Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2008
Друзья расскажут. Воспоминания о поэте Алексее Решетове / Сост. Д. Ризов, А. Старовойтов. — Пермь, 2007.
“Как мало мы удивлялись тому, что Решетов жил рядом с нами на Земле — в Березниках, Екатеринбурге и какое-то время совсем рядом — в Перми. Здесь он числился в Союзе писателей, нет, не консультантом — Литконсулом его звали. Однажды на Сибирской я увидел, как он шел вверх по улице мимо дома Дягилева, гениально свободно шел, погруженный в свои мысли, в своем гениальном беретике, и так хотелось подойти к нему, и страшно было помешать ему, и шел я за ним, сколько смог…”
Увы, теперь не пойти за Алексеем Леонидовичем ни по пермским, ни по екатеринбургским улицам — по крайней мере, не пойти в буквальном смысле. Однако можно попытаться проследить хотя бы отчасти его путь, взяв в руки решетовскую книгу (благо, уже изданы не только отдельные сборники, но и трехтомное собрание сочинений) или же прочтя воспоминания, оставленные теми, кто шел сходными дорогами.
Книга воспоминаний появилась на свет в Перми, ее редактором выступил председатель Пермского отделения Союза писателей России Дмитрий Ризов. Работа над сборником началась еще при жизни Решетова и продолжалась более пяти лет, приводит комментарий редактора пермская краевая газета “Звезда”. Порой тексты “приходилось чуть не палкой выбивать из авторов”, впрочем, вовсе не из-за лености или легкомыслия последних: тому, кто знал человека без парадной ретуши, трудно бывает охватить неохватное, соединить бытовое поведение и драгоценный дар. В итоге книга вышла из печати к 70-летию поэта.
Конечно, в ней сказано много восторженных, благодарных, горячих слов, не менее проникновенных, чем приведенные в начале слова Семена Ваксмана. И, пожалуй, самые сердечные и нежные обращения звучат из женских уст — вдовы поэта Тамары Катаевой, Анны Бердичевской, Ирины Христолюбовой, Нины Горлановой, Надежды Гашевой. “Прощай, Алеша, собеседник сердца. От всех твоих радостей и печалей остался свет. Я помню свет твоих умных глаз, свет улыбки. Свет твоих стихов остался не только нам — всем, кто захочет взять хоть немного этого света…” Обороты речи писем Решетова “были словно из 19 века”, пишет Ирина Христолюбова. Но столь же несовременной в своей трогательности можно назвать и речь тех “милых сердцу женщин”, окружавших поэта, которые сегодня удивительно бережно обращаются к своей памяти, трепетно извлекая, как великие сокровища, мельчайшие детали встреч, разговоров, многочисленных ночных бдений и дневных бражничаний. В итоге даже обыденная, непарадная сторона жизни преображается: тот, у кого так много общего в судьбе и творчестве с Пушкиным, Чеховым, Есениным, Блоком, ни на минуту не становится “обычным человеком”.
Внимательное отношение к самым, казалось бы, малозначащим подробностям общения с Решетовым в не меньшей степени свойственно и мужчинам. И уж, конечно, нельзя не заметить, насколько для каждого дороги сделанная поэтом персональная дарственная надпись, его письма, стихотворные посвящения. “Мне всегда казалось, что в “Балладе о волшебном слове” он и ко мне обращается… И Лешина надпись на книге — самый большой подарок для меня…” (С. Ваксман).
Разумеется, между текстами авторов, предоставивших составителям сборника свои записи, немало перекличек: в памяти тех, кто вместе сидели за “пиршественным столом”, решали вечные вопросы, читали друг другу свои и чужие стихи, дышали одним воздухом, всплывают одни строки, одни эпизоды. В книге много говорится о судьбе семьи Решетовых-Павчинских-Нижарадзе. И, конечно, здесь приводится множество стихотворных цитат, некоторые из которых переходят из уст в уста. “Дельфины”, “Хозяйка маков”, “Ты слышишь, мама, я пришел…”, “Кофточка застенчивого цвета…”, “В эту ночь я стакан за стаканом…”, “Я встреч с тобой боюсь, а не разлук…”, “Когда отца в тридцать седьмом…”, “Ищите без вести пропавших”, “Едет собака в трамвае куда-то” — наверняка каждый, кому дорога поэзия Алексея Решетова, заведя речь о его творчестве, первым делом процитирует эти стихотворения, которые принято называть “ключевыми”, “знаковыми”. Именно они памятны и друзьям поэта.
Как правило, авторы ограничивают свои воспоминания одним или несколькими запомнившимися эпизодами — знакомством, беседой “за поллитрой” о все тех же “вечных вопросах” (“Больше таких речей мне не услышать”, — сокрушается Надежда Гашева. “Не было у меня больше в жизни такого застолья, как в тот вечер”, — вторит ей Валерий Виноградов). В итоге сборник хотя бы отчасти воссоздает атмосферу встреч, полных особого значения для их участников. Издательскую же и типографскую его небрежность (употребление разных подзаголовков на титуле и концевой полосе, указание разного года издания на обложке и титуле, нестрогую корректуру, нехватку одного блока страниц и повтор другого) начинаешь оправдывать как вполне уместную и даже заключаешь, что она подчеркивает отсутствие какого бы то ни было официоза, вполне соответствует “бессонной комнате поэта, заполненной не только сигаретным дымом, но еще и иной атмосферой… искренности и правды”.
Примечательно, что описания и оценки запомнившихся реалий порой совпадают, а порой и явственно противоречат друг другу. Так, Семен Ваксман, ссылаясь на Владимира Михайлюка, пишет о том, что Решетов “не терпел на белом листе никаких исправлений — бумага комкалась, и на стол ложился новый лист. Может быть, потому у него редки большие вещи”. В то же время Юлий Полуянов уверенно заключает: “Знаю только, что стихи им не писались экспромтом (возможно, отдельные были). Я видел черновики, вовсе не похожие на снег. Они сплошь в почеркушках”.
И еще один парадокс: авторы приводимых в сборнике воспоминаний охотно говорят о том, как много места в жизни Решетова занимало дружеское общение, как ценили и любили его близкие, стремились помочь, поддержать. Тамара Катаева перечисляет “лишь часть этих людей, связанных с писательством”, и перечень занимает восемь строк, заканчиваясь указанием на “многих-многих других”. Об определившемся круге “многих друзей” говорит и Владимир Михайлюк, оставляя, впрочем, список имен без “открытого финала”. В то же время в каждом тексте непременно заходит речь об одиночестве поэта, который и сам остро ощущал это свое состояние. “Я один всегда даже среди самых лучших, самых преданных друзей, меня любящих, даже с женщинами… Людей, способных переживать вместе со мной мои фантазии, у меня сроду не было”, — приводит слова Решетова Валерий Виноградов.
Иное по тональности высказывание Алексея Леонидовича цитирует Нина Бойко: “Творчество — это попытка возвратить Богом тебе данное, бессознательное желание отблагодарить за то, что жил в одно время вот с этими людьми, травами, букашками…” Выпустив в свет сборник “Друзья расскажут”, друзья и близкие Алексея Решетова в свою очередь постарались отблагодарить поэта за то, что довелось жить рядом с ним, за то, что теперь “все время поют в душе его строчки”. И, пожалуй, редкий читатель дружеских рассказов избежит мысли о том, как много сил нужно было иметь, чтобы оставаться одиноким в столь плотном круге любви и преданности.
Наталия ИВОВА