Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2009
Евгений Чемякин
Евгений Чемякин — родился в 1986 г. в Свердловске. Стихи публиковались в журнала “Урал” и “Уральский следопыт”. Автор книги “Стихотворения” (Екатеринбург, 2006).
***
Так боялись — лето провожали.
Провожали, словно навсегда.
В небе, как в загадочных скрижалях,
иероглифом была звезда.
Грязью перебились все дороги —
стерлись все следы. И поделом
осень стала сдержанной и строгой
к детям, избалованным теплом.
Расходились, обещав собраться,
сохраняли тайну сентября.
Только невозможно возвращаться
к месту, не признавшему тебя.
Осень нам казалась кружкой чая,
шляпой и расстегнутым пальто.
Длинными холодными ночами
не пришел никто.
***
За час до полуночи первая гаснет звезда,
на которой не имя стоит, а порядковый номер.
А стало быть, время начать свою повесть с листа
и чернил, ведь герой мой пока что не помер,
только лег под деревьями, спал до вечерних огней,
а потом разбежался и начал отсчет до финала.
Мне с другой стороны, безусловно, видней,
что финала не будет: и это героя сломало.
Здесь отсутствие финиша, белый туман,
то есть что-то сегодня неладно в любом королевстве,
то есть зря запускает он руку кому-то в карман —
недостаточно действий.
И новелла закончится фразой “за час до полу-
ночи первая гаснет планета”.
И гаснет планета.
Мой герой продолжает сидеть на бетонном полу
и смотреть, как стоит на ребре, насмехаясь, монета.
***
По аллеям в парке ТЮЗа
вечером одна
долго бродит чья-то муза
дотемна.
Вспоминает, вспоминает
музыку аллей.
Обреченно облетают
кроны тополей.
Девятнадцатый проходит
век перед судьбой,
ничего не происходит:
Бог с тобой.
Если через это дело
мокрый воробей
высунет башку несмело —
пожалей:
высыпь все, что есть в карманах —
горстку пятаков,
крошки хлеба…
Крылья в небо,
взмах, и был таков.
Снова бродит в парке ТЮЗа
вечером одна
заблудившаяся муза
дотемна.
***
Кинешь монету в колодец — а он
примет беззвучно — ни шума, ни плеска,
только натянута гибельно леска,
и разливается звон
над этим колодцем, над миром, над всем,
что еще можно руками не трогать.
Звезда, пролетая, заденет твой локоть
и пропадет насовсем.
След от касания — нитка небес
над горизонтом от ветра завьется.
Льется вода через край из колодца
солнцу наперерез.
Снова паромщик готовит паром,
встанет, присмотрится: что там такое?
Это на высохшем дне под ногою
стала монета ребром.
***
В ночь-кабак, в ночь-хрусталь
входит негр с футляром:
саксофон режет сталь
под немым окуляром
луны. Время че-
редовать свои тени.
Нет подобных ночей
у других поколений.
Над Плотинкой летит
соло джазовой кухни.
Тот фонарь, что горит —
очень скоро потухнет,
испугавшись, когда
на пространстве прозрачном
просветлеет вода.
Утром дымом табачным
пополам с коньяком
сдаст тумана на сдачу.
“Эй, не будь дураком”, —
прошепчу и заплачу.
Вдруг все это пойму
так отчетливо остро.
Встанет месяца остров
в голубую кайму.
***
Голубая на блюдце кайма
через небо и осень проходит.
Каждый раз невеселого сводит,
сводит меня с ума.
Остается сума
_________и зеркал
молчаливые злые упреки,
чтобы, стоя уже на пороге,
в отраженьях себя не искал.
А дорога не та ли кайма,
что прошла через жизнь, не затронув
ни сердца, ни обертонов,
невеселая стала сама?
***
Выглянешь из дома поутру —
придавили ветками белила,
время до весны остановило
маятник, скрипящий на ветру.
На земле — прожженная дыра
там, где снег над люком не прижился.
Пес бродячий вдруг насторожился:
лошадей выводят со двора.
Белое на белом, в белизне
потонули лошади и гривы.
Ангелы сегодня так игривы,
что не сразу вспомнишь о весне.
***
Как все причудливо, нелепо,
когда еще с утра в полнеба
врастает туча. Головой
едва касаешься вселенной,
идешь по городу, живой,
поскольку жизнью вдохновленный.
В ладонь накрапывает морось.
Все будто сбрасывает скорость:
идет замедленно июль,
как в фильме — если присмотреться,
заметен след летящих пуль.
И никуда от них не деться.
***
На Восток по досадной привычке
улетает последний гудок
парохода. Поставить кавычки.
Все поставить на некий поток,
все поста… Не оставить ни слова.
Стать одной из космических птиц.
Звезды черпая ложкой столовой,
доскрести, догрести до границ.
Птицы молча сбиваются в стаю,
по привычке глядят на Восток.
Плечи в звездное небо врастают,
и звучит пароходный гудок.