Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2009
Олег Чернов — полковник милиции, заслуженный работник МВД.
“Сын полка” о легендарном маршале
В феврале 1948 года на Свердловском железнодорожном вокзале остановился вагон опального героя Отечественной войны Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. Здесь, на Уральской земле, Жуков будет честно служить Отечеству в должности командующего Уральским военным округом до марта 1953 года, до дня смерти Сталина.
В эти годы я был воспитанником военного оркестра Симферопольской Краснознаменной ордена Суворова мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся тогда в городе Свердловске. Это соединение в годы войны прошло с боями от Крыма до берегов Балтийского моря. Поскольку мы были расквартированы в крупном областном центре с большим количеством музыкальных учебных заведений, в наш оркестр на сверхсрочную службу пришли опытные исполнители, даже с дипломами Уральской консерватории. С учетом высокого профессионального мастерства наш оркестр обеспечивал музыкальное сопровождение всех торжественных, развлекательных и политических мероприятий как в пределах округа, так и в областном центре. Находясь в составе этого музыкального коллектива, я видел маршала Жукова, героя моей детской мечты, десятки раз на военных парадах и демонстрациях в городе Свердловске при всех орденах и на коне, в полевой форме на учениях, стрельбах и маневрах, в дни его пребывания на праздниках и концертах в Окружном доме офицеров, при посещении театров и филармонии. Но, как и должно было случиться, впервые в жизни я увидел прославленного маршала почти в боевой обстановке, под грохот выстрелов, автоматных и пулеметных очередей.
Приняв Уральский военный округ, в то время далеко не перворазрядный и престижный, Георгий Константинович стал учить своих подчиненных тому, что необходимо на войне.
Поскольку наше Симферопольское соединение было единственным в Свердловском гарнизоне, имевшим практический опыт ведения современной войны, новый командующий решил воочию убедиться, на что способны наши подразделения. Еще по холодному февральскому снежку в нашей дивизии были запланированы боевые стрельбы “с выездом в поле”, в которых я как сигналист-трубач принимал непосредственное участие. Армия — это такой организм, где “каждый сверчок должен знать свой шесток”, поэтому мои функциональные обязанности были четко определены и регламентированы. А если говорить проще, то я на своей оркестровой трубе по указанию соответствующего командира должен был подавать громкие звуковые сигналы, желательно на предельном “фортиссимо”, которые являлись обязательными для выполнения всеми военнослужащими независимо от воинского звания и должности.
И вот холодной февральской ночью 1948 года я по приказу командира дивизии генерала Сопенко на все Аравайские казармы что есть мочи протрубил сигнал “Тревога!”. Городок мгновенно ожил, солдаты и офицеры с оружием и в полной боевой выкладке выскочили на плац, а потом разместились в автомашинах. После марш-броска колонна прибыла на стрельбище, располагавшееся в лесном массиве за городом. Там в полной темноте, не зажигая костров, солдаты стали рыть окопы в снегу и размещать боевую технику.
Через некоторое время подъехал Жуков с офицерами штаба и стал осматривать занятые подразделениями позиции. Он спускался к солдатам в окопы, разговаривал с ними, давал их командирам какие-то указания. Когда рассвело, командир нашей дивизии приказал мне дать сигнал “Внимание!”. Солдаты с оружием “на изготовку” замерли на своих местах. По приказу комдива я дал сигнал “Открыть огонь!”, а генерал в это время выстрелил в воздух красной ракетой. Началась оглушительная канонада. Треск винтовочных выстрелов заглушали длинные и короткие очереди автоматов и пулеметов. Им вторило “хрюканье” ротных минометов. От пуль и разрывов мин установленные мишени разлетались в щепки. Через некоторое время командир выстрелил в воздух белой ракетой, а я трижды протрубил сигнал “Отбой!”. Все мгновенно затихло. Инспектирующие офицеры пошли по полигону к мишеням, чтобы оценить результаты этих учений. Подобное в течение дня повторялось несколько раз. Затем в большой штабной палатке без отопления маршал собрал офицеров, провел разбор стрельб и дал им оценку.
В середине дня на позиции подъехали походные кухни. Начальник тыла дивизии приказал мне дать сигнал “На обед!”. Розовощекие повара, ловко орудуя черпаками, накладывали дымящуюся кашу в солдатские алюминиевые котелки. Георгий Константинович подходил к военнослужащим, разговаривал с ними и тут же на свежем уральском морозце отведал солдатское кушанье из общего походного котла. К исходу дня учения были завершены. Так закончилась моя первая в жизни встреча с легендарным маршалом.
Лично убедившись, на что способно наше соединение в “боевой обстановке”, командующий решил осмотреть наши “зимние квартиры”. На следующий день на скрещении улиц Луначарского и Декабристов в тогдашнем городе Свердловске появился черный, сверкающий никелированной облицовкой, длинный заграничный лимузин. Некоторые информированные лица той поры утверждали, что этот автомобиль подарил маршалу в Берлине американский командующий генерал Эйзенхауэр. Георгий Константинович и сопровождавшие его офицеры досконально осмотрели казармы, учебные классы, гаражи, места хранения боевой техники, не забыли санчасть и солдатскую столовую. Было время обеда, я как дежуривший тогда трубач-сигналист дал самый любимый воинами сигнал. Его в нашей среде интерпретировали примерно так: “Бери ложку, котелок и беги на пищеблок!” Маршал осмотрел кухню, сделав при этом какие-то замечания. Дежуривший по кухне офицер поднес Георгию Константиновичу образцы приготовленных блюд для пробы. Командующий знал, что в подобных ситуациях ушлые интенданты могли подсунуть ему вместо солдатской каши “осетрину с бужениной”, а поэтому вышел в общий обеденный зал и попробовал солдатские щи из обычной алюминиевой миски за одним столом с военнослужащими. После этого посещения в нашем меню стали чаще появляться такие “деликатесы”, как рис, гречневая каша с тушенкой, а весной для витаминизации нашего организма нередко подавали щи из молодой крапивы, но без сметаны, так как молочные продукты и компот в те годы солдатам не полагались
Как я уже говорил ранее, наш оркестр, как лучший в Свердловском гарнизоне, осуществлял музыкальное сопровождение всех наиболее значимых общественных мероприятий. Кроме парадов, демонстраций и выступлений с концертами перед воинами мы играли для отдыхающих в городском саду, что напротив музучилища имени Чайковского, выступали “бандой” в театре музыкальной комедии в двух опереттах: “Цыганский барон” и “Нищий студент”; в оперном театре в спектакле “Севастопольцы”. На языке музыкантов той поры “банда” — это духовой оркестр, исполняющий музыку на сцене по тематике спектакля. В оперетте нас гримировали, облачали в мундиры гусар девятнадцатого века, и мы вместе с артистами на сцене имитировали военный оркестр тех далеких времен. В опере “Севастопольцы”, посвященной обороне и освобождению города-героя, нас одевали во флотскую форму, и мы заодно с “освободителями” вышагивали на сцене, исполняя при этом военный марш, согласно режиссуре. В городском саду и в театрах нам платили деньги, которые перечислялись в кассу нашей воинской части и расходовались на приобретение книг для библиотеки, музыкальных инструментов для солдатской самодеятельности и другие культурно-просветительские нужды. С течением времени мы стали понимать, что наши довольно высокие профессиональные возможности реализуются не в полной мере, так как наши музыкальные инструменты давно выработали свой ресурс и порой пришли в негодность.
Решить эту проблему нам помог следующий случай. Как-то летом нас послали в пионерский лагерь для детей военнослужащих нашего округа обеспечить музыкальное сопровождение его торжественного открытия. Для детей мы исполняли произведения, соответствующие их возрасту, а для взрослых играли попурри из оперетт Штрауса, Оффенбаха, Дунаевского, произведений Чайковского и других композиторов. Дача Жукова располагалась неподалеку от пионерлагеря, у озера Балтым. Вдруг к веранде, где мы играли, подошел мужчина в гражданской одежде: в светлой полосатой рубашке, хлопчатобумажных брюках и легких плетеных сандалетах. Мы, конечно, сразу узнали в нем своего командующего. Повстречавшись с нашим дирижером, одетым “по форме”, Жуков поздоровался с нами, поблагодарил за хорошее исполнение и сказал, что ему особенно нравится старинный русский вальс “На сопках Манчжурии”, так как напоминает ему годы службы на Дальнем Востоке. Присев на лавочку рядом с руководителем оркестра, он о чем-то разговаривал с ним довольно долго. Впоследствии дирижер пояснил нам, как в ходе беседы с маршалом он посетовал ему на наши духовые инструменты, находящиеся в плохом техническом состоянии, что неблагоприятно сказывается на звучании оркестра в целом. Георгий Константинович пообещал разобраться с этой проблемой и принять необходимые меры. После этой неофициальной встречи прошло некоторое время, и мы стали готовиться к очередному параду и демонстрации трудящихся в столице Среднего Урала. В те годы эти мероприятия обязательно проводились дважды в год: в день Первомая “по летней форме” и 7 Ноября уже в зимнем одеянии. Вдруг к нашей казарме подъехала большая грузовая машина, и бодрые солдаты из комендантского подразделения штаба УралВО стали разгружать какие-то коробки с яркими этикетками и надписями на немецком языке. Мы поняли, что в них упакованы новенькие духовые музыкальные инструменты какой-то известнейшей в Европе фирмы. И уже на последовавшем вскоре военном параде мы звучали “как боги”, а военные и гражданские музыканты любовались нашими инструментами как музейными реликвиями. Мы, конечно, были благодарны командующему за его внимание к нашим далеко не глобальным проблемам, т.к. понимали, какие ответственные общегосударственные задачи ему ежедневно приходилось решать.
В так называемый “уральский период” службы Жукова в воинских частях округа систематически проводились конкурсы художественной самодеятельности, соревнования по отдельным видам спорта, и в первую очередь по тем, которые способствовали повышению воинского мастерства. Я сам в те годы участвовал в окружных соревнованиях по боксу. Занимаясь в танцевальном коллективе нашей воинской части, на репетициях осваивая балетное движение “пируэт” (это вращение на одной ноге вокруг своей оси), я за одну неделю протер до дыры резиновую подошву солдатского кирзового сапога. Нас в те годы приобщали к искусству известные актеры драмтеатра, вокалисты и солисты балета оперного театра и оперетты. Два музыканта нашего оркестра закончили институт военных дирижеров в Москве, а один из наших бывших воспитанников, Вагин, впоследствии стал преподавателем по классу трубы в Уральской консерватории.
Как-то на одном из концертов армейского самодеятельного коллектива Георгий Константинович обратил внимание на юного воина, бархатный голос которого очаровал даже искушенных слушателей. В личной беседе с подающим надежду исполнителем Жуков не только посоветовал ему серьезно заняться пением, но и помог стать студентом Уральской консерватории. Все годы учебы своего “протеже” командующий оказывал ему материальную поддержку из своего офицерского жалованья. Так благодаря тонкой музыкальной интуиции и душевной открытости маршала некогда обычный курсант военного авиаучилища Борис Штоколов станет лучшим басом страны, народным артистом СССР и многие годы будет ярко светить не только на советском, но и на международном вокальном небосклоне.
В своих воспоминаниях о маршале Жукове я попытался воспроизвести лишь те моменты, которым я был свидетель. Здесь, в уральской “ссылке”, длившейся с февраля 1948 года по март 1953 года, Георгий Константинович приобрел непререкаемый авторитет у тружеников Свердловской области как государственный деятель. Именно в разгар послевоенной сталинской деспотии в марте 1950 года жители моего родного города Ирбита по избирательному округу № 290 выдвинули кандидатом и единогласно избрали Жукова Георгия Константиновича депутатом в высший законодательный орган страны — Верховный Совет СССР. Поскольку мои родичи проживали в Ирбите и прилегающих к нему населенных пунктах, я позволю себе воспользоваться их личными воспоминаниями.
Став официально кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, Георгий Константинович приехал поездом в город Ирбит в марте 1950 года. Встречать своего будущего избранника пришли представители партийных и советских властей, а также большое число жителей города. В те годы, а также и до сего дня на железнодорожном вокзале станции Ирбит специального перрона для посадки не было, а при выходе из вагона пассажирам приходилось с подножки спрыгивать на землю, до которой было более метра. Жуков справился с этим препятствием и пружинистым шагом пошел к встречающим. Он был в генеральской бекеше на овчинном меху с серым каракулевым воротником, на голове серая каракулевая папаха с красным верхом, на ногах белые фетровые “бурки”, отороченные коричневой тонкой кожей, на кожаной подошве — на случай мартовской оттепели.
В Ирбите Жуков встретился с трудовыми коллективами мотоциклетного, автоприцепного, стекольного и химико-фармацевтического заводов. Избирателей особенно подкупило то обстоятельство, что их кандидат, сугубо военный человек, юношей надевший солдатские погоны еще в первую мировую войну и всю жизнь решавший проблемы обороноспособности нашей Родины, с глубоким знанием дела обсуждал с ними вопросы восстановления и развития народного хозяйства, экономики и повышения жизненного уровня населения. Люди поняли, что их избранник будет достойно и квалифицированно отстаивать интересы уральцев в высшем законодательном органе Советского Союза.
После встреч с жителями города Георгий Константинович объехал ряд деревень и поселков Ирбитского района, где беседовал с тружениками села, интересовался их повседневной жизнью, выслушивал их наказы. Поскольку по сельским населенным пунктам своего кандидата в депутаты ирбитчане возили на лошадях, то в деревне Черново была предусмотрена остановка на обед в обычной колхозной столовой. Мой дядя Василий Васильевич, прошедший в войну солдатом от Москвы до Берлина, к тому времени главный инженер Черновской МТС, среди других приглашенных участвовал в этом обеде и разговаривал с маршалом. Впоследствии он вспоминал эту встречу с Жуковым как одно из самых памятных событий своей жизни.
Следующим наиболее крупным населенным пунктом было село Елань, до которого нужно было ехать на “конной тяге” более двадцати километров. Возглавлял этот кортеж кандидат в депутаты Жуков. Мои земляки подобрали самого лучшего жеребца, нарядную зимнюю пролетку-“кошевку”. Спереди на облучке сел кучером бывший солдат-фронтовик Никанор Чернов, сзади на “гостевом” сиденье расположился один Георгий Константинович. Для сокращения пути зимняя дорога была проложена по льду замерзшей реки, противоположный берег которой был довольно высоким. Желая выскочить на кручу с разбега, возница ударил жеребца кнутом. Конь рванул в галоп и вылетел на вершину берега. Именно тут кошевка попала в колдобину и резко накренилась. Маршал и кучер по инерции вывалились в сугроб. Почувствовав, что вожжи ослабли, конь замер на месте. Седоки выбрались из снега без каких-либо повреждений, сели в пролетку и поехали дальше. Перепуганный кучер долго извинялся за свою оплошность, но Георгий Константинович успокоил его, ссылаясь на то, что он, как бывший кавалерист, на своем веку испытал и не такое. Этот эпизод видели многие жители деревни Черново, среди них был и мой брат Юрий Чернов. Все, конечно, испугались за маршала и впоследствии долго “пилили” опростоволосившегося возницу. Оставшийся путь до Елани вся кавалькада проделала без происшествий.
В этом районном центре на встречу со своим кандидатом собрались сотни избирателей. Всем хотелось посмотреть на легендарного маршала, задать вопросы и по возможности получить на них ответы. Среди них был воспитанник Краснополянского детского дома Боря Петров, который с детской непосредственностью сообщил Георгию Константиновичу, что они группой вместе со своим учителем прошли двенадцать километров до Елани, чтобы только посмотреть на героя Отечественной войны. Жуков улыбнулся, обнял детдомовца, одетого в старенькую казенную робу, и сказал: “Как жаль, что народ живет еще бедно…” А ему, прошедшему половину Европы, было с чем сравнивать.
Будучи избранным в Верховный Совет СССР, Георгий Константинович активно включился в депутатскую деятельность. Зная о плачевном состоянии нашего сельского хозяйства и воочию убедившись в этом за время поездок по своему избирательному округу, он передавал в колхозы Ирбитского района автомашины, трактора и другую технику, списанную в армии как выработавшую свой моторесурс. В Ирбите при его поддержке был построен мост через реку Ирбитку, восстановлен некогда сгоревший старейший на Урале драматический театр, заасфальтированы улицы и пущены первые автобусные маршруты. Одному из детских домов он подарил комплект инструментов для духового оркестра. Этот перечень можно было бы продолжать до бесконечности.
В этой связи я хочу рассказать об одном эпизоде из моей жизни. Осенью в начале пятидесятых годов я узнал, что на “малой родине” моих родителей, в деревне Черново, заболел мой дядя, Василий Чернов, о котором я упоминал ранее. Желая помочь ему в уборке урожая на приусадебном участке, я попросился у своего командования в отпуск на несколько дней. Получив разрешение, я выехал в Ирбит, а там уже “в пешем строю” мне предстояло преодолеть 25 километров до места назначения, так как от осенних дождей грунтовые дороги превратились в жидкое месиво, а об автобусных маршрутах между деревнями в те годы мы могли только мечтать.
Пройдя от города несколько километров, я оглянулся на шум мотора и за спиной увидел некое странное сооружение, напоминавшее огромный ящик на гусеничном ходу. По довольно высокой скорости, с которой это чудище двигалось по размытой дороге, я понял, что ходовая часть его напоминает танк Т-34. Я поднял руку, и этот странный агрегат остановился. Чумазый водитель открыл прозрачный кусок органического стекла, закрепленный на переднем броневом листе вместо люка механика-водителя, и поинтересовался, куда я топаю. Я назвал пункт назначения, водитель сказал, что нам по пути, и пригласил внутрь этого сооружения. Я сел с ним рядом на место стрелка-пулеметчика, водитель дал полный газ, и мы помчались по раскисшей дороге. Вот тут я в полной мере оценил солдатскую шутку: “Танки грязи не боятся”.
В дороге словоохотливый водитель сообщил, что он везет в Черновскую МТС запасные части для тракторов и автомашин, а также другой скарб, и хорошо знает моего дядю. В дальнейшей беседе он поведал, что транспортное средство, на котором мы едем, бывший танк Т-34, списанный военными. С него сняли башню с пушкой и пулеметом, а ходовую часть передали в колхоз, где сельские умельцы наварили борта и используют для перевозки громоздких грузов. Поскольку этот списанный танк передали колхозу по инициативе их депутата Верховного Совета маршала Жукова, то в народе этот подарок любовно называют “Жук”. Подобные армейские презенты в послевоенные годы разрухи существенно помогли сельским труженикам в обеспечении страны продуктами питания.
В годы своего депутатства Георгий Константинович пользовался среди уральцев высоким авторитетом не только как командующий военным округом, но и как государственный деятель. Он никогда не давал заведомо невыполнимых обещаний, а если брал на себя какие-то задачи, то обязательно решал их кардинально и доводил до логического конца.
После смерти Сталина вернувшись в Москву на высшую военную должность, он не порывал свою связь с уральцами, которые в трудные годы его биографии оказали ему высокое доверие, избрав в главный законодательный орган страны. Но авторитет и популярность в народе маршала Жукова не давали покоя уже новым партийным захребетникам, дравшимся между собой за высшие государственные посты. Благодаря стараниям этих политических пигмеев была развернута кампания по искажению, замалчиванию и дискредитации заслуг легендарного военачальника, продолжавшаяся до конца его жизни.
Желая восстановить историческую справедливость, мои земляки-ирбитчане в августе 1987 года выступили с инициативой об увековечении памяти маршала Жукова и сооружении ему монумента в Ирбите. Зачинателями этой идеи были трудящиеся стекольного завода, которые в пятидесятом году избрали его в Верховный Совет. И вот после очередных проволочек лишь 21 июля 1994 года горожане собрались на открытие памятника своему любимцу Георгию Константиновичу Жукову. Съехались представители из Москвы, Екатеринбурга, участники Великой Отечественной войны из других областей и республик. В этом событии принял участие фронтовой шофер маршала Александр Николаевич Бучин, намотавший с Георгием Константиновичем по дорогам войны 170 тысяч километров. В открытии памятника приняли участие тысячи ирбитчан, церемониальным маршем под знаменем и с оркестром прошла рота Почетного караула Уральского военного округа. В честь маршала Победы был вынос Красных знамен города Ирбита и Ирбитского района и ружейный салют. Сейчас трехметровая бронзовая фигура маршала Жукова с полутораметрового гранитного постамента открыто смотрит в глаза фронтовикам, труженикам тыла и его бывшим избирателям, интересы которых он самоотверженно защищал как воин и государственный деятель.
Интересно отметить, что памятник Жукову в Ирбите был установлен значительно раньше, чем в Москве и бывшем Ленинграде, которые он отстоял осенью и зимой 1941 года.