Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2010
Юлия Золоткова
1.
У меня болит
седой волосок,
годы отбрасывая
наискосок.
С печалью стихи,
как твои поцелуи,
я собираю
в книгу вторую,
А за стеклом,
в ярком солнечном свете,
играют счастливо
не наши дети.
***
Я подарю
своему не рожденному сыну куклу,
куклу с “пятачка”.
Платье у нее
из чулка драного,
коричневого чулка.
Это все
актеры бывшие
из дорожного сундука.
Все они
стоят теперь нищие,
отдыхают пока.
Ты не смотри, сын,
на куклы отчаянность
на лице.
Люби ее просто нечаянно.
и пожалей
в конце.
***
Моя дорогая,
спускается вечер.
Ты ждешь, когда спеть
лебединую песню свою.
Но только мне нечем,
помочь тебе, милая, нечем,
я словно последнюю —
каждую песню пою.
Мы только стихами,
строка за строкою, обиды латаем.
И неожиданно в страсти
бываем тихи.
А как мы, порою,
одни от тоски умираем,
как нас от предела
с любовью отводят стихи…
Моя дорогая,
не думай, не думай о смерти.
Что будет за гробом
узнать нам, увы, не дано.
Но то остается
на человеческом свете,
что любим и помним,
что в жизни и в смерти светло.
***
А.К.
Шепчу… Листва хрустит и тает…
Ловлю дрожащий вздох минут:
“Таких, как ты, — не отпускают.
Таких — у сердца берегут”.
***
Чувствовать себя
еврейской девушкой Миррой,
каждый раз побиваемой
в Брестской крепости камнями.
Чувствовать себя
везде “чужой”,
для которой современность
узка, как джинсы.
И быть
упрямой полукровкой,
которой не дает покоя
стучащая в висках
воля Чингизхана.
***
Моя муза
спряталась под подушку
и спит все дни напролет.
А я — тоскую.
У меня измученный
от жажды рот
сохнет без ее поцелуев.