Ольга КАРЯКИНА, Игорь КОСТОУСОВ, Евгения ЛОПЕС, Анатолий КУЗНЕЦОВ
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2009
Поэты из Лесного
ЛИС из Лесного
Велик ли, скажете, Лесной! Нет, не велик. Но мал золотник, да дорог!
Здесь есть ЛИС — Клуб любителей изящной словесности, живущий интенсивной творческой жизнью. В 2010 году он отметит свое двадцатилетие. В местной газете клуб выпускает литературную страницу, которая пользуется успехом у жителей города.
Публикуемые в этом номере поэтические подборки — тому подтверждение.
Ольга Карякина
Миниатюры
***
Как макушки деревьев
из окна бегущего поезда,
мелькают в голове воспоминания.
***
Не замечая
пыльной дороги около,
нежно шиповник зацвел.
***
Сахарная вата —
самое доступное
путешествие в детство.
***
Июнь заканчивается дождем,
как многоточием…
Будет и солнце.
***
Слишком долго
льется небо на траву.
Она устала и легла…
***
О, пирожок жареный!
Как пахнешь ты в чужих руках,
мою смущая душу.
***
Разметались на голубом
перья облаков,
руки раскинулись на зеленом.
***
Плеск волны,
шуршание стрекоз.
Остановилось время.
***
За вагонным окном — люпины.
Целые поляны
на несколько секунд.
***
Комар с черным тельцем
на потолке.
Вижу в нем мою кровь.
***
Черными клиньями
елки по горам разбежались.
Вечер…
***
Снег падает снежинкой на снежинку,
чтоб холодом своим
согреть деревья.
***
Синий, малиновый, желтый…
Гирлянды переливаются.
Нет только белых и черных огней на празднике.
Игорь Костоусов
* * *
Я влюблен, отвлекаться нельзя…
Арк. Кутилов
Я влюблен,
______отвлекаться нельзя,
этой ночью и, кстати, успешно
разведенного трижды ферзя
атакует красивая пешка.
Все по-честному.
________Время пошло.
Поле битвы — моя трехэтажка,
обдувая прокуренный флок,
просвистела тугая отмашка.
Кто-то в самую темень окна
порассыпал блестящие фишки…
Недоеденный торт и луна —
ломтик сыра, наколотый на
острие городской телевышки.
И подсвеченный профиль УрГУ
остывает.
Стоим на балконе.
Где-то музыка.
Лыжи в углу —
физкультура сегодня в законе.
На Свердловск надвигается снег,
давит мыслью прожить с тобой годы,
и пока что не свыкся я с ней,
лишь во имя вчерашней свободы.
* * *
Шепча — ни ночи без строки! —
Я рос в глуши периферийной,
Сажал картофель и стихи
Писал почти хрестоматийно.
И мне пригрезилось — пора!
И вот с отвагою гасконца
Топчу Москву. Закат и солнце,
Как окровавленное бра,
Шатаясь, рухнуло за дом,
И, обволакивая страхом,
Обрушился на землю гром,
Торжественный, как фуги Баха.
По Моховой, калеча лак,
Нырял по лужам “опель” синий,
Сквозь толщу влаги купола
Желтели, словно апельсины.
И человеческий поток
Вращался в том водовороте.
Я загадал: родной порог
Меня обратно не воротит.
* * *
Б.Р.
У “Совкино” курили геи,
узбеки, азеры, евреи.
И мы, но разница была:
те — на “Тупой, еще тупее”,
мы — в “Карты, деньги, два ствола”.
И гордо реяли растяжки
над головами. Мокроще-
лок милые кудряшки,
и вообще, и вообще.
Мы много пили в это лето
под визг покрышек и “Тату”.
Жизнь отливала фиолетом,
и смерть теряла остроту.
* * *
Стучит в окно осенний дождь,
пустой, холодный и ненужный,
он кашлем, хриплым и недужным,
на сердце нагнетает дрожь.
Все льет и льет — не просушить
его стремительные лужи,
еще не тронутые стужей, —
дай Бог нам до нее дожить.
Но дождь по-прежнему стучит,
и ни конца ему, ни края,
он никогда не доиграет
свою мелодию в ночи.
Ему другого не дано,
поэтому он так тревожит,
как заблудившийся прохожий,
настойчиво стучит в окно.
И бьется о стволы берез,
которые уже без листьев,
но он по-прежнему завистлив
раскатами последних гроз…
Евгения Лопес
* * *
Забавно — мы пока еще живем,
Хоть в мире нет занятия глупее.
Кого-то любим и чего-то ждем,
Сомнительного счастья вожделея.
Наивно жаждем света маяка,
Не ведая, что в заросли бурьяна
Смотритель, выходя из кабака,
Давно упал и спит, мертвецки пьяный.
* * *
Выздоравливаю от смерти.
А казалось — неизлечимо.
Облака на твоем мольберте
Не спеша протекают мимо.
А еще нарисуй мне горы,
Потому что я их забыла.
И далекий сумбурный город,
Потому что его любила.
И в глазах загорчит невольно,
Как от вдоха хмельного дыма.
Выздоравливать — тоже больно,
Ведь казалось — неизлечимо.
* * *
Полседьмого утра на изломе тоски.
И набухшие скользкие тучи низки.
И какие-то люди, которым не лень,
За окошком бредут в свой бессмысленный день.
Начинаем и мы. Начинаем опять
Верить, спорить, бояться, жевать, целовать,
Может, будет нам завтра, а может, и нет.
Вечерами включаем бессмысленный свет.
Было важное, было, да вспомнить невмочь.
Лишь чуть-чуть приоткрыла усталая ночь:
Хоть с тобой никогда мы не будем близки,
Снится имя твое на изломе тоски.
* * *
Хочу, чтобы желанное сбылось,
И знаю — абсолютно невозможно.
И вырастают наши фразы врозь
Из мыслей донельзя неосторожных.
Из наших окон — разные миры,
Где мельтешат обрывочно сюжеты
Жестокой недосказанной игры
С обилием бессмысленных запретов;
И кажется, что это — навсегда,
И каждый круг — давно за бесконечность…
И тает, тает в разных городах
Туманов галактическая млечность.
* * *
Жизнь искалечена до горла, до конца.
Осталась только песня мертвого певца.
И я танцую…
Купите душу, ей от боли все равно.
За это дымчатое нежное вино,
За поцелуи.
И, словно нищенский позеленевший грош,
Подайте самую нелепейшую ложь —
Она задышит…
И вдруг живая песня мертвого певца
Легко исполнится от первого лица —
У края крыши.
Анатолий Кузнецов
Слово о полку
Готов идти на Вы, заслышав горны,
противнику и ста напастям встречь.
И помню я этнические корни
и русскую не искажаю речь.
Столетья — прах.
А мы вот что-то стоим.
Не забывайте, печенег и грек,
что пращур мой сражался в Доростоле,
и сам я — не последний имярек.
Зазря вовек и не обижу муху,
но если надо — весь сожмусь в кулак,
предательски когда ломают руки —
уже война.
И все не просто так.
Я отложу перо с бумагой —
___________________баста! —
освою стиль и самбо, и ушу.
Мне будет туго.
И, наверно, братцы,
свою поэму кровью напишу.
Вменят в вину неправедные судьи,
что гимн слагал нагану и клинку.
А Бог простит.
Он ведает,
по сути,
я продолжаю “Слово о полку…”.
В провинции
Унылый сумрак наперекосяк
и листопада мокрая завеса
оплавили пристанционный парк,
оград и тумб известку и железо.
Совсем абстрактны и тепло, и кров.
И на душе почти вселенский траур.
Прохожие здесь кнопками зонтов
пришпилены к асфальту тротуаров.
В осенней готике есть театральный шик,
и бровь заломлена под благородным фетром.
И ветра грудь, будто рапира —
__________________вжик!
И мнится: жизнь кончается на этом.
Расплющены сырые этажи
консервами
______на улице центральной.
В провинциальном городе — дожди.
Он оттого еще провинциальней.
Годовые кольца
Мне не нравится Холокост.
Он нам всем обойдется боком.
Май стоит. И стволы берез
наливаются туго соком.
Воскресенье. А не до сна,
Коль, лукаво состроив глазки,
колоколит вовсю весна
запоздалой седмицей Пасхи.
Дай прислушаться. Не ори.
И не надо березку финкой.
Под корою ее
________внутри
тихо крутится диск пластинки.
В Памуккале
Иных, наверно, не было забот,
другого не предвиделось азарта,
что зной вокруг,
__________как заржавевший болт,
завинченный в резьбу амфитеатра.
Поверх садов, где олеандр и мирт,
античный вид в архитектуре ломкой.
И нет намека малого на флирт
в случайном разговоре с незнакомкой.
Бессмысленно, бесчувственно
и без
особого акцента, чуть картаво,
созвучно интонации словес
хрустят среди руин сухие травы.
Друг другу мы забудемся потом,
раскиданные по миру Европой.
Но память — фото:
__________двое у колонн.
Как все это похоже на некрополь…
Лишь кажется, что мы наедине,
и притвориться надобно,
_________________что порознь:
ракушками ушей Памуккале
подслушивает нас Хиерополис.
* * *
Путь-дорога — плачь и кайся! —
дальше стелется.
___________И рад,
чтоб, не мудрствуя, податься
хоть куда-то наугад.
В подворотне тявкнет шавка,
мол, ни пуха, ни пера.
Как вчера, сегодня жарко,
да и скучно, как вчера.
Жизнь закупорена в карцер,
и не блазнит шалый фарт.
Надоели пыль акаций
и расплавленный асфальт.
Бродят мысли еле-еле.
И пусть даже по душам
разговоры надоели
прихожан и прохожан.
И, тоской небес облиты,
заскорузлые, как курд,
в вязком штиле никнут липы
и в бреду несут абсурд.
И, ужаленные в темя,
с сумасшедшинкой в крови,
мелко рвутся в ржавой тени
ржавой цепью муравьи.
Эх! Под шепот малахольный
тополей, нырнувших в лог,
поплевать бы с колокольни
на постылый городок.