Содержание Журнальный зал

Аркадий ЗАСТЫРЕЦ

Стихи уходящего года

Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2010

Аркадий Застырец


Стихи уходящего года

***

Вермишель в коридоре, где свода белёной горе

Бесколёсно воздета простая дамоклова рама

И в холодном железном — помятом?! — помятом ведре

Отражается в мокром локтями белёсыми мама.

Вермишель разлетается, взрывом голодных времён

Перекинута в розу ветров за рассветом, распадом…

И — накормленный силой, обманом, отцовским ремнём —

Я в букварь уезжаю несчастным преджизненным взглядом.

Ну, кого мне, скажите, кого же мне благодарить

За свершенье пути к экскаватором взрытому свету?

Если Бога вам нету и тьмой обрывается нить…

Неужели Хрущёва? Но вот уж и Ельцина нету.

Лишь в полуденном мареве оводы липнут к лицу,

И приходится рвать, чтоб отбиться, зелёные ветки:

Мах — и шаг, мах — и в спину уткнулся отцу…

А по краю карьера, шатаясь, гремят вагонетки.

Вот и мы на краю, опрокинув сияющий взор…

Опадает, шурша позади, вермишель в коридоре,

А у нас под ногами зияет бездонный простор —

Может, воду из неба зальём и получится море?

***

Ангелы ведут меня краем котлована

с мартовскою талою водою

впереди ведут Петра позади Ивана

остальных не видно мне за души уздою

 

сверху вижу тополей взорванных тенями

разно-синюю листву это из-за ночи

и уже не в том вопрос что там дальше с нами

потому что дальше здесь некуда короче

 

потому что где же ты без конца печали

без тебя невмоготу в вечности не спится

обещала ведь сперва оба мы молчали

точно море на стекле молния граница

 

может кинусь я с тропы захлебнусь рассветом

всё равно же пробужусь поздно или рано

а пока меня отца бежевым беретом

спрятав Ангелы ведут краем котлована

***

Матвею

Ищи среди цветов,

За влажною подкладкой,

В пыли разбитых слов

Притихшего украдкой,

 

Ищи в огне земли,

Весной благоуханном,

В бесцветном корне тли,

Надёжном, постоянном,

 

Под маленьким стеклом,

Зелёной золотинкой,

Растаявшим числом

И прошлогодней льдинкой,

 

На масляной воде

По следу водомерки,

Ищи его везде,

До смерти и поверки.

 

Найди его, найди,

Отчаянье развеяв,

За шелестом в груди,

Земной оси левее,

 

В борении крыла

И спёкшемся сугробе —

Как жизнь тебя нашла

У матушки в утробе.

***

Я болею за наших, но им не судьба:

Ни гола, ни угла — проклятущий ноль-ноль…

И по жизни-то мы голытьбой голытьба,

Так еще и болеть понапрасну? Уволь!

 

Отфутболить? Постой! У вратарского лба

Собирается в ниточку инея свет —

Ща забьют! Я за наших, пускай не судьба!

Боль уходит, и смерти тем более нет.

***

Памяти Володи Антокольского

В дремучем саду на старинной картинке

Весь воздух завален штрихами лучей

И нежно царапают кожу песчинки,

Когда поднимает глаза книгочей

 

От жёлтых страниц к небесам за границей,

Где птицы застывшие в гору летят

И пахнет иголка гравёра зарницей,

Пуская в штриховку расчётливый яд.

 

И тучи на страже стоят горизонтом,

И греки в ущелье незримо бредут

Над чёрным эвксинским безжалостным понтом

В грузинского царства железный кунжут.

 

В дремучем саду начинается ужин,

На белую скатерть — тяжёлый листок,

И мёртвый живому до смерти не нужен…

Но мёртвый и так уже не одинок.

***

Я — в треснувшем стекле над коммунальной ванной:

Вонючая вода, сантехника, уют.

Две бабушки мои, с любовью неустанной

Обняв мое лицо, не мёртвые, поют

 

И в белые хлопки завёрнутое тело

Несут они моё, как самолёт-судьба…

Я провожу рукой: как страшно отпотела

От этого тепла холодная труба!

 

Уже и грязь чиста, и пьяные соседи

Размыты в белый мел пространством перемен,

И за окном огни — во тьме аз, буки, веди…

Глаголю ли добро в тени зелёных стен?

 

Наутро, показав язык далёким странам,

Из ледяной весны в новёхоньком пальто

Иду в родной июнь с пурпурным барабаном,

И на пути моём не выстоит никто.

***

Что к ужасу ближе?

В чём больше беды и обузы?

Быть женщиной рыжей,

Поющей бедовые блюзы,

Безвестной и старой,

Любезной лишь за полночь бару,

В костюме — с сигарой —

Недевочки пьяной на шару?

 

Или Спиридоном,

Своё ненавидящим имя,

С холодным бидоном

Идущим на тёплое вымя

В деревне, забытой —

Да на фиг она им! — властями,

Лет за сто убитой

И стащенной в воду кустами?

 

А может, шаманом,

Вождя умирающей дочке

Украдкой на лоно

Кладущим куриные почки

И воющим дико

В овеянном вьюгою чуме?

Представь-ка, воззри-ка

В своём кокаиновом шуме!

 

Что дарит сюжеты

Последнему в жизни кошмару?

Разводы? Наветы?

“Поддай-ка нам, дяденька, пару”?

Разбиты дороги

В душой покидаемом мире…

Что вцепится в ноги,

Как каторжным чёрные гири?

***

В пыль и прах тошнотворное семя,

Насылает июль духоту,

Опускает не вровень со всеми,

А — ландшафт изогнув на лету.

 

Африканская печь грозовая

Пожирает, волну за волной,

Дребезжание в полдень трамвая

И автобусный дым нефтяной.

 

Только сумерки мало-помалу

Разжимают на время сердца,

И, подвластный небесному валу,

Океан достигает лица.

Агараки

Мы в Греции, родная, наконец-то!

Задев плечом неполную луну,

К концу подходит морем наше детство,

Поэтому я ночью не усну.

 

И, лёжа на спине в особом свете,

Что вмешан с пылью в кровь и молоко,

Как яблокам в сухой придверной клети,

Нам дышится легко и глубоко.

 

Не в Турции, а с тем же ведь успехом…

Границы-то с земли не сметены.

Мы в Греции. Я понял по орехам,

Хотя они ужасно зелены.

 

Кудрявый бог с дриадой-недотрогой,

Идём по склону, смятому войной,

А ласточка над самою дорогой

Летит, как самолётик заводной.

***

Дороже, чем пряничный домик, мне сахарный дом.

Летящий с утра, настоящий в оконном проёме,

Он залит невидимо-ясным небесным огнём,

Он — знамя победы в зимы наступающем громе!

 

Из ночи очнувшейся памяти он стартовал,

У первого мая до лета рассветных заводов

Он встретил Фиделя и вывесил чистый крахмал

Над улицей грозных парадов и скорбных походов.

 

Не будет моим никогда, вообще нежилой,

Под снегом и градом угробленный плоскою крышей,

Он всё же восходит, как феникс над жирной золой,

И кажется даже, что слышит и окнами дышит.

 

И хуже того — реактивный затеяв разгон,

Глядит свысока в керосиновой улицы светы,

Поскольку восходит и медленно сходит с планеты

И следом за мной исчезает во времени он.

Робинзон

Слышен пьяный, с голосами

Ветер на море с утра…

Всё-то мы умеем сами —

От зерна до топора.

 

Всё — от дома до колодца,

Обретая вид и род,

Как-нибудь кроится-шьётся,

Колосится и встаёт.

 

Лозы в чёрном винограде

Веселят хозяйский глаз,

На потом в глубоком складе

Сложен доверху запас.

 

То добычу, то находку

Небо в сумерках пошлёт…

А ещё из кедра лодку —

Вырубать за годом год.

 

Не жалеть ножи и тёсла

В толще цельного ствола,

И однажды стать на вёсла,

И оставить все дела,

 

Все желания минутны,

Все мечты на полчаса,

Развернуть во тьму лоскутны

Ненадёжны паруса,

 

В тишине сказать молитву,

Только честную, одну —

И направить киля бритву,

Мча за далью, в глубину.

Следующий материал

Обитаемая Гора

Роман