Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2010
“Складчина” — выпуск двадцатый!
К десятилетию альманаха
Участники “Складчины”, литературного альманаха, издаваемого при журнале, не часто появляются на страницах “Урала”. Но события последнего времени дают повод еще для одного подобного прецедента: “Складчина” вышла в двадцатый раз! И, чтобы подтвердить наши декларации о том, что на ее страницах за эти десять лет смогли вырасти настоящие поэты, представим читателям самим судить об этом по трем поэтическим подборкам “складчинников” — Павла Проскурякова, Николая Ганебных и Наталии Никитиной. С творчеством еще одного из них — Владимира Белоглазова — можно познакомиться в восьмом номере “Урала” за этот год.
Павел Проскуряков
***
Уже не сложить без подсказки
Пилотки из старых газет.
Полосок бумажных с замазкой
На окнах пластмассовых нет.
Уходят смешные привычки
Из жизни обычных людей.
Похоже, нас ждет электричка?
К бабуле поедем своей.
Над нами она рассмеётся!
Как можно вот так не уметь
И воду достать из колодца,
И песню старинную спеть?
Подскажет… поможет… научит…
И шанег опять напечет.
Дела переделает к ночи,
Про “Ворона” песню споет.
***
…Мы, правильные, здесь.
Но где же, где
те, лучшие,
что плакали и пили?
Лежали с васильками
в борозде —
а музы, непутевых,
их
любили!
***
Опять тоскую по деревне
Я, постаревший урбанист, —
Выше домов встают деревья,
Садится кочет на карниз.
Переплетаются растенья.
Летят сороки и стрижи.
И прямо по стихотворенью
Река прозрачная
Бежит.
***
Мама в зиму всё болела,
Мучилась.
По цветам в саду своём
Соскучилась.
Снились астры ей
Ночами,
Георгины с иван-
Чаем.
А когда весна
Пришла
И рябина
Зацвела,
Посадила астры.
Стала ждать
Цветков.
И решила:
— Доживу
До холодов.
Сон
Я хорошо играл на скрипке.
Росла под музыку трава.
Цыгане пели без улыбки
Романса грустные слова.
Про то, что людям на рассвете
Не страшно умирать,
Что всё же ангелы их встретят,
Лишь стоит пожелать.
Про то, что скрипка отзвучала
И выросла трава.
Но кто-нибудь начнёт сначала
И те же выучит слова.
И вдруг заплакали цыгане
И стали вместе, как один,
Разбрасывать по всей поляне
Чистейший белый героин.
***
Шел-шел… Зачем? Вопрос!
А башмаки сносились.
Сбылось иль не сбылось,
Что в молодости снилось?
От Лисьей от горы
Пришел к горе Волчихе.
Обшарпаны дворы.
И потускнели лики.
Лишь грустные стихи
Писать теперь осталось
И совершать грехи,
Отодвигая старость.
Николай Ганебных
***
Можно снова про пригорки?
Про холмы да про луга?
От костра дымочек горький,
В небо теплая дуга.
У огня краснеют лица,
Тихий, слабый разговор.
Бросишь ветку — задымится
И зацокает костер.
Звезды путаются в ветке,
Ветер ходит верховой,
Где-то рядом бродят предки.
Не пора ль идти домой?
Мы с тобою здесь бывали
Много тысяч лет назад…
Где-то светят магистрали,
Где-то город Петроград…
***
Мне достался счастливый билет
Воду пить из гончарной посуды.
Этой повести — тысячи лет.
Не забыть бы, мы родом откуда.
Домотканые видел холсты,
Лен в них мягче гагачьего пуха.
Про несбывшиеся мечты
Мне гуторила байки старуха.
В пасмы всю крашенину смотав,
Рассчитавшись с тяжелой работой,
Зачинал этот труд в ледостав,
Почитай, почти весь околоток.
Ткань в заветные трубки сложив,
Веселели в деревне невесты.
Мало суженый-ряженый жил,
Сгинул он на чужбине без вести…
Даже впав в поэтический бред,
Уважаю уток и основу.
Возвышает таинственный свет
Пестрядинного русского слова.
Наталия Никитина
Классика белого снега
Рассыплется нега, и классика белого снега
Укроет три времени года тяжелым чехлом.
У снежного стога слегка забуксует дорога
И влево свернет, объезжая искрящийся холм.
Неяркое солнце, как сыр в натюрморте эстонца,
Посветит немного коротким неласковым днём.
И зимняя вьюга — холодного ветра подруга —
Заноет, завоет, заплачет, застонет о нём.
***
— У-у-у! — где-то рядом запел паровоз.
— Стык-тык-тык! Стык-тык-тык! — застучали колеса.
Запах дыма внезапно ударил мне в нос,
И враскачку проехал состав вдоль откоса.
То ли это мираж из вчерашнего дня,
То ли призрак, возникший из жизни забытой.
Но сознаюсь: ах, как удивил он меня
В век больших скоростей и комфортного быта!
Я не сразу заметила: чуть впереди,
На колючем откосе, возник ниоткуда
То ли странник, уставший в нелегком пути,
То ли просто какой-то бродяга-приблуда.
В грязном ватнике и с рюкзачком на спине,
Сапоги на ногах, повидавшие виды.
Что-то странное вдруг всколыхнулось во мне,
Затопляя в душе все слепые обиды.
Паровозик как будто бы притормозил,
Мужичок ухватился за поручни смело,
Оттолкнулся от насыпи что было сил
И втянул в деревянный вагон свое тело.
Эх, Россия! Какой бы ни выдался век,
Ты все так же ползешь среди истин сезонных
Сквозь морозное утро, сквозь колющий снег
И везешь пассажиров своих полусонных.
***
Мне нравится без всякой цели
из дома выйти и шагать
сквозь снежный парк,
в котором ели
всю зиму чутко будут спать.
Мне нравится над ними небо,
осоловелое слегка,
без солнца, как-то полуслепо
укутанное в облака.
Мне нравятся следы сорочьи
поверх собачьих вензелей,
и воздух, чуть морозный с ночи,
и мысли в голове моей…
Я думаю о парке в елях,
о редких встречах, о себе,
о том, что я иду без цели
навстречу ветреной судьбе.
***
Впредь спаси меня, Боже, от этих случайных прохожих,
у которых все ложно и нет за душой ничего,
для которых “все можно”, которые, неосторожно
и ни с чем не считаясь, добиться хотят своего.
Мне совсем не смешно, когда вслух они громко смеются,
когда походя любят, бросают, теряют и лгут…
Но их время пришло, и к былому уже не вернуться,
для последнего слова не дали мне нужных минут…
Все у них второпях. И в бесцельной, бессмысленной спешке
прожигают себя, оставаясь такими, как есть,
на последнем дыханье, на грани “орла или решки”,
на отчаянном страхе взлететь и однажды не сесть.
***
Здесь стоят дерева — не деревья —
По колено в душистой росе.
И за полем на взгорке — деревня
Убегает к ржаной полосе.
Солнце здесь на рассвете сияет,
За добычей идут грибники,
То вперед забежит, то залает
Пес, что взяли с собой рыбаки.
Сколько неба вокруг!
Сколько неба!
Облака отразились в реке.
И над полем зеленого хлеба
Полетели к холмам вдалеке.