Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2008
***
Дети отмучатся в школе,
Выйдут на маленький двор
И в голубятню футболят —
И со штрафной, и в упор.
Голубь — неглупая птица:
Гуля, циркач, почтальон,
Но взаперти он боится,
Ибо в неведенье он:
Кто это в мир ударяет?
Герника, крик, беготня?
Кто это гнев не смиряет,
В гневе невинных казня?…
Я прохожу по дороге,
Строгие слоги ору,
Но колченогие боги
Не прекращают игру.
***
Я шел по улице в тумане.
Давно знакомые дома
Являлись, как воспоминанье.
Ночная подступала тьма,
И мир готовился к покою,
Прикрытый легким холодком,
Как веки легкою рукою…
Я шел с тяжелым рюкзаком
И так подумал: “Целый день я
В пути, и мне бы на покой.
Не подойти ли тихой тенью,
Не постучать ли в дом какой?
Печаль домов одна-едина,
Неугасима, как светец, —
В нем стука ждут отца иль сына…
А я не сын и не отец,
Так, путник, вышедший до света,
Доживший до седых висков…”
Ну, вот и брата сигарета
Горит в полдюжине шагов.
Ясень
Здесь не был много лет, сто лет, но взгляд мой ясен,
Чтоб точно отличать былое от сейчас,
Чтоб видеть, как окреп, как разметался ясень,
Его не обхватить, а был чуть выше нас.
Я помню звон пилы на высоте балкона
Второго этажа. Мне кажется, балкон
Стал ниже с той поры. А ясень — ясень вона,
Над крышами шумит, и свет не застит он.
Он выжил — и живет, но поздно или рано
В неведомую мне декаду черных дней
Он заживо умрет — ведь в нем зияет рана
От самых сердцевин до самых до корней.
У озера
Ударив котелком туда-сюда,
Я разогнал полову и солому
И зачерпнул. Озерная вода
Была весома
И холодна. Ярился костерок,
Сухой камыш глотая желтым зевом.
Уже сентябрь завершал свой срок,
Безлюдный берег был почти суровым,
Когда б не вечных сосен силуэт,
Не гладь воды на тихую погоду
Да спутник мой двух с половиной лет
Не претворял в одно песок и воду.
А я приблизил воду и огонь.
Когда вода взъярилась до кипенья,
Я меру чая натрусил в ладонь
И заварил. Округлые каменья
Легли столом удобным хоть куда.
Я накрывал, волнуясь: я не трус, но
Боюсь, когда не нравится еда.
Мой спутник приступил и молвил: “Вкусно”.
Янтарный чай, и пламя, и дымок,
Сухой камыш, хранящий запах тины,
Лучок лихой, с горбушею пирог,
Лес, отраженный в озере картинно, —
Вот это все понравилось ему!
Кто зреет в нем — ботаник или воин,
Не угадаю или не пойму,
Отныне за него почти спокоен.
Все хорошо. Да будет посему.
***
Уж я-то Исеть не обижу:
Иду от нее за версту,
А знаю, как только увижу,
Так встану, замру на мосту,
О, серебро юркое рыбок,
О, золото в чистом песке…
И пару оставлю улыбок,
И дальше пойду налегке.
Мне город не давит на плечи —
А город высок и велик.
Спасибо, родная. До встречи.
Да не замутится твой лик.
***
Все, кроме почвенной красы и
Невоплотившихся идей,
Мне все не нравится в России,
И кто вы, новые мессии,
Чем вы потешите людей?
Устал я тешиться на смотре:
То левый марш, то разворот —
Годами шли в колонне по три…
Теперь-то кто на нас посмотрит? —
Толпою миру смотрим в рот.
Довольно, можно расходиться
В полынь, чертополох, осот…
Пора, пора оборотиться
К земле, где довелось родиться:
Что выйдет из ее красот?
***
Дети отмучатся в школе,
Выйдут на маленький двор
И в голубятню футболят —
И со штрафной, и в упор.
Голубь — неглупая птица:
Гуля, циркач, почтальон,
Но взаперти он боится,
Ибо в неведенье он:
Кто это в мир ударяет?
Герника, крик, беготня?
Кто это гнев не смиряет,
В гневе невинных казня?…
Я прохожу по дороге,
Строгие слоги ору,
Но колченогие боги
Не прекращают игру.
***
Я шел по улице в тумане.
Давно знакомые дома
Являлись, как воспоминанье.
Ночная подступала тьма,
И мир готовился к покою,
Прикрытый легким холодком,
Как веки легкою рукою…
Я шел с тяжелым рюкзаком
И так подумал: “Целый день я
В пути, и мне бы на покой.
Не подойти ли тихой тенью,
Не постучать ли в дом какой?
Печаль домов одна-едина,
Неугасима, как светец, —
В нем стука ждут отца иль сына…
А я не сын и не отец,
Так, путник, вышедший до света,
Доживший до седых висков…”
Ну, вот и брата сигарета
Горит в полдюжине шагов.
Ясень
Здесь не был много лет, сто лет, но взгляд мой ясен,
Чтоб точно отличать былое от сейчас,
Чтоб видеть, как окреп, как разметался ясень,
Его не обхватить, а был чуть выше нас.
Я помню звон пилы на высоте балкона
Второго этажа. Мне кажется, балкон
Стал ниже с той поры. А ясень — ясень вона,
Над крышами шумит, и свет не застит он.
Он выжил — и живет, но поздно или рано
В неведомую мне декаду черных дней
Он заживо умрет — ведь в нем зияет рана
От самых сердцевин до самых до корней.
У озера
Ударив котелком туда-сюда,
Я разогнал полову и солому
И зачерпнул. Озерная вода
Была весома
И холодна. Ярился костерок,
Сухой камыш глотая желтым зевом.
Уже сентябрь завершал свой срок,
Безлюдный берег был почти суровым,
Когда б не вечных сосен силуэт,
Не гладь воды на тихую погоду
Да спутник мой двух с половиной лет
Не претворял в одно песок и воду.
А я приблизил воду и огонь.
Когда вода взъярилась до кипенья,
Я меру чая натрусил в ладонь
И заварил. Округлые каменья
Легли столом удобным хоть куда.
Я накрывал, волнуясь: я не трус, но
Боюсь, когда не нравится еда.
Мой спутник приступил и молвил: “Вкусно”.
Янтарный чай, и пламя, и дымок,
Сухой камыш, хранящий запах тины,
Лучок лихой, с горбушею пирог,
Лес, отраженный в озере картинно, —
Вот это все понравилось ему!
Кто зреет в нем — ботаник или воин,
Не угадаю или не пойму,
Отныне за него почти спокоен.
Все хорошо. Да будет посему.
***
Уж я-то Исеть не обижу:
Иду от нее за версту,
А знаю, как только увижу,
Так встану, замру на мосту,
О, серебро юркое рыбок,
О, золото в чистом песке…
И пару оставлю улыбок,
И дальше пойду налегке.
Мне город не давит на плечи —
А город высок и велик.
Спасибо, родная. До встречи.
Да не замутится твой лик.
***
Все, кроме почвенной красы и
Невоплотившихся идей,
Мне все не нравится в России,
И кто вы, новые мессии,
Чем вы потешите людей?
Устал я тешиться на смотре:
То левый марш, то разворот —
Годами шли в колонне по три…
Теперь-то кто на нас посмотрит? —
Толпою миру смотрим в рот.
Довольно, можно расходиться
В полынь, чертополох, осот…
Пора, пора оборотиться
К земле, где довелось родиться:
Что выйдет из ее красот?