Записки звонаря
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2009
Коридорчик
В проходной коридорчик просовывается голова проверяющей из Центрального Банка. За ней стоит рыжий охранник с оттопыренными розовыми ушами.
Сидящие в коридорчике звонари подняли головы.
— Куда вы ходите пописать? — спросила проверяющая.
Розовые уши охранника покраснели.
Глухая дама-звонарь сделала вид, что не расслышала.
— Да, да, пописать, — переминаясь с ноги на ногу, повторила проверяющая из ЦБ.
— А-а-а! — глухая поняла. — Пожалуйста, — и проводила ее в туалет.
“Спасибо даже не сказала”, — ворчала она, возвращаясь на рабочее место.
А через две-три минуты — новая экскурсия в проходной коридорчик. Двое мужчин с папочками в руках.
— Вам эти кресла не нужны? Идет совещание, не хватает стульев. Переполох!
— Нужны! Нужны! У меня же люди работают, — заступается за звонарей их активная начальница.
Следующие посетители коридорчика — гость из Челябинска и начальник отдела Банка.
— Это у нас работники, которые должникам звонят, — махнула рукой на обитателей коридорчика начальник отдела, что в переводе означало: “Так себе… ничего не значащие”.
Звонари проводили взглядом гостей и вернулись к своим делам.
— Это мы с вами разговаривали в прошлый раз? Аэропорт “Кольцово”?
— Да. Наверное.
— Будьте добры, сообщите еще что-нибудь о Мироновой Ольге Викторовне.
— Адрес? Сейчас я схожу в другую комнату, — отвечает на другом конце провода женщина из отдела кадров. — Да, правильно, Бахчиванджи, 182. Но она не вышла на работу, и мы ее не можем найти. Она улетела в Сочи в отпуск и не вернулась. У нее маленькие дети.
— Так она же с 52-го года, — удивляется звонарь. И повторяет попугаем: “Будем звонить вам еще. Будем звонить вам еще…”
— Она должна Банку семь тысяч рублей, семь тысяч рублей, — бубнит он скороговоркой.
— Не семь тысяч рублей, а семь тысяч триста тридцать три рубля пятьдесят восемь копеек, — жестко поправляет его глухая начальница. И тут же, уже мягче: — Считать надо уметь.
До нас, звонарей, этот коридорчик занимали акцептанты: начальник — молодой умный парень и его подчиненная — пышногрудая, с тоненькой талией девушка. Очень старательная, она получала уже второе высшее образование. Работали они хорошо, не подпуская к оформлению кредита мошенников и тех, кто норовил заполучить деньги и убежать с прежнего места работы.
Но так случилось, что однажды после выходных, в понедельник, на работу в проходной коридорчик вышел только один начальник. Красавица-подчиненная погибла — попала под колеса машины и навсегда покинула Банк, проходной коридорчик и Землю, которая не смогла сберечь ей жизнь.
Какое-то время в коридорчике никто не работал, а потом туда посадили перспективных жизнерадостных пенсионеров-звонарей, которым терять уже было нечего, кроме прожитых лет.
Позже звонарей перевели из коридорчика в “аквариум” — большую комнату, в которую посетители попадали, спускаясь по лестнице из нескольких ступенек.
Звонари сидели рядом с лестницей и поневоле видели всех входящих и выходящих, но это рабочее место было все же комфортнее предыдущих.
Диалоги
Говорить с теми, кто должен Банку деньги за взятый кредит, и сложно, и просто одновременно. Сложно, потому что ты должен быть искренним. Просто, потому что ты любишь людей такими, какие они есть.
— Ой, ой! Извините, пожалуйста! У нас вчера футбол был. В кафе народу собралась уйма.
— Ну и как сыграли?
— 2 : 0 выиграли! Я до четырех работала, меня директор в отгул отпустил. Сегодня обязательно приду. Оплачу обязательно. Вчера просто вырваться не смогла.
По инструкции надо бы положить трубку. Но удивительное притяжение к собеседнице пересиливает инструкцию, и я продолжаю разговор.
— Ничего не сломали?
— Да вроде нет.
— Как футбол?
— Говорят, что хорошо играли, раз шведам навтыкали. Правда, они нас все время в хоккей выручают.
— А Раиса Максимовна как? Передавайте ей привет…
— Болеет. Прогрессирующая болезнь, — голос становится грустным.
***
На следующий день бегу к Р. М. Мы работали вместе в комсомоле. На половинке дивана лежит половинка Р. М. Она уже никого не узнает. Но сегодня праздник — 90-летие комсомола. На столе рядом с Р. М. — веточка белой хризантемы. Накануне приходили дамы-коллеги. Нет, что я пишу, коллеги навестили Р. М. последний раз в августе, в День кино, а вчера ее посетили бывшие комсомолки. Принесли виноград и сливы. Женя, сын Р. М., помыл сливы и поставил их в блюдце на столик.
— Спасибо! — говорю я надтреснутым голосом. — Ты разбери сумку, которую я принесла.
Оглядываюсь. Все прибрано, помыто.
— Кто это все делает?
Сынок Р. М. смотрит удивленно:
— Я сам, а кто еще?
Говорим еще о чем-то. Рука Р. М. — иссохшая, с фиолетовыми жилками,— протягивается к блюдцу со сливами. Берет тихонечко одну спелую. Откусывает беззубым ртом, вытаскивает косточку. Тихонечко-тихонечко кладет ее на блюдце, а оставшиеся на пальцах сливовые волокна вытирает о его край. Скрещивает руки. Вздыхает и показывает сыну на экран телевизора. Там побежали кадры.
— Мама, это же реклама!
“Целый день смотрит в угол, в телевизор”, — говорит он смущенно и успевает сбегать на кухню выпить стакан пива.
Я рассказываю Р. М. последние новости, взгляд ее становится осмысленным, она поднимается на локтях, вглядывается в меня и спрашивает:
— Полина? Полина?
— Узнала! Узнала! — кричу я Женьке.
Вылетаю на улицу, чтобы не видели моих слез. Сегодня во Дворце молодежи праздник. Девяносто лет комсомолу. Сценарий писали профессионалы. Приехали со всей области бывшие комсомольские работники. Нас с Р. М. в сценарии для Дворца молодежи не было. У нас свой сценарий — со сливовой косточкой на блюдце и слезами на глазах…
***
— Не удалось вам деньги внести, Илья Владимирович?
— Не удалось, все еще не получили зарплату. Сегодня вот начали забастовку.
— На самом деле бастуете? С плакатами?
— Да нет, конечно, без плакатов. Просто работа есть, но мы ее — не делаем. Так что нам слезно пообещали долги выплатить.
— Это все на самом деле серьезно? Ведь Путин сказал, что у нас нет кризиса!
— Слушайте внимательно. Он так не говорил. Он сказал: мы все сделаем, чтобы последствия были минимальными. Как вы думаете, когда волна идет, надо ее бояться или беречься?
— И то, и другое. Оплатите?
— Спасибо вам за понимание.
***
— Вячеслав Викторович, до вас так трудно дозвониться, а сегодня вы сразу ответили!
В трубке повисла пауза.
— Это ваш любимый Банк, — добавляю я как можно оптимистичнее.
— Так ведь вам уже за этот месяц оплатили!
— Нет, Вячеслав Викторович, — не унимаюсь я, — не оплатили.
— Мне сейчас неудобно говорить. Я вам перезвоню.
Сижу в наушниках. Жду звонка. Изучаю карточку заново. Желтым маркером отмечаю: “Финансовые трудности. Разводится”.
Тут же вспоминается разговор с его тещей и женой: “Не звоните нам больше, мы на него повлиять не можем”.
Снимаю наушники. Не дождусь я звонка! Друг Вячеслава Викторовича опять не внес деньги вовремя.
***
Сегодня мне надо обзвонить очень многих клиентов, но я должна еще раз посмотреть карточки. В них есть какая-то тайна. Беру карточку Турецкого Андрея Ильича. Звоню на сотовый — не отвечает. Звоню еще раз — не отвечает. Звоню на работу:
— Вы не могли бы передать Турецкому Андрею Ильичу…
Я еще не закончила фразу, как меня перебили:
— Нет, не мог бы! Что вы все к нему привязались! Бабушка эта уже достала!
Какое-то время прихожу в себя от столь любезного ответа. Собираю силы для звонка бабушке. Набираю домашний номер клиента.
— Здравствуйте, — говорю я не очень ласково, потому что еще не отошла от предыдущего разговора.
— Вы из Банка? — радостно спрашивает бабушка. — Я его нашла! Запишите адрес, где он живет, и новый сотовый… Нет, он не со мной живет, он только прописан у меня. Я ему все сделала, чтобы он на работу устроился, а он кредитов набрал в разных банках. Мама у него — моя дочь — умерла, когда ему было четыре месяца. Да… Дочь единственная была. Врачи просмотрели. Отец Андрея забрал, где-то мотался с ним по стране. Я случайно внука своего через 20 лет встретила, он в армии отслужил уже и сюда приехал…
Звоню на новый сотовый:
— Андрей, когда вы сумеете оплатить задолженность по кредиту?
— Извините, пожалуйста, я сделаю это в конце недели.
— Могу я вам на сотовый звонить? — спрашиваю я напоследок.
— Да, конечно, — говорит он. — Извините, пожалуйста, если бабушка что-то лишнее сказала.
— Привет ей передавай, — успокаиваю я его и делаю отметку в карточке.
***
Смотрю на часы. К 16.00 мне надо быть в Доме кино. Р. М. увезут хоронить в Шалю. Кладбище там — на высокой горке. Ей будет весело: солнышко целый день, под горой — река, за рекой — суетливая, хриплая железная дорога. И рядом отец, а неподалеку и тетушка.
Поминки в 16 часов. Меня отпустили на целый день. Но я все же прилетела, позвонила клиентам… И — снова к Р. М. Она уже на столике, со свечой, в полосатой блузке, хитровато-просто улыбается. Я читаю ей стихи, прошу прощения…
***
Новый день начинается с Подковы Людмилы Викторовны. Она написала три заявления в Банк с просьбой снять с нее пени. За это время ее уволили с трех работ. Ей сейчас 52 года. Еще немного — и давать кредиты не будут. Она спешит, пишет и пишет заявления: “Прошу Вас отменить пени, т. к. я потеряла работу… Прошу Вас помочь мне устроиться на работу”.
Читаю очередное ее заявление. По привычке исправляю ошибки.
Звонок.
— Слушаю вас, — говорю я доброжелательно.
— Так вы мне поможете с работой? — требовательно звучит в трубке знакомый голос.
— Здравствуйте, — исправляю ошибку звонящей. — С кем я говорю?
Конечно, я узнала ее — Подкову.
— А вы возьмите меня в Банк на обзвон! Это же так просто!
— Да. Да. Очень просто. — говорю я и кладу трубку. И мысленно добавляю: “Особенно с такими, как вы”.
А сама открываю папку с заявлениями.
Управляющему Банком от Китова Александра Александровича
Заявление
Моей супругой Китовой Ольгой Геннадьевной в Вашем Банке был оформлен КД (кредитный договор) от 21.08.08 г. Просрочка платежа была допущена по следующим причинам.
07.09.08 в 22.00 произошло ДТП на трассе Пермь — Екатеринбург около г. Ревда, в результате чего моя жена находится в больнице в тяжелом состоянии, погибли ее мама В. Г. и дедушка Коноплянов Г. Д., и пострадала моя дочь Китова Е. А.
Прошу предоставить отсрочку платежа на 2 месяца.
23.10.08 Китов А. А.
Набираю номер сотового Китова А. А.
— А как вы себя чувствуете, Александр Александрович? Вы же за рулем были?
— Спасибо! Я не был за рулем. Вел машину шофер, которого наняла жена. Мы с ней в то время в ссоре были. А шофер этот сбежал, по-моему, с места аварии. Машину разрезали. У жены ушиб сердца, разрыв печени, мочевого пузыря, переломы. Вот и кручусь: двое похорон, лечение жены и дочери. На работе выручили материально. Держусь пока! Спасибо вам за сочувствие.
Управляющему Банком от Пушкаревой А. А.
Мной был оформлен КД (кредитный договор) от 19.01.00 г. Просрочка платежа была допущена по следующим причинам:
Взятую мною ссуду пришлось потратить на лечение моего мужа, Пушкарева Д. М., от наркотической зависимости, но лечение не помогло, и сейчас мною подано заявление о расторжении брака. С прежнего места работы в ТД “Сити” мне пришлось уйти, т. к. после смены хозяина предприятия все сотрудники были уволены и заменены новыми. Устроилась на другое место работы, но заболел мой сын, и я пролежала почти месяц в 16-й и 9-й детских больницах.
С работы пришлось уволиться. Потом, т. к. ребенок не организован (не в детском садике), долгое время не могла найти работу и жила на иждивении моих родителей. Муж в течение 2007 г. денег на содержание и лечение ребенка не выделял и вообще не появлялся. В конце концов моего двухлетнего сына опять ложат в урологическое отделение на плановую операцию. Прошу Вас отменить штрафные санкции, раз я такая невезучая.
Число. Подпись.
Звонить сегодня не буду. Надо немного подождать.
Закрыла папку с заявлениями, а рядом другая папка и подписана так: “Хроника любви”.
Хроника любви
Ситляков Сергей Валерьевич.
13.12.06. Телефон бывшей жены. Заемщик по данному адресу не живет, жена с ним не видится и не общается.
15.12.06. Сотовый: заемщик приехал из командировки. Оплатит на Грибоедова.
16.12.06. СО (сотовый занят), СНО (сотовый не отвечает).
18.12.06. Оплатил!
16.01.07. Заемщик лежит в больнице после операции, выпишут 22 или 23.01.07.
17.01.07. Бывшая жена Оля: “Знаю, что у него проблемы со здоровьем и деньгами”.
23.01.07. Заемщик сегодня выписывается. Оплатит 26.01.07.
31.01.07. Оплатил! Ура!
22.02.07. Заемщик на рабочем месте отсутствует, сотрудница передаст, что звонили из Банка.
23.02.07. Сотовый: “Сначала давайте сделаем зарядку. Возьмите телефонную трубку в правую руку, переложите ее в левую и поднимите три раза. Надо работать. Надо работать…”
27.02.07. Бывшая жена Оля: “Я знаю, что у него какие-то неприятности. Я постараюсь передать, что вы звонили”.
27.02.07. Сотовый оптимистично: “Здравия желаем! Инспектор РУВД. Подуйте, пожалуйста, в трубку. Пили вчера? Ну, значит, будете пить завтра”.
27.02.07. Бывшая жена Оля: “Он закрутился, я постараюсь ему сообщить о вашем звонке”. Вздыхает. Звонарь (бестактно): “Оля, а почему вы его все еще любите?” Оля: “Я не знаю, просто так получается”.
27.02.07. Звонок в Банк. Заемщик весело в трубку: “Извините, пожалуйста, я тут со своими делами закрутился! Но — оплатил”. Звонарь: “Спасибо! Не болейте! Передавайте привет Оле”. Заемщик: “Кому?” Пауза. Удивленно: “Оле?” И тепло: “Я постараюсь”.
Запись в карточке клиента: “Оплатил. Не живут вместе, но все еще любят друг друга”.
***
Обед. Ем яблоко. Звонок. Стараюсь проглотить побыстрее.
— Да!
— Вы мне звонили?
— А как ваша фамилия? Это вас из Банка побеспокоили…
— А-а! — немножко (только чуть-чуть) разочарованно отвечает позвонивший.
— Михаил Михайлович, — сообщаю я бодро, — наступил торжественный момент оплаты кредита! — и проглатываю остатки яблока.
— Я никогда не задерживал оплату, а сейчас — как у всех. К среде обязательно деньги внесу.
— Сумму долга вам назвать?
— Нет, я и так знаю. Там уже тысячи две, наверное, набежало? Ну ничего, ничего, оплатим.
— Спасибо.
Звоним. Звоним. Звоним.
***
— Нужно заглянуть в инструкцию, то ли мы говорим, что надо. Да где же она, бумажка-инструкция? Все время на видном месте была!
— Посмотрите во втором ящике!
— Правильно, там и лежит.
— Ну и что в ней прописано? Читайте, только негромко.
— “Работник исполняет следующие обязанности:
проводит обзвон заемщиков, вышедших на просрочку (до 14 дней);
оформляет карточки клиента с учетом полученной информации после обзвона;
обеспечивает сохранность служебных документов и иной информации, используемой в работе…”
— Все?
— Нет, еще много написано.
— Потом дочитаем. А слова-то какие звонкие: “обзвон”, “просрочка”, дальше вот будет слово “задержка”.
— Ну, хватит “задержку” делать, пора “обзвон” начинать “просрочников”, — шутит звонарь со стажем и берет в руки новую карточку. — Опять “гражданский муж”! А кстати, есть в Гражданском кодексе понятие “гражданский муж”?
— В кодексе? Надо уточнить.
— Да что вы, Иван Владимирович, все лезете туда, куда вам необязательно! — несколько раздраженно замечает Галина Григорьевна, аккуратная пожилая дама-обзвонщица.
— Не лезу, а нахожу истину, — парирует тот.
— Вот видите, нет такого понятия, — довольный своей правотой, говорит Иван Владимирович через пару минут, указывая коллегам на Семейный кодекс.
— Лучше бы 20 заемщиков обзвонил да рубаху погладил, — ворчит Галина Григорьевна.
Пока коллеги пикируются, я успеваю обзвонить еще нескольких должников, а потом кладу инструкцию на место, во второй ящик стола, и на глаза попадается оторванный листок календаря.
***
На листке дата — 19 ноября 2004 года. Память восстанавливает события того дня. Неожиданно к нам заходит шеф. Я, как всегда, протянула для приветствия руку.
— Полина Сергеевна, — спрашивает шеф, — а почему у вас руки холодные? Вы не болеете? Дома ничего не случилось?
— Все хорошо, — отвечаю я, — только вот мама хворает, а она у меня в Златоусте живет, никак не могу к ней съездить.
Небольшая пауза. И следом — неожиданная реакция шефа.
— Съездите! — говорит он в приказном тоне. И добавляет чуть мягче: — Возьмите машину.
Я выполняю его просьбу, заказываю машину, и — о счастье! — я еду! Еду к маме, в родной Златоуст!
Дорога сейчас стала короче: через Касли, Кыштым, Карабаш, Миасс.
До поворота на Касли — обычный автомобильный тракт. Только вот выезд из города для меня — тяжелый. Рядом — Нижнеисетское кладбище. Здесь похоронен мой родной Павлушенька. Не останавливаемся — была у Павлика недавно. Я уже не замечаю слез, а машина спешит, вот и поворот на Касли.
Что-то происходит в душе: ближе к дому, к детству, короткой юности, счастью, которое всегда со мной. В Каслях живут удивительные умельцы. Каслинское литье — брэнд города. Раньше, когда мне за победу на очередных соревнованиях вручали изящные чугунные статуэтки, это воспринималось как само собой разумеющееся. Что еще можно было дарить в то время, как не изделия златоустовских мастеров. В родительском доме уже стояли огромный чугунный орел и конь, висело очень много гравюр по металлу, да еще я прибавляла и прибавляла сувениры. Когда наступала суббота — время генеральной уборки, — мы с сестрой заранее определяли, кто с каких статуэток и картин будет вытирать пыль.
Родительский дом — большой, папа строил его по немецкому проекту. У нас, у детей, были небольшие, но отдельные комнаты, в большом зале — гостиная с печкой-голландкой, старинные часы на стене, пальмы, привезенные с юга. Воспоминания, воспоминания…
Едем дальше, мы все ближе и ближе к Златоусту.
Кыштым ничем особенным не запоминается, только дорогой: она извилистая, с опасными поворотами и прямолинейными спусками.
Карабаш чувствуется издалека. Лес редеет, горы чернеют. Река зимой не замерзает. Она бронзовая, пятнистая, извивается как змея. Из-за сыпучих конусообразных гор того и гляди выползет чудовище с пышущими огнем глазами и зловещим красным языком, заглатывающим все живое. Величавые на фоне лысых гор трубы выбрасывают теплый яд, который тоннами мягко ложится на чахлые огороды, крыши домов, несчастные головы людей. Чудовище-город остается позади. Впереди — Миасс, а там — дом, родной Златоуст.
Я еду к маме! Она жива, слава богу! Везу ей не только полные сумки продуктов и подарки, но и кусочек истории города.
Слетала в Белинку (я не ошиблась, именно слетала, — времени просто нет!) и узнала много нового о юности родного Златоуста, о родине моей мамы — деревне Злоказово. В “Ведомостях губернии” о ней сказано так: “…Число дворов: 47. Число жителей: мужчин 235, женщин 216”.
Я расскажу маме о том, что в уездном Златоусте, расположенном при впадении речки Тесьмы в реку Ай, в четырех верстах от станции Самаро-Златоустовской железной дороги, было в то время 2 976 домов, в которых жило 7 956 мужчин и 8 227 женщин.
Я, конечно, забуду точные цифры (это я сейчас в бумагу смотрю), но обязательно скажу, что в нем было много церквей: 6 православных, 1 католическая, 1 лютеранская и даже раскольнический молитвенный дом.
Моя мама, когда начала тяжело болеть, стала вспоминать Бога, а так обходилась без его помощи, была просто добрым, честным, порядочным человеком. И Бог видел ее добродетели. Она ухаживала за больными родственниками, двадцать лет обихаживала парализованного папу и очень жалела, что он так рано умер.
Папа был верующим — искренним, не поддающимся никакой моде. Но нам не мешал быть октябрятами, пионерами, комсомольцами, коммунистами…
Совсем скоро мы будем подниматься по самому долгому подъему (5,5 км). Потом поворот направо, еще немного вниз по крутой дороге, и вот он — Златоуст. Он лежит в чаше и открывается взору, как арена цирка.
Город давно проснулся, трамваи и автобусы развезли горожан на рабочие места, школьники и студенты уже высыпали из классов и аудиторий на перерыв.
Из труб домов, ступеньками поднимающихся на Косотур, вьется дым. Родная школа стала неузнаваемой — там сейчас устроена больница, а березка, которую я посадила в третьем классе в углу школьного двора, превратилась в солидное дерево. Еще немного, и я увижу мамины окна. Останавливаемся. Поднимаю глаза вверх и вижу за стеклом маму. Она ждет меня. Я машу ей шарфом, она приближается к окну и робко вскидывает мне в ответном приветствии руку. Боится ошибиться. Она не знала, что я приеду, она всегда ждет меня, моя родная мамочка.
Я уезжаю в тот же день. За три часа успеваю перетрясти все половики, одеяла, подушки, помыть пол, посуду, искупать маму, сделать ей стрижку и (парикмахерским языком говоря) педикюр. Она счастлива, ей хорошо со мной, но мне нужно возвращаться в Екатеринбург.
При маме не плачу, держусь изо всех сил и обещаю вскоре опять приехать к ней. Свое слово держу — через две недели я снова у нее.
Женские судьбы
— Татьяна Владимировна, кризис на аппетит не влияет?
— Нет, не влияет. Хотя как сказать… — отвечает бармен Татьяна Владимировна. — В клубе-ресторане “Вечно молодой” стало значительно меньше народу, я снова перешла в “Обжорку”, там всего 100— 200 рублей на человека без спиртного, поэтому посетители всегда есть. Кредит оплачу завтра-послезавтра, хозяин кафе обещал деньги не задерживать. Приходите в гости!
— Спасибо! Уж лучше вы к нам сначала.
— Я заплачу! Заплачу! Пожалуйста, не волнуйтесь так.
***
— Инна Геннадьевна, не удалось вам погасить задолженность по кредиту?
— Как это вы меня поймали? Я сейчас на сессии в СИНХе (это по- старому), а по-новому — в УРГЭУ, сотовый включаю только в перерыв. Сама я из Сухого Лога. Есть у меня там магазинчик. Торгуем продуктами. Но покупателей в последнее время стало меньше.
— А муж помогает с Банком рассчитываться?
— Конечно, он недавно занялся грузоперевозками. Вначале все шло хорошо. От заказчиков отбоя не было. А сейчас заказы сократились в три раза. С деньгами проблемы появились. Муж у меня в командировке. Приедет через три дня. Оплатим обязательно. Это мы первый раз проштрафились. Хотели уж было закрыть кредит. Дела-то хорошо шли. Ну ничего, выкрутимся!
***
— Нина Максимовна, как давно я вас не слышала! Где же вы были так долго?
— Здравствуйте, здравствуйте, Полина Сергеевна. Я была в раю…
— В Райфайзенбанке? — переспрашиваю я.
— Да нет же, в раю! — сердится Н. М.
— Где-где?
— В раю, — говорит она четко. И добавляет: — Работала ангелом в реанимации целую неделю.
— А что с вами случилось?
— Сердце. Я удивляюсь, как оно вообще столько выдержало. Вы знаете, там такая чистота, мы все лежали совершенно голые. Мыли нас каждый день, как будто мы в шахте работали. И ставили одновременно четыре системы: на обе руки и на ноги. Сначала меня класть в госпиталь не хотели, там только плановых берут, но я сразу в рай попросилась. Пришлось взять… Как ваши дела, Полина Сергеевна? Уж извините, что подвела вас. Чуть полегче мне станет, обязательно поеду с вами лекции читать. У меня время было, я многое о целебных травах передумала.
Заезжаю после работы домой к Нине Максимовне, она уже выписалась.
— Там такие люди со мной лежали в палате! Представляете, женщина Чечню прошла. Связистом работала. А Мария Ивановна в Косулино 60 лет фельдшером проработала. Ей диагноз глупый поставили: начинающийся маразм.
— Всем после шестидесяти такой диагноз ставят. Вам сейчас сколько лет? — интересуюсь у Нины Максимовны без всяких церемоний. Хочу комплимент сделать: она похудела, выглядит хорошо.
— Моя мама, когда я ее спрашивала, с какого я года, отвечала: ты родилась в тот год, когда тетка Анна замуж выходила, а через четыре года, в 23-м, братец родился. Так с какого я года? — лукаво спрашивает она. — На следующий год круглая дата. А в этом году опять пирогов напеку. Приходите обязательно, только не приносите с собой столько. Дорого все же!
***
Перед этим звонком вся сжимаюсь, но стараюсь говорить бодро.
— Наташа, здравствуйте, как вы?
— Днем на людях нельзя распускаться. Вечером дети не должны видеть плачущую мать. А ночь — моя, для тоски и горя. Вспоминаю каждую деталь этих страшных пяти дней — с 16 марта по 21-е. Мы ведь всегда с Сашей вместе отпуск проводили…
Они вместе катались в горах на лыжах. Но в этом году жена не поехала, у них маленький сынок. А муж не вернулся. Перепады давления в горах. Нагрузка на сердце.
— А что страховая компания?
— Страховая компания все новые варианты придумывает, лишь бы не выплачивать страховку, но я постараюсь закрыть кредит. Не волнуйтесь, пожалуйста. Он кредит брал для поездки в горы, для своей последней поездки.
— Наташа, обещайте мне, что вы позвоните и после того, как кредит погасите.
— А я теперь без вас не смогу! Спасибо вам, вы так меня поддерживаете!
***
Петрова Нина Яковлевна. В карточке указан рабочий телефон. Звоню. Отвечает мужчина.
— Будьте добры Нину Яковлевну.
— Она еще не подошла.
— Простите, пожалуйста, а должность Нины Яковлевны вы не могли бы уточнить?
— Она домработница.
— А… вы кто? — спрашиваю я после паузы.
— Я — хозяин. А кто вы?
— А я из Банка.
— Нина Яковлевна очень хороший человек. Аккуратная. Да, мы готовы ей помочь, можем две тысячи рублей выделить. Да, у нее двое детей. Да, постараемся ей передать, чтобы она кредит оплатила.
— Спасибо, — говорю я. — Скажите, пожалуйста, Нине Яковлевне, что мы ее ждем.
На следующий день звоню после обеда, отвечает сама заемщица — домработница:
— Меня обманул сосед по дому. Пообещал, что оформит кредит на меня, а платить будет сам. Я уж где только не подрабатываю, чтобы рассчитаться. Спасибо вам за терпение.
***
Позвонила внучка.
— Бабуля, перезвони!
— Здравствуй, моя хорошая. Как у тебя дела?
— Да вот реферат написать надо. По физкультуре. Давай я тебе темы продиктую!
— Ну давай!
— “Физкультура — важнейшая составная часть здорового образа жизни”. И еще: “Физкультура в семье”. Скачай мне что-нибудь из Интернета!
— Нет, на работе я не могу, у нас это запрещено, домой приду — попробую.
А сама уже начала составлять реферат “в голове”.
Размышляю, надо ли помогать внучке писать реферат. Мысли уносятся в прошлое. Александра Семеновна, моя первая учительница, дала нам задание — самостоятельно сделать кормушку для птиц. Я хорошо запомнила это слово — “самостоятельно”, и не стала обращаться к папе за помощью. Нашла старый фанерный ящик, оторвала одну сторону, отчистила стенки от грязи, а сверху прибила гвозди (почему-то нашлись только большие) и к ним привязала шпагат. А утром, счастливая своей самостоятельностью, шла в школу как под парусом, так моя кормушка на ветру трепыхалась. Моя “самостоятельная” кормушка оказалась самой большой и неуклюжей. Я ее кое-как пристроила в уголке класса. У всех остальных учеников кормушки были маленькие, аккуратные, сделанные руками родителей. Моя справедливая учительница поставила мне 3 — за самостоятельность, а остальным — с родительскими кормушками — 5. Обида у меня осталась на всю жизнь. Вот и думаю: надо ли мне помогать внучке? Или пусть она получит заслуженную тройку?
Мужские судьбы
— Здравствуйте, Ахматмарий Муратович.
— Здравствуйте, здравствуйте, — отвечает он еще сонным голосом.
— Разбудила вас?
— Собственно говоря, все равно надо вставать, — говорит он дружелюбно. — Каждую ночь — бессонница. Под утро только засыпаю.
— Скажите, пожалуйста, а Галию Ахматмариевну можно к телефону?
— Ее нет.
— Как же нет? Я звоню так рано!
— Право, не знаю. Такой у нее график.
— Да, конечно — вспоминаю я. — Она же охранник. Передайте ей, пожалуйста, что звонили из Банка.
— Добро. Хорошо.
Звоню на работу:
— Это “Транссервис”?
— Нет! Нет! Звонят постоянно! Надоели! Закрыли эту организацию!
Звоню на сотовый. Сотовый, как обычно, — АВН (абонент временно не доступен).
Принимаю решение: завтра позвоню клиентке домой еще раз.
— Извините, пожалуйста, — говорю я на следующий день, — вы передали Галие Ахметмариевне, что звонили из Банка?
— Да, да. Передал.
— А она вам не сказала, когда погасит задолженность?
— Этого я не знаю, насчет этого я не в курсе, — спешит с ответом мужчина. — Я ведь квартирант в своей квартире. Работал на ВИЗе, много денег получал в свое время. А сейчас деньги вижу тогда только, когда получаю.
— А потом?
— А потом… Дочь забирает. Она мне говорит, что я должен ей помогать. Когда маленькие были, я тоже “должен”, “обязан” был. У меня жена недавно погибла. Нелепая смерть. Пошла в баню — под машину попала. Очки дома забыла.
— Наверное, хорошо жили, — подливаю я масла в огонь.
— Да, она меня старше была на восемь лет. Детей не было. Симпатичная была. А от первой жены — две дочки. Младшая за рубежом. Живет в Словении. Кажется, Любляна называется то место. Нет-нет, не ездит. Дорого же. Она переводчик, СИНХ заканчивала. Подождите, пожалуйста, — просит он, — не кладите трубку. Я очки сейчас надену… У меня сбережений нет, — продолжает собеседник. — Живу вместе со старшей дочерью. Внучок с матерью жить не хочет. Работает. Я вот книжку сберегательную открыл. Правда, денег-то у меня нет. Мне бабушка моя (вторая жена) говорила, что я — русский татарин. Готов последнюю рубаху отдать.
— С первой-то женой чего вам не пожилось?
— Да бросила она нас. Сказала мне, что хочет пожить для себя. От рака умерла. Симпатичная женщина была. Со второй-то я 25 лет прожил. А девки сами по себе росли. Помогал, конечно, всегда. Иногда тайком денег давал… А вы звоните, звоните, а то и поговорить не с кем. Спасибо вам за заботу… На улицу выхожу иногда. До почты дойду, до трамвайной остановки… А вы звоните, пожалуйста. Спасибо вам.
Позвонила на следующий день. Сообщила, что кредит оплачен.
— Спасибо, — говорит он грустно.— А вы мне еще позвоните?
— Конечно, — отвечаю я уверенно.
***
— …Задерживают зарплату. Не оплачивают работу, выполненную месяц назад…
— …Приехал ночью из командировки, если дадут деньги, сразу оплачу…
— …Деньги на карточку все еще не перевели, к концу недели обещают…
— …Продаю КамАЗ, деньги за работу так и не выплатили…
— …Пока еще оформляю продажу машины, но скоро оплачу!
— Здравствуйте! Так и не удалось вам деньги найти?
— Извините, пожалуйста, я в больнице, жена торгует на Таганке, машина пока в гараже… Вы уж извините нас, пожалуйста, не переживайте сильно, мы выплатим обязательно!
***
— Я опять на севере области. Нет, нет, не на машине. Машину специально продал, чтобы ходить больше… Вы про Латышева слышали? Молодой ведь еще. Жалко, конечно, но жирного надо есть меньше и двигаться больше. Сам я инфаркт практически на ногах перенес. Три дня ходил с болью в груди. Только когда рука отнялась, в больницу обратился. Помогли. Тромб убрали. Сейчас, правда, опять безобразничаю в еде, но зато хожу много. Через два дня вернусь и оплачу кредит. Спасибо, что нашли меня.
***
15.02.07. Мать не собирается платить за сына-заемщика, а тот сломал ногу и руку тоже.
19.02.07. Телефон друга: клиент погасит долг только через неделю-полторы, в данное время находится в санатории (рука, нога сломаны).
26.02.07. АВН (абонент временно не доступен). Телефон друга: “Я передам, что вы звонили”.
05.03.07. СНО (сотовый не отвечает), ДНО (домашний не отвечает). Сотовый: клиент внесет деньги с зарплаты. Вышел на работу. Карандашом проставлена сумма: 7 048 руб. 31 коп.
09.03.07. Сотовый: обещал оплатить 12.03.07.
12.03.07. Телефон друга: “Я передам, что вы звонили”.
13.03.07. Сотовый: обещал оплатить 15.03.07, только что приехал из Египта.
15.03.07. СНО, ДНО.
16.03.07. Сотовый: обещал оплатить 19.03.07.
19.03.07. СНО. Телефон друга: “Он же работает, что вы меня беспокоите!”
20.03.07. СНО, ДНО. Может, опять в Египет уехал, со сломанной ногой и рукой.
***
У меня сегодня праздник. Внес очередной платеж Поргуль Ю.В. Он — из серии “маминых” сынков. Но кредит погашает всегда сам, а мама лишь огрызается прокуренным голосом, но интеллигентно. Она никого не оскорбляет, но и себя в обиду не дает.
Ответы мамы сначала были деликатно-стандартными: “Он оплатит… Проблема со временем, я передам обязательно, просто не успевает… Не выдали зарплату… Сейчас его нет, появится ближе к вечеру… На этой неделе он деньги внесет”. А потом тон изменился: “Его дома нет и не будет! Не звоните сюда! Надоело с вами разбираться!”
Беру кредитное дело. Поргуль Ю. В. Не женат. Проживает с матерью. Мать — преподаватель Архитектурной академии.
Звоню снова, но тему разговора меняю.
— Елена Ивановна, здравствуйте. Вы не могли бы помочь разыскать председателя совета ветеранов вашего вуза?
— А я тут при чем? — интересуется она.
— Да нам в приемной ректора сказали, что знать это можете только вы. Вы ведь давно в академии работаете.
— Надо подумать… А вы кто?
— Я из Банка.
— Ко мне должны сейчас подойти. Я занимаюсь репетиторством. Не хватает денег. Живем в съемной квартире, свою отдали на расширение. Извините, пожалуйста, сын оплатит кредит обязательно. Он не скрывается. Мы никуда не уехали. А насчет совета ветеранов я вам перезвоню.
— До свидания, — говорю я светлым голосом…
Сегодня у меня праздник — Поргуль Ю. В. внес очередной платеж. Спасибо маме.
***
Звоню и заранее чувствую: с заемщицей что-то неладное. Трубку берет ее муж
— Жена в тюрьме, дали три года. Дети со мной: 12 лет и 4 года. Брала кредиты в банках и не оплачивала. Ей дали в восьми банках, а просила в одиннадцати.
— А вы где были? Разве вы не знали, Иван Петрович?
— Если б знал, ручонки бы поотрывал, — отвечает он.
— И что вы сейчас делать будете?
— Закрою очередной кредит. Денег насобирал с трудом… Да еще жене надо посылку готовить, разрешили свидание с ней…
***
Еще один клиент.
Сотовый пропил. Наркоман? Нет, ювелир.
Сейчас уехал куда-то на Север. Должен был Банку 518 рублей 73 копейки. Накрутилось 710 рублей 66 копеек. И еще накрутится. И на предприятии его ищут, там тоже долг, но гораздо больший. С миру по нитке насобирал долгов. Мама пришла — выревела трудовую книжку сына, сказала, что он теперь не пьет, надо, чтобы парень устроился по-человечески. Маме поверили. Трудовую книжку отдали. Теперь вместе с Банком ищут должника-ювелира.
***
Помню, в Тюмени вместе с вошедшей посетительницей ворвался запах парного молока и свежего сена. Все сотрудники Банка, сидящие в большой комнате, подняли головы. Аккуратно одетая женщина сказала тихо, но четко: “Не успеваю колоть скотину и оплачивать очередной кредит сына. Зачем только таким дают кредиты!”
Все деликатно промолчали, а женщина взяла документ об оплате и пошла домой кормить оставшихся животных: теленка и свинью.
Кругосветное путешествие в Банк на трамвае
Поехала я в кругосветное путешествие. В Банк, на работу. Бесплатно. На трамвае. Через остановку освободилось место, вышли дети с большими рюкзаками, отягощенные элитным образованием, уставшими родителями, бабушками и дедушками.
Смотрю налево: под снежным осенним дождем стоят и приплясывают замерзшие провожающие с бутылками в руках, рядом с ними наслаждаются последними поцелуями призывники. На здании военкомата лозунг — что-то о долге Отечеству, но текст я не вижу. На улице еще темно. Успокаиваю себя: на обратном пути разгляжу. Хотя… уже будет темно.
Заставляю себя беззаботно смотреть в окно — поехала в путешествие, надо только успевать поворачивать голову вправо, влево.
Внезапно меня заполняет тоска. Я это состояние хорошо знаю. Становишься какой-то воздушной, а внутри разрастается чудовище, которое жрет тебя очень изощренно — подтягивает к себе, и ты зависаешь над бездной, из глубин которой поднимается леденящий холод…
Меня спасает голос кондуктора:
— Вы билет купили?
— У меня удостоверение, — отвечаю я тихо и грустно.
Кондуктор останавливается:
— Вам плохо? — и приоткрывает окошко.
Мокрые снежинки летят на соседку, она нервно водворяет стеклянную створку на место. А я остаюсь в далеком и вечном: провожаю в армию старшего сына.
Поднимаю голову, смотрю в окно. Мы все еще стоим на “долгоиграющей пластинке” — трамвайном кольце возле гостиницы “Исеть”.
“Уральские пельмени”, — механически читаю я. Трамвай начал потихоньку выкарабкиваться из пробки. Опять полоснула по сердцу боль. Здесь было наше свидание с сыном. Он пригласил меня поужинать.
— Да я, сынок, не хочу. Да я, сынок, не одета, — оправдывалась я. — Да и дорого, наверное, — привела я последний аргумент.
— А я, мама, есть хочу! — просто сказал он и повел меня в ресторан.
Табачный дым, настоянный на аромате не один раз разогретого плова и шашлыков, мгновенно окутал нас, новеньких, не обкуренных посетителей.
— Вот тут мы частенько обедаем, — показал сын на занятые столики. И предложил: — Пойдем, мам, наверх, там посвободнее.
Мы сели за какой-то боковой столик. Сразу же появилась молоденькая, глазастенькая официантка.
— Мы торопимся, — сказал сынок. — Мне пельмени, салат и кофе. Мам, а тебе что? Выбирай.
— Да ничего я не хочу, — запричитала я.
— Принесите котлету по-киевски, — попросил сын. — И на десерт — самое лучшее мороженое.
Он быстро и с аппетитом съел то, что ему принесли. Я немножко повозилась с соком, который выбегал из котлеты по-киевски, и тоже справилась с едой. Сынок вытащил деньги и положил на стол. Я вижу, что это намного больше, чем стоит еда.
Шепчу ему:
— А сдачу-то ты возьми, слышишь меня, это ж большие деньги!
Он мне, тоже полушепотом, отвечает:
— Мам, перестань мелочиться. Она же быстро нас обслужила.
Глазастенькая официантка очень хотела заработать и не отрываясь смотрела на нас, вернее, на мои руки — заберу я деньги или нет? Я с большим сожалением оставила ей непомерные чаевые, но продолжила ворчать и на улице.
— Мам, мой друг подъехал, пойдем к нему в машину, поговорим!
— А я вам не помешаю?.
— Ну что ты, у нас секретов нет, — ответил он моментально.
Ему оставалось так мало дней на белом свете, и я, словно предчувствуя это, смотрела на него и не могла налюбоваться.
— Гостиница “Исеть”, — объявил водитель.
В салоне трамвая обновились пассажиры. Зазвучали новые голоса, зазвонили сотовые. Трамвай стал как улей, в котором пчелы ждут своей очереди, чтобы вылететь наружу.
За окном магазин — “Салон для новобрачных”. Я сразу вспомнила, как ездила сюда в свое время — была пропагандистом, проводила занятия у продавцов. Готовилась на совесть, рассказывала интересно. Приглашала гостей, даже делегатов съезда партии. Вспомнила и о вечном своем безденежье. А здесь, в магазине, можно было купить дефицит — туфли или еще что-нибудь. Так меня благодарили за мою работу. В этом же салоне мне приобрели свадебное платье, сшитое в ГДР. А на фату денег не осталось. Пришлось выходить замуж без фаты, вместо нее мне в парикмахерской вырезали из кусочка ткани цветочки и смастерили из них веночек.
Пробыла я в замужестве 21 год и 4 дня. А всем говорила: “Двадцать один год было ничего, а четыре дня — тяжело”.
За мои страдания (пил муж без просвета) бог подарил мне двух сыночков-красавцев, и он же их забрал.
***
— Привет, — говорит мне младшая внучка Полина, когда звонит по телефону.
— Здравствуй, моя хорошая, — отвечаю я и тут же задаю вопросы, вопросы…
И однажды осмелилась:
— А помнишь, как вас папа в Индию провожал?
— Да, — сказала она. — Помню.
А я, перед тем как задать еще один — страшный, тяжелый — вопрос, говорю:
— Сейчас там, в теплой Индии, стреляют.
— Да, — соглашается моя умница Полина, — и людей убивают.
— А ты папу помнишь?
Возникла пауза, показавшаяся мне вечностью…
— У меня есть портрет, — не сразу произносит внучка. Она еще не учится в школе.
— Я подарю тебе книгу о папе, — говорю я совсем тихо.
— А я сейчас дома одна… Нет, не одна, — тут же поправляется она, — с папой.
— С папой… — мой голос подводит меня.
— С папой! С папой! С папой-портретом!
Я плачу.
Полина успокаивает:
— Не плачь, бабушка. Я с папой! Я с папой! Я с папой-портретом, — добавляет она снова.
***
На огромном здании Управления дороги — яркие красные буквы: ЖЕЛЕЗНАЯ, потом выше: СВЕРДЛОВСКАЯ, ниже: ДОРОГА.
Я бывала в этом здании, хлопотала о бесплатных билетах для детей-сирот из Верхотурья. Самые высокие начальники подписывали бумаги быстро, без волокиты. Приближался Новый год, и дети хотели побывать на елках в Свердловске.
…Даже не знаю, написать о своем “грехе” или нет. Но все же решаюсь. Я (мне было уже сорок лет) и мой муж (ему было почти пятьдесят) прыгали с колонн забора, окружающих это величественное здание. Прыгали в сугробы пушистого снега, вылезали оттуда и снова прыгали, счастливые тем, что встретились в этой сутолочной жизни. Счастливые той единственной любовью, которую сберегли на долгие годы.
А дальше на повороте — юность комсомольская моя, Дворец молодежи. Долгостроитель. Долгожитель. Работала здесь на субботниках. Не раз избиралась делегатом на партийные и комсомольские конференции, была участником и организатором многих мероприятий. Поручили как-то даже написать книгу об истории Дворца. Написала.
Трамвай поворачивает. Еще немного — и кругосветное мое путешествие закончится на остановке Татищева.
Основатель города Татищев однажды получил задание от Петра I подобрать молодых людей для учебы за границей. Татищев якобы сказал Петру: “Рано. Почва еще не готова класть семена”. На что Петр I ответил: “Некий дворянин строил всю свою жизнь мельницу, но воду подвести к ней не успел. Думаешь, труд его был напрасен? Нет. Дети построили канал. Провели воду, и мельница стала работать”.
***
Приезжаю на работу и звоню младшему сыну:
— Сынок, выручай! Надо мне сегодня помочь. Звонков очень много, а я только что вернулась из “кругосветного путешествия”.
Он, мой хороший мальчик, знает уже, что я опять была “там”, со старшими сыновьями.
— Я приду, мама, после занятий, — говорит он. — Только ты мне обещай, что успокоишься. Мама, пожалуйста, — добавляет он уже тверже.
— Да. Да, — отвечаю я и принимаясь звонить, звонить, звонить…
Но чувствую, что не хватает еще оптимизма, силы. Надо подпитаться.
Есть у меня такой аккумулятор. Звоню ей.
— Нина Максимовна! Здравствуйте! Как хорошо, что я вас застала. Вы ведь в магазин собирались?
— Нет-нет, я не могу сейчас идти, Путина надо послушать… Я же в курсе всех событий по всему миру. Так что часа на два застряну дома. Быть осторожней? Но ведь снега нет и льда тоже! В чем хожу? У меня прекрасная обувь. Сапожки такие дутые, наверное, китайские. Опушечка такая беленькая. Как будто 30-й размер, а на самом деле — 38-й.
— Нина Максимовна, извините, я вам перезвоню, факс надо срочно отправить.
Перезваниваю в обед.
— Нина Максимовна, ну как Путин?
— Нормально. Жить будем. Они молодцы, молодые. Головы ясные! Да, вы знаете, Л. Л. вчера чуть не задавили. Пошла молиться мощам Иоанна Предтечи. Я ее не понимаю. Ждет конца света, а чего-то еще просит. Вот Путин — молодец, и кризис нам будет нипочем. Я на похороны сорок тысяч накопила, в Сбербанке лежат, снимать не буду пока. Поживу еще. Приходите в гости почаще.
— Обязательно, Нина Максимовна, звонкий вы наш оптимист!
Кризис в стиральной машине и Банке
Белье крутится и вертится в стиральной машине-автомате, а за время, пока машина трудится, Полина Сергеевна успевает переделать кучу дел: приготовить ужин, вытереть пыль, пропылесосить ковер.
Уж так человек устроен: он быстро привыкает к удобным вещам-помощникам. К тому, что работают они ритмично, без сбоев. Да и мы в целом уже привыкли к комфортной, бескризисной жизни. Перестали бояться, что нас могут неожиданно уволить, могут не заплатить деньги за выполненную работу. Людям стало казаться, что они застрахованы от бед, а если какое-то несчастье и случится, то только не с ними, не на их предприятии, не с их стиральной машиной и не с их Банком.
…Однако случилось: стиральная машина у Полины Сергеевны остановилась. Она вдруг простонала, как человек, и затихла, наполненная водой. Хозяйка в страхе. Под ней на первом этаже — магазин. А что если машина зальет его? Полина Сергеевна вдруг ясно осознала, что кризис в ее машине похож на кризис мировой. Движение экономики вперед резко застопорилось. Мир сначала ничего не понял, а потом застонал тяжело и надрывно. Заводы стали выбрасывать людей на улицы, бойкие магазины превратились в тихие заводи, где продавцы-рыболовы вяло снимают с удочек случайно попавшихся покупателей-рыбок.
Немного оправившись от страха и раздумий о кризисе, хозяйка стиральной машины обзвонила все службы, где, по ее мнению, ей гарантированно должны были помочь. Но все службы единодушно в помощи отказали. И Полина Сергеевна поняла, что надежда — только на близких людей. Она всегда звала на помощь своего старшего сына; он откликался немедленно, а если был далеко, то к ней спешили его друзья.
“Друзья! — радостно вспомнила она. — Живет ведь совсем рядом, в соседнем доме, его друг Алексей”.
Телефон его нашла на удивление быстро. Ответил мальчик — сын Алексея.
— Папа только что вышел. Давайте я вам продиктую его сотовый.
— Спасибо, — облегченно поблагодарила Полина Сергеевна.
Очень волнуясь, набрала номер мобильника:
— Здравствуйте. Я мама Славы. Вы сейчас недалеко от нашего дома, а у меня внезапно остановилась стиральная машина. Проблема в том, что под нами магазин. Вы не могли бы зайти на минутку? Я не представляю, что мне делать.
— Что делать? Я не разбираюсь в технике, — четко ответил он.
И раздались гудки, которые сразу поставили все на место.
— Сыночка нет! — сказала я вслух. — Никто больше никогда не поможет. Живые забывают и о мертвых, и об их близких.
Конечно, я нашла выход. Машина поддалась ремонту благодаря консультации по телефону. Магазин не залили.
А страшная беда — смерть сыновей — снова стала такой реальной и звонкой, что я почувствовала, как плачет сердце: капельки крови, как слезы, отрываются от него и падают в мою душу, чтоб остаться там навсегда. Отступил на время ужас приближающегося кризиса, заслонили его мои личные беды. Мне не хотелось думать, вернее, просто не было сил, о тех, кто попал в его жернова. Мне хотелось думать о том, что все наладится, что кризис отступит, что все, как после болезни, расцветет новыми красками, ненужное уйдет, и останется светлое, вечное.
Но для этого надо “отремонтировать стиральную машину” — помочь тем, кто в первую очередь нуждается в помощи.
Кризис в Банке — это кризис прежде всего его служащих, и маленьких, и больших. Тех, кто под ширмой экономических проблем пытается выжить за счет других, тех, кто вершит свои подленькие дела, кто не брезгует ничем перед соблазном “черного” возврата кредитов, а следовательно, получения премий и процентов.
В Банке нет кризиса, если там работают люди, которые понимают других людей в беде и радости.
В нашем Банке — переполох. Переезжают отделы, управления. “В тесноте, но не в обиде” — таков девиз руководства. Из звонарей я осталась одна — самая настырная и счастливая глухая обзвонщица. Определили мне и новое место — тот самый коридорчик.
“Нет! Она не поедет туда. Там нет условий для работы”, — сказал мой новый шеф, а это значит, что Банку не грозит кризис, там трудятся — люди.