Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2008
***
Будущее, да, наверно, существует,
Наверно, да, отбрасывает тень.
И не о нем ли это повествует —
Послушаем — сегодняшний наш день?
Река ведет рассказ, какою будет,
Что станет с ним, рассказывает лес.
А люди? Чай, на то они и люди:
Копеечный их губит интерес.
Им кажется: всему пора начаться,
А все уже давно идет к концу.
И как теперь сочтешь за домочадцев
Элитный дуб, приречную попсу?
Кто знает: что? Льды полюсов растают?
А то ли, может, дождь не упадет?
Ведь завтра из сегодня вырастает —
Из пыли, дыма, свалок нечистот.
***
Ах ты, рябина-дерево!
Как же ты жить хотела?
Чтобы ягод с тебя не склевывали!
Чтобы ветер тебя не раскачивал!
Чтобы ветви твои не обламывали!
Вот размечталась!.. Милая, очнись!
Да ты посмотри, какие дымы
Небеса обволакивают!
Прислушайся, какие грохоты
Накатываются со всех сторон!
Ну, вот я, тут, рядом с тобой.
Но что я могу? Чем я могу тебе помочь?
Такие, милая, навалились времена,
Что и самому не продохнуть.
Ну, хоть мостки бы мало-мальские или сходни…
Взять бы тебя за руку и увести…
Только куда?
***
К радостям даримым
Шаг вперед: я — ваш!
Обходи периметр,
Красный карандаш.
Оградить флажками
Рощи, как тома,
Чтобы в это пламя
Пряталась зима.
Чтоб одни и те же
Высились шатры,
Чтобы только свежесть,
Дали и миры.
Чтобы, как подстрочник,
Поднимался лес —
Глазомер и точность,
Циркуль и отвес.
***
Ты, город, для меня родным не стал.
Держу в уме другие переулки.
На солнце — пятна? Я их не считал,
А мог бы, сидя с дедом в караулке.
Там человек пространством обнесен
И в званье солнца всеми узаконен.
На склоне дня он — как на небосклоне.
И столько сразу там лучится солнц!
И я привык мальчишкой из окна
Глядеть им вслед, шагающим устало.
А что? И дед! Да он и грел меня,
Как солнце предзакатное, бывало.
***
Голубое… лиловое… синее…
Все недостижимее…
Однако живешь.
Трава под ногами.
Но хочется, чтобы ее не топтали.
Есть же дорога!
Дорога? Она-то знает,
Куда ей идти.
Там быто…
Конечно, живешь повтореньем.
Новизна — роскошь.
Но хочется все же ходить и ходить.
Даже и не ради новизны ощущений.
А так, скорей по привычке.
Голубое… лиловое… синее…
Все недостижимее…
Отказ
Где-то здесь ходил — жил-дышал.
Все нашел, все познал, все встретил.
И не стало его: вдруг пропал!
В третье раздумал
тысячелетье?
— Я, — решил он, — останусь в своем
Веке, словно в своем общежитье.
И в какой ни гремите гром,
Не разбудите!
Не гремите.
Как баран за собой на убой
Мериносное тянет стадо —
Липняки-дубняки на убой
В новый век не введу:
Там засада!
Вы найдите того, кто б не знал,
Как давалась мне здесь улыбка,
Как был каждый дубочек мал,
Как отдышана каждая липка.
Пусть другой их ведет, кто сил
Здесь не отдал своих природе…
Где-то здесь он дышал-ходил,
А теперь вот — не дышит, не ходит.
Не просто быть просто живым очевидцем…
Приходишь ты к черной, как сажа, воде.
В ней страшно, небось, отразиться звезде,
И боязно небу в нее погрузиться.
Над мертвой — как замерло время минут.
Что можно сказать? От Луки? От Матвея?
Да что говорить-то! Слова не спасут.
Стоишь — и какою-то частью
мертвеешь.
***
Пора вычеркивать меня
Из всяких списков.
Тигр уссурийский мне родня,
Тигр уссурийский.
И что там будет впереди?
Силки да петли?..
Ты только, Муза, погоди…
Пожди… помедли…
***
Есть шанс у очевидцев
Житейских катакомб —
От жизни заслониться
Исписанным листком.
Исписанным,
Измятым,
В руке своей зажатым,
Как пропуск с номерком.
Да есть ли ты средь этих,
Чей смысл и ремесло —
Ловить на палец ветер
И концентрат соцветий
Накапывать на стекло?
Но — никуда от жизни!
Твой пропуск номерной,
Она его обрызнет
Колючей кислотой,
И ты в своей отчизне
Не станешь Калитой
Мгновений и звучаний,
Тиснений и касаний.
И там, во рвах, в кюветах,
В смещеньях тьмы и света,
Поразмышляй об этом,
И плача, и грустя:
Мир, если без поэта, —
Забытое дитя.
***
Дождик…
Спрятались качели…
Но я так к тому привык,
Как взлетает детский крик:
Раз-два-три — и полетели!
Вижу-слышу: день живет!
Что с того, что дождь идет?
Что с того, что по оградам
Разбежалась ребятня?
Вон каким горячим взглядом
Смотрят дети на меня.
Как, взберусь я? Не взберусь?
Как, взметнусь я? Не взметнусь?
Как, взлечу ли в эти дали,
Где они не раз бывали,
Небо вызнав наизусть?
И взбирался, и летел,
На лету с дождем встречался,
Обмирал и сиротел —
Только с детством не прощался.
***
Земля не успела
Все выпушить белым.
Сперва
Рухнула с веток цветная листва.
Осень — любая! — изделие штучное.
Иная — проходит, навьючена тучами,
Иная — в ладонях одна синева.
Да и не любая сама себе нравится,
Иная, поди, вся тоскою изранится.
Исприхорашивается заранее:
Только б услышать ей:
“Очарование
Очей”…
***
К скале пришла скала и встала рядом.
Я силился понять их разговор.
Они ж, меня не удостоив взглядом,
Свой, видно, давний, продолжали спор.
И что я им? За ними — ход столетий.
А мне одно и надо-то понять:
Приду я завтра — буду ли я третьим?
К скале скала вернется ли опять?
***
Вот родина…
Вот локти на столе…
И вот меж них: “Роняет лес багряный…”
Один, поди, во всем селе,
Один, поди, и поднимусь так рано.
Один, поди, почувствую укол
От этих слов: “Роняет лес… роняет…”
Какой неутешительный глагол!
А сколько их: мрет… гаснет… иссякает…
С поэтом вместе отмыкаю даль,
Угадывая в дымке непогоды
Те времена, когда нам будет жаль
Безвинно погибающей природы.
Вот день встает. Он сыт, обут-одет.
Он весел и румян. И он еще не знает
Того, что знаешь ты, поэт:
“Роняет лес багряный свой… роняет…”
***
Счастье — только слово и не боле,
В жизни не случающийся звук.
Но когда ты вдруг выходишь в поле,
То об этом забываешь вдруг.
Отчего? Какие это знаки
Там судьба расставила вокруг?
Оттого, что в жизни есть “однако”:
Не луна, так речка, мостик, луг.
***
Собственная низость ужасает,
Собственная бедность тяжелит.
Как теперь живешь, одна шестая?
Покажи то место, где болит.
Да и что просить? И сам я знаю
Их на ощупь — рубища, рубцы…
Тут зияет оторопь сквозная,
А вот тут — склонюсь — в воде концы.
Обмирает воздух, умирает
Над Россией птичья высота.
Пусть ты не была и прежде раем,
Но теперь, отвержен и караем,
Человек дивится отчим краем:
Где тебе умыться, красота?
Отнимают воздух, лес и воду,
Отнимают память, взгляд и свет.
Мир все безотрадней год от году,
Ни любви, ни музыки в нем нет.
***
Вышла жизнь простой, обыкновенной.
Но каких потребовала сил —
С диабетом-инсультом-гангреной…
Ох, не редкость это на Руси.
Нет тебя — одни пустые стены.
Жить ли дальше, дни и годы для?
Нет тебя — осталась лишь земля:
С диабетом-инсультом-гангреной?
***
Этой жизни так коротки нити!
Оставайтесь в живых.
И — живите.
И так столько их,
Что не счесть,
Уничтоженных —
В воронках, во рвах придорожных.
Каково теперь миру без них?
Не речистых и не казистых,
Разворотистых, истовых, истых.
Будь бы живы они до сих пор,
Чудный выткался бы ковер!
***
Пора придумывать либретто
Балетов
Летящих ив, танцующих берез
И сочинять новеллы и эссе
Колков летучих, шелковых еланей.
Когда от перелесков и лесов
Останутся одни воспоминанья,
Как пригодятся нам такие строки!
Лишь только в них и будет нас встречать
Отпущенное памятью нам время,
Когда все это пело и цвело,
Звенело, ожидало, обнимало!..
Воздух — по талонам?
Вода — по галлонам?
С пленки — птичий щебет?
Вот такой вот дебет…
***
Тобой, Россия, век потерян,
Не год, не два, а целых сто!
Спастись от гибели империй
Не смог в истории никто.
И Бог бы с ним, с былым величьем,
С желаньем мир в руках держать…
Нет, нам еще бы пару лычек,
И снова можно ать-два-ать!
***
В пьянство,
В воровство
И нищету
Твое, Россия,
Верное врастание —
Это твое тихое восстание,
Сон на лету.
Твой ответ всему столоверчению
Властей,
Их несмущенью
Перед общим оскуденьем
Душ и полей.
Твое, Россия,
Инобытование —
Завалинка и семечки в горсти.
Ты тоже словно власть,
Расположившаяся на диване, —
Лишь без желанья
Огрести.