Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2009
Памяти Владимира Ковенацкого
В подземном переходе, где всегда
Идёт торговля всякой животиной,
Где мордочки котят и собачат
Печально вылезают из-за пазух,
Стоял еврей в очках и бороде.
Я мимо шёл, как вдруг застыл на месте,
Увидев, как из драповой груди
Еврея постепенно вылезает
На длинной тонкой шее голова.
Я вскрикнул “чёрт!” и в сторону отпрянул.
“Да вы не бойтесь, это не змея”.
“А кто же?” — прожевал я изумлённо.
“Обычный диплодок”. — “Ну, если так…”
“Да вы погладьте”. — Робкою рукою
Я потянулся к гладкой голове,
А та сама навстречу мне метнулась
И ласково потёрлась о ладонь.
“Кормить овсом и всякой зеленухой.
Держать в тепле. Два раза в день — купать.
Вот только к туалету не приучен”. —
“Ну, это ничего…” — “Совсем забыл
Сказать вам, это — мальчик, кличка — Додик”.
Мне показалось — маленький глазок
Рептилии мне подмигнул тихонько.
“Так что, берёте? Я за четвертной
Вам уступил бы”. — “Не сейчас…” — “Печально.
Но ладно. Додик, на, поклюй сырка.”
Он из кармана взял сырок творожный,
Сам откусил и диплодоку дал.
А я поплёлся прочь по переходу,
И сделалось мне грустно, хоть реви.
Я шёл и всю дорогу удивлялся,
Что чешуя на ощупь так нежна.
***
Заматерелый лес,
Где мех и мох.
Где воздуха замес —
Сосновый вздох.
Здесь мерою всему —
Древесный круг.
Здесь лучше одному,
Сиречь сам-друг.
А тот, кто лес прошёл
За мигом миг,
Сойдёт в холмистый дол
На сто ковриг.
Пройдёт за холморез
За пядью пядь,
А там и до небес
Рукой подать.
Пока не знают дна
Ни зель, ни синь,
Священна глубина
Земных пустынь.
***
На водах соловых — ноющие челны.
Иван Коневской. В уединении
Вьюге выпало счастье
Выйти в люди царевной.
Мы смиряли ненастье
Тишиною душевной.
Завывала, кружила
Смертоносная нега.
Нам отмерено было
Вдоволь хлада и снега.
Этот мир разъярённый
Создан криком, не словом.
Собирайся, бессонный,
В путь по водам соловым.
Мы и телом не рослы,
И душою не полны,
Разбиваются вёсла
О горбатые волны.
Но отмолены нами
Силы слуха и зренья,
Дни уходят за днями,
Остаются — мгновенья.
Невеликое горе —
Слушать исповедь рыбью.
Да помянет нас море
Златотканою зыбью.
***
Шепчут листья в предутренней мгле.
Каждый лист — дорогой собеседник.
Снова осень идёт по земле
И продрогшие души в передник
Собирает, баюкая их,
А одна — всё тоскует и плачет.
Встал рассвет, недоверчив и тих,
Он глаза воспалённые прячет,
Греет души дыханьем живым,
Их в ладони беря осторожно.
От костров поднимается дым
Так высоко, как только возможно.
***
Во тьму не захлопнешь двери,
Сиди и глаза таращи.
Большие, тёплые звери
Толкутся в прорехах чащи.
И слышно, как под сурдинку
Взывает лес многорукий:
“Беги на мою тропинку,
Затявкай иль замяукай!
Мчи в чащу на четвереньках,
Где волчьего солнца пятна
На лиственных спят ступеньках,
А после — беги обратно.
Отсутствием не обидишь
Жилище, где жил от века.
И там, на крыльце, увидишь
Глядящего человека”.
***
Из полночного наважденья,
Из безудержного кошмара
Возникает стихотворенье,
Подбирается к рифме пара.
Но напрасно наутро руки
К ручкам тянутся пауками —
Позабыты былые муки,
Небо заткано облаками.
Заблудилось стихотворенье,
Отлетело с ресничным взмахом.
И вокруг за одно мгновенье
Пали сумерки серым прахом.
Не отыщешь во тьме дороги.
Тьма без конца и края.
И хохочут ночные боги,
Жертву новую пожирая.
***
Закружи по долине,
Где не страшно заблудшим глазам;
Где ни камню, ни глине
Не ответить на робкий “сезам”;
Где трава неизбежна,
Но до срока суха и желта;
Где спускается нежно
По щеке ощущенье перста;
Где спешит мелколесье
Созидать вековой неуют;
Где в пустом поднебесье
Золотые монахи поют.
Будет рушиться ливень
Сквозь дырявую кровлю небес,
Будет солнечный бивень
Раскурочивать плоти замес,
Но останется вера,
Что превыше всего — тишина
И что каждому мера
По его слабым силам дана.
Вечер тронется бодро,
Свет рассыплется жёлтым снопом,
И грядущее вёдро
Закружит комариным столпом.
***
Вьются белые стружки у жёлтого берега.
Сергей Бонгарт
В Санта-Монике нынешним летом…
Иван Елагин
Ветер жёлтые кружит стружки
И бросает на белый берег,
Снежных гор перечёл верхушки
Человек под названьем Беринг.
Ходят волны тяжёлым кряжем.
Чайкой резаной крик исторгнут.
В Санта-Монике бродит пляжем
Человек под названьем Бонгарт.
С ним какой-то невзрачный малый.
Как изюминка в сером тесте.
Но, видать, человек бывалый,
Если с Бонгартом ходит вместе.
Волны сделались выше втрое.
Поправляет Нептун корону.
— Вы куда собрались, герои?
За Еленою к Илиону?
— Хорошо ль приставать к прохожим?
И без нас проживёт Эллада.
По воде мы ходить не можем,
Если только уж очень надо.
***
На усталых ногах
Мы вернёмся на тусклые плёсы,
Если зель на лугах
Заплетётся в тяжёлые косы.
Если синь в небесах
Не растравится чёрною тучей,
Если снег в волосах
Не раскиснет от боли горючей.
На излёте судьбы
Нам откроются дали иные,
Упадут без борьбы
Под рукою одежды земные.
Видишь — солнце в тоске
На воде вырезает скрижали?
Видишь — камни в песке?
Они будут лежать, как лежали.
Но не будет тебя.
Так положено нам в этом мире.
Только крик воробья
И цепочка следов на эфире.