Пьеса в одном действии
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2009
Ярослава Пулинович учится в Екатеринбургском государственном театральном институте (отделение “Драматургия”, семинар Николая Коляды). Лауреат премии “Дебют” (2008).
Ярослава Пулинович
Облако счастья
Пьеса в одном действии
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Стас шел по улице. Холодные капли, падающие с голых деревьев, попадали ему прямо за воротник. Стасу было все равно. Его знобило. К горлу подкатывала тошнота. Начиналась ломка. Черт, дурацкая ситуация! У него было с собой, чтобы вмазаться прямо сейчас, в ближайшем подъезде – все ингредиенты, закопченная ложка, вата, зажигалка, не было только шприца. Последний исчез где-то в недрах вчерашнего флэта. Стас зашел в ближайшую аптеку. Черт, очередь! Да чтоб тебя!
Он встал за девушкой.
Девушка по виду напоминала полумонашку, полусатанистку – вся в черном, длинная темная юбка, черное пальто с большим капюшоном, полное отсутствие косметики на лице.
Очередная бабушка купила какое-то лекарство от давления и отошла в сторону, на ходу изучая инструкцию, написанную на упаковке.
ДЕВУШКА. Сто инсулиновых шприцов.
Стас чуть не подпрыгнул на месте. Она что, собралась устроить массовое вкалывание “белого” на центральной площади?
Аптекарша отсчитала какое-то количество шприцов, затем обернулась к девушке.
АПТЕКАРША. Восемьдесят шесть. Больше нет.
ДЕВУШКА. Давайте.
Не пересчитывая, девушка положила пакет со шприцами в сумку и вышла. Стас вышел следом. Идти до следующей аптеки сил не было. Кости начинало жечь, как если бы каждый сустав поджаривали на костре. И одновременно знобило. Кого не ломало, тот не поймет.
Стас пошел за девушкой. Тупо, не скрываясь. Девушка свернула в ближайший двор и зашла в подъезд старого трехэтажного дома. Домофона не было.
Стас зашел в подъезд следом. В пролете между первым и вторым этажом девушка обернулась, посмотрела на Стаса. Со лба у него ручьями стекал пот, глаза воспалились, дышал он, как человек с пороком сердца, пробежавший стометровку. Девушка молча достала из сумки шприц, протянула ему. Стас кивнул в знак благодарности. Хотел уже спускаться вниз. Но закололо сердце. Стас сел на ступени, его сразу же вырвало. Девушка подошла к Стасу, положила руку ему на пульс.
ДЕВУШКА. Пошли.
Стас, ни о чем не спрашивая, поднялся. Побрел за девушкой. Та открыла дверь своими ключами, пропустила его вперед. Большая комната – абсолютно пустая. В комнате матрас и два стула. Еще полки с книгами. Пол, по-видимому, давно не мыли. Стас достал из кармана дозу и ложку, шприц он все еще держал в руке. Не разуваясь и не снимая куртки, прошел на кухню. Девушка сняла пальто и пошла следом. На кухне тот же минимализм – стол, плита и раковина, посуда, расставленная на подоконнике, старый холодильник. Стас очень быстро зачерпнул воду в ложку прямо из немытой кастрюли, стоящей в раковине. Разбодяжил в ложке половину дозы, зажигалкой довел смесь до кипения. Быстро и осторожно вобрал кончиком иглы содержимое ложки, затем так же быстро нашел вену в районе предплечья. Кровь окрасила раствор в розовый и тут же вместе с ним и исчезла, растворилась в венах Стаса, подгоняемая поршнем шприца. Стас постоял какое-то время, смотря перед собой. Затем посмотрел на девушку. Девушка нашла в холодильнике, в верхнем отделе, упаковку с таблетками, одну дала Стасу.
ДЕВУШКА. При аритмии помогает…
Налила из чайника воды в стакан, протянула Стасу. Стас проглотил таблетку, запил водой.
СТАС. Это… Спасибо.
ДЕВУШКА. Не за что.
Девушка встала у раковины и начала мыть посуду. Кофта на ней тоже была черная.
СТАС. Так я пойду?
ДЕВУШКА. Иди.
Стас вышел в коридор, но тут же вернулся.
СТАС. А у тебя можно еще шприцов замутить?
ДЕВУШКА. Три могу дать. Больше трех в руки не даем.
СТАС. Кто не дает?
ДЕВУШКА. Мы.
СТАС. Мы – это кто?
ДЕВУШКА. Тебе какая разница? Мы – это мы.
СТАС. Ну, дай три.
Девушка пошла в коридор, достала из сумки два шприца, принесла их на кухню, протянула Стасу.
СТАС. Ты же три обещала.
ДЕВУШКА. Один ты уже использовал.
СТАС. А-а-а… Ну да. Тебя как зовут?
ДЕВУШКА. Катя.
СТАС. Прикольное имя.
ДЕВУШКА. Обычное имя.
СТАС. Ну, я пойду?
КАТЯ. Иди.
СТАС. Закройся хоть.
КАТЯ. Иди. Я закрою потом.
Стас снова вышел в коридор и снова вернулся – забыл на столе свою ложку.
СТАС. Я за ложкой.
КАТЯ. Возьми.
СТАС. А ты одна, что ли, живешь?
КАТЯ. А тебе что?
СТАС. Ничего. Зачем тебе столько шприцов?
КАТЯ. Бабушка болеет. Езжу к ней каждый день.
СТАС. Врешь!
КАТЯ. Почему?
СТАС. Ты говорила, больше трех вы на руки не даете.
КАТЯ. Слушай, что тебе нужно?
СТАС. Меня Стасом зовут.
КАТЯ. Я очень рада.
СТАС. Откуда ты?
КАТЯ. От верблюда! Вмазанный, а любопытный.
СТАС. Извини.
КАТЯ. Извиняю.
СТАС. Ну, я пойду?
КАТЯ. Иди.
Стас постоял в нерешительности, но не ушел. Многозначительно посмотрел на чайник, потом сел за стол, на самый краешек стула. Катя молча включила чайник.
СТАС. Топят у вас хорошо.
КАТЯ. Что?
СТАС. В доме, говорю, отопление хорошее… У нас вот холодно все время.
КАТЯ. У вас – это где?
СТАС. Да так, на хате одной.
КАТЯ. Ты там живешь?
СТАС. Ну да. Бывает, живу…
КАТЯ. На хатах всегда холодно, если у флэта хозяина нет. Знаешь, бывают такие большие вписки, куда пускают всех, и если сядешь у окна, то обязательно продует?
СТАС. Да, еще когда приходишь на флэт, всегда думаешь, есть там горячая вода или нет, а ее всегда нет, прямо заколдованный круг.
КАТЯ. А еще часто думаешь – хватит тебе одеяла или придется курткой укрываться….
СТАС. Точно. И всегда приходится курткой.
Катя смеется.
КАТЯ. Тебе сейчас хорошо?
СТАС. А ты как думаешь?
КАТЯ. Думаю, очень.
СТАС. Может… У меня есть еще.
КАТЯ. Нет.
СТАС. А-а-а… Извини. Я думал…
КАТЯ. Что ты думал?
СТАС. Ничего.
КАТЯ. Ты молодой совсем. Сколько тебе лет?
СТАС. Двадцать три. Я диджей.
КАТЯ. Серьезно?
СТАС. Да.
КАТЯ. А что ты играешь?
СТАС. Разные направления. Дрим энд бас, транс. Любишь такое?
КАТЯ. Нет. Не знаю. Я раньше в группе одной играла.
СТАС. Раньше – это когда?
КАТЯ. Это давно.
СТАС. А сейчас что?
КАТЯ. Что?
СТАС. Ну вот я и спрашиваю, что?
КАТЯ. Сейчас все по-другому.
СТАС. Что по-другому?
КАТЯ. Все, что было, стало по-другому.
СТАС. Клевый ответ.
КАТЯ. Вопрос такой же.
СТАС. Да уж… А тебе сколько лет?
КАТЯ. Женщинам такие вопросы не задают.
СТАС. Да ладно, позапрошлый век!
КАТЯ. А сколько дашь?
СТАС. Девятнадцать.
КАТЯ. Значит, девятнадцать. Чаю налить?
СТАС. Давай.
Катя разливает чай в чашки.
СТАС. У тебя хорошо. Топят, и чайник работает.
КАТЯ. Ну да… Это зима потому что. Правда, трубы все время лопаются. Дом старый, и никто его ремонтировать не хочет. Летом все время воды нет – ни холодной, ни горячей, ходим с ведрами на колонку.
СТАС. Ты добрая.
КАТЯ. Я? Нет.
СТАС. Зачем ты меня тогда впустила?
КАТЯ. Не знаю… Пожалела, наверное.
СТАС. Вот я и говорю – ты добрая.
КАТЯ. Все люди, наверное, добрые, смотря по ситуации.
СТАС. Ты меня испугалась в подъезде?
КАТЯ. Я? Нет. У нас тут все время толпами нарки ходят. Домофона нет потому что. И не поставят. Чтоб поставить – надо всем подъездом скинуться, а тут почти все бабушки живут, у них пенсии маленькие. У меня вот тоже денег нет. Вот к нам и ходят – иногда по восемь человек стоят. Особенно в морозы. Их я боюсь, у них лица нечеловеческие. Прохожу и молитву читаю, а посмотреть в их сторону страшно.
СТАС. Я ж тоже нарк.
КАТЯ. Ну и что теперь? Мне же не жить с тобой. Сейчас чаю попьешь и уйдешь.
СТАС. Я тебе надоел? Давай, прямо сейчас уйду?
КАТЯ. Да не надо. Мне все равно до завтрашнего дня одной тут сидеть.
СТАС. Почему? Ты не работаешь?
КАТЯ. Работаю. До четырех только. Иногда раньше ухожу.
СТАС. А где работаешь?
КАТЯ. Так… В организации одной.
СТАС. Вы таким, как мы, помогаете?
КАТЯ. С чего ты взял?
СТАС. Шприцы по три в руки… Где еще так?
КАТЯ. Ну да. И таким, как вы, тоже.
СТАС. Вы только шприцы раздаете?
КАТЯ. Еще презервативы и листовки.
СТАС. А листовки о чем? О вреде наркотиков? Шприц, и тут же листовка – не делай этого, человече, покайся!
КАТЯ. Почему? Там телефоны доверия просто и адреса, куда с этой бедой прийти можно.
СТАС. А куда можно?
КАТЯ. Есть несколько центров.
СТАС. Это бесплатно все?
КАТЯ. Да.
СТАС. А сказать адреса можешь?
КАТЯ. Что, слезть решил?
СТАС. Не знаю… Просто страшно это все. Боюсь умереть. Все время, как ломать начинает, боюсь, что все, конец…
КАТЯ. Ты молодой, ты еще лет десять продержишься.
СТАС. Так что, скажешь адрес?
КАТЯ. Скажу. Есть куда записать?
СТАС. Нет.
КАТЯ. Ладно, уходить будешь, запишу. У меня листовок нет с собой.
СТАС. Спасибо. А там правда помогут?
КАТЯ. Если сам для себя решил, что бросишь, то помогут. Но лучше – не ходи.
СТАС. Почему?
КАТЯ. Да фигня это все.
СТАС. Почему фигня? Что там?
КАТЯ. Да ничего, так… Твое дело.
СТАС. Ну, что, ну, скажи?!
КАТЯ. Все, отвяжись!
СТАС. Кать… Скажи – почему не стоит? То есть это туфта? Надежды никакой нет?
КАТЯ. Ты сколько сидишь?
СТАС. Два года.
КАТЯ. Ну, значит, есть надежда. Надежда всегда есть.
СТАС. Почему тогда не стоит?
КАТЯ. Все, Стас! Закрыли тему! Если захочешь слезть – слезешь!
СТАС. Да я все равно не пойду. Не верю я в добрых дядей.
КАТЯ. Ну, и правильно.
СТАС. А ты сама помогала кому-нибудь слезть?
КАТЯ. Не знаю. Может, и помогала, я дальнейшей судьбой тех, кто к нам в центр приходит, не интересуюсь.
СТАС. И ни разу люди к вам не возвращались, не рассказывали, как у них?
КАТЯ. Почему, возвращались. На диких ломках, просили простить их, заново вылечить.
СТАС. А вы?
КАТЯ. Что – мы? С ломок снимаем, потом человек сам решает, остаться ему дальше лечиться или уйти.
СТАС. То есть вылечившихся у вас в центре нет?
КАТЯ. Да откуда я знаю?! Я к ним в гости, что ли, хожу?
СТАС. Слушай, а на фиг ты там работаешь?! Если тебе по барабану это вообще!
КАТЯ. А тебе какое дело? Работаю, и работаю. Компьютерщик компьютер чинит, он что, потом звонит клиенту и спрашивает, как компьютер себя чувствует?
СТАС. Это ж не компьютеры… Это ж люди.
КАТЯ. Ну и что. Компьютеры даже лучше, они хотя бы предупреждают, что программа дала сбой. Там точно знаешь, чего от них ждать, и в случае неполадки что делать. И обгрейдить еще можно. Раз – и не было ничего. Даже не сон, а просто не было.
СТАС. Крутая теория. Как тебя с людьми вообще допускают работать?
КАТЯ. А ты что, психолог, рассуждать – можно мне с людьми работать или нет?
СТАС. Извини…
КАТЯ. Не извиню. Ты допил чай?
СТАС. Нет еще.
КАТЯ. А-а-а… Ну ладно, допивай.
Катя уходит в комнату, ложится на застеленный зеленым пледом матрас.
Стас залпом допивает чай, идет в комнату.
СТАС. Кать, ты чего? Обиделась?
КАТЯ. Нет. Устала.
СТАС. Да ладно, чего ты? Я не хотел, правда. Давай я уйду?
КАТЯ. Как хочешь.
СТАС. А ты как хочешь?
КАТЯ. Никак.
СТАС. Очередной всё объясняющий ответ. (Садится рядом с Катей на матрас.)
КАТЯ. Куртку хоть сними.
СТАС. А! Да. (Разувается, снимает куртку.)
СТАС. Кать, тебе плохо?
КАТЯ. Почему? Я нормально себя чувствую. Мне ни плохо и ни хорошо. Мне никак.
СТАС. Здорово. Мне бы так.
КАТЯ. Это самое худшее, может быть, когда человеку ни хорошо и ни плохо. А просто никак. С собой, наверное, чаще всего по этой причине поканчивают. Если страдаешь, значит, жить можно, это быстро проходит. А когда внутри пустота – то все, приехали, клиент готов. С этим жить сложнее, чем со страданиями. Оно как будто изнутри все разъедает – мысли, чувства, циничным становишься… Ты просто молодой еще, тебе сложно понять.
СТАС. А ты старая?
КАТЯ. Я – да. У меня лицо детское, говорят, поэтому молодой кажусь.
СТАС. Ты красивая.
КАТЯ. Что еще скажешь?
СТАС. Лицо такое интересное. Почему ты в черном ходишь? У тебя траур?
КАТЯ. Да.
СТАС. Кто-то умер?
КАТЯ. Да.
СТАС. Извини… А кто?
КАТЯ. Я.
СТАС. Ладно… Это твои тараканы. (Берет Катю за руку.) Кать, у тебя все будет хорошо, просто офигенски все будет.
КАТЯ. А ты откуда знаешь? (Гладит руку Стаса.) Юный нарк, пришел ко мне, говоришь, что все хорошо будет. У тебя-то у самого все хорошо?
СТАС. У меня все плохо.
КАТЯ. Почему? Прет, доза в кармане, целых три шприца… Ты еще совсем молодой, не опустившийся, еще что-то чувствуешь… Потом истаскаешься, одежда станет грязной, сам ты будешь зачуханным, в гости звать перестанут, денег не будет… Вот тогда будет плохо. А пока еще радуйся – все у тебя хорошо.
СТАС. Ты что? Пугаешь меня?
КАТЯ. Нет, зачем? Рассказываю, как будет. К нам много таких зачуханных приходит.
СТАС. Ты мне адрес обещала дать.
КАТЯ. Запоминай. Куйбышева…
СТАС. Я так не запомню.
КАТЯ. Если сильно надо, запомнишь.
СТАС. Дай хоть ручку записать?
КАТЯ. Да запишу я тебе, не бойся, не забуду. Вставать неохота.
СТАС. Давай, я найду? Где она? В сумке?
КАТЯ. Ага, чтоб ты мне сумку вдобавок обчистил?
СТАС. Ты мне не веришь?
КАТЯ. Почему, верю.
СТАС (вырывает свою руку из Катиной). Ладно, извини. Действительно, с какой стати тебе мне верить? Наркоман, про сумку спрашиваю…
КАТЯ (берет Стаса за руку). Перестань. (Пауза.) Хочешь, ложись рядом.
СТАС. Ты серьезно?
КАТЯ. Да.
СТАС. Кать… Я, наверное, пойду.
КАТЯ. Почему?
СТАС. Я… Понимаешь… ну, это особенности… я в таком состоянии не смогу.
КАТЯ. Что не сможешь? Лечь?
СТАС. Ты мне нравишься. Но я не смогу сейчас.
КАТЯ. Что не сможешь?
СТАС. Ну… Быть с тобой.
КАТЯ. Спать?
СТАС. Ну да.
КАТЯ. А я тебя просила?
СТАС. Я подумал, что – да.
КАТЯ. Придурок.
СТАС. Придурок.
Стас ложится рядом с Катей, они держатся за руки.
СТАС. О чем ты мечтаешь?
КАТЯ. Ни о чем.
СТАС. И внутри у тебя никак.
КАТЯ. Точно. (Пауза.)
СТАС. Расскажи что-нибудь.
КАТЯ. Что?
СТАС. Что хочешь. Сказку расскажи…
КАТЯ. Я не знаю сказок… (Пауза.) Далеко-далеко в горах, на самой вершине самой высокой горы, живет облако. Знающие люди называют его облаком счастья. Где бы оно ни проплыло, над какой деревушкой или городом бы ни пролетело, все люди, попавшие в тень этого облака, становятся счастливыми. Всего на миг, на тот только момент, пока облако проплывает над ними. А после люди, вновь вернувшись в свое прежнее состояние, проклинают это облако. За то, что то дало познать им вкус счастья. Настоящего, не заслуженного ничем, несправедливого, но очень большого… И облако страдает оттого, что столько проклятий слышит от людей. Страдают и люди, потому что, познав вкус счастья один раз, они не хотят расставаться с ним. И есть только один путь быть счастливым – идти за облаком счастья день и ночь, не разбирая ни дорог, ни сторон света, пока силы не оставят тебя навеки
СТАС. Круто. Это ты сама придумала?
КАТЯ. Нет. Один хиппарь рассказал. Он уже умер.
СТАС. А ты веришь в облако счастья?
КАТЯ. Наверное, да. Не знаю… Сама я его не видела.
СТАС. А тот хиппарь?
КАТЯ. Он рассказывал, что забирался на эту гору. И был счастлив. Но потом понял, что умрет, если будет все время сидеть на горе. Слез, потусовался какое-то время и все равно умер – без облака он тоже жить не мог.
СТАС. Почему в Питере так радуются дождю? А вдруг он грибной? Вот и здесь так же – любое облако над твоей головой может оказаться облаком счастья.
КАТЯ. Как-то так…. Мир как-то так устроен….
Катя закрыла глаза, задремала. Закрыл глаза и Стас.
Лежат молча, взявшись за руки.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Катя поднимается по лестнице, звонит в дверь. В руках у нее детская игрушка – заяц.
Дверь открывает полноватая молодая блондинка.
БЛОНДИНКА. Заходи. (Пропускает Катю в квартиру.)
Квартира трехкомнатная, типовая, вполне приличная.
В коридор выходит пожилая женщина – тетя Люба.
ЛЮБА. Пришла… Денег, что ли, опять надо?
В коридор выбегает высокая девочка лет двенадцати – Таня, бежит к Кате, обнимает ее.
ЛЮБА (Тане). Так, я кому сказала – сначала уроки!
ТАНЯ. Баба! Ну, пожалуйста…
ЛЮБА. Тебе две задачи решить осталось. Быстро, быстро… Олег, Олег!
Из комнаты выходит Олег – мужчина среднего возраста.
ЛЮБА. Олег, уведи ее.
КАТЯ. Теть Люб…
ЛЮБА. Тебе до двоек ее дела нет, пришла да ушла, конечно… А мы потом от учителей жалобы выслушиваем.
ОЛЕГ (Кате). Привет.
КАТЯ. Здравствуй, Олег.
ОЛЕГ. Танечка, все, все, все… Давай, сначала уроки доделаем.
ТАНЯ. Пап, ну, мама же пришла!
ОЛЕГ. Мама голодная, мама покушает сначала, а ты уроки сделаешь. (Блондинке.) Стася, иди чайник ставь.
Олег уводит Таню в комнату. Блондинка уходит на кухню.
ЛЮБА. Вырядилась во все черное.
КАТЯ. И что?
ЛЮБА. Ты же женщина. Не старуха.
КАТЯ. Я раньше в мини ходила – вам не нравилось, хожу вся в черном – вам не нравится.
ЛЮБА. Ой, да мне-то на тебя плюнуть да высрать, мне-то что, хоть голой ходи… Давай на кухню.
Катя и тетя Люба идут на кухню. На кухне блондинка Стася что-то готовит.
ЛЮБА. Вот, Стася нам борщ сегодня готовит. У нее борщ вкусный получается, я прям наесться не могу с ее борща… Хоть один кулинар в семье появился. Ты сама-то голодная?
КАТЯ. Нет.
ЛЮБА. Да ладно, что нет? По притонам, поди, шарахаешься, кто тебя там кормить будет?
КАТЯ. Мне бы чаю.
ЛЮБА. Чай-то тебе можно в кружку наливать? Ты анализы все сделала?
КАТЯ. Сделала.
ЛЮБА. Ни гепатита, ни сифилиса точно нет?
КАТЯ. Нет.
ЛЮБА. А то смотри… У нас ребенок в доме.
КАТЯ. Тетя Люба, чаю тоже не надо.
ЛЮБА. Да нет, почему? Я налью. Кружку потом продезинфицируем, и все. Ты в прошлый раз, когда уходила, помнишь, мы тебя пельменями-то еще кормили? Танечка потом пришла на кухню, спрашивает – а вы зачем это тарелки водкой протираете? Ну, я уж ей не стала говорить, что мама у нее такая непутевая, что за ней тарелки протирать надо… (Наливает Кате чай в кружку.)
ЛЮБА. Пей, ладно уж… Как там у тебя дела хоть?
КАТЯ. Нормально.
ЛЮБА. Ты выписалась?
КАТЯ. Выписалась.
ЛЮБА. Окончательно?
КАТЯ. Почти. В центр еще хожу.
ЛЮБА. Не бросила еще? Молодец. Может, если толк из этого выйдет, так к Тане разрешим тебе почаще приходить. Ну-ка, руки покажи…
КАТЯ. Что?! (Закатывает рукава кофты.) Нормально? Посмотрели?
ЛЮБА. А вены чего такие вздувшиеся? Ты пьешь, что ли?
КАТЯ. Нет.
ЛЮБА. А то я не вижу? Лицо вон какое опухшее! Так? Ты, моя дорогая, знаешь что? Узнаю, что пьешь или колешься, ты у меня дорогу к этому дому навсегда забудешь!
КАТЯ. Давление у меня!
ЛЮБА. Давление у нее! Знаю я твои давления, жила с тобой! Все твои давления помню, как из-за твоих давлений мы из милиции тебя вытаскивали, как на панель ты из-за своих давлений ходила!
КАТЯ. Позовите Таню.
ЛЮБА. Таню ей позовите! Пришла королевишна – Таню ей позовите! По дочери, что ли, соскучилась? Дочь вдруг нужна стала? А раньше-то дочь не нужна была? Раньше-то мы о дочери не думали? А ты себя не спрашивала – дочери-то ты сейчас нужна? Нет?
КАТЯ. Теть Люб… Давайте не будем ссориться? Я к Тане пришла.
ЛЮБА. К Тане пришла! Ой, не могу, держите меня двое! Думаешь, зайца с китайского рынка принесла, и все – долг перед дочерью выполнила? А то, что дочь, вообще-то, кормить надо, одевать, воспитывать, ты об этом не задумывалась? Нарисовалась мама, любите ее… А Таня, между прочим, все чувствует. Вон Стасю уже мамой называть стала.
СТАСЯ. Мама Люба, меня в это дело не впутывайте, пожалуйста.
ЛЮБА. А кто кого впутывает? Я неправду, что ли, говорю? Тогда, после цирка, они со Стасей вдвоем приходят, Таня вечером к ней на колени села, говорит – Стася, а можно ты тоже моей мамой будешь? Не было этого, что ли? Я врать, что ли, стану? Потому что ребенок-то, он все чувствует, кто его по-настоящему любит, а кто так – раз в два месяца о нем вспоминает, и то только потому, что пожрать негде…
Катя встает, бежит в комнату.
КАТЯ. Олег! Олег! (Вбегает в комнату, где Олег с Таней делают уроки, обнимает Олега, всхлипывает.)
КАТЯ. Олег… Олег… (Обнимает Катю, гладит по голове).
Таня испуганно смотрит на родителей.
ОЛЕГ. Что опять случилось? Мама опять?
В комнату входит тетя Люба.
ЛЮБА. Плачет она! Постыдилась бы на плече у чужого мужа рыдать. У него жена, между прочим, есть…
ОЛЕГ. Мама, все! Мама, выйди, мы сами разберемся!
ЛЮБА. Жалко тебе ее? Жалеешь? Вот из-за твоей жалости она к нам на шею села и ножки свесила.
ОЛЕГ. Мама, все!
ЛЮБА. Да что – все? Что ты мне “всекаешь”? Стася, Стася! Пойди, посмотри, позорище какое, как халда эта к твоему мужу на шею вешается!
Тетя Люба выходит из комнаты.
ТАНЯ (гладит Катю по голове). Мам… Не плачь, пожалуйста…
КАТЯ (обнимает Таню). Все, не буду, зайчик… Не буду. Все. Мама успокоилась.
ТАНЯ. Мы пойдем с тобой гулять сегодня?
КАТЯ. Пойдем.
ТАНЯ. Мам… А ты можешь сегодня не уходить?
КАТЯ. Зайчик мой… Я попробую.
ОЛЕГ. Опять доставала тебя?
Катя кивает.
ОЛЕГ. Я поговорю с ней вечером.
КАТЯ. А толку?
ОЛЕГ. Как ты? Лечишься?
КАТЯ. Так, лечусь потихоньку.
ОЛЕГ. Ты на стационаре сейчас или дома уже?
КАТЯ. Дома.
ОЛЕГ. Но ходишь к ним туда?
КАТЯ. Хожу.
ОЛЕГ. Тебе лекарства дают какие-нибудь?
КАТЯ. Уже почти со всего сняли. Только снотворное и антидепрессы.
ОЛЕГ. Помогают хоть?
КАТЯ. Нет.
ОЛЕГ. Чем занимаетесь там?
КАТЯ. Да по-разному… Листовки ходим, раздаем. Бывает, в дом престарелых отправляют за больными ухаживать. Я не хожу.
ОЛЕГ. Почему?
КАТЯ. Да… Дурацкое занятие. Что я от этого, вылечусь что ли? Только одежда вся мочой провоняет.
ОЛЕГ. Ну, не зря же они вас туда отправляют. Значит, нужно зачем-то.
КАТЯ. Зачем, зачем? Бесплатная рабочая сила.
ОЛЕГ. А листовки раздаешь?
КАТЯ. Листовки раздаю. Дома все равно делать не хер.
ОЛЕГ. Не матерись при ребенке.
КАТЯ. Извини…
ТАНЯ. Мам… А я тебе стихотворенье написала.
КАТЯ. Какое, зайчик?
ТАНЯ. “Мама моя самая лучшая, я по тебе скучаю. Хожу все дни, никого не слушаю, и ничего я не замечаю. Но если даже вьюга за окном или дождь, я знаю, ты все равно придешь”.
КАТЯ (целует Таню). Спасибо, зайчик.
ОЛЕГ. Ты на восстановление прав подавать собираешься?
КАТЯ. Собираюсь. Надо сначала справку эту получить, что я после курса… Потом комиссию пройти.
ОЛЕГ. Я маме сказал, говорю, Катька все равно будет на восстановление подавать, мать ни в какую. Я, во-первых, знаешь, что думаю? Я с матерью опять же поговорю, чтобы вы с Таней встречались где-нибудь не дома. Во-вторых, я тебе что советую? Через полтора года Таньке четырнадцать стукнет, ты до этого времени должна все бумаги собрать, что ты вылечилась, исправилась и все такое. А с четырнадцати она тоже право голоса на суде имеет – с кем ей жить и на чьей территории. Катька, ты держись, главное… Давай, мать, восстанавливайся.
КАТЯ. Я попробую.
ОЛЕГ. Не попробую, а просто взяла и начала жизнь заново. Пробовать тут нечего.
КАТЯ. Это ж не в компьютере Висту на ХР поменять. Это жизнь…
ОЛЕГ. Учись жить по новой. (Пауза.) Как я тогда не углядел за тобой?
КАТЯ. Да ладно. Ты б меня почаще тогда еще дома видел.
ОЛЕГ. Ой, Катя, Катя…
ТАНЯ. Мам… А мне папа колечко подарил. Хочешь, покажу?
КАТЯ. Давай, показывай.
ТАНЯ (показывает палец). Вот.
КАТЯ. Красивое колечко. Тебе идет. Ну что, зайчик, собирайся, гулять пойдем?
ТАНЯ. Я сейчас! (Быстро натягивает джинсы, кофту, куртку.)
ОЛЕГ. Пойдем на кухню пока?
КАТЯ. Не хочу. Там тетя Люба.
ОЛЕГ. Ладно, при мне она не станет.
КАТЯ. Когда она меня в психушку отправляла, всё тоже при тебе происходило.
ОЛЕГ. Что я мог сделать? Ты ж невменяемая была.
КАТЯ. Еще скажи – у нас ребенок в доме, мы за Таню боялись.
ОЛЕГ. И за Таню в том числе.
КАТЯ. Как у вас со Стасей?
ОЛЕГ. Нормально. К Таньке привязалась.
КАТЯ. А то, что мамой ее назвала – это правда?
ОЛЕГ. Не знаю… Я не слышал. Она же тоже скучает. Ей мать нужна.
КАТЯ. Но не чужую же тетю мамой называть.
ОЛЕГ. Она ей не чужая. Любит ее, как свою – каждое воскресенье ходят куда-нибудь, уроки с ней делает.
КАТЯ. Подожди, своего родит, Танька быстро падчерицей станет.
ОЛЕГ. Да говорит, уже не родит. Проблемы у нее.
КАТЯ. То есть она заодно с тетей Любой – Таньку у себя оставить хочет?
ОЛЕГ. У нее нейтралитет. Она ж не зверь, понимает, что ребенок с матерью должен жить.
КАТЯ. А ты?
ОЛЕГ. Что – я?
КАТЯ. Ты-то сам что думаешь?
ОЛЕГ. Я, с одной стороны, согласен, что Таня с тобой должна жить. С другой стороны, мы ж не во Франции живем, в одном городе все-таки. Ты прости, Кать, но если узнаю, что сорвалась, Таньку ты уже не увидишь. Мы тебе в последний раз поверили. Но я все сделаю, чтобы, если во второй раз такое случится, ты к дочери на километр больше не подошла.
КАТЯ. Я же мать все-таки.
ОЛЕГ. Какая ты мать?
ТАНЯ. Мам, пап, я готова!
ОЛЕГ. Пошли.
Все трое выходят из комнаты.
ЛЮБА. Вы куда это? Олег, вы куда собрались?
ОЛЕГ. Мам, мы погуляем сходим. Я с ними буду.
ЛЮБА. Что значит – погуляем? Ей мало, что мы ей вообще с ребенком видеться разрешаем, она еще и на улицу его увести решила? Катя, рожа-то не треснет от такого счастья?
ТАНЯ. Баб, ну, пожалуйста… Мы возле дома.
ЛЮБА. А я откуда знаю, возле дома вы или в шалман свой она тебя потащит?
ОЛЕГ. Мама, я с ними иду.
ЛЮБА. А ты тоже! У тебя жена не знает, как тебе угодить, что для тебя приготовить, а ты с чужой бабой гулять пошел! Танечка, все, моя хорошая, раздевайся, внученька, с мамой ты не пойдешь. Мама тебя уведет и бросит.
ОЛЕГ. Мама! Хватит! Мы на полчаса, погуляем возле дома.
ЛЮБА. Танечка, ты бабушку любишь?
ТАНЯ. Люблю.
ЛЮБА. А кого больше любишь – бабушку или маму?
ТАНЯ. Не знаю…
ЛЮБА. Ну, как ты не знаешь? Бабушка тебя кормит, все покупает тебе, а мама пришла раз в два месяца и ушла.
КАТЯ. Таня, иди ко мне, зайчик…
Таня жмется к матери.
ЛЮБА. Вот что ты ее обнимаешь? Что она тебе хорошего сделала? А как пила мама, помнишь? Как мы ее пьяную домой на машине привозили?
Олег молча берет за руки Катю и Таню, уводит их в коридор. Все трое обуваются. Тетя Люба выходит следом.
ЛЮБА. Олег, у тебя совесть есть, нет? Ты же знаешь, что у меня сердце, давление двести. Вы гулять будете, а я от волнения места себе не найду. Давай, иди, придешь, может, я еще живая буду, хоть простимся с тобой… Таня, за что ж ты меня, внученька моя, так не любишь? Я ж все для тебя сделала, ты ж моя радость последняя… Ненавидишь бабушку, да? Думаешь, наверное, бабушка плохая у меня, вот мама хорошая. Мама придет, уроки делать не заставляет, не ругается, как бабушка…
Таня обнимает бабушку.
ТАНЯ. Баба… Баб… Мы сейчас придем. Я с мамой погуляю и приду.
ЛЮБА. Ненавидишь, да? Иди уж, гуляй со своей мамой, бабушка помирать будет, ты не подойдешь, тебе девка гулящая бабушки дороже.
ТАНЯ. Баба…
ЛЮБА. Что – баба? Иди, давай, гуляй, я думала, хоть внучка меня любит, одна надежда была. А теперь и внучка отреклась, мне теперь зачем жить на свете? Я сейчас лягу да помру, мне зачем вас всех обременять собой? Я в тягость быть никому не хочу, раз даже внучка родная наплевала да высерла…
ТАНЯ. Баба… Ну, не плачь.
ОЛЕГ. Мама, я с ними буду. Ничего с Таней не случится.
ЛЮБА. Да что ты с ними будешь? Ты как телок, тебя всю жизнь женщины вокруг пальца обводили, вот хоть Стася, дура, нашлась, да и то, смотри еще – ей не ты нужен, а прописка твоя в городе… Что, Танечка, будешь бабушку-то хоронить? Или плюнешь, к алкоголичке-наркоманке своей побежишь?
Катя молча обулась, взяла зайца, оставленного в коридоре – протянула Тане.
КАТЯ. На, зайчик, это тебе… Я приду скоро.
Выходит из квартиры. Таня бежит за ней.
ТАНЯ. Мама! Мама, ты куда? Мама! Не уходи! Я с тобой пойду!
ЛЮБА (в дверь). Побежала к пропоице своей! Ты смотри, обнимай ее аккуратней, у нее вши да вирусы всякие, нам потом лечить тебя! (Схватилась за сердце.) Ой, господи, сердце… Таня, Олег! Вызывайте скорую, сердце у меня. Ой, господи… прихватило как!
Олег вышел в коридор.
ОЛЕГ. Пошлите.
ТАНЯ. Я не могу… Там бабушке плохо.
ОЛЕГ. Бабушка притворяется.
ТАНЯ. Как притворяется, пап? У нее же сердце больное.
КАТЯ. Беги, зайчик… Бабушке “скорую” надо вызвать. Я к тебе приду скоро.
Обнимает Таню. Спускается вниз по лестнице. Таня смотрит матери вслед, затем нерешительно возвращается в квартиру.
ОЛЕГ (догоняет Катю). Катя… Кать, подожди…
КАТЯ (оборачивается). Что?
ОЛЕГ. У тебя деньги есть?
КАТЯ. По-разному.
Олег достает из кармана куртки деньги, протягивает Кате.
ОЛЕГ. На, возьми…
КАТЯ. А Стася с тетей Любой? Съедят же тебя.
ОЛЕГ. Придумаю что-нибудь. Возьми, пожалуйста…
КАТЯ. Спасибо. (Берет деньги. Спускается вниз.)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Катя поднимается по лестнице. Возле ее квартиры на ступенях сидит Стас.
КАТЯ. Тебе чего?
СТАС. Я к тебе.
КАТЯ. Зачем?
СТАС. Ты мне адрес тогда дать забыла.
КАТЯ. Решился-таки…
СТАС. Да.
КАТЯ. Ты вмазанный?
СТАС. Нет. Сейчас нет.
КАТЯ. Я не вижу, что ли? Был бы не вмазанный, не сидел бы так спокойно.
СТАС. Меня не отпустило еще. Я просто решил, что все, это последний раз был. Сейчас возьму у тебя адрес и к ним пойду. Не хочу так больше. Слушай, можешь меня туда отвести? Я боюсь один.
КАТЯ. Чего ты боишься?
СТАС. Что я им скажу? Я наркоман, вылечите меня?
КАТЯ. Ну да.
СТАС. Там полис, наверное, нужен?
КАТЯ. Ничего не нужно.
СТАС. А там как вообще?
КАТЯ. Нормально. Прокапают, снимут с ломок, кровь почистят.
СТАС. А потом?
КАТЯ. А потом – как захочешь. Захочешь, с ними останешься, захочешь, к себе домой вернешься.
СТАС. У меня дома нет.
КАТЯ. А родители где?
СТАС. Родители… Ну, они есть… В общем, они сами нарки. Из того еще, первого поколения. В девяностых сели. Мать уже почти сгнила вся, у нее гепатит запущенный. Отец так себе, держится. Они периодически завязывают. А то давно бы сдохли уже.
КАТЯ. Так ты с ними рос?
СТАС. Ну да… Школу закончил и сюда рванул. Они не здесь живут, на севере. Мне правительство города грант на обучение дало – типа, из неблагополучной семьи. А меня со второго курса отчислили.
КАТЯ. На кого учился?
СТАС. На историка. Потом с этой байдой завязалось все… Вообще, я не конченный, ты не думай. Я иногда по два-три дня держусь.
КАТЯ. Ладно, давай в квартиру, тут бабки подслушивают все время.
Катя запускает Стаса в квартиру. Они снимают верхнюю одежду, проходят на кухню.
КАТЯ. А ты только колешься? Не бухаешь?
СТАС. Бывает, бухаю… Сейчас редко уже.
КАТЯ. Так слезь через бухло. Начни водку пить, переломает, а с синькой проще завязать.
СТАС. Мне не проще. У меня все через край. Я если музыку играю, то не могу остановиться. Если пью, такая же байда…
КАТЯ. Влюбись в кого-нибудь.
СТАС. В кого? Не получается.
КАТЯ. Что, девушки у тебя не было? Ты ж молодой.
СТАС. Что ты мне все моей молодостью тычешь?
КАТЯ. Завидую. Я старая потому что.
СТАС. Ну, сколько тебе? Только честно.
КАТЯ. Тридцать два.
СТАС. Это старая, по-твоему?
КАТЯ. Это полжизни.
СТАС. Ладно, люди и до ста лет живут.
КАТЯ. Да не дай бог! Есть хочешь?
СТАС. Нет.
КАТЯ. Вот и я нет. У меня с таблеток аппетит пропадает.
СТАС. Каких таблеток?
КАТЯ. Разных.
СТАС. Ты болеешь?
КАТЯ. Можно и так сказать.
СТАС. Скажи, как есть! Что за “Поле чудес”?
КАТЯ. Слушай, что ты лезешь? Ты кто, психотерапевт, рассказывать тебе?
СТАС. Просто по-человечески спросил.
КАТЯ. Вот и я по-человечески ответила – не лезь.
Пауза.
СТАС. Я тут подумал, что мне тебя бог, наверное, послал… Долго об этом думал. Раз так получилось, то это знак, наверное…
КАТЯ. Какой знак? Не говори ерунды.
СТАС. Я вылечусь, в универе восстановлюсь.
КАТЯ. Думаешь, вылечишься?
СТАС. Да.
КАТЯ. Стас, там психушка, ты что, не понимаешь?
СТАС. В смысле? Ты ж говорила, центр.
КАТЯ. Центр тоже есть, но он может тебе помочь, только если ты слез – на работу устроить, еще что-то. А лечишься-то ты в психушке.
СТАС. Вместе с психами?
КАТЯ. В соседнем отделении. В наркологии. Это еще хуже. Лучше в психушку лечь, чем в наркошу. Психи – люди добрые, глупые, а нарки – за рубль убить готовы. Там избить могут запросто, вещи украсть, еду друг у друга отбирают…
СТАС. И вы что, в вашем центре, знаете об этом и ничего не делаете?
КАТЯ. А что мы сделаем? Человеку в любом случае сначала пролечиться нужно.
СТАС. Думаешь, такими методами человек вылечится?
КАТЯ. Я ничего не думаю.
СТАС. Как ты там работаешь? Знаешь про все это и работаешь.
КАТЯ. Так же, как в других местах. Обыкновенно.
СТАС. Спасибо, что предупредила. А то я надеяться уже начал.
КАТЯ. На что? На то, что вляпался в дерьмо, а тебя потом в отдельную палату с телевизором и холодильником?
СТАС. Нет… Что поймут хотя бы. В психушку я и так обратиться могу.
КАТЯ (усмехается). Тебя там поймут. Там всех понимают.
СТАС. Кать, помоги мне…
КАТЯ. Чем я тебе помогу?
СТАС. Ты же психолог, ты, наверное, можешь что-то сделать.
КАТЯ. С чего ты взял, что психолог?
СТАС. А кто?
КАТЯ. По профессии – педагог детского дошкольного образования, а так – никто.
СТАС. Детей любишь?
КАТЯ. Нет. Своих только.
СТАС. А у тебя дети есть?
КАТЯ. Да…
СТАС. Много?
КАТЯ. Дочь.
СТАС. А она где?
КАТЯ (подумав). Во Франции.
СТАС. Что она там делает?
КАТЯ. С отцом живет.
СТАС. То есть как?
КАТЯ. Долгая история.
СТАС. Расскажи.
КАТЯ. Да неинтересно.
СТАС. С чего ты взяла?
Пауза.
КАТЯ. Я молодая тогда была, в группе пела… Ну, все эти хипповские тусовки, с художниками в мастерской жила. Здесь вот всеобщая вписка была, по тридцать человек ночевало. Мать уже умерла к тому времени, квартира мне досталась. И тут он пришел, Олег, мой муж. Старше меня, дизайнер. Он из цивилов был, просто знакомые привели. Познакомились мы с ним, выпили, ну и… переспали, короче. А потом я узнаю, что беременная. Я ему говорить не хотела, а на меня все напали – да как, да отец имеет право знать. Рассказали все ему. Он пришел, говорит – у ребенка должен быть отец. Правильный оказался. Расписались, короче… Стали у него дома жить, я, он и мать его. Потом я Таньку родила. А потом… А потом, короче, у меня же – группа. Я говорю – я буду петь. Ну, и у нас скандалы начались, они с матерью мне из дома выходить запрещают. Я сбегаю. Дурка полная. И вот мать его, крыса, подсуетилась, чтоб меня родительских прав лишить, потому что я, дескать, мать непутевая, а ему на мозги присела – разводись с ней, она такая, она сякая. Ну, и все… Лишили меня прав, Олег со мной развелся. А потом его во Францию работать пригласили, он с Танькой и уехал.
СТАС. Жесть. А восстановить права никак нельзя?
КАТЯ. Я сейчас этим занимаюсь.
СТАС. У тебя все получится.
КАТЯ. Вряд ли… Это сложно. Долгий процесс. Проще подождать, пока ребенок совершеннолетним станет.
СТАС. А долго ждать?
КАТЯ. Ну, лет шесть.
СТАС. Долго. Скучаешь по ней?
КАТЯ. Очень. (Пауза.) Только куда ее? В эту квартиру? Где даже телевизора нет?
СТАС. У тебя родители так бедно жили?
КАТЯ. Нет. Я сама потом… Да неважно, забей.
СТАС. Так ты мне поможешь?
КАТЯ. Можешь у меня пока жить. Только не приводи никого.
Пауза.
СТАС. Ты серьезно?
КАТЯ. Я, по-твоему, Петросян, – так глупо шутить?
СТАС. Это нормально будет?
КАТЯ. А что ненормального?
СТАС. Ладно. Я давно с той хаты свалить хотел.
КАТЯ. А что там?
СТАС. Там друзья мои живут. Девушка моя и еще люди.
КАТЯ. У тебя девушка есть?
СТАС. Ну, как будто есть. Она одна из нас работает. В клубе стриптиз танцует. Деньгами с нами делится.
КАТЯ. Любит тебя?
СТАС. Не знаю… Она сама себя колоть боится, нужно, чтоб кто-нибудь. Не умеет. Вены тонкие потому что.
КАТЯ. У меня тоже вены тонкие.
СТАС. Тебе-то это все равно.
КАТЯ. Тебе вещи перевозить нужно?
СТАС. Нет. Потом, может, шмотки заберу… А то потороплюсь, а ты выгонишь.
КАТЯ. Не будешь сюда народ водить, не выгоню.
СТАС. Зачем я тебе?
КАТЯ. Так… Мне скучно одной. Одиноко.
СТАС. У тебя же друзей много.
КАТЯ. Сейчас никого. Мне нельзя их видеть.
СТАС. Почему?
КАТЯ. Нельзя потому что… Не спрашивай.
СТАС. Да ладно, я понял, почему. Ты сама такая же. И не работаешь ты там – так же лечишься. Я правильно понял?
КАТЯ. Да.
СТАС. Ты сама нарком была потому что, я правильно понял?
КАТЯ. Да правильно, правильно ты все понял! Что тебе нужно?
СТАС. Ничего. Просто… Если не хочешь, то я могу уйти, мне есть куда.
КАТЯ. Стас, ты тупой? Что, думаешь, я тебя к себе из вежливости жить позвала?
СТАС. Не знаю… А зачем?
КАТЯ. Мне плохо одной. Я все время о Таньке думаю.
СТАС. Ты давно ее видела?
КАТЯ. Сегодня.
СТАС. То есть? Ты во Францию слетать успела?
Пауза.
КАТЯ. Да не живет она во Франции. В соседнем районе она живет.
СТАС. А остальное?
КАТЯ. Остальное все правда. Группа у меня тоже была, только родительских прав меня не из-за группы лишили.
СТАС. Уроды.
КАТЯ. Я сама урод.
СТАС. Все равно… Мать должна жить с ребенком.
КАТЯ. Я не мать.
СТАС. А кто?
КАТЯ. Мразь я последняя, вот кто. Они говорят, вылечишься, заберешь ребенка. А я что, не вылечилась, что ли? Но я же все равно понимаю, что я Таньку сюда не заберу. И они это понимают. Со мной на матрасе она спать будет?
СТАС. А на работу устроится?
КАТЯ. Я пробовала. Я не могу нигде работать. Устроюсь и через два дня прогуляю, не хочу идти, и все. Не могу себя заставить. Я раньше в группе пела, нас везде играть звали.
СТАС. Кать… Я вмажусь, можно?
КАТЯ. Вмазывайся, мне-то что.
СТАС. Просто, тебе тяжело, наверное, видеть.
КАТЯ. Да уже все равно.
СТАС. Не ври…
КАТЯ. Ну, вмазывайся, хочешь, я глаза закрою?
СТАС. Ладно, я потерплю еще.
КАТЯ. Ты ж бросать хотел.
СТАС. Последний раз, и брошу.
КАТЯ. Лучше сейчас терпи.
СТАС. Переломаешь меня?
КАТЯ. Не знаю, смотря какой ты.
СТАС. Я по три дня иногда держусь.
КАТЯ. Ну, нормально, значит, не помрешь.
СТАС. Кать, обними меня?
КАТЯ. А еще что?
СТАС. Обними.
КАТЯ. Девушка твоя тебя не обнимает?
СТАС. Нет. Она мне почти не девушка.
КАТЯ. Почти – это как?
СТАС. Ну… Как объяснить. Она, бывает, со мной спит, бывает, с моими друзьями. С кем захочет. Так что я нагнал, она не девушка мне.
КАТЯ. Да уж, фри лав процветает. А на фиг ты с ней спишь?
СТАС. Сам не знаю. Бывает, самому потом противно. Она красивая, поэтому может… Так что я тоже мразь, нельзя меня обнимать…
КАТЯ. Ну, что ты? Зачем ты так? Это ж гадость… Хуже, чем колоться.
Подходит к Стасу, обнимает его. Стас кладет голову Кате на грудь, прижимается к ней.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Полумрак. Стас и Катя лежат в комнате на матрасе. Рядом с матрасом стоит банка с морсом, валяются упаковки от таблеток, лежат салфетки и мокрое полотенце. Стаса знобит. Катя прижимает его к себе, закутывает в плед.
КАТЯ. Терпи, казак…
СТАС. Я не могу!
КАТЯ. А ты терпи.
СТАС. Катя, все… Четвертые сутки пошли. Не могу.
КАТЯ. А что делать?
СТАС. Зачем ты в унитаз смыла?!
КАТЯ. А как ты хотел? Ломаться, а в кармане доза лежит?
СТАС. Катя…
КАТЯ. Что, маленький?
СТАС. Какой я тебе маленький?
КАТЯ. А какой ты, большой?
СТАС. Мы будем с тобой спать?
КАТЯ. Не знаю. А ты этого хочешь?
СТАС. Хочу.
КАТЯ. Значит, будем.
СТАС. Я на работу устроюсь.
КАТЯ. На работу я устроюсь. Ты у меня в институт пойдешь доучиваться. Как я, хочешь быть?
СТАС. Катя…
КАТЯ. Что?
СТАС. Говори со мной, мне хреново, правда…
КАТЯ. Верю. Терпи.
СТАС. Тебя так же ломало?
КАТЯ. Хуже.
СТАС. Значит, будет хуже?
КАТЯ. Нет. День еще, ну, максимум, два. Потом легче станет.
Стас стонет на кровати.
КАТЯ (закутывает его в одеяло). Терпи…
СТАС. У отца так же было, когда он слезал. Я тогда маленький был, мне говорили, папа болеет. Потом он бухать начал, потом опять сел… Я боюсь, что у меня так же.
КАТЯ. Не также, прекрати.
Стас подрывается, бежит в ванную. Слышно, как его вырвало. Возвращается в комнату. Катя берет с пола мокрое полотенце, начинает обтирать Стаса.
СТАС. Я противный сейчас, да?
Катя целует его в лоб.
КАТЯ. Какой ты противный? Ты хороший. Терпи, давай.
СТАС. И всю жизнь потом терпеть.
КАТЯ. Я же терплю, не плачу. И ты потерпишь.
СТАС. Я не могу так жить, без всего… Мне нормально, но все время чего-то хочется – играть до упаду, жить на полную катушку, бухать, целоваться. Мне сильные чувства нужны.
КАТЯ. Ладно, сильные чувства, все нормально будет. Научишься.
СТАС. Я помню, как в детстве, мы не бухали и не кололись – и нам все равно здоровски было, лучше всех на свете. А теперь такого даже под наркотой не достигнешь. Может, поэтому пьем и колемся? В детство хотим вернуться?
КАТЯ. Ты сам-то давно из него вышел?
СТАС. В детстве все равно знаешь, даже если ты как полный придурок себя вести будешь, тебе все равно все простят и не бросят, потому что ты ребенок. А сейчас мы кому нужны?
Пауза.
КАТЯ. Богу, наверное. Может.
СТАС. Помнишь, ты про облако счастья говорила?
КАТЯ. Ну…
СТАС. Это ж несправедливое счастье, если под облако это попадешь? Нечестное, ты его ничем не заслужил. И от этого оно самое большое. И от этого так плохо, когда оно проходит.
КАТЯ. А мы пойдем с тобой за облаком, день и ночь. Будем идти, взявшись за руки, пока не умрем. И всегда будем счастливы.
СТАС. У нас получится?
КАТЯ. А почему нет? И Таньку еще заберем.
СТАС. Она на кого похожа – на тебя или на отца?
КАТЯ. На меня. Только красивая.
СТАС. Ты тоже красивая.
КАТЯ. Она лучше. Ее уже в двенадцать лет в модельную школу звали.
СТАС. Пошла?
КАТЯ. Бабушка не пустила.
СТАС (стонет). Мы Таню заберем и сами в эту школу отдадим.
КАТЯ. Ты ей отчимом, получается, будешь?
СТАС. Ну да, а что? Я всегда сестренку хотел, еще в детстве.
КАТЯ. Ну вот, будет тебе сестренка… Легче тебе?
СТАС. Вроде. Не знаю…
КАТЯ. Тошнит?
СТАС. Тошнит.
КАТЯ. Скоро пройдет. Сейчас еще кетанола дам.
СТАС. Я от него кони не двину?
КАТЯ. А как ты хотел? Насухую ломаться? Нормально, третья таблетка всего…
Берет банку с морсом, протягивает Стасу.
КАТЯ. Пей. Морса еще сделать надо.
СТАС. Я не могу. Меня опять вырвет.
КАТЯ. Пей, я сказала. Тебя и так вырвет, желчью блевать хочешь?
Стас пьет морс, прижимается к Кате.
КАТЯ. Ну, чего ты?
СТАС. Я выздоровею, и мы пойдем с тобой за облаком счастья.
КАТЯ. Пойдем… Обязательно пойдем. (Гладит Стаса по голове.)
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Стас и Катя поднимаются по лестнице, звонят в дверь.
КАТЯ. Я боюсь.
Стас берет ее за руку. Дверь открывает Олег.
ОЛЕГ. Привет. Ты под конвоем, что ли, опять?
КАТЯ. Похоже. Олег… Короче, знакомься, это Стас. Мы решили жить вместе.
ОЛЕГ. Я что, поздравить вас должен? Поздравляю.
КАТЯ. Нет. Олег. Короче… Впустишь нас?
ОЛЕГ. Заходите… (Пропускает Стаса и Катю в коридор.)
КАТЯ. Олег… У нас очень серьезный разговор ко всем вам.
СТАС. Подожди. Давай не здесь.
В коридор выходит тетя Люба.
ЛЮБА. Ты, что ли? А ты с кем это? Вы из ее центра, молодой человек? Тебя уже поодиночке пускать бояться?
КАТЯ. Тетя Люба, это Стас. Мы теперь живем вместе.
СТАС. Здравствуйте…
ЛЮБА. Нет, вы посмотрите на нее, пришла в чужой дом, ей такую милость сделали, с ребенком разрешили видеться, а она мужика с собой привела. Олег, все! Я звоню в милицию, это ни в какие ворота. Что вылупила глаза бесстыжие?! Тварь ты колченогая!
В коридор выходит Таня, молча подошла к Кате, обняла ее.
ОЛЕГ. Мама, подожди! Давай не при ребенке! Катя пришла поговорить.
ЛЮБА. Что ты нам тут рассказать хочешь? Как он тебя валяет по ночам?
ОЛЕГ. Мама, Таня здесь!
ЛЮБА. А Таня уже не ребенок, пусть посмотрит на мать-проститутку, может, сама-то по этой дороге не пойдет!
ОЛЕГ. Мама, мамочка, все! Давай сядем, поговорим спокойно. (Уводит мать в комнату.)
КАТЯ. Здравствуй, зайчик….
ТАНЯ (шепотом). Привет.
КАТЯ. Мы за тобой пришли. Хочешь со мной жить?
Таня кивает.
КАТЯ. Ты мне только помоги, зайчонок, ладно? Сама скажи.
ТАНЯ. Что?
КАТЯ. Что ты со мной хочешь жить.
ТАНЯ. Ладно…
Катя и Стас раздеваются, проходят в комнату, садятся на диван. Таня садится рядом с Катей. Тетя Люба сидит в кресле, Олег стоит рядом.
ЛЮБА. Таня, сядь со мной, моя хорошая…
ТАНЯ. Баб, там тесно…
ЛЮБА. Сядь, бабушке плохо.
Таня садится рядом с бабушкой, на подлокотник кресла.
ОЛЕГ. Все собрались?
ЛЮБА. Стасю позови, свидетельницей будет.
ОЛЕГ. Она здесь при чем?
ЛЮБА. Она жена тебе вообще-то, притом! Стася, Стася!
Из комнаты выходит Стася с пультом от телевизора в руках.
СТАСЯ. Ну?
ЛЮБА. Вон, глянь, посмотри, мало ее одну шалаву терпим, она еще хахаля с собой привела. Сядь, свидетельницей будешь, если я тварь эту прям здесь задушу…
Стася молча садится в кресло.
ОЛЕГ. Ну? Все собрались? Катя, говори….
КАТЯ. В общем, мы со Стасом теперь живем вместе. Уже три месяца. И решили…
ЛЮБА. Что вы решили? Ты сначала ребенка обеспечивать научись, потом с мужиками живи!
ОЛЕГ. Мама! Давайте по очереди, все говорим по очереди! Катя, говори дальше…
КАТЯ. Мы решили… Я устроилась на работу, Стас учится, тоже устраивается на полставки. Я вылечилась, справки все у меня есть. В общем… Мы решили забрать Таню жить к себе. Я подаю в суд на восстановление. Я – мать… Я имею право жить с ней.
ЛЮБА. А еще на что ты право имеешь?
КАТЯ. Вы обещали, что, если я вылечусь, вы мне дочь отдадите.
ЛЮБА. Катя, хорошо, решили жить вместе – замечательно. Таню зачем сюда приплетать? Решили пожениться – поженитесь, молодому человеку-то восемнадцать есть?
СТАС. Есть.
ЛЮБА. Вот и хорошо, женитесь, рожайте кого хотите, внучку мою не трожьте, ясно вам? Ты, сучка недоношенная, Таню у меня не получишь! (Показывает фигу.) Вот тебе, а не Таня! Я не позволю, чтоб моя внучка с чужим мужиком вместо отца жила.
СТАС. А с чужой женщиной?
ЛЮБА. А тебе, щенок, слова никто не давал! Скажи спасибо, что тебя вообще на порог пустили. Ты смотри, она с виду несчастной кажется, сейчас родит тебе дите, тут же скинет да по блядкам побежит! И будешь куковать! Она же проститутка у нас, ты не знал, что ли? Мы ее с панели каждый вечер вытаскивали, на дозу себе зарабатывала!
КАТЯ. Тетя Люба, не надо при Тане, пожалуйста…
ЛЮБА. Стыдно перед дочерью стало? Стыдно? А мужикам на панели отдаваться не стыдно было? Плачешь? Поздно плакать-то, раньше надо было думать!
КАТЯ (кричит). Я имею право жить с дочерью! Я имею право ее забрать! Это моя дочь! Моя, ясно вам? Ясно?! Я имею право жить с дочерью!
ЛЮБА. Ты че, дура что ли, орешь?
КАТЯ. Таня, все, собирайся, домой пойдем! (Хочет взять Таню за руку.)
Люба встает с кресла, преграждает Кате дорогу, закрывает собой Таню.
ЛЮБА. Так! Никуда она с тобой не поедет, ты меня поняла, сучка дешевая? Таня – моя внучка и дочь Олега, а тебе она не дочь, у тебя даже прав на нее нет!
Катя отталкивает тетю Любу в сторону. Олег оттаскивает Катю, бьет ее по щекам.
ОЛЕГ. Все, все, мать! Ты белены объелась?
Стас отталкивает Олега, обнимает Катю, гладит ее по плечам, пытается успокоить.
ЛЮБА. Олег, Олег! Она на меня руку подняла, ты видел?! Вызывай милицию, я не могу больше, у меня давление двести, сердце!
СТАС. Все, моя хорошая, тихо, тихо…
КАТЯ. Я имею право жить со своим ребенком! Я убью тебя, тварь, ты слышишь меня, нет?!
ЛЮБА. Олег, ты слышишь? Я звоню в милицию, ноги здесь твоей больше не будет!
ОЛЕГ. Мама, тихо! Катя, быстро прекратила истерику! Стася, че сидишь, как коза?! Уведи Таню!
Стася меланхолично поднимается с кресла, подходит к Тане, пытается ее увести. Вдруг Таня громко, истошно визжит. Все замолкают.
ОЛЕГ. Танечка, иди в комнату, я сейчас приду.
Люба обнимает Таню.
ЛЮБА. Сейчас проститутка эта уйдет, и все спокойно станет. Чай будем пить, да, моя хорошая?
КАТЯ. Зайчик, ты с кем хочешь жить? Скажи… Со мной или с папой и бабушкой?
ЛЮБА. Ты зачем ребенка пытаешь?!
КАТЯ. Подождите! Пусть Таня сама скажет. Таня… С кем ты хочешь жить?
Долгое молчание.
Все взрослые смотрят на Таню.
Олег и тетя Люба с надеждой, Катя и Стас с мольбой.
ТАНЯ (наконец). Мама, прости… Я с папой буду жить и бабой. Я так привыкла уже.
ЛЮБА. Иди ко мне, моя хорошая!
Таня молча, минуя объятья бабушки, уходит в комнату.
ЛЮБА. Поняла, тварь?! От тебя даже родная дочь отказалась.
Молчание.
Олег подходит к Кате, обнимает ее.
ОЛЕГ. Держись, мать… Я тебя люблю.
ЛЮБА. Ты че говоришь такое при родной жене?
ОЛЕГ. Мама, заткнись. Стас, береги ее… Она в группе раньше пела, звездой могла стать.
Катя идет в коридор, хочет обуться, но руки не слушаются. Стас выходит в коридор следом, помогает ей зашнуровать ботинки, одевает ее, как маленькую. Обнимает Катю за плечи. Выводит ее из квартиры.
ЛЮБА (вслед, закрывая дверь). Сунешься еще сюда, ментам тебя сдам, поняла меня?!
Катя и Стас спускаются вниз по лестнице.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Катина квартира. Катя и Стас лежат на матрасе. Рядом с ними стоит бутылка водки.
Катя и Стас полуголые, не вставая с постели, пьют водку, запивают газировкой. Тут же рядом стоит пепельница, оба курят.
СТАС. Опять смену прогуляешь?
КАТЯ. А, я не пойду уже.
СТАС. Почему? Столько искала.
КАТЯ. Не хочу работать. Пошли все в жопу. С тобой хочу быть.
СТАС. Я тебя люблю.
КАТЯ. Я тебя тоже, маленький. Звезда моя голубоглазая…
СТАС. Давай с тобой группу создадим? Я на гитаре играть умею.
КАТЯ. Давай! У нас знаешь какая группа крутая была? Нас на гастроли даже звали. Прикинь, это как раз девяностые, все только из подвалов выходить начало.
СТАС. У меня в это время родители как раз на “белый” сели.
КАТЯ. Все, давай о родителях и детях ни слова!
СТАС. А о чем тогда?
КАТЯ. О музыке и о культуре! Мы с тобой будем жить в огромном особняке, у нас будет своя студия и сад с выходом к морю!
СТАС. Что мы там делать будем?
КАТЯ. Ничего делать не будем. Бухать и трахаться. (Хохочет).
СТАС. И музыку играть.
КАТЯ. Это конечно.
Стас берет Катю на руки, кружит ее по комнате.
КАТЯ. Ай! Водка! Осторожнее!
СТАС (громко поет). Мы будем жить с тобой в маленькой хижине… А над нами облако счастья!
КАТЯ (смеется). Не кричи! Бабки подслушивают!
Стас кладет Катю обратно на матрас, бежит в коридор, открывает дверь, кричит.
СТАС. Бабки, пошли все! У нас облако счастья! Бабки, мы трахаемся и бухаем, интересно вам?!
Бежит в комнату, падает на матрас, обнимает Катю, и они засыпают.
В комнате тихо. Дверь так и осталась открытой.
На лестничной площадке появилась Таня, за плечами у нее школьный рюкзак, набитый вещами, в руках заяц, подаренный матерью.
Таня позвонила в дверь. Никто не открыл. Постучала. Дверь открылась сама. Таня заходит в квартиру. Видит мать и Стаса. Таня трогает Катю за плечо, та не просыпается. Постояв какое-то время, Таня кладет на матрас рядом с Катей зайца. Укрывает мать и Стаса одеялом. Выходит из квартиры.
В подъезде, прямо на полу сидят несколько человек – опустившиеся, замерзшие, те, кому уже не подняться…
Кажется, спят.
Конец