доклад, а диплом.
До пятого курса мы постоянно встречались с Н.Л. Лейдерманом на наших студенческих капустниках, где он всегда старался присутствовать.
Расскажу о нашем последнем звонке. Мы нарисовали декорации, повесили занавес, выступление каждого курса назвали действием. А между ними выступали “костюмеры” (преподаватели кафедры психологии), “директор театра” (декан) и наконец “художественный руководитель”, которым был “назначен” Наум Лазаревич. И он экспромтом блестяще отыграл эту роль, назвав нас труппой из 55 артистов, пожелал нам быть готовыми учиться всю жизнь и стать не только настоящими профессионалами, но и хорошими супругами и родителями. А когда мы закончили выступление, встал и аплодировал стоя. Для меня это была самая высшая похвала.
После окончания филфака я, послушав Наума Лазаревича, решила учиться всю жизнь. И поступила в театральный институт. А когда пришла работать в редакцию “Урала”, узнала, что критик Лейдерман — постоянный автор журнала.
Так он второй раз появился в моей жизни.
Однажды мы пригласили его на презентацию молодежного девятого номера. Он пришел. Внимательно слушал выступающих, кивал или, наоборот, мотал головой, а когда дошла очередь до него, встал и вкратце объяснил всем, что такое современная молодежная литература. Наум Лазаревич рубил ладонями воздух, произнося слова чеканно, будто отливая каждое в бронзе: “Это — мат, это — грязь, это — гомо-секи!” Выговаривая по слогам последнее слово, он ненароком указал на двух молодых людей, о нетрадиционной ориентации которых мы как раз что-то слышали. Наум Лазаревич не мог об этом знать, он видел этих людей впервые. Но получилось, как всегда, очень точно и эффектно. До сих пор в редакции, готовя очередной девятый номер, мы вспоминаем этот меткий слоган. А заведующий отделом критики Константин Богомолов периодически предлагает повесить растяжку на Малышева. “Журнал “Урал” — это — мат…”
27 мая 2010 г. на встрече в редакции с министром культуры и туризма Свердловской области А.Ф. Бадаевым Наум Лазаревич размышлял и говорил, как обычно, четко, по существу. А после встречи предложил мне приехать к нему домой, обсудить перспективы развития журнала.
И я приехала. Было это 3-го июня. Он положил передо мной два листа бумаги, на которых был план развития “Урала” на год. Честно сказать, я обомлела. Я знала, что у Наума Лазаревича были серьезные проблемы со здоровьем, знала, что сейчас работать он может 3-4 часа в день, знала и о том, что у него, как всегда, много работы. Но он нашел время, чтобы написать журналу полноценную программу развития и еще целый час разговаривал со мной об этом. За этот час мы успели поговорить и о современной литературе (“как одна проститутка женилась на другой проститутке”), и о прошлом, и о будущем “Урала” и Урала. Он очень лаконично формулировал самое важное, а я записывала карандашом.
Заглянула Лилия Иосифовна, заботливо, но требовательно сказала мужу: “Выйди”. Он ответил: “Я работаю!” Она настаивала. Тогда ему пришлось выйти и принять лекарство.
Затем он говорил о своих планах, с теплотой и гордостью рассказывал о сыне Марке, о внуке Данииле, который продолжает филологическую династию. Я посмотрела вокруг — все стены были увешаны фотографиями детей, внуков, всей семьи. Я подумала в тот момент про то, как повезло мне, что я знакома с таким человеком. Как повезло, что я могу слушать его, учиться у него…
Прощаясь, я сказала, что мы были бы рады, если б он приходил к нам на презентации новых номеров, да и просто так. Он ответил, что подниматься на четвертый этаж ему тяжело, но если будет желание, он с удовольствием примет всю редакцию у себя дома.
А потом наступило 6 сентября.
На похоронах Валерий Гудов сказал: “Наш город стал беднее. И даже те люди, которые не знали Наума Лазаревича, все равно стали беднее”. За весь город не скажу, но я почувствовала, что потеряла очень дорогого человека. К счастью, остались книги. К счастью, остались его предложения по развитию “Урала”, которые очень помогают мне в моей нынешней каждодневной работе.