Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2009
Андрей Немзер. “Граждане, послушайте меня!”
Андрей Немзер пишет в тоне: “Послушайте! я хочу вам рассказать!” Ну вы знаете, в России так не говорят. В России обычно тех, кто очень хочет рассказать, слушают, старательно избегая смотреть в глаза. Это Андрей Немзер усугубляет обилием прилагательных. Похоже на доклады подростков друг другу о своей интересной жизни с неизменным рефреном: “Я-сижу-угораю”. Тут очевидный просчет. Почему слушающий засыпает, а говорящий — нет?.. (Ответ: он больше устает.) Понятно, что Димы Быкова много, потому что он большой. Но Андрей Немзер не очень большой, его могло бы быть поменьше.
Виктор Топоров. После драки о вкусах не спорят
В сущности, между Немзером и Топором нет большой разницы. Немзер вываливает все сразу, Топор понимает, что читателя следует под…чить. Топор наскакивает, а потом сам себя осаживает. “Шаг вперед — два шага назад” в условиях шарообразности земли становится способом как можно скорее пойти как можно дальше. Тактика Топора похожа одновременно на стриптиз и на блатную самопровокацию. То есть дро…лово тут обоюдоострое. Немзер сыплет прилагательными, Топор работает фигурой “это не совсем так…” (читай: “совсем не так”). Топор понимает, что перед тем, как сообщить гражданам нечто, следует дать гражданам понять, что сообщаемое очень важно. И Топор это неплохо делает.
Есть кроме Питера Питер, но есть еще Питер и третий.
Питерских мы не любим за то, что они слова произносят по отдельности, как Mike Науменко из Zoo, а мы говорим предложениями. Еще мы не любим питерских за то, что их город называется так же, как наш город. И не любим питерских, потому что приезжал писатель Стогов и изрыгнул хулу на наш остров. Мы вернули писателю Стогову его блевотину.
С властью, как с бабой, — понятно, что обои тут для секса, но надо изо всех сил делать вид, что по любви, иначе ничего не получится. То же самое с литературой.
Сергей Беляков. 7 шагов за горизонт
Сергей Беляков историк и пишет развернутыми метафорами. Тут вилы, как у Иммануила Канта. Разберемся. С историей вышла интересная история. Смысл истории заключается в ее постоянном переписывании. История сейчас — личное дело каждого. Я, например, потомок нормандских баронов. Они сперва альбигойцев резали, а потом огугенотились и ушли в Швейцарию. Мои претензии к государству Франция — мое личное дело. Так же как возможные претензии недорезанных альбигойцев к тому же государству. Так же как мои эмоции по поводу прочитанного. Когда работа с текстом подменяется описанием собственных эмоций по поводу текста — это такой протопостмодернизм.
Развернутые метафоры — это значит писать о литературе литературно. Я тоже почитаю, скажем, Достоевского, могу писать под Достоевского. Почитаю Набокова, могу писать под Набокова. Точнее, становлюсь на некоторое время Достоевским, Набоковым итд. Сергей Беляков это делает неосознанно. Это плохо. Критика — не перевоплощение, а перевод автора на свой язык. Вуаля ту.
Пилите, Шура, пилите, оно внутри!
Критика типа “мне не/понравилось” сводится к критике типа “такого не было”. Критика типа “такого не было” сводится к критике типа “так не бывает”. Критика типа “так не бывает” сводится к критике типа “я не хочу”. Критика типа “я не хочу” сводится к критике типа “ааааааааааааа!!!!!!!!”.
Критика Ермолина/Белякова похожа на анекдот про мужиков, испытывавших американскую лесопилку: “А лом она распилит?..” Они подходят к пишущему очень сбоку. Пишущий должен типа оправдать себя последующими эпифаниями, “войти в литературу” и т. д. Прямо Тургенев какой-то.
Пороть и говорить:
писать, писать, писать.
Каково будущее критики? Это 1) истерика, к которой очень близок Андрей Немзер. Истерика — это прекрасно. Это логическое следствие злоупотребления прилагательными. 2) Проза станет наконец поэзией (пишут слишком темно), а место прозы займет критика (если не будут писать слишком темно), 3) критика — перевод с русского на русский, вуаля ту.
О ругательном жанре
Верховенский — Кириллову:
“…можно все это выразить одним тоном”.
Мне нравится sracz в блогах. Смысл его в том, чтобы как можно быстрее перейти на личности. Изюм в том, что большинство блогеров этого не осознает. Как в басне “Волк и ягненок”. Перед тем, как впица, надо поиметь повод, хотя он, собственно говоря, и не нужен. Дополнительный изюм в том, что в сущности ругань в блогах ничем не отличается от критики в толстых литературных журналах. Если освободить ругательный жанр от призрака целесообразности, то возрастет его структурность, то есть многоэтажность. Это “Суд Божий” задом наперед, напоминающий гражданский процесс у древних эскимосов. Человек осуждается не за преступление, а за то, что “человек плохой”, по совокупности. Чтоб выиграть процесс, истец должен перематерить ответчика, ответчик соответственно ответить. Преподавание инвективной лексики в средней школе снизило бы уровень насилия в обществе. Проводились бы всесоюзные, а потом и мировые турниры по владению инвективной лексикой. Расцвел бы жанр песен хулы и поношения. Власть наконец нашла бы общий язык с народом.
Василий Ширяев.
Камчатка, поселок Волканый