Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2009
Елене Холодовой — 18 лет. Она студентка Магнитогорского госуниверситета, отделение журналистики. Автор двухтомника прозы и поэзии. В серии “Литература Магнитки. Избранное” издан сборник прозы “Волчица”. Ее рассказы публиковались в “Неве”.
Суженый
Трюмо. Свеча. Смятение.
Сорочки белизна…
И тени, как растения,
Струятся от окна.
И сладко мне, и страшно
Глядеться в зеркала.
И тишиною влажной
Повсюду мгла легла.
Я суженого вижу…
Иль чудится лицо
Мне в темноте недвижной
Сквозь тонкое кольцо?
Я разгадала верно
При трепете огня,
Кому хранит неверность
Мой милый без меня.
Колдун
Скисают сливки, и конь тревожно
Прядет ушами, шаги почуяв.
Идет неспешно седой безбожник,
Шагает сквозь темноту ночную.
Он смугл и тонок в плаще зловещем,
Его следы на земле, как раны.
И ветер с каждой минутой резче
Полощет в небе листвою рваной.
Страницы черной старинной книги
Травою, пылью и кровью пахнут.
Луна свои золотые блики
Роняет в синий полночный бархат.
И волки, уши прижав в испуге,
Из чащи что-то рычат глухое.
И тьма расступится четким кругом,
Когда огонь переплавит холод…
…Костра метанье в глазах зеленых
И шевеление губ бескровных.
И страшно, гулко вздохнули клены
Сквозь частокол тополей неровных.
А чернокнижник глядит на пламя.
Волки смыкают тесней кольцо…
…Снова и снова рисует память
Площадь, костер и Ее лицо…
Мы остались в живых
Володе К.
Ты говоришь мне, что скоро весна,
Я говорю тебе: скоро разлука.
Ты обещаешь тепло после сна
И подаешь мне холодную руку.
Знаешь, от света так больно глазам.
Шторы задерни. Пожалуйста, тише…
Слышишь, как громко кричат небеса?
Что я?.. Ведь ты же не можешь их слышать…
Ты же простой. Ты родной. Ты земной.
Жарким виском прижимаюсь к запястью
Я твоему…
Горячо и темно.
Душит слезами погибшее счастье.
После я стану тебя узнавать
В ликах рублевских, в сиянии снежном.
Если осталась в груди моей нежность,
Значит, я все же осталась жива…
Ожиданье
Тьма истончилась, стала теплее губ,
Капает с пальцев — чуткая и чужая.
Шепот бессвязный канет в ночную глубь.
Глубь этой ночи мерю, глаза сужая.
Тушит шагов шуршанье пушистый снег.
Мне остается звездам тревогу вверить.
Где ты, скажи, я открою в жестокий век
Двери!
Тьма истончилась, шелком скользит сквозным,
Не остужая жара ладоней влажных.
Я позабыла, утром какой весны
Ты возвратишься…
Ждать без надежды — страшно…
Тьма истончилась, стала прозрачней сна…
Настежь открыты двери… Оплыли свечи…
Звонкой прохладой плещет вокруг весна,
Глухо ей вторит стоном седая Вечность…
Желанье тепла
Так холодно — даже с тобой,
Так холодно — даже в тепле.
Узорная, тонкая боль
Живет на замерзшем стекле.
Так хочется что-то сказать…
Но холодно — голос застыл,
И больно усталым глазам
От этой сплошной темноты.
Так холодно… Значит, зима
В душе и на Млечном Пути.
Наверно, так сходят с ума,
Чтоб больше в себя не прийти.
Так холодно…
Даже когда
Сплетаются ночью тела.
Мучительно жгут холода,
И нет,
и не будет тепла.
***
Я — откровенней Иоанна Богослова,
Ты от меня не вырвешься к другим.
Я каждый раз оказываюсь новой,
Как вспыхнувший под утро георгин.
Я — роковой дебют небесных бешенств,
Раскатом отдающийся в тиши.
За всякий грех, за всякую погрешность
Плачу самосожжением души.
Я ворожу, как ведьма на погосте,
(Чума проклятий, ляг на сотни миль!).
Неспелый жемчуг жизней сыплю горстью
В Твои глаза, закрытые на Мир.
Ночное
Если вдруг сердце в груди не поместится,
Если ладони прохладны, как озеро,
Спрыгни ко мне с золотистого месяца
С черными, хрупкими, мертвыми розами.
Я для цветов этих — темных, пророческих —
Приберегла эту вазу разбитую.
Эти осколки — залог одиночества,
И оттого я любому завидую.
Не было, не было, не было, не было
Ровной дороги — все кочками, кочками…
Я прокляла это небо… И —
Не удостоилась даже пощечины.
Только судьба с поседевшими лохмами
Выбор давала такой же, как Фаусту…
Милый, ну разве не видишь, что плохо мне,
Ну, обними меня взглядом, пожалуйста!
Сердце мое заковали морозами,
Тянут в пространство беззвездное волоком…
Я просыпаюсь и вижу: на столике
Целая ваза со свежими розами…