Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2009
В ноябре 2001 года мне передали, что со мной хочет познакомиться художник Домашников. А началось с того, что как-то в кругу друзей и близких Борис Федорович стал вспоминать свою молодость, годы учебы:
— У меня был замечательный педагог — Николай Васильевич Турицын, он меня всему научил…
Один из присутствующих сказал, что знает дочь Турицына, и Борис Федорович выразил желание со мной познакомиться.
Не скрою: с большим волнением шла я на встречу, ведь Домашников — художник с мировой известностью, живой классик! Его мастерская — на первом этаже брежневской 14-этажки, в живописнейшем месте Уфы, на высоком берегу реки Белой, сразу за оградой парка, когда-то носившего имя Н.К. Крупской, ибо именно там в целях конспирации встречались с членами марксистских кружков находившаяся в уфимской ссылке Надежда Константиновна и дважды приезжавший в Уфу В.И. Ленин. Теперь парк носит имя героя башкирского народа Салавата Юлаева. А рядом, через несколько домов, музей писателя, уроженца Уфы С.Т. Аксакова.
Сын художника Виктор провел в большую высокую комнату, где навстречу мне с дивана приподнялся очень пожилой человек небольшого роста, одетый по-простому в зеленую футболку, опирающийся на палку. Все стены мастерской увешаны его картинами, на столе — многочисленные художественные альбомы, но разговор он начал с расспросов обо мне и нашей семье, ведь в те годы, когда он учился, было не принято интересоваться личной жизнью педагогов. Я принесла ему фотографии папы, а он мне рассказывал о моем отце. Рассказ я воспроизвожу почти дословно, так как записала его по приходу домой.
“Это был интеллигентнейший человек. В нем совсем не было этой “нахрапистости”, он был скромным, даже очень скромным. Никогда студентов не ругал, был очень тактичным. Замечания делал в виде пожеланий. Но и похвалы его добиться было нелегко. А меня он тогда не хвалил! Он учил нас не только рисунку, технике живописи, композиции, скульптуре — он учил нас всему. Вырабатывал вкус. Расширял кругозор. В те годы, а учился я после войны, он приносил в класс репродукции художников Возрождения, старых мастеров и даже современного западного искусства, Пикассо, что по тем временам было большой редкостью и ценностью, но зато сразу выводило на другой уровень, открывало горизонты. У него были целые альбомы репродукций, сотни художественных открыток…”
Мой отец Николай Васильевич Турицын родом из старинного купеческого города Кунгура, что в Пермской области. Удивительно, но город почти совсем не изменился, и в 1982-м, когда я была там последний раз, являл собой настоящий музей под открытым небом. В Москве отец прожил более 10 лет, в 1938 году окончил Институт изобразительных искусств, только в 1934-м преобразованный из полиграфического. Тогда часть студентов исключили. Тех, кого считали перспективными, Игорь Эммануилович Грабарь, назначенный директором, оставил. У него отец и окончил институт, его диплом, по-старинному выданный в виде плотного гербового листа бумаги, подписан самим Грабарем. Его учителями были также Матвей Алексеевич Добров (офорт), Владимир Андреевич Фаворский (графика), Николай Петрович Крымов (живопись).
В советское время это — Художественный институт им. В.И. Сурикова, центр высшего художественного образования СССР, ведущий свою историю с 30-х годов 19 века, от Училища живописи, ваяния и зодчества, где учились и преподавали великие художники А.К. Саврасов, В.Г. Перов, И.М. Прянишников, В.Д. Поленов, В.Е. Маковский, И.И. Левитан, братья К.А. и С.А. Коровины, А.Е. Архипов, В.А. Серов. В 90-е годы 20 века к нему добавился второй московский художественный вуз: Академия живописи, ваяния и зодчества, созданная и возглавляемая Ильей Сергеевичем Глазуновым.
После окончания вуза папе предложили по распределению на выбор Ростов или Уфу.
Он выбрал Уфу, объясняя это любовью к родному Уралу. Преподавал здесь в театрально-художественном училище на художественно-декорационном отделении. В 1960-м его объединили с музыкальным училищем в училище искусств. А в 1968-м открыли и институт искусств.
Был он человеком разносторонним: прекрасным фотографом (в Москве служил фотокорреспондентом ТАСС), играл на фортепиано, особенно любил Моцарта и Шуберта, посещал поэтические вечера в Политехническом музее и сам писал стихи, умел даже кроить и шить, а когда в 1953-м выпустили по амнистии уголовников и резко подскочило число квартирных краж, то собрал электросхему, которая периодически включала свет, имитируя присутствие в доме хозяев.
Писал он, как все тогдашние художники, в добротном стиле социалистического реализма. Это были и пейзажи, и портреты (есть и автопортрет), и большие многофигурные композиции (“Калинин выступает перед рабочими”, “Фрунзе и Чапаев под Уфой”). Но помню и такой неожиданный сюжет: “Похищение из монастыря”. Были у него персональные выставки в 40—50-е годы.
Борис Федорович очень хотел посмотреть картины отца, но, увы — после всех переездов у моей мамы остались только две его работы. Было стыдно и грустно…
А потом как-то незаметно он стал вспоминать свое детство: родился 5 апреля 1924 года в деревне Кригоузово Лушского района Ивановской области. Крестьянская семья, четверо детей (три брата и сестра). Совсем маленьким мальчиком, еще не ходя в школу, хотел радовать родителей, возвращавшихся с поля: вырезал из бумаги фигурки животных и зверей — особенно любил лошадок — и приклеивал на окна, украшая избу.
В 1935-м семья переехала в Уфу на стройки социализма. О причинах переезда можно только догадываться. Жили на окраине города, Цыганской поляне — на левом, низком, затопляемом в паводки берегу, в землянке; затем — в коммуналке рядом с летным полем (теперь — район фирмы “Мир”), много лет спустя получили квартиру по улице Краснодонской, в районе нынешнего Центрального рынка.
Во время войны Борис Домашников работал в художественной мастерской горкомхоза. Кроме ярких вдохновляющих лозунгов и плакатов, ему приходилось часто, очень часто писать фамилии на могильных камнях: так много раненых умирало в военных госпиталях. Но все ужасы войны, бедности, разрухи не озлобляли, а закаляли людей тех лет. Верил, что никакие лишения не помешают его страстному желанию стать художником.
Только после войны у него появилась возможность учиться. Поступил в театрально-художественное училище на художественно-декорационное отделение, которое окончил в 1950 году. Направили работать учителем рисования и черчения в школу. Но все свободные часы он отдавал любимому искусству, а потом — просто все свое время. Положение “свободного художника” поначалу не кормило, при жизни родителей, рабочих моторостроительного завода, он бедствовал. Но тем не менее брал этюдник и шел в любую погоду “на пленэр”. Писал пейзажи, стараясь организовать, скомпоновать пространство на холсте, как хорошую декорацию. Это и сын его запомнил как урок, что настоящий пейзаж не должен быть простым повторением природы, иначе он — не художественное произведение. Еще будучи студентом, Домашников создает работы, удостоенные показа на республиканской выставке (1949), среди них — “В парке”, “Барки”.
В 1953 году у него состоится первая персональная выставка. Работы начала 50-х (“Под Уфой”, “Калужница цветет”, знаменитая “Зимка”) обнаруживают и свою тему, найденную молодым художником, и высокий уровень мастерства. Уже в этих ранних работах пространство “организовано”, в нем нет ничего лишнего, ведь ландшафт, который видит перед собой пейзажист, и тот, который появится на полотне, — разные вещи, но правдивость целого и отдельных деталей заставляет нас думать, что мы видим точнейшую копию природы.
Гете в беседе с Эккерманом сказал:
— Нынче таких пейзажей больше не пишут, на этот лад никто уже не воспринимает и не видит природы, ибо нашим живописцам недостает поэтического чувства.
Не знаю, читал ли молодой Борис Домашников это высказывание Гете, но они словно слышат друг друга через века.
“Чтобы что-то создать — надо чем-то быть”. Домашников и сам — лирик до глубины души. Его любимый поэт — Есенин, стихи которого он тут же начал читать мне наизусть, обнаруживая удивительную память, а главное — то самое поэтическое чувство, о необходимости которого для настоящего художника говорил Гете.
И это в 78 лет! Никакого склероза, абсолютная ясность ума!
Здесь следует сделать небольшое отступление на тему “русский пейзаж”. Едва ли не до середины 19 века он не был в фаворе, и виной тому не русские художники, а богатые заказчики, требовавшие непременно изображений итальянской природы, величественных Альпийских гор, о чем с горечью писал Алексей Кондратьевич Саврасов. Но он же, отец и бог русского пейзажа, сумел открыть соотечественникам красоту родной природы. Появление на первой выставке передвижников его небольшого полотна “Грачи прилетели” стало для России рождением национального пейзажа. Неброскость, тихость, светолитие, пронизанность душевными переживаниями — вот основные черты национального пейзажа. Так сложилось, что пейзаж в России стал каноническим жанром, именно поэтому так трудно современному живописцу утвердиться в этом жанре, найти свою “особость”, удержаться в ряду замечательных предшественников, заслужить внимание современников.
Борису Домашникову это удалось. В 1957 году он создает картину “Окраина к вечеру” и представляет ее на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. За эту работу он награжден серебряной медалью. Картину приобрел Русский музей.
В 1955 году, с поездки по Уралу, Домашников начинает серию работ “По Южному Уралу” и обращается к ней всю жизнь (“Белье полощут”, 1957 — “Старый Урал”, 1993).
1960 год — его первая поездка за границу. Тогда он побывал в Италии, познакомился с Ренато Гуттузо, крупным живописцем и графиком, коммунистом, удостоенным в 1950-м за альбом “С нами Бог” Золотой медали мира.
В 60-е годы он ездит по старинным русским городам. Ростов Великий, Псков, Новгород предстают на его полотнах. Какое былинное небо на картине “Псковщина”! Какой величественный “Антоний Римлянин”! Какая сверкающая чистейшей белизной “София в августе”! Какой драматизм в картине “На древней земле”! Вздымается земля, скорбя об ушедших, храня о них память, а в центре — храм, символ вечности и святыни.
Домашников открывает для себя тему “героического пейзажа”. В 1974-м он написал “Сказ об Урале”, где уральский пейзаж сочетается с уральскими сказами, заставляющими вспомнить Бажова.
В 70-х — начале 80-х рядом с тихими кроткими образами милых сердцу окраин Уфы, поселка Юматово у него появлялись пейзажи как образы героического прошлого родины.
Много раз он писал Красную площадь. “Москва. Красная площадь” 1979 года — это своего рода гимн сердцу страны.
Часто русский пейзаж — это тоска. Тоска бесконечных пространств, тоска по несбывшемуся, тоска по другой жизни, чаемой, но невозможной. Пейзаж Домашникова — поэтичен, лиричен, но тоски в нем нет. Это светлое искусство, не случайно так много у него весны: “Под Уфой. Весна” 1954, “Апрель” 1954, “Весна на Вишере” 1961, “Вновь весна” 1974, “Весеннее раздумье” 1974, “Пейзаж с поездом” 1981, “Ледоход” 1989, “Май. Вечер” 1993, “Весна на станции”1993 и много берез: “Май. Березняк” 1960, “Это все березы” 1981, “О березах” 1983.
Я спросила его о любимых художниках.
— Левитан и Бялыницкий-Бируля.
Любят тех, кто созвучен твоей душе.
Исаак Ильич Левитан, крупнейший после Саврасова мастер русского пейзажа, умел через картины природы передать тоску и радость человеческой души. Достаточно вспомнить его “Март”, “Над вечным покоем”, “Владимирку”. Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля — великолепный мастер лирического пейзажа, развивающий традиции Левитана: “Лед прошел”, “Вечер юного мая”, “Задумчивые дни осени”.
А из башкирских художников любил и дружил с Александром Бурзянцевым, Владимиром Пустарнаковым, Алексеем Кузнецовым, Ахматом Лутфуллиным. Любил Сергея Краснова, но фантастические его картины не принимал, будучи реалистом по натуре.
Работал обычно сразу над несколькими полотнами. Сын-художник объясняет это тем, что отец писал в основном большие полотна, уставал одно писать. Осмелюсь предположить, что могла быть и еще одна причина. Замыслы теснились, просились на полотно, и нужно было хотя бы начать новую картину, чтобы обозначить тему.
Мастерскую — три комнаты в брежневской высотке — получил только в 1979 году, после многих выставок на родине и за рубежом, после поездок в Чехословакию, во Францию, после получения звания “Народный художник РСФСР”. Затем, в 1982-м, он стал и народным художником СССР, а в 1996-м избран членом-корреспондентом Академии художеств России.
Были и обиды. Когда в 1974-м открылся новый, художественно-графический, факультет в педагогическом институте, Домашников, мастер, признанный во всей стране и даже за рубежом, о творчестве которого как раз в тот год, к его 50-летию, вышел в Москве художественный альбом, попросил принять его на работу на новый факультет. Но ему отказали: нет высшего образования.
В партию он вступил не карьеры ради, а по убеждению и оставался коммунистом всю жизнь, скорбя о развале великой страны и яростно споря с новыми идеологами. Он был членом партийного бюро СХ БАССР, а секретарем партбюро — Р. С. Хабиров, приехавший в Уфу после окончания в 1977 году Суриковского института. Хабиров получил в 1989 году от Министерства культуры БАССР заказ написать портрет Б.Ф. Домашникова (в рамках проекта “Народные художники СССР, проживающие в Башкирии”).
Записала разговор с Рашитом Султановичем:
— Я очень обрадовался этому заказу, потому что любил Домашникова и был рад возможности поближе с ним познакомиться и пообщаться. Борису Федоровичу было тогда уже 65 лет, но он был очень активный, живой. Все свои пейзажи он обычно писал на пленэре, только в последние годы ему было трудно ходить, и он писал у себя в мастерской, по памяти. А портрет этот я писал в его мастерской на улице Салавата. Работал ежедневно с 9 утра до обеда, за 10—15 сеансов портрет был закончен. Домашникову портрет понравился. Сейчас он находится в Нестеровском музее.
Видела на одной из выставок музея этот портрет. Домашников на нем очень красив и элегантен в строгом черном костюме, но при этом похож необычайно!
Я спросила Рашита Султановича, как он относится к тому, что Домашникова иногда называют советским импрессионистом, и он подтвердил мою догадку.
Импрессионизм — направление в искусстве, тесно привязанное к определенной стране и определенному времени (Франция, 1864 год — дата первой выставки), о чем подробно — в книге современника и компатриота импрессионистов Камиля Моклера “Импрессионизм. Его теория. Его эстетика. Его мастера”, и называть импрессионистом художника совсем другой эпохи было бы не совсем верно, хотя, безусловно, открытия и наработки импрессионистов Домашникову были близки.
В ранних своих работах он очень поэтичен, близок традиции великих русских художников 19 века (“Зимка” 1953, “Апрель” 1954), в поздних полотнах манера письма становится более жесткой, пишет маленькими мазками, что при желании можно отнести и к пуантилизму, но это вовсе не от желания стать “европейским”, отойти от “соцреализма”.
Домашников, всю жизнь проживший в Уфе, никогда не был провинциалом по духу, стремящимся не отстать от столичной моды и перебарщивающим, как все провинциалы, в этом стремлении. Это была натура цельная и хотя, как настоящий художник, тонкая и ранимая, но с твердым нравственным стержнем, позволявшим не гнуться ни перед трудностями жизни, ни перед новыми идеологами. Только в полотнах времен перестройки и начала 90-х чувствуется горечь и даже трагизм.
“Май. Красная площадь” 1991 года — а картина не праздничная: тяжелые тучи нависли над маленькими безликими фигурками людей, как будто остановившихся в своем движении. Видела эту картину в его мастерской. Она огромна, но ее размеры не создают ощущения парадности — наоборот, это размах беды. И печаль о России уже не покидала художника. Достаточно посмотреть на “Уфимский романс с минаретом”, на “Дорогу к храму”, чтобы почувствовать это. Последние годы он писал по памяти, и в картинах-воспоминаниях снова белела и звенела любимая весна (“Весна на станции” 1993, “Весенняя песня” 1994).
Ему хотелось быть понятым. Как этого желания не хватает нынешним любителям всевозможных новых и обновленных “измов”! Он любил Россию и дорог нам как большой русский художник, певец русской природы и красоты.
Его картины известны по всему миру. Они находятся в Русском музее, в Третьяковской галерее, в Академии художеств в Москве, в Башкирском художественном музее имени М.В. Нестерова, в Государственной картинной галерее в Перми, в областном музее изобразительных искусств в Ульяновске, в областной картинной галерее в Кемерово, в художественных музеях Брянска, Омска и Тулы, во многих частных коллекциях в России и за рубежом.
В 1997-м, когда его родное училище искусств праздновало 75-летний юбилей, Домашникова, выпускника 1950 года, попросили высказаться для юбилейного номера журнала “Рампа”.
Он сказал замечательные слова, которые считаю необходимым привести:
“Когда человек осмыслит, для чего он живет, он живет жадно, спокойно, уверенно, помня о той мечте, ради которой ему подарена жизнь: радовать людей своими свершениями-трудами. Такой нравственный, гражданственный, глубокий подход к профессии, к своему предназначению воспитывали в нас наши учителя”.
Умер он 19 июня 2003 года, не дожив 9 месяцев до своего 80-летия.
Домашников прожил большую жизнь, оставил нам огромное художественное наследие (более тысячи картин) и воспитал сына-художника.
Виктор Борисович Домашников, окончив в 1979-м геофак Башкирского государственного университета и даже успев поработать геологом в Уралзолоторазведке, в 1984-м круто меняет жизнь, поступив, как и отец, на художественное отделение Уфимского училища искусств. С 1990-го он — член СХ СССР. С 1996-го — член Международной Федерации художников ЮНЕСКО. Персональные его выставки прошли в Уфе, Лениногорске, Стерлитамаке, Магнитогорске, Елабуге, Янган-тау — тринадцать выставок. Был он и участником многих международных выставок, проходивших в конце 80—90-х годов. Его картины были представлены на Всесоюзной выставке молодых художников, посвященной 70-летию ВЛКСМ, проводившейся в 1988 году в Москве. В том же году он был участником международной выставки молодых художников в Египте. В 1999-м он выставлял свои работы на 5-м Всемирном конгрессе ЮНЕСКО, а в 2003-м его работы были представлены на выставке, проходившей в Германии. Виктор Домашников — многоплановый художник, он пишет портреты, натюрморты, пейзажи. Сейчас у него — большая выставка, демонстрировавшаяся во многих художественных галереях Уфы и Башкирии, почти сотня работ, из которых — 60 привезены из Парижа, где по линии Cоюза художников РФ он пробыл в творческой командировке два месяца, в июле и августе 2006 года. Другие наиболее известные работы представлены в музеях и выставочных залах России, в Башкирском художественном музее им. М.В. Нестерова, в галерее СХ РФ в Уфе, в Тобольском художественном музее, в галерее Натальи Быковой в Москве.