Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2008
Александр Юринов — родился в 1968 году на Псковщине. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Работал инженером и журналистом. Стихи публиковались в коллективных сборниках и журналах “Антология тишины”, “Гармония контрастов”, “Вестник культуры”, “Южная звезда”, “День и Ночь”, “Урал”. Автор книги стихов “Где течет вода” (2001). Живет в Екатеринбурге.
***
Утро ранней весны — по-зимнему ледяное…
В оспинах лунок река глядит из-под древней кладки
арочного моста, пятое… или шестое
чувство выгоняет из дома и колет в лопатки.
Где-то на юге волхвы собирают народ у тракта…
Здесь же с утра принимаешь чуть-чуть за ворот —
и живешь неприметно. Лишь старый колесный трактор
задирает, тебя узнавая, хобот.
***
В провинции Господним летом
Из триолетов и сонетов
До самой гробовой доски
Напьешься травяной тоски.
Здесь все не так, как в душном граде,
Никто не алчет о награде,
Прибавке к жалованью, снам
О недоступном. Проводам
Присущи строй и музыкальность.
И лишь бумажный самолет
Из рук банальную тональность
При сильном ветре не берет.
Феодосия
Даже в спокойном море виден девятый вал.
Море — это… очень много воды и соли.
А еще — долгожданный берег с гротами,
кипарисами, можжевельником, а также мадерой.
В нос ударил затхлый запах холстов;
выпрямляя спину, взлохмаченная пучина
выгибалась в серебряное фуэте
перед скалозубящими пижонами Карадага.
Сегодня ты еще пахнешь солью,
пытаешься рисовать парус на чешуе заката,
двигаясь, подобно крабу,
от каменоломен Тавриды к каменным бубнам Урала.
Обними же меня своей соленой любовью
с волосинками водорослей, йодом и набережными, —
на которых набухшие, как виноградные кисти, любовники
не верят в жестокость кораблекрушения.
***
Вскричит ли выпь, иль пес залает, —
Осенний ветер напевает
О том, что краток век травы:
Ромашки, мяты, лебеды,
Что жизнь кратка. Белея кожей,
Молчишь пред зеркалом в прихожей,
Смотря мучительно туда,
Где тайно прячутся года.
Источник их и мал, и темен.
Но грудь твоя, как пара зерен,
Безумно тщится прорасти,
Что пепел в мраморной горсти.
***
Домой приедешь на село,
Когда кругом белым-бело.
Зерном тугим набит лабаз,
И голубой, приятный глаз
Отождествляет синеву
С коровой в рубленом хлеву,
С дымком в кирпичном стояке,
Чтоб утром выйти налегке
Из теплой хаты на мороз,
Цедя небесный купорос.
***
Не дождаться кончины
зимы. Холостой,
я лежу под овчиной
в квартире пустой.
Трубы хныкают, зренью —
куда ни смотри —
не умерить теченья
из левой ноздри.
Стынут древо и камень,
железо в руке.
Лишь души тихий пламень
подвластен щеке.
Митридат, Сасаниды,
Полпот и Амин —
с Эвридикой в Аиде,
а я здесь — один.
Ни жены, ни богатства…
Старуха в манто
аппетитные яства
кладет под окно.
Как голодный Феней,
я смотрю на плоды,
но не смею при ней
даже выпить воды.
У нее с каблука,
утекает простор,
и сжимает рука
леденящий затвор.
Велосипед
За насыпью, за хвойным наждаком
потек желток, проткнутый колокольней,
и колокол могучим кулаком
ударил по кольчуге колокольни.
Как дорог нитей пурпурных клубок,
катящийся беззвездной стороною,
пока отечества застенчивый лубок
благоухает в сумерках золою.
Пока песок отшептывает такт,
пока холмы, как груди у девицы,
вздымаются и почерневший тракт
смыкает обода и спицы.
Россия
У дороги разбросаны сваи:
строят церковь Казанской иконы.
Матерятся безбожно трамваи,
изгибая хвосты, как драконы.
Снег наносит границу на карту,
отделив от небес пеленой
кумачи, триколоры, штандарты —
тихо радуя мыслью одной:
невзирая на говор и флаги,
обретая вовне бытие —
он опять заметает овраги,
и лицо молодеет твое.