Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2008
Николай Семенов. Тем временем: Стихотворения. I том. 1999—2007. — Дубна: Марина, 2007.
В 2002 году первая книга стихов уроженца Перми и одного из ярчайших представителей “тагильской поэтической школы” Николая Семенова “Озимь” была удостоена литературной премии им. П.П. Бажова. Вовсе не часто дебют, и дебют совсем молодого человека, оказывается столь успешным. Не все тогда приняли и поняли решение жюри, как и саму книгу. Но, я думаю, своеобразие этих стихов заметили все: кто — с раздражением, многие — с восторгом…
И вот, через пять лет, — новая книга. В некотором — в лучшем! — отношении она продолжает первую. Вновь — моментально “цепляющая” и запоминающаяся манера сопоставления слов и смыслов, вновь — та самая интонация, рождающаяся из соединения самопогруженности и одновременно открытости вовне, психологизма — и метафизических обобщений, сугубо “книжных” заимствований и чисто личных переживаний. Каждая из этих граней одного художественного метода “играет” по-своему. Например, дает себя знать профессия автора (он многие годы занимается иконописью): легко прочитывается взгляд живописца:
Тяжелеющий юным золотом
рыжий газ или зимний свет,
протекающий мимо города,
замолчит, сообщая цвет
беглым, ясным глубинам…
Незаурядно также умение Н. Семенова жизнь души, какие-то конкретные эмоции “вписать” в картину пейзажа. Пейзаж при этом обретает смысл и особую — уже для человека — достоверность, а человек, в полузримом присутствии, внезапно сам в себе и для себя приоткрывает весьма заповедные глубины:
Полуночь. От воды отсвет города,
синь незыбкая в нитках огней,
и кому-нибудь зелено-молодо
на автобусном видеть окне
очертания сооружения…
“Город, освещенный вечером души…”, “Край земли и глаза…”, “…в небеса густых примет /вмят шажок земного зренья…” — человек в таких стихах действительно выступает “мерой всех вещей”. Но Н. Семенов может сказать-показать и большее: меру человеческого (причем глубоко человеческого, “слишком человеческого”) — через вневременные и безмерные соотношения уже отвлеченных категорий, своих или же чужих, ранее найденных, метафор и ассоциаций:
Лебеди, Лошади, Корабли —
cимволы неба, воды и земли,
каждое — небо, вода и земля;
лошадь — часть лебедя и корабля;
лебеди — часть кораблей, лошадей,
вместе по небу, земле и воде,
все на земле, на воде и небе,
корабль — это лошадь и это лебедь.
Это стихотворение, на мой взгляд лучшее в книге, — воистину редкостное, магическое, чудотворное: непонятно как и из чего “сделанное” (видимо, просто родившееся однажды), оно само способно бесконечно порождать — как настроения, так и состояния, как образы — так и умозаключения. Такого качества стихов в книге немного — но ведь их и не может быть много…
Важно, что автор — ищет, пробует, познает, что в подборе слов он избирателен и пристрастен, но это не “искусство для искусства”, а поиск как можно большей точности и выразительности языка. Хотя, надо признать, не всегда удачно вписываются в однозначно современные стихи слова диалектные или же почерпнутые из церковно-книжного обихода.
В то же время и с помощью обычных слов и фразеологических конструкций, без лишних ухищрений, автор создает свою систему образов и даже, в отдельных фрагментах, свою натурфилософию, неотделимую от четкого самоопределения именно в русском, российском, пейзаже и контексте, в системе ценностей, укорененных в сознании народа и в греческо-византийско-славянской православной культуре. Из “Озими” в книгу “Тем временем” перекочевали замечательные стихотворения “Русый бурьян на плешивых сугробах”, “Ладога”, где о России говорится и проникновенно, и горячо, и печально. Рядом — стихи, помогающие охарактеризовать истоки поэтики Н. Семенова. С одной стороны, это приверженность к “тихой”, неброской, лирике:
На берегу неглубоком,
возле неслыханных слов
мерою был одиноко
взвешен… Не знаю число.
Я не лунатик, я прежде,
чем закипело без сил
солнышко это медвежье,
утренний звон полюбил.
С другой стороны — преклонение перед завоеваниями мировой культуры, прежде всего, культуры книжной, некогда не отделимой от развития религиозной философии:
…творили — царственной отрады —
звук Иудеи, знак Эллады
и слух Руси — одну скрижаль.
Мы помним, как отчетливо молодой Мандельштам “прописывал” себя в латинской, чуть ли не римско-католической, “системе координат”. Кому что ближе… Думается, не менее величественна и “скрижаль”, избранная Н. Семеновым. Новая книга — новая черта на скрижали, не так уж это напыщенно звучит, если вдуматься. Думать-то лучше о вечном — как о личном. Все другое — приложится…
Евгения ИЗВАРИНА