Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2008
Гриш Тарасов — родился в 1974 году в Свердловске. Жизнь вел самую разнообразную; учился, работал, любил. Сейчас — студент 2-го курса РГППУ, специальность — психология. Публикуется впервые.
Гриш Тарасов
Непростой случай
Ну, так-то работаю я, пашу за деньги невеликие, на должности маленькой. Продавец. Лицензионные фильмы, игры компьютерные, музыка разная — чего изволите? Соизволяют, в основном, подателя масс-культурных шедевров затрахать до егонного остервенения. Потребитель нынче ушлый пошел, через одного все права свои знает. Все ему расскажи, все ему покажи, а он потом еще полчаса думать будет…. И у пиратов покупать пойдет в ближайший ларек. А ты консультируешь, консультируешь… Должность такая. Плохо что-то пока приживается лицензия на Руси, плохо. А в фильме за 400 рублей, между прочим, помимо цифровых звуковых дорожек и великолепной картинки еще и английская версия его, фильма, есть. А на игрушке лицензионной справочные материалы обязательно и гарантированное отсутствие вирусов. Ну да сам прекрасно народ наш понимяу, при моей зарплате в голую десятку — только мне фильмы да диски за 300—400 рублей и покупать… Проще уж какую пиратскую морду осчастливить, а заодно и самого себя: 100 рублей — 12 киношек. Качество, правда…. Ну да после генерализованного травления дустом девяностых народ российский такими мелочами уже не проймешь.
Так мне президент сказал. Он последние дня три со мной часто по беспроводной линии связывается, о ситуации в стране осведомляется, ругается, хвалит. Какой сотовый? Лохи! Связь такая секретная, из головы в голову прямо. У меня это давно началось уже, и не с ним еще, он-то, это, потом уже подключился. Вокруг, на работе, на улице, тоже люди неслучайные появились в последние дня три. Неравнодушные. Кто на тебя посмотрел — да и плюнул, — мол, дрянь ты, смотреть противно. Кто, значит, говорит для тебя, информацию передает. Важную. Ну не прямо, конечно, кодом специальным. Мы же с президентом в одной упряжке, страну на ноги ставим. Секретная операция. Он мне уже и воинское звание высокое присвоил. Хожу, горжусь потихоньку.
Да тут еще жизнь-то такая, нервы все, нервы… Денег-то у государства мало, работаем на чистом энтузиазме… Квартиру вот сдаю… А квартирант платить не хочет и съезжать не хочет. Понервничал я сильно дня три назад, изорались мы с ним друг на друга, еле водочкой себя отпоил.
Президент водочку мою не одобряет. Но когда выпьешь — связь ментальная лучше становится. Даже с дедушкой поговорить можно, а он умер уж тому, как года два. Любит меня дедушка. Но бывает, что ругает сильно. И главное, не говорит, где он там есть. Я его про рай, про ад, про эгрегор, про ноосферу вопрошаю, — а он мне: пошел ты на …
Не хочет говорить. Или не может. Ну а я переживаю. Хотя дед у меня крещеный был и верующий. Становой хребет Советского Союза собой крепил. Была бы Российская Империя, — на нее б споро да делово работал. На Дальнем Востоке у Блюхера служил в кавалерии. На заводе танки в войну делал. После войны микроны ловил на секретном ракетном производстве. Квартиру себе построил, гараж капитальный, дом в саду коллективном. Орденом награжденный. Такой вот дед у меня. Был. Ну, внук тоже ничего, с президентом, с премьером, с директором ФСБ по ментальной телепатической связи общается. Засекречено, правда, все это начисто.
Но по телевизору иногда только для меня передачи, фильмы показывают. Рекламу специальную, только я ее и понимяу. Как это устроено? Да нет ничего проще! Напротив нашего дома недавно дом — высотку поставили, а я-то знаю, зачем. Сидит там, на 10-м этаже, наблюдатель и на меня в квартире моей зырит через объектив. У них же там, в конторах техника специальная — видят сквозь шторы, слушают через стены…. И команды своим людям на теле и радиостанциях подает, — а поставьте ему комедию вот с этого места, а поставьте ему сейчас вот эту песенку… Чтобы от меня волны эмоциональные по всей стране. Понимяу? Я ж вообще на всю страну мысли свои и чувства транслирую! На весь эгрегор! Если бы не секретность — давно бы уже премию большую мне дали. А наблюдатель в соседнем доме не простой — а экстрасенс. Он меня насквозь видит. Полностью прозрачным. Одно плохо — из головы моей бедной совсем не вылезает. Туда иди, то делай, говорит. А если убить кого прикажут? Покалечить? Служба же… Я так-то мирный-мирный, а если доведут меня, вспомню, что пять лет подряд карате-до и кик-боксингом занимался, доски, в стопках сложенные, по две-три кулаком крушил.
Тут раз накрыла меня злость день тому назад, подхожу на улице к женщине и вежливо так спрашиваю:
— Шапку с тебя снять???
Она мне:
— Не надо.
Ну не надо так не надо. Да и отпустило уже. И пошел я себе дальше.
Из Америки приезжали за мной, там им тоже такой нужен, чтоб в душе своей всю-всю жизнь окружающую прокачивал. Чтоб свой для них был, об Америке чтоб в первую очередь думал.
Мне Буш-то по мыслесвязи:
— Hello! How are You, colonel? 1
А я ему, не будь дурак, отвечаю:
— Fine, mister President of world, thanks, but I am fond of Russia! 2
Ну, он мне тогда:
— Fuck you, the fool! 3
А я промолчал себе вежливо. На Бушей не обижаются. И хотели тут янкесы меня к себе силком забрать, да не вышло. Подробностей рассказывать не буду, драка получилась, но я оттуда убежал. Милиционерами притворились, шпионы проклятые. Документы им видите ли. В то самое время, когда я с Бушем общаюсь…. Ну да это ладно. Подумаешь, курточка порвалась, зуб выбили.
Дело мое важнее. Вот тут с президентом на пару разбирались, как проблему организованной преступности раз и навсегда разрешить. Чтобы не было ее, понимаете! Вопрос сложный. Я вот как считаю: победить можно организованную преступность не изнутри, внедряя к ним стукачей и нелегалов, подрывая и подтачивая то немногое от чести и совести, что осталось у этих несчастных, обиженных на весь мир, злых людей, а снаружи, — организуя жизнь нормальных, порядочных людей по справедливости, пуская “погреться” в нее и оступившихся… Президент сказал, что думать будет.
Курево он мое тоже не одобряет. Для здоровья, говорит, вредно. А как связь с духами умерших, погибших держать прикажете? Табачище — идеальный контактоустанавливатель. Триггер, который вот это вот самое и позволяет. Видеть их, слышать. На заводе вообще те мальчишки, которые оттуда в мафию да в Чечню навсегда уходили, в заготовки возвращаются. Вьются вокруг, матерятся. В лифтовых моторах, в трамвайных двигателях живут. От работы отвлекают. Тяжело их все время слышать, ушел я с завода.
Хотя и нравилось мне там. Железо оно железо и есть, напортачишь где — ругать тебя не будет. Перебрал отверстие по диаметру — кольца-уплотнители ставь и растачивай по новой. Станки гудят себе громко, но уютно, чай горячий, крепкий в каморке, со сменщиком за жизнь поговорить можно в ночную смену…. От стальной работы сам сталью пропитываешься и уже не гнешься под напором невзгод житейских, а стоишь прямо. И стержень титановый в позвоночнике. А уж как хорошо после смены трудовой да под душ горячий! И с чувством исполненного трудового долга — на троллейбусе домой. А по пути пива бутылочку прихватил, а дома мама и ужин или, там, кошка и завтрак…. Эх…
Дня три как девочки ко мне в гости заходят. Ну не по правде, по правде-то им ко мне нельзя, у меня ж комната секретная. Кровать для спанья только, для отдыха. Да я и не сплю уже дней пять как, некогда. Маша приходит, Аня, в оболочках своих душевных, голенькие даже иногда. Ластятся ко мне, мурлыкают. Вот это я понимяу! Целуемся, я, правда, с подушкой в основном. Не воздух же целовать, в котором они растворенные есть. Можно, конечно, и той и другой вживую позвонить, в гости позвать…. Да вряд ли придут. Наяву-то им “Пежо 406” подавай, коттедж, будь директором фирмы…. Тогда они еще подумают. Тут ведь какая загогулина-то вырисовывается, — пока вот нет у меня коттеджа — я им и не нужен. А будет у меня коттедж, — мне только свистнуть — полна горница лебедей, и они, Маша с Аней, сладкие конфеточки, дорогие шлюхи, мне и даром не нужны будут…. Так-то…
Ну ладно. Все это лирика. Четвертый день!!! Катарсис!!! Пошла работа!!! Пошли сигналы со всей страны, сообщения, приказы, окрики-вскрики. Старая жизнь кончается, новая Россия начинается, а я чувствую всей душой, всей башкой, всей кожей, как это все происходит.
Так…. Где мой блокнотик???
— Да, господин Президент?
— Что у нас в Питере?
— Какой еще бандитский авторитет?
— Что вы еще хотели, квартиру?
“Так, так, так говорит пулеметчик,
Так, так, так говорит пулемет…”
— Да, да, я записываю!
НЕДОГОВОРЕННОСТЬ — корень НЕДОПОНИМАНИЯ!!!
Что такое: белая — черная душа?
Откуда в нас злость, агрессивность?
Здоровая амбициозность — Авторитаризм
Фантазия — Ложь
Осторожность — Трусость
Рациональность, рассчетливость — Подлость
Эротизм — Развращенность
Бытовой алкоголизм — Клинический Алкоголизм…
ГДЕ КОРНИ ПРЕСТУПНОСТИ?
Страшно, когда в человеке две души
Одна — снаружи (для других)
Другая — внутри (для себя)
Страшно… Обычно, нормально…
Вот ведь хрень какая…
… … … … … … … …
Пятый день…
Плюс бригада “скорой помощи” и родители.
— Ну, здравствуйте. Эх, Юра-Юра… Что, снова? Третий раз за год?
— Здравствуйте…. Да, у нас опять… Пятый день не спим, не кушаем ничего, сами с собой разговариваем… На работу второй день не ходим, на маму с папой ругаемся…
— Таблетки пьет?
— Нет, таблетки не пьет…
— Мама, дядя доктор, я не хочу в больницу!!!
— Послушай, ты сам с собой не справишься. А там уколы, таблетки…. Не тяни, собирайся.
— Сигареты хоть с собой можно взять?
— Бери уже давай, и поехали…
Утро в больнице.
Старый, добрый, битый ворюга — художник, приблатненный фраер, давно замастыривший себе инвалидность (таких в тюрьму не так-то просто посадить), делясь чифирком:
— Здравствуй, Юра. Ну что, приехал? Ничего страшного, парень. Здесь тоже жить можно.
Песнь о туалете
О, туалет в остром отделении! Самые приятные ощущения, самые трепетные воспоминания. Комнатка уютная вдоль по коридору с двумя намертво закреплёнными раковинами, из кранов каждый день — и горячая, и холодная водичка течёт. Хочешь если — умывайся, хочешь холодненькой — попей вдосталь. Хочешь — зубы чисти. Если есть паста и щётка. А как почистил — санитарочке сразу отдай, чтобы она вещи эти ценные в шкаф под замок убрала. Есть которые больные, те пасту зубную увидят без присмотра и скушают её всю. И балдеют с этого.
Ну, конечно, есть, есть в туалете две кабинки с белыми фаянсовыми унитазами. Редко они пустыми стоят. Больных в отделении до сорока душ случается, то один за малой надобностью прибежит, то другой по делу придёт большому, важному, бумагой туалетной снабжённый. А которых и водить приходится, долг их перед организмом выделительный отправлять. Это ноги которых не совсем держат. После лошадиных доз аминазина по вене да галоперидола в задницу запор часто случается, да и мочевой пузырь буксует, не хочет сразу отдавать накопленное. Вот и посещают больные туалет вдумчиво, подолгу там стоят, сидят, примащиваются то так, то эдак.
А самое главное — имеется в туалете скамейка! Удобная такая, длинная, можно посидеть на ней, можно прилечь, вытянуться. Если не занято. Это место в остром отделении единственное для самого важного в больничной жизни психа дела (после еды, обходов и свиданий, естественно). Для курения. На руки сигарет не дают, хранят их в ящике под замком. И выдают каждые два часа поштучно. Ну, если очень просить или там санитарка добрая попадётся — тогда две могут дать. Но больше — ни-ни! Запрещено. Режим такой. Вот поэтому все заядлые курильщики изрядно мучаются и возле туалета околачиваются. В рассуждении стрельнуть или добить. Некоторые продвинутые больные в свидание ухитряются себе через родственников пару-другую пачек курева притырить на карман. И курят потом себе, сколько душа пожелает. А за ними в туалет постоянно двое-трое менее везучих или состоятельных таскаются и клянчат подымить.
Сядешь на скамеечку, распечатаешь пачку, достанешь из носка заныканную зажигалку… Огонёк оранжевый щёлк! Палочка никотиновая пых-пых-пых! И поехал в страну Хорошляндию, где берега кисельные, реки молочные, где нет решёток на дверях жилых комнат да обязательного осмотра на вшивость раз в неделю. А рядом уже сидят, сопят, бычок караулят. Всем в Хорошляндию хочется. И если человек ты добросердечный, то не выдержишь, до конца сигаретку свою не докуришь, поделишься горько-сладкими табачными грёзами с горемыками, всё никотиновое богатство коих заперто в ящике.
Эх, туалет, туалет. С утра там песенки поют, стихи читают. Днём разговоры разговаривают, за жизнь, в основном, да за стратегию приёма таблеток. Вечером с верхним этажом по трубам перестукиваются, перекрикиваются. Кому какую группу дали, да кто на выписку скоро, да как в личном плане дела…
Сорок людей интересных в туалете за день мимо ходит, сорок занимательных историй выслушаешь.
То поэтический гений непризнанный стих тебе блестящий в минуту сочинит, на бумажку подсунутую запишет и распишется афоризмом для истории.
То бизнесмен какой предложит обучение твоё в университете оплатить из своих фондов, даром что сам “беломор” чужой курит и в больничное во всё одетый.
От налоговой скрывается, видать.
То споёшь вместе с изобретателем межзвёздного крейсера пионерскую песенку. Песенка хорошо получается, а вот крейсер плохо. Ну то есть на бумаге-то всё почти готово, скорость там, вес, название… А из чего да как корпус делать, двигатели какие ставить — проблема. Ну да американцы должны проектом заинтересоваться, денег зелёных дадут, развиднеется. Нашим-то неинтересно, в России пока космос в загоне. Не до этого.
Забежит по-быстрому дзобнуть свою дорогую сигаретку наглый блатной военкоматчик, попытается со всей дури молодой поиздеваться над чудиком местным, олигофреном-переростком, который в туалете с утра до вечера пасётся, да и схлопочет за это в ухо от местного крутого. Больничная братва друг к другу с пиететом относится, с пониманием да снисхождением, посторонние наезды не въезжающих в психушкину специфику весьма болезненно воспринимает.
Случается, шприц пустой в туалете после наркомана какого останется. Это они так привычку смертельную свою здесь с маленькой помощью своих друганов преодолевают. Правда, есть среди них и такие, которые честно бросить пытаются, всеми правдами и неправдами дозу себе не достают, терпят. Тем от больных и медперсонала почёт и уважуха.
А бывает, что о бабах в туалете мужики толкуют. Смачно так, со вкусом. Мужики — они везде мужики. У кого когда было в последний раз, да у кого какая была, да сколько раз за ночь. Хозяйство как отрубленное лекарствами-то, а всё равно слушаешь, интересно же. Нет-нет, да и приснится ночью эротика. А бывает, что и порнуха. А сны с аминазина яркие, разнообразные, цветные такие. Подробные.
Политика здесь мало кого интересует. Фильмы, книги, газеты новые до туалета в психушке не добираются, на полпути в омуте безразличия тонут. Что занимает больного по-настоящему, не на шутку? Кого-то — лишь своя бредовая идея, кого-то — как бы только умудриться вторую кружку чифира раздобыть, а большинство пациентов просто-напросто ждут выписки. Сиречь, освобождения. И надо сказать, дожидаются. И, на воле будучи, делами разными занимаясь, туалет больничный нет-нет да и вспоминают, как там курилось-говорилось-пелось. Как жилось там с последней сигареткой за пазухой, в кругу собратьев по несчастью.
И залихватская улыбка, назло всем диагнозам, нет-нет, да и проявится на лице.